Так несправедливо. Сначала она находит любовь, потом теряет. А теперь ее убивает ребенок Бануина. – Ворна застонала и вдруг закричала от боли. Мирия взяла ее за руку, а Эриата приложила ко лбу мокрую тряпку.
– Ребенок идет ножками, – проговорила Ворна, глубоко вздыхая. – Разрежьте мой живот! Спасите ребенка! – Она снова закричала, выгибая спину. Затем потеряла сознание.
– Она умирает, – прошептала Эриата.
В этот момент раздался стук в дверь. Мирия бросилась бегом через пустой дом. У порога стояла старуха, которую она раньше не видела. На ней было серое линялое длинное платье, а на плечах черный вязаный платок.
– Что вам нужно? – спросила Мирия.
– Мне сказали, что здесь рожает женщина. И у вас большие трудности.
– Вы повитуха?
– Помимо всего прочего, – ответила старуха, проходя в дом. В этот момент Мирия почувствовала исходящий от одежды незнакомки запах леса, влажных прелых листьев и мокрых деревьев. Вздрогнув от неожиданности, она последовала за старухой в спальню.
– Вы обе должны выйти, – велела старуха. – Ждите у огня. Я позову вас, если понадобится.
– Ребенок идет ножками, – сообщила Эриата.
– Яйца курицу не учат, – сварливо отозвалась незнакомка. На открытое окно уселась огромная ворона, широко раскинув крылья и громко каркая. Мирия и Эриата отпрыгнули, изумленные, а старуха не обратила на птицу ни малейшего внимания и села возле лежащей без чувств Ворны.
– Вон, я сказала, – прошипела она, указывая тонкой рукой на выход.
Женщины неохотно послушались ее. Мирия плотно закрыла дверь, а Эриата подошла к очагу. Пламя приугасло, и она подкинула дров.
– Ты ее знаешь? – спросила Мирия.
– Нет.
– Может быть, ее не следовало оставлять гам.
– Может, и не следовало, – согласилась Эриата, – но, стыдно сказать, я рада, что она там, а я нет.
Мирия понимающе кивнула. У нее возникло чувство, что с плеч упала тяжкая ноша. Ее охватила усталость, и она присела на стул.
– Хорошо, что ты пришла, – сказала она дочери земли.
– Жаль, что помощи от меня было немного, – ответила та, опускаясь на второй стул. Мирия бросила на нее взгляд. Эриата была невысокая и хрупкая, казалась гораздо моложе своих лет, ни морщинки на лице.
– Ты очень красива, а счастлива ли?
– А почему нет? – ответила Эриата, словно оправдываясь. – Я зарабатываю себе на еду и живу в славном уютном доме. Или дочь земли не имеет права на счастье?
– Я говорила не об этом, – возразила Мирия. – Я хотела узнать, есть ли у тебя друзья или ты одинока. Вот и все.
Эриата пожала плечами и грустно улыбнулась.
– Да, я одинока, у меня нет друзей. Разве не таков жребий дочери земли, иметь сотни возлюбленных и ни одного друга?
Мирия наклонилась вперед и протянула руку.
– Можешь считать меня другом, Эриата.
Молодая женщина взяла ее за руку и нежно сжала.
– Спасибо, но мне не нужна жалость. Я молода, полна сил и здорова. Я рада, что Руатайн так замечательно и так быстро оправился от ран.
– Ты знаешь моего мужа? – Мирия не смогла скрыть легкую тревогу. Эриата улыбнулась.
– Видишь, почему дочь земли не может иметь подруг?
Мирия покраснела, а потом рассмеялась.
– Вижу. Так скажи мне, приходил ли к тебе Руатайн, пока мы жили порознь?
Дочь земли помолчала, внимательно глядя на собеседницу. Потом пожала плечами.
– Да, приходил.
– А храпел ли он после секса, как бык?
Удивленная вопросом, Эриата захихикала.
– Так, что стены тряслись.
– Ну вот. А теперь мы можем быть друзьями?
– Думаю, что да. Ты особенная женщина, Мирия. Руатайну с тобой повезло.
Женщина не успела ответить, как они услышали пронзительный крик младенца. Обе бросились в спальню. Мирия распахнула дверь. Ворна мирно спала, а дитя, обернутое в мягкую красную ткань, дремало у нее в руках. Старуха исчезла.
Эриата сделала защитный знак от нечистой силы. Мирия подошла к окну и посмотрела на холмы. Повитухи нигде не было.
– Кто это был?
Эриата не ответила. Подойдя к кровати, она пощупала пульс Ворны. Сердце билось медленно, но ровно. Дочь земли откинула одеяло. На простыне не было крови, а на животе матери шрамов. Она осторожно прикрыла спящую женщину.
– Сиды, – тихо проговорила Эриата. – Ребенок появился на свет волшебным образом.
Мирия вздрогнула, потом подняла спящего ребенка, аккуратно отогнула краешек пеленки. Это был мальчик, очень хорошенький и здоровый. На нем тоже не оказалось крови. Пуповину словно и не перерезали – шрамов не было, только аккуратный розовый пупочек. Малыш проснулся и запищал. Мирия снова завернула его и прижала к себе.
Ворна проснулась и зевнула. Увидев ребенка, она улыбнулась.
– Как вы умудрились спасти нас обоих?
– Чудом, – ответила Эриата.
Мирия отдала дитя матери. Та расстегнула ночную рубашку и поднесла сына к округлившейся груди, и он с жадностью принялся за еду.
По Феролу сразу было видно, что он злой и эгоистичный человек. Такие люди считают, что зима наступает только для того, чтобы им стало холодно. Он ненавидел богатых за богатство, а бедных за бедность. На круглом лице всегда читалось недовольство, а огромный рот, казалось, природа специально создала, чтобы презрительно усмехаться. Ферол был вором, и даже хуже, но прощал себе преступления, рассуждая, что все стали бы такими, достань у них храбрости.
Этот большой, неуклюжий человек родился и вырос в северной части земель паннонов, на маленькой ферме, построенной на каменистой почве, постоянно разрушаемой ветрами и дождем. Отец был очень честным и работящим крестьянином. Ферол презирал таких. Старик заставлял его работать в любую погоду, и, откровенно говоря, сын боялся отца. Однажды, когда они рубили деревья, старик поскользнулся, и ему на ноги упало огромное бревно, перебив обе бедренные кости.
Ферол бросился к нему. Старик не мог шевельнуться, и лицо посерело от боли.
– Сними это, – простонал он.
В этот момент девятнадцатилетний парень понял, что такое свобода.
– Сам сними, – ответил он, развернулся и медленно пошел домой. Он обыскал дом в поисках спрятанного серебра, но нашел всего девять жалких монет. Положив их в карман, юноша сел на единственную отцовскую лошадь и поехал на юг. Потом Ферол очень жалел об этом. Посиди он там еще немного, увидел бы, как умирает старый ублюдок.
Он стоял, ссутулившись, возле переправы и смотрел на приближающихся всадников. На одном из них, молодом рыжебородом воине, была сверкающая кольчуга, другой, почти лысый старик, кутался в плащ. Они вели двух невообразимо высоких жеребцов и шесть обычных тяжелогруженых лошадей. Ферол глянул на прислонившегося к ограде кузена, Року.
– Готовься, – сказал он. Тот кивнул, повернулся к реке и помахал людям, ждавшим на другой стороне.
Всадники приблизились. Ферол шагнул им навстречу.
– Добро пожаловать. Вы издалека?
Воин ответил не сразу. Заслонившись рукой от солнца, он посмотрел на другой берег.
– Где Каласайн?
– В доме, – ответил Ферол. – Он приболел.
– Очень жаль.
– Да. Его сын, Сенекаль, попросил нас с друзьями помочь ему с паромом.
– Ты не риганте.
– Да, я из племени паннонов. – Он подал знак Роке, и тот открыл ворота переправы, опустил доску, чтобы легче было зайти на паром. – Загружайтесь. А в доме вас ждет еда.
Воин и его спутник спешились и провели лошадей на паром. Рока закрыл воротца, и они с Феролом принялись тянуть за веревку. Паром медленно поплыл.
– Так откуда вы держите путь? – спросил разбойник молодого человека, надеясь, что тот расслабится.
– С юга. А чем болен Каласайн?
– Спроси его сына. Он ждет на причале. – Ферол указал на низенького и толстого Сенекаля, который стоял на берегу с тремя другими мужчинами.
Паром причалил. Рока вышел вперед и опустил причальную доску, а Ферол отступил назад, жестом указывая Коннавару свести лошадей на берег.
– Только после тебя, паромщик.
Ферол разозлился, но послушался и вышел на землю. Воин последовал за ним, подав знак своему спутнику ждать.
– Что случилось с твоим отцом? – спросил он Сенекаля. Толстяк нерешительно помялся и бросил вопросительный взгляд на Ферола.
– Сказано же, заболел, – сказал тот. – А теперь сведи коней на берег и плати за переправу.
Воин не отставал.
– Я не знаю никого из вас, кроме Сенекаля, зато мне известно, что паром не может прокормить шестерых. Где Каласайн, я спрашиваю?
Рока молниеносно подошел к скамье, откинул старое одеяло, вытащил меч и кинул его Феролу. Остальные тоже обнажили клинки.
Ферол улыбнулся молодому воину.
– Каласайн умер. – Он уже ухмылялся, и очень неприятно. – А теперь, если ты, конечно, не считаешь, что вы со стариком можете победить нас, веди сюда лошадей.
Меч вылетел из ножен воина, и клинок ярко сверкнул на солнце. Он ответил, и голос прозвучал очень спокойно и холодно:
– В этом году я видел тысячи убитых кельтонов. И многих убил сам. Мне не хочется вновь проливать кровь братьев, но если вы настаиваете, придется вас всех отправить на тот свет.
У Ферола побежали по спине мурашки. Он был злой и жестокий, но никак не глупый. Юный боец стоял лицом к лицу с шестью вооруженными воинами, и на лице его не было ни тени страха, или он идиот, или действительно ловкий убийца. Ферол чувствовал, что скорее всего второе, и собирался отступить, но вперед выскочил Рока.
– Заносчивый ублюдок! Взять его!
Ферол неподвижно смотрел, как пятеро, выскочив вперед, начали падать под ударами сверкающего и неуловимого меча. Первым умер Рока, а за ним и другие. Ему пришлось отпрыгнуть в сторону, когда клинок описал серебряную дугу возле его горла. Сенекаль выронил кинжал и бросился к лесу за домом.
Воин приблизился к Феролу, и тот бросил меч.
– С меня хватит, – сказал он. – Ты был совершенно прав. Не будем проливать лишней крови.
Воин убрал меч в ножны и пошел к дому. Разбойник сунул руку в рукав и вытащил метательный кинжал. Он уже заносил руку для броска, когда старик, о котором Ферол совсем позабыл, предупреждающе крикнул. Воин обернулся, и что-то нестерпимо яркое блеснуло у него в пальцах и воткнулось в шею разбойника. Схватившись за рукоять ножа, Ферол попытался вытащить его. Зрение начинало меркнуть, и последнее, что он видел, был меч молодого воина, летящий к его шее.
Когда тело упало на землю, Коннавар отвернулся и продолжил путь к дому. Там оказалось пусто, но на полу и стенах пятна крови. Паракс подошел к нему.
– Хочешь, чтобы я посмотрел на следы?
– Мне кажется, я знаю, что ты найдешь.
Старый охотник вышел наружу и принялся внимательно осматривать землю у деревьев. Коннавар подошел к парому и вывел лошадей на твердую землю. Через некоторое время вернулся Паракс.
– Твой знакомый и его жена похоронены в неглубокой могиле в пятидесяти шагах отсюда. Их обоих закололи, причем его в спину. А трус, который убежал, их сын? – В голосе звучало бескрайнее изумление.
– Увы.
– Не верится.
– После того что мне пришлось увидеть, я верю во что угодно. – Воин бросил взгляд на тела. – Я надеялся, что возвращение домой подарит мне мир, а не кровь и смерть.
– Ты хочешь сказать, что мы не будем охотиться за сыном-подлецом?
– Не будем, но сообщим об убийствах Длинному Князю. Он отправит за ним отряд.
– А жаль. Я бы с удовольствием вырезал его сердце, – заметил Паракс.
– Если бы отыскал его, – печально ответил Конн.
Ворна сидела в тенечке, баюкая трехмесячного сына на руках и наслаждаясь теплом летнего дня. Золотой свет лился на леса и поля, отражался в ручьях. Накормленный ребенок быстро уснул, да и сама бывшая колдунья то и дело задремывала. Она не увидела всадников, появившихся на вершине южного холма, но услышала суматоху, начавшуюся в деревне. Откинувшись на спинку стула, она прижимала к себе маленького Бануина, и ветерок, едва касавшийся лица, омывал ее ароматами трав и жимолости.
Рядом заржала лошадь, и она открыла глаза. К ее дому медленно приближался молодой рыжебородый всадник, одетый для войны. Только через несколько секунд бывшая колдунья опознала в нем Коннавара. Он изменился. Стал выше, из-за тяжелой кольчуги его плечи казались шире. В рыжей бороде блестели золотые прядки и белела полоска. Когда он приблизился, она увидела, что волосы не растут вокруг шрама, оставленного медведем. Его конь отличался удивительным ростом в шестнадцать ладоней! Ворна не поднялась навстречу гостю, ей не хотелось будить уснувшее дитя.
Коннавар спешился и поклонился. Несколько мгновений он постоял молча, а потом глубоко вздохнул.
– Прости. Я ничего не мог поделать.
– Возьми стул и сядь рядом со мной, – сказала она.
Он последовал ее просьбе, но сначала отстегнул перевязь с мечом и положил у стены. Когда юноша сел, Ворна взяла его за руку.
– Я давным-давно сказала тебе, Коннавар, что некоторые вещи не может сделать даже герой. Не в твоих силах было оставить его в живых, поэтому не чувствуй себя виноватым.
– Нет такой силы в подлунном мире, которая смогла бы снять с меня вину. Не только за смерть Бануина, но за тысячи смертей, последовавших за ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53