И тебе хватает для жизни того, что ты создаешь. Может, оттого оно так хорошо в итоге?
Я молчал, насупившись. Мне хотелось возразить горячо и убедительно. Но слова не приходили. Ни единого.
Мы некоторое время сообща безмолвствовали, переваривая сказанное друг другу и наблюдали, как город за рекой расцвечивается переливающимися огоньками. Раньше это зрелище всегда вызывало умиротворение. А сейчас почему-то тревогу… Где-то там затаился враг.
– Между прочим, Вейто вчера вернулся одновременно со мной, – неожиданно для себя сообщил я вслух, просто, чтобы разбить непривычное натянутое молчание.
– Я знаю, – отозвалась Джеанна. – Он в последнее время часто задерживается.
– Ты следишь за ним?
– Делать мне больше нечего, – дернула она плечом. Но как-то неубедительно.
– Ты следишь за ним, – констатировал я.
– Ну и что? Он ведет себя странно!
– Да мы все тут ведем себя странно…
– А несколько раз его видели возле катакомб… Что он там делает?
– Спроси у него.
– Я спрашивала… Он что-то промямлил и так неприятно на меня посмотрел! А потом сказал… Что это не мое дело! – с явной обидой и некоторым недоумением сообщила Джеанна.
– Хм… А он храбрец! И совершенно прав.
– Он. Мне. Так. Сказал, – отчетливо разделяя слова, повторила Джеанна. – И он за это ответит.
– Джеанна, ты бы оставила его в покое, а? С чего ты на него взъелась?
– Я тебе не хотела говорить… Но однажды мы встретились… Там.
– Где?
– Возле катакомб.
– Ты спятила?! Ты-то что там делала!
– Вот поэтому я и не хотела тебе говорить, – вздохнула Джеанна. – Потому что ты перестраховщик и праведный зануда. Ты не хочешь спросить, что там делал он?
– Да плевать я хотел, что он там делал! Меня беспокоит то, что ты вновь хочешь влезть в какую-нибудь историю. И какой-нибудь псих попытается на тебя напасть.
– У меня есть дракон, не забыл?
– Не забыл. Как не забыл и о том, что у других тоже были драконы…
– Мне было просто любопытно, – примирительно произнесла Джеанна. – Я осторожна и внимательная. Ты же знаешь…
– Знаю. Ты осторожна и внимательна. А все шишки за твои проделки сыплются на мою голову.
– Ага! Так вот чем вызвана твоя забота! – засмеялась Джеанна.
– Не ходи одна, – серьезно попросил я. – И вообще не лезь…
– … не в свое дело, – закончила девушка насмешливо. – Лучше скажи мне вот что – если на твой взгляд Вейто такой положительный, то зачем ты сказал мне о его вчерашнем позднем возвращении? Может, он просто с девушкой гулял? – ехидно осведомилась Джеанна.
– Не знаю, – честно ответил я. – Вдруг вспомнилось…
– Вот и я не знаю… В нем есть что-то, что тревожит. Я хочу разобраться… – Она поежилась. – Пойдем внутрь? Что-то я мерзну…
Но сразу уйти нам не удалось, потому что на карниз выбрались две смутные фигуры, одна из которых была поменьше и трепетно держалась за высокую. Высокая огляделась, заметила нас и заговорила голосом Нихора:
– Ага, вот они. Я так и думал. Если их нет нигде, а из дома они не выходили, значит, быть могут только в одном месте… Кир, эта милая девочка разыскивала тебя весь вечер с подозрительной настойчивостью…
Милая девочка шевельнула плечами, сбрасывая оберегающие руки Нихора, и решительно шагнула к нам из тени. Верхние окна высветлили сердитое лицо, показавшееся мне отдаленно знакомым. Впрочем, в Гнезде мы все были знакомы друг с другом.
– Я пришла сказать… – заговорила девочка, срывающимся голосом. – Пришла сказать, что вы не имели права вмешиваться в наши дела!..
Вот теперь я точно узнал ее. Детские губы дрожали по-прежнему. И в глазах стояли готовые пролиться слезы.
– Из-за вас у Боира теперь неприятности! А вы… Вы… – Она вскинула сомкнутый кулачок, но лишь для того, чтобы стереть выбитые хлестким ветром слезы. – Я ненавижу вас!
– Ну вот, – прошелестел над ухом насмешливый голос Джеанны. – Пожинай плоды благих деяний… – Она обогнула меня, легко скользнув по самому краю карниза, и обратилась к девочке: – Не будь смешной, Анисса. Хочется поплакать – ступай рыдать в подушку. А трагические жесты прибереги для своего Боира. Только не надейся, он все равно не оценит…
Девочка вскинулась, гневно сверкнув глазами, но надменную Джеанну трудно смутить пылающими взорами. И Анисса, круто развернувшись и оттолкнув недоумевающего Нихора, нырнула в окно.
– Джеанна! – укоризненно сказал Нихор. – Она ж переживает… Ты бы помягче.
– Да ну ее, – досадливо отозвалась Джеанна. – Вечно она хлюпает носом. По поводу и без повода. Аниса – Актриса! Кир, ты оказал ей огромную услугу. Теперь хныкать по углам она может с полным правом. Ее любимого бросили в темницу. На целую ночь… – Джеанна оглянулась на меня, – Твой приятель сказал, что парня, с которым тебя забрали, отпустили этим утром. Надо полагать, он и есть Боир. Бедняжка Анисса еще не подозревает, что повода для слез больше нет.
– Джеанна, – грустно сказал Нихор. – Когда ты влюбишься? Может быть тогда ты пожалеешь о своем цинизме?
Я ничего не собирался говорить, но все равно получил чувствительный тычок локтем под ребра.
– Когда-нибудь обязательно, – пообещала Джеанна. – Но не сегодня…
Уже внутри, на лестнице, я потер ноющее после соприкосновения с острым и твердым, как сталь, девичьим локотком ребро, где определенно разрастался синяк и решился на крохотную месть.
– А может быть заполучить Вевура тебе хочется просто из врожденного честолюбия? – спросил я, дождавшись, когда Нихор отойдет. – Может быть тебе не дает покоя то, что вдруг нашелся единственный наглец, который посмел не влюбиться в тебя по уши немедленно и не захотел сразу же бросить сердце к твоим ногам? Может быть, тебе просто обидно?
– Я подумаю над этим, – пообещала Джеанна, улыбаясь, но зеленые глаза остались серьезными. Металлическая пластинка на ее груди тускло блеснула.
Шестой день Листохода.
Каждый грамотный музыкант обладает навыками игры на любом инструменте, но естественно, что любой музыкант имеет свои предпочтения. Меня навсегда покорил сенсорин.
Наши предки оставили нам в наследство множество всевозможных загадочных предметов. Тайны некоторых из них не разгаданы до сих пор. Другие давно используются. Третьи выброшены за ненадобностью или заменены доступными эквивалентами. Но есть вещи, которые наши умельцы и рады бы повторить, да, увы, не в силах. К ним относятся и сенсорины, сочетающие в себе голоса различных музыкальных инструментов, воспроизведенные с абсолютной точностью, но при этом еще способные и напрямую воздействовать на ощущения слушателей. Играть на них могут не все даже талантливые музыканты, ибо зачастую мелодия, звучавшая прекрасно, например, на клавесине, вызывает резкое неприятие у людей, если ее исполнить на сенсорике. Хотя и звук тот же, и музыкант… Наверное, это хорошо, что не всякий способен играть на странном инструменте, потому что осталось их всего четыре. Местонахождение пятого известно, однако вот уже целый век он остается недоступным, с того рокового дня, когда его владелец Фэйгор Мечтатель сорвался в Птичью пропасть. Четыре уцелевших передаются в пожизненное владение музыкантам, доказавшим свое право играть на них. И самым счастливым моментом в моей жизни был день, когда на восьмилетие, вместе с приглашением вернуться в Звеницар после выпуска из Гнезда, мне вручили и сенсорин. Кажется, я был первым, кто умудрился получить его так рано.
С тех пор я безнадежно увяз.
Я слушал, как покорно отзываются струны на каждое прикосновение. Звонко или меланхолично, тревожно или утомленно, насмешливо или мягко… Встрепенулась флейта. Гулко вздохнули барабаны…
Вообще-то мне полагалось создавать праздничный гимн, но, как это обычно случается, я сам не заметил, как забыл о первоначальном намерении, поглощенный другими идеями, не имеющими ничего общего с гимнами и маршами. Рождающаяся музыка поглотила меня, понесла лавиной, стоило лишь стронуть камешек. Как всегда, после долгого перерыва.
Каждое прикосновение к инструменту рождало новый мир. Трогая пальцем первую струну, я никогда не знал, чем закончу. Ощущение сродни полету. Теоретически направление известно, но практически… Каждый взмах драконьих крыльев порождал миллиарды вероятностей и возможностей. И если сразу не сумеешь отсечь лишние – никогда не вернешься назад. Недописанная мелодия похожа на прерванный полет, она беспокоит и тревожит. Сорвавшись раз, ты можешь разбиться насмерть и никогда не взлететь снова… Но даже если ты достиг цели, скорее всего ты здорово удивишься, обнаружив, что она не совсем та, что призрачно мерещилась в пути.
Впрочем, все это после, а пока…
Я с хрустом разогнулся, жмурясь и машинально зажимая израненные пальцы, с которых были снесены даже привычные для музыкантов мозоли. Листы наскоро исчерканной нотной бумаги, кое-где с кровавыми отпечатками, усеивали комнату. Я подобрал ближайший, но в глазах отчетливо двоилось от усталости, поэтому пришлось отложить его. Я и так помнил то, что следовало запомнить. Особенно последнюю мелодию – короткую, сотворенную одним дыханием… Пожалуй, она достойна того, чтобы придумать ей название.
«Незнакомка», – посоветовал ехидно, но добродушно дракон. – «С сиреневыми глазами… Или лучше, с фиалковыми очами»
Однако дракон лучился довольством, как сытая ящерица, наглотавшаяся жирных мух.
«Жаль только, что для праздничного парада этот твой шедевр не подойдет. И для дипломного проекта не годится»
Я лениво отмахнулся от него, только теперь замечая, что день незаметно превратился в сумерки. Что на моем столе, под нотами, благополучно застыли забытые завтрак, обед и ужин. И что кто-то подсунул мне городскую газету, надо полагать, дабы не оставлять без новостей узника во время вынужденного заключения. На газете тоже обнаружились наспех записанные ноты. Прямо поверх статьи на первой странице, заголовок которой встряхнул меня и заставил вглядеться повнимательнее.
Набранная крупным шрифтом, небольшая статья рассказывала о прискорбном событии, произошедшем той же ночью, когда мы выясняли отношения с Боиром на набережной. Даже чуть пораньше, не ночью, а поздним вечером. На окраине Города неизвестные подстерегли четырнадцатилетнюю девочку, утащили ее в городские катакомбы, жестоко изнасиловали и пытались задушить. Девочка осталась жива, выбралась наверх, но сама добраться до людей не сумела, и ее случайно утром обнаружили местные ребята. Девочка находилась в тяжелом состоянии, не могла говорить и при себе не имела никаких документов или опознавательных знаков, именно поэтому только к концу дня удалось выяснить, что пострадавшая является воспитанницей Гнезда. Прибывшие представители вышеназванного учебного заведения немедленно забрали ее, отказавшись прокомментировать ситуацию. Поскольку это, к сожалению, не первый случаи необоснованного нападения на воспитанников Гнезда, по мнению газеты представляется странной достаточно спокойная реакция…
Дочитывать я не стал. Царившая в душе эйфория сгинула бесследно, сменившись пустотой и холодом. Почему же я ничего не слышал о… Впрочем, все стало известно только к вечеру и вряд ли наши драгоценные наставники поспешили поставить нас в известность немедленно. Сегодня слухи, наверняка, просочились, но я за весь день и носа не высунул за пределы комнаты.
А надо бы…
Спустившись по лестнице вниз, я застал в Каминной целую компанию, притихшую вокруг огня, необычно многочисленную для такого раннего часа. Человек пятнадцать, в основном старшекурсников, притулилось в подтянутых почти к самой решетке креслах, и ни один из бродивших вокруг служников не попытался воспрепятствовать нарушению заведенного порядка в расстановке мебели.
– Наши приветствия затворнику, – проговорил Шаур, первым заметив мое появление. (Мелемина и Каляка кивнули синхронно, как заводные). – Ага, пришел за подробностями, – догадливо добавил он, глядя на газету в моей руке.
– Зря, – отозвался мрачный Чаро, не оборачиваясь. – Никто ничего все равно не знает.
– Иди сюда, Кир, – позвала Имеритта. – А где Джеанна?
– Представления не имею, – ответил я, устраиваясь на подлокотнике кресла Имеритты.
Кроме пятерых с моего курса, в Каминной расположились еще несколько полузнакомых девушек и ребят, и двое старшекурсников, из примыкающего к Гнезду общего Университета, куда принимали детей одаренных, но по тем или иным причинам не имеющих собственных драконов или лишившихся их. Они нередко заглядывали к нам в гости.
Настроение царило тягостное. Кажется, тут тоже развлекались напропалую. Читали газету вслух.
– … если верить слухам, – цитировал один из студентов, укрывшись за раскрытым газетным листом, продолжая чтение, прерванное моим появлением, – это далеко не первый случай, когда жертву находили близ городских катакомб. Только до сего дня никто не осмеливался так открыто посягнуть на Птенца… Драконов боялись, – почему-то извиняющимся тоном прибавил он, выныривая из своего бумажного укрытия и обводя присутствующих растерянным взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Я молчал, насупившись. Мне хотелось возразить горячо и убедительно. Но слова не приходили. Ни единого.
Мы некоторое время сообща безмолвствовали, переваривая сказанное друг другу и наблюдали, как город за рекой расцвечивается переливающимися огоньками. Раньше это зрелище всегда вызывало умиротворение. А сейчас почему-то тревогу… Где-то там затаился враг.
– Между прочим, Вейто вчера вернулся одновременно со мной, – неожиданно для себя сообщил я вслух, просто, чтобы разбить непривычное натянутое молчание.
– Я знаю, – отозвалась Джеанна. – Он в последнее время часто задерживается.
– Ты следишь за ним?
– Делать мне больше нечего, – дернула она плечом. Но как-то неубедительно.
– Ты следишь за ним, – констатировал я.
– Ну и что? Он ведет себя странно!
– Да мы все тут ведем себя странно…
– А несколько раз его видели возле катакомб… Что он там делает?
– Спроси у него.
– Я спрашивала… Он что-то промямлил и так неприятно на меня посмотрел! А потом сказал… Что это не мое дело! – с явной обидой и некоторым недоумением сообщила Джеанна.
– Хм… А он храбрец! И совершенно прав.
– Он. Мне. Так. Сказал, – отчетливо разделяя слова, повторила Джеанна. – И он за это ответит.
– Джеанна, ты бы оставила его в покое, а? С чего ты на него взъелась?
– Я тебе не хотела говорить… Но однажды мы встретились… Там.
– Где?
– Возле катакомб.
– Ты спятила?! Ты-то что там делала!
– Вот поэтому я и не хотела тебе говорить, – вздохнула Джеанна. – Потому что ты перестраховщик и праведный зануда. Ты не хочешь спросить, что там делал он?
– Да плевать я хотел, что он там делал! Меня беспокоит то, что ты вновь хочешь влезть в какую-нибудь историю. И какой-нибудь псих попытается на тебя напасть.
– У меня есть дракон, не забыл?
– Не забыл. Как не забыл и о том, что у других тоже были драконы…
– Мне было просто любопытно, – примирительно произнесла Джеанна. – Я осторожна и внимательная. Ты же знаешь…
– Знаю. Ты осторожна и внимательна. А все шишки за твои проделки сыплются на мою голову.
– Ага! Так вот чем вызвана твоя забота! – засмеялась Джеанна.
– Не ходи одна, – серьезно попросил я. – И вообще не лезь…
– … не в свое дело, – закончила девушка насмешливо. – Лучше скажи мне вот что – если на твой взгляд Вейто такой положительный, то зачем ты сказал мне о его вчерашнем позднем возвращении? Может, он просто с девушкой гулял? – ехидно осведомилась Джеанна.
– Не знаю, – честно ответил я. – Вдруг вспомнилось…
– Вот и я не знаю… В нем есть что-то, что тревожит. Я хочу разобраться… – Она поежилась. – Пойдем внутрь? Что-то я мерзну…
Но сразу уйти нам не удалось, потому что на карниз выбрались две смутные фигуры, одна из которых была поменьше и трепетно держалась за высокую. Высокая огляделась, заметила нас и заговорила голосом Нихора:
– Ага, вот они. Я так и думал. Если их нет нигде, а из дома они не выходили, значит, быть могут только в одном месте… Кир, эта милая девочка разыскивала тебя весь вечер с подозрительной настойчивостью…
Милая девочка шевельнула плечами, сбрасывая оберегающие руки Нихора, и решительно шагнула к нам из тени. Верхние окна высветлили сердитое лицо, показавшееся мне отдаленно знакомым. Впрочем, в Гнезде мы все были знакомы друг с другом.
– Я пришла сказать… – заговорила девочка, срывающимся голосом. – Пришла сказать, что вы не имели права вмешиваться в наши дела!..
Вот теперь я точно узнал ее. Детские губы дрожали по-прежнему. И в глазах стояли готовые пролиться слезы.
– Из-за вас у Боира теперь неприятности! А вы… Вы… – Она вскинула сомкнутый кулачок, но лишь для того, чтобы стереть выбитые хлестким ветром слезы. – Я ненавижу вас!
– Ну вот, – прошелестел над ухом насмешливый голос Джеанны. – Пожинай плоды благих деяний… – Она обогнула меня, легко скользнув по самому краю карниза, и обратилась к девочке: – Не будь смешной, Анисса. Хочется поплакать – ступай рыдать в подушку. А трагические жесты прибереги для своего Боира. Только не надейся, он все равно не оценит…
Девочка вскинулась, гневно сверкнув глазами, но надменную Джеанну трудно смутить пылающими взорами. И Анисса, круто развернувшись и оттолкнув недоумевающего Нихора, нырнула в окно.
– Джеанна! – укоризненно сказал Нихор. – Она ж переживает… Ты бы помягче.
– Да ну ее, – досадливо отозвалась Джеанна. – Вечно она хлюпает носом. По поводу и без повода. Аниса – Актриса! Кир, ты оказал ей огромную услугу. Теперь хныкать по углам она может с полным правом. Ее любимого бросили в темницу. На целую ночь… – Джеанна оглянулась на меня, – Твой приятель сказал, что парня, с которым тебя забрали, отпустили этим утром. Надо полагать, он и есть Боир. Бедняжка Анисса еще не подозревает, что повода для слез больше нет.
– Джеанна, – грустно сказал Нихор. – Когда ты влюбишься? Может быть тогда ты пожалеешь о своем цинизме?
Я ничего не собирался говорить, но все равно получил чувствительный тычок локтем под ребра.
– Когда-нибудь обязательно, – пообещала Джеанна. – Но не сегодня…
Уже внутри, на лестнице, я потер ноющее после соприкосновения с острым и твердым, как сталь, девичьим локотком ребро, где определенно разрастался синяк и решился на крохотную месть.
– А может быть заполучить Вевура тебе хочется просто из врожденного честолюбия? – спросил я, дождавшись, когда Нихор отойдет. – Может быть тебе не дает покоя то, что вдруг нашелся единственный наглец, который посмел не влюбиться в тебя по уши немедленно и не захотел сразу же бросить сердце к твоим ногам? Может быть, тебе просто обидно?
– Я подумаю над этим, – пообещала Джеанна, улыбаясь, но зеленые глаза остались серьезными. Металлическая пластинка на ее груди тускло блеснула.
Шестой день Листохода.
Каждый грамотный музыкант обладает навыками игры на любом инструменте, но естественно, что любой музыкант имеет свои предпочтения. Меня навсегда покорил сенсорин.
Наши предки оставили нам в наследство множество всевозможных загадочных предметов. Тайны некоторых из них не разгаданы до сих пор. Другие давно используются. Третьи выброшены за ненадобностью или заменены доступными эквивалентами. Но есть вещи, которые наши умельцы и рады бы повторить, да, увы, не в силах. К ним относятся и сенсорины, сочетающие в себе голоса различных музыкальных инструментов, воспроизведенные с абсолютной точностью, но при этом еще способные и напрямую воздействовать на ощущения слушателей. Играть на них могут не все даже талантливые музыканты, ибо зачастую мелодия, звучавшая прекрасно, например, на клавесине, вызывает резкое неприятие у людей, если ее исполнить на сенсорике. Хотя и звук тот же, и музыкант… Наверное, это хорошо, что не всякий способен играть на странном инструменте, потому что осталось их всего четыре. Местонахождение пятого известно, однако вот уже целый век он остается недоступным, с того рокового дня, когда его владелец Фэйгор Мечтатель сорвался в Птичью пропасть. Четыре уцелевших передаются в пожизненное владение музыкантам, доказавшим свое право играть на них. И самым счастливым моментом в моей жизни был день, когда на восьмилетие, вместе с приглашением вернуться в Звеницар после выпуска из Гнезда, мне вручили и сенсорин. Кажется, я был первым, кто умудрился получить его так рано.
С тех пор я безнадежно увяз.
Я слушал, как покорно отзываются струны на каждое прикосновение. Звонко или меланхолично, тревожно или утомленно, насмешливо или мягко… Встрепенулась флейта. Гулко вздохнули барабаны…
Вообще-то мне полагалось создавать праздничный гимн, но, как это обычно случается, я сам не заметил, как забыл о первоначальном намерении, поглощенный другими идеями, не имеющими ничего общего с гимнами и маршами. Рождающаяся музыка поглотила меня, понесла лавиной, стоило лишь стронуть камешек. Как всегда, после долгого перерыва.
Каждое прикосновение к инструменту рождало новый мир. Трогая пальцем первую струну, я никогда не знал, чем закончу. Ощущение сродни полету. Теоретически направление известно, но практически… Каждый взмах драконьих крыльев порождал миллиарды вероятностей и возможностей. И если сразу не сумеешь отсечь лишние – никогда не вернешься назад. Недописанная мелодия похожа на прерванный полет, она беспокоит и тревожит. Сорвавшись раз, ты можешь разбиться насмерть и никогда не взлететь снова… Но даже если ты достиг цели, скорее всего ты здорово удивишься, обнаружив, что она не совсем та, что призрачно мерещилась в пути.
Впрочем, все это после, а пока…
Я с хрустом разогнулся, жмурясь и машинально зажимая израненные пальцы, с которых были снесены даже привычные для музыкантов мозоли. Листы наскоро исчерканной нотной бумаги, кое-где с кровавыми отпечатками, усеивали комнату. Я подобрал ближайший, но в глазах отчетливо двоилось от усталости, поэтому пришлось отложить его. Я и так помнил то, что следовало запомнить. Особенно последнюю мелодию – короткую, сотворенную одним дыханием… Пожалуй, она достойна того, чтобы придумать ей название.
«Незнакомка», – посоветовал ехидно, но добродушно дракон. – «С сиреневыми глазами… Или лучше, с фиалковыми очами»
Однако дракон лучился довольством, как сытая ящерица, наглотавшаяся жирных мух.
«Жаль только, что для праздничного парада этот твой шедевр не подойдет. И для дипломного проекта не годится»
Я лениво отмахнулся от него, только теперь замечая, что день незаметно превратился в сумерки. Что на моем столе, под нотами, благополучно застыли забытые завтрак, обед и ужин. И что кто-то подсунул мне городскую газету, надо полагать, дабы не оставлять без новостей узника во время вынужденного заключения. На газете тоже обнаружились наспех записанные ноты. Прямо поверх статьи на первой странице, заголовок которой встряхнул меня и заставил вглядеться повнимательнее.
Набранная крупным шрифтом, небольшая статья рассказывала о прискорбном событии, произошедшем той же ночью, когда мы выясняли отношения с Боиром на набережной. Даже чуть пораньше, не ночью, а поздним вечером. На окраине Города неизвестные подстерегли четырнадцатилетнюю девочку, утащили ее в городские катакомбы, жестоко изнасиловали и пытались задушить. Девочка осталась жива, выбралась наверх, но сама добраться до людей не сумела, и ее случайно утром обнаружили местные ребята. Девочка находилась в тяжелом состоянии, не могла говорить и при себе не имела никаких документов или опознавательных знаков, именно поэтому только к концу дня удалось выяснить, что пострадавшая является воспитанницей Гнезда. Прибывшие представители вышеназванного учебного заведения немедленно забрали ее, отказавшись прокомментировать ситуацию. Поскольку это, к сожалению, не первый случаи необоснованного нападения на воспитанников Гнезда, по мнению газеты представляется странной достаточно спокойная реакция…
Дочитывать я не стал. Царившая в душе эйфория сгинула бесследно, сменившись пустотой и холодом. Почему же я ничего не слышал о… Впрочем, все стало известно только к вечеру и вряд ли наши драгоценные наставники поспешили поставить нас в известность немедленно. Сегодня слухи, наверняка, просочились, но я за весь день и носа не высунул за пределы комнаты.
А надо бы…
Спустившись по лестнице вниз, я застал в Каминной целую компанию, притихшую вокруг огня, необычно многочисленную для такого раннего часа. Человек пятнадцать, в основном старшекурсников, притулилось в подтянутых почти к самой решетке креслах, и ни один из бродивших вокруг служников не попытался воспрепятствовать нарушению заведенного порядка в расстановке мебели.
– Наши приветствия затворнику, – проговорил Шаур, первым заметив мое появление. (Мелемина и Каляка кивнули синхронно, как заводные). – Ага, пришел за подробностями, – догадливо добавил он, глядя на газету в моей руке.
– Зря, – отозвался мрачный Чаро, не оборачиваясь. – Никто ничего все равно не знает.
– Иди сюда, Кир, – позвала Имеритта. – А где Джеанна?
– Представления не имею, – ответил я, устраиваясь на подлокотнике кресла Имеритты.
Кроме пятерых с моего курса, в Каминной расположились еще несколько полузнакомых девушек и ребят, и двое старшекурсников, из примыкающего к Гнезду общего Университета, куда принимали детей одаренных, но по тем или иным причинам не имеющих собственных драконов или лишившихся их. Они нередко заглядывали к нам в гости.
Настроение царило тягостное. Кажется, тут тоже развлекались напропалую. Читали газету вслух.
– … если верить слухам, – цитировал один из студентов, укрывшись за раскрытым газетным листом, продолжая чтение, прерванное моим появлением, – это далеко не первый случай, когда жертву находили близ городских катакомб. Только до сего дня никто не осмеливался так открыто посягнуть на Птенца… Драконов боялись, – почему-то извиняющимся тоном прибавил он, выныривая из своего бумажного укрытия и обводя присутствующих растерянным взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68