Пастух пожал плечами.
– Я бы дал ему шанс.
– Дал ему шанс? Ты что, впал в сентиментальность?
– Славный бык.
Словно почуяв, что говорят о нем, Мента вскинул тяжелую голову. На солнце сверкнули острые изогнутые рога почти семь футов длиной.
– Он не вечен, Арбон. – вздохнул Руатайн.
– Ничто не вечно, – отозвался пастух.
Арбонакаст был невысок и не слишком широк в плечах. В черных волосах блестели серебряные пряди, а над глубоко посаженными серыми глазами мохнатились темные брови. Лицо усеяли морщинки – следы пятидесяти лет трудностей и борьбы. Сильное худое лицо с резкими чертами. Руатайн верил ему больше, чем другим.
– Значит, еще одна зима. Если он выживет, но потом проиграет молодому быку главенство над стадом, то отправится в котел.
– Думаю, нас ждет недобрая зима, – проговорил Арбон, пришпоривая лошадь, и съехал с холма.
Руатайн повернул домой. Конечно, зима будет недоброй. Как недобрыми были весна, лето и осень. Добрые времена ушли из его жизни вместе с Мирией. Он видел ее каждый день, смотрел, как она идет к ручью или сидит на солнышке, – и не разговаривал с ней вот уже три года. Руатайн следил, чтобы в его прежний дом регулярно доставлялась еда и деньги, когда они у него водились. Он часто общался с сыновьями. И все равно каждую ночь ему снилась она. Они снова были вместе и лежали рядом на залитом солнцем лугу. Руатайн гладил ее волосы и смотрел в зеленые глаза. Потом просыпался, и на него набрасывалась жестокая реальность.
Он ни с кем не говорил о своих мучениях и старался жить, как всегда. Из его жизни ушла радость, и почти все в Трех Ручьях скоро заметили, что Руатайн сильно изменился. Куда девался грубоватый юмор, веселый нрав? Он стал беспокойным человеком, неприветливым и нетерпеливым.
Весной он вместе с пятью другими мужчинами отправился отражать набег паннонов. В последовавшей короткой схватке Руатайн зарубил двоих. В таких набегах обычно никого не убивали. Часто брали в плен и потом отпускали за небольшой выкуп. Когда люди все же погибали, обычно причиной тому были фатальные случайности – неловкое падение с лошади или бегущий в панике скот, сметающий все на своем пути. А в тот день Руатайн бросился к паннонам, размахивая железным мечом. Двое немедленно пали мертвыми, остальные побросали оружие.
Руатайн двинулся к пленникам, и глаза его горели боевой яростью. Арбонакаст заступил господину дорогу.
– Думаю, все уже кончено, – сказал он.
На мгновение всем риганте показалось, что воин сейчас ударит мечом своего, но Руатайн развернул лошадь и поехал в Три Ручья.
Он часто думал о тех двух убитых. Оба были совсем молоды и отправились в первый набег. Ни один из них не ждал, что умрет. Руатайн остро чувствовал свою вину. Он мог – и должен был – сбить их на землю ударами плашмя. Воин думал о них и сейчас, возвращаясь домой. Расседлав коня, он пустил его пастись.
В этот момент раздался стук копыт. Обернувшись, Руатайн увидел, как по восточному мосту скачет всадник, еще один пастух, Каста, сын Арбона. Он должен был собирать скот в южных холмах.
– Что такое, парень? – спросил Руатайн.
– Медведь-людоед, мой господин, напал на трех детей около поселения норвинов. Двоих убил, третьего унес. Его будто бы ранили, однако он ушел от охотников в западном направлении.
– Они загнали его в наши земли и побоялись преследовать дальше?
– Похоже, так, господин. Говорят, что медведь большой – такого огромного они еще не видели.
– Где его ранили?
– В шести милях от водопада Ригуан.
Руатайна охватил страх – мальчики отправились туда купаться.
– Собери людей. Принесите копья и веревки. Бросившись в дом, он взял железный меч и охотничье копье.
Глава 5
Несмотря на холод, Риамфаде не хотелось вылезать из воды. Он знал, что плавает последний раз в году. Уже приближалась зима, в холмах падал первый снег. Юноша поплавал на спине, затем перевернулся и принялся наблюдать, как лучи солнца сверкают в струях водопада. Справа от него появилась радуга, и Риамфада, зачарованный, принялся смотреть на нее с восхищением. Затем рваное облако закрыло солнце, и радуга исчезла. Ах, если бы я только мог создавать такие цвета, подумал он.
Где-то вверху раздался крик Гованнана. Взглянув в его сторону, юноша увидел, как сын кузнеца прыгает в воду со скалы. Потом он вынырнул, приглаживая длинные волосы, и поплыл к Риамфаде.
– Ну что, накупался, маленькая рыбка?
– Еще чуть-чуть, – ответил его друг.
– У тебя губы посинели. Думаю, самое время вытереться. Гованнан бросил взгляд на берег, где Коннавар и Браэфар разожгли небольшой костер. Другие ребята сели вокруг него. Риамфада с разочарованием увидел среди них Галаниса и его брата. Они всегда пялились на него, и разговор неизбежно обращался к его увечным ногам. Это семейство появилось в деревне недавно, когда их отец приехал с юга работать на Руатайна.
Риамфада неохотно повернул к берегу; Гованнан плыл рядом. Когда они доплыли, сын кузнеца вытащил его и отнес к огню, вытер ему ноги и обернул теплым плащом.
– Будет холодная зима, – заметил Конн.
– И длинная, – грустно согласился Риамфада.
Гованнан вытерся, оделся и принялся пускать по воде «блинчики». Коннавар подошел к нему с камнями в руке. Немедленно началось соревнование – кто кинет дальше. Браэфар сел рядом с Риамфадой.
– Ну вот, – сказал он, – опять. Они соревнуются во всем. Увечного юношу пробрала дрожь, и Крыло помог ему одеться и подкинул дров в костер.
– Может, тебя заколдовали? – предположил Галанис. Он был высоким худым рыжеволосым юношей с рябым лицом.
– Заколдовали? О чем ты? – спросил Риамфада с тяжелым сердцем.
– Мы с братьями думали, уж не сиды ли наложили на тебя проклятие.
Два других молодых человека, Барис и Гетенан, тоже смотрели на калеку.
– Не думаю, чтобы кто-то меня проклинал, – неохотно ответил тот. – В год, когда я родился, было много увечных детей. Все они умерли. Ворна говорит, что их матерей одолела болезнь.
– Лично я бы лучше умер, чем был калекой.
– Заткнись, Барис, – набросился на него Браэфар. – Какие глупости ты говоришь!
– Но это правда, – ответил Барис, краснея.
– Это правда для тебя, – сказал Риамфада. – Ты всю жизнь ходил и бегал. Для тебя потеря ног была бы ужасной трагедией. А я никогда не пользовался ими и привык быть таким.
– Что за сюрприз ты нам обещал? – спросил Браэфар, желая сменить тему.
Риамфада улыбнулся и окликнул Конна и Гованнана. Юноши оставили свое соревнование и подошли к костру.
– У меня камень подпрыгнул семь раз, – сообщил Ван. – На два раза больше, чем у него.
– Ты нашел камень лучше, – проворчал Коннавар.
Когда они уселись, Риамфада отвязал поясной мешочек и положил его на колени.
– У меня есть подарки для вас троих, – сказал он. – Вы были очень добры ко мне, и я захотел отблагодарить вас. Надеюсь, вы не обидитесь.
Он развязал последний узелок и раскрыл мешочек. Оттуда вытащил застежку для плаща из сверкающей бронзы и протянул ее Гованнану. Она была в форме оленя в прыжке и украшена серебряными завитками.
– Какая красота, – проговорил Ван. – Никогда не видел такой чудесной вещи.
Риамфада вынул из мешочка вторую брошь – маленький плетеный щит, сделанный из серебряных проволочек. И наконец, он вручил подарок Конну: бронзовый олененок запутался в серебряных терниях на полоске яркого золота.
– Не знаю, что и сказать, – произнес Конн.
– Тогда я скажу за тебя, братец, – вмешался Браэфар. – Спасибо, маленькая рыбка. Это чудесные подарки.
– А нам ничего? – спросил Галанис. – Не знал, что за ношение калек полагаются такие славные вещицы.
– Думай, что говоришь, – оборвал его Гованнан. – Или будешь собирать собственные зубы.
– Там, откуда я родом, умение говорить прямо считается достоинством.
– Между умением говорить прямо и грубостью есть большая разница, – сказал Браэфар. – И вам лучше запомнить это, если хотите, чтобы с вами дружили. Например, я не припомню, чтобы кто-нибудь из нас произнес вслух, что таких уродливых парней, как вы, свет не видывал. Твое лицо, Галанис, напоминает дерево, в котором хотел угнездиться дятел. И все же, полагаю, что там, откуда вы родом, это сочли бы прямотой.
Три брата поднялись и отправились в деревню. Последовало неловкое молчание. Молодой калека сидел как в воду опущенный. Конн нагнулся и положил руку ему на плечо.
– Спасибо, Риамфада, – проговорил он, – но нам не нужна награда, ведь ты наш друг и нам приятно общаться с тобой.
– Это не награда, – возразил тот. – Я просто хотел показать, как ценю вашу дружбу. Всех вас. Вы принесли мне много радости. Даже и не представляете сколько. Вам нравятся мои подарки?
– Никогда мне не дарили таких чудесных вещей, маленькая рыбка, – сказал Гованнан. – Я буду, беречь его.
Они посидели еще немного. Когда солнце начало садиться, Гованнан затушил костер, а Коннавар поднял Риамфаду, чтобы отнести его домой.
По пути они услышали далекий крик.
– Что это? – прошептал Браэфар.
Они поднялись на холм и вышли на открытую местность. На траве лежало тело со вспоротым животом и съеденным лицом. Траву усеивали пятна крови, похожие на маргаритки. Коннавар положил Риамфаду на траву и вытащил серебряный нож. По одежде они легко узнали Галаниса.
– Медведь, – прошептал Гованнан. – И большой. – Он тоже обнажил клинок. Браэфар, у которого не было оружия, в ужасе смотрел на изуродованное тело. – Должно быть, остальные убежали. Залезли на дерево или что-нибудь в этом духе.
Риамфада сидел на траве, настороженно глядя на стену деревьев. Из леса донесся еще один крик – и резко оборвался. Ветер дул с той стороны.
– Он не сможет почуять нас, – прошептал Коннавар. – Бежим.
Сунув клинок в ножны, Конн поднял Риамфаду, и молодые люди припустились по холмам. Местность была совсем открытая – ни кустов, ни деревьев, которые могли бы послужить укрытием. Риамфада смотрел на лес в ужасе, молясь, чтобы не появился медведь.
– Ветер меняется, – выругался Гованнан.
Стоило ему сказать это, как из-за деревьев в ста шагах от них показалась огромная фигура. На мгновение время застыло. Зверь подошел к телу Галаниса, открыл пасть и впился в него зубами. Потом, мотнув головой, подбросил тело в воздух, подхватил на лету и разорвал когтями. Пожалуйста, пусть он не увидит нас, молча молился Риамфада.
Огромная голова повернулась в их сторону. Медведь оставил тело и направился к убегающим ребятам.
– Он идет! – закричал молодой калека.
Конн обернулся, а потом бросился бежать. Очень скоро Риамфада понял, что с ним на плечах Коннавар не сможет убежать от медведя.
– Брось меня! – крикнул он. – Спасайся!
Конн бежал, а потом снова обернулся. Медведь был не дальше, чем в тридцати шагах от него. Он остановился, положил Риамфаду на траву, вытащил нож и бросился на зверя.
– Пожалуйста, беги, – молил калека.
– Я вырежу сердце этого ублюдка, – прошипел Конн. Медведь приблизился и поднялся на задние лапы. Риамфада не мог оторвать от зверя глаз: больше восьми футов в высоту, черная морда перепачкана в крови. Расставив лапы, медведь обрушился на юношу. Конн не стал дожидаться смертоносного удара – сам бросился на гиганта и вонзил нож ему в грудь. Струя крови ударила в лицо Риамфады. Коннавар отлетел в сторону, зверь снова бросился на него. На молодого калеку пала тень – Гованнан промчался мимо, прыгнул на спину медведя и вонзил собственный нож ему в шею. Тот снова поднялся на задние лапы и обернулся. Сын кузнеца был сброшен на землю, и нож остался в ране. Истекая кровью, Конн поднялся и снова атаковал. В его плечо вонзились когти. Серебряный нож юноши, несмотря на это, все-таки взметнулся, впиваясь в плоть врага. Медведь опустился на четыре лапы, прижимая юношу к земле. Гованнан, схватив огромный камень, кинулся к зверю и ударил его по голове. Тот обернулся, и огромные челюсти чуть не сомкнулись на руке юноши. Потом медведь снова поднялся на задние лапы, и в этот момент окровавленный Коннавар поднялся на колени и обеими руками загнал нож в живот твари. Огромная лапа ударила его по плечу, и Риамфада услышал звук ломающихся костей. Конн упал на траву, обмякший и безвольный, как тряпичная кукла.
Раздался звук скачущих лошадей. Через Риамфаду перепрыгнул конь, и всадник пронзил грудь медведя копьем. Зверь нанес удар, пронзая шею лошади когтями. Всадник упал на землю. Ловко перекатившись, он обнажил длинный железный меч. Чудовище бросилось к нему. На голову медведя упала веревочная петля, не пуская к воину. Тот подбежал и вонзил меч в живот твари. Из леса показалась еще одна группа всадников. Некоторые опутывали раненого зверя веревками, другие поражали его копьями. И все это время воин продолжал разить железным клинком… Риамфаде начало казаться, что медведь никогда не умрет. Он убил вторую лошадь, а потом, наконец, запутался в веревках. Воин нанес три ужасающих удара по шее медведя, и тот рухнул на землю. Всадники спешились и снова и снова пронзали тушу копьями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Я бы дал ему шанс.
– Дал ему шанс? Ты что, впал в сентиментальность?
– Славный бык.
Словно почуяв, что говорят о нем, Мента вскинул тяжелую голову. На солнце сверкнули острые изогнутые рога почти семь футов длиной.
– Он не вечен, Арбон. – вздохнул Руатайн.
– Ничто не вечно, – отозвался пастух.
Арбонакаст был невысок и не слишком широк в плечах. В черных волосах блестели серебряные пряди, а над глубоко посаженными серыми глазами мохнатились темные брови. Лицо усеяли морщинки – следы пятидесяти лет трудностей и борьбы. Сильное худое лицо с резкими чертами. Руатайн верил ему больше, чем другим.
– Значит, еще одна зима. Если он выживет, но потом проиграет молодому быку главенство над стадом, то отправится в котел.
– Думаю, нас ждет недобрая зима, – проговорил Арбон, пришпоривая лошадь, и съехал с холма.
Руатайн повернул домой. Конечно, зима будет недоброй. Как недобрыми были весна, лето и осень. Добрые времена ушли из его жизни вместе с Мирией. Он видел ее каждый день, смотрел, как она идет к ручью или сидит на солнышке, – и не разговаривал с ней вот уже три года. Руатайн следил, чтобы в его прежний дом регулярно доставлялась еда и деньги, когда они у него водились. Он часто общался с сыновьями. И все равно каждую ночь ему снилась она. Они снова были вместе и лежали рядом на залитом солнцем лугу. Руатайн гладил ее волосы и смотрел в зеленые глаза. Потом просыпался, и на него набрасывалась жестокая реальность.
Он ни с кем не говорил о своих мучениях и старался жить, как всегда. Из его жизни ушла радость, и почти все в Трех Ручьях скоро заметили, что Руатайн сильно изменился. Куда девался грубоватый юмор, веселый нрав? Он стал беспокойным человеком, неприветливым и нетерпеливым.
Весной он вместе с пятью другими мужчинами отправился отражать набег паннонов. В последовавшей короткой схватке Руатайн зарубил двоих. В таких набегах обычно никого не убивали. Часто брали в плен и потом отпускали за небольшой выкуп. Когда люди все же погибали, обычно причиной тому были фатальные случайности – неловкое падение с лошади или бегущий в панике скот, сметающий все на своем пути. А в тот день Руатайн бросился к паннонам, размахивая железным мечом. Двое немедленно пали мертвыми, остальные побросали оружие.
Руатайн двинулся к пленникам, и глаза его горели боевой яростью. Арбонакаст заступил господину дорогу.
– Думаю, все уже кончено, – сказал он.
На мгновение всем риганте показалось, что воин сейчас ударит мечом своего, но Руатайн развернул лошадь и поехал в Три Ручья.
Он часто думал о тех двух убитых. Оба были совсем молоды и отправились в первый набег. Ни один из них не ждал, что умрет. Руатайн остро чувствовал свою вину. Он мог – и должен был – сбить их на землю ударами плашмя. Воин думал о них и сейчас, возвращаясь домой. Расседлав коня, он пустил его пастись.
В этот момент раздался стук копыт. Обернувшись, Руатайн увидел, как по восточному мосту скачет всадник, еще один пастух, Каста, сын Арбона. Он должен был собирать скот в южных холмах.
– Что такое, парень? – спросил Руатайн.
– Медведь-людоед, мой господин, напал на трех детей около поселения норвинов. Двоих убил, третьего унес. Его будто бы ранили, однако он ушел от охотников в западном направлении.
– Они загнали его в наши земли и побоялись преследовать дальше?
– Похоже, так, господин. Говорят, что медведь большой – такого огромного они еще не видели.
– Где его ранили?
– В шести милях от водопада Ригуан.
Руатайна охватил страх – мальчики отправились туда купаться.
– Собери людей. Принесите копья и веревки. Бросившись в дом, он взял железный меч и охотничье копье.
Глава 5
Несмотря на холод, Риамфаде не хотелось вылезать из воды. Он знал, что плавает последний раз в году. Уже приближалась зима, в холмах падал первый снег. Юноша поплавал на спине, затем перевернулся и принялся наблюдать, как лучи солнца сверкают в струях водопада. Справа от него появилась радуга, и Риамфада, зачарованный, принялся смотреть на нее с восхищением. Затем рваное облако закрыло солнце, и радуга исчезла. Ах, если бы я только мог создавать такие цвета, подумал он.
Где-то вверху раздался крик Гованнана. Взглянув в его сторону, юноша увидел, как сын кузнеца прыгает в воду со скалы. Потом он вынырнул, приглаживая длинные волосы, и поплыл к Риамфаде.
– Ну что, накупался, маленькая рыбка?
– Еще чуть-чуть, – ответил его друг.
– У тебя губы посинели. Думаю, самое время вытереться. Гованнан бросил взгляд на берег, где Коннавар и Браэфар разожгли небольшой костер. Другие ребята сели вокруг него. Риамфада с разочарованием увидел среди них Галаниса и его брата. Они всегда пялились на него, и разговор неизбежно обращался к его увечным ногам. Это семейство появилось в деревне недавно, когда их отец приехал с юга работать на Руатайна.
Риамфада неохотно повернул к берегу; Гованнан плыл рядом. Когда они доплыли, сын кузнеца вытащил его и отнес к огню, вытер ему ноги и обернул теплым плащом.
– Будет холодная зима, – заметил Конн.
– И длинная, – грустно согласился Риамфада.
Гованнан вытерся, оделся и принялся пускать по воде «блинчики». Коннавар подошел к нему с камнями в руке. Немедленно началось соревнование – кто кинет дальше. Браэфар сел рядом с Риамфадой.
– Ну вот, – сказал он, – опять. Они соревнуются во всем. Увечного юношу пробрала дрожь, и Крыло помог ему одеться и подкинул дров в костер.
– Может, тебя заколдовали? – предположил Галанис. Он был высоким худым рыжеволосым юношей с рябым лицом.
– Заколдовали? О чем ты? – спросил Риамфада с тяжелым сердцем.
– Мы с братьями думали, уж не сиды ли наложили на тебя проклятие.
Два других молодых человека, Барис и Гетенан, тоже смотрели на калеку.
– Не думаю, чтобы кто-то меня проклинал, – неохотно ответил тот. – В год, когда я родился, было много увечных детей. Все они умерли. Ворна говорит, что их матерей одолела болезнь.
– Лично я бы лучше умер, чем был калекой.
– Заткнись, Барис, – набросился на него Браэфар. – Какие глупости ты говоришь!
– Но это правда, – ответил Барис, краснея.
– Это правда для тебя, – сказал Риамфада. – Ты всю жизнь ходил и бегал. Для тебя потеря ног была бы ужасной трагедией. А я никогда не пользовался ими и привык быть таким.
– Что за сюрприз ты нам обещал? – спросил Браэфар, желая сменить тему.
Риамфада улыбнулся и окликнул Конна и Гованнана. Юноши оставили свое соревнование и подошли к костру.
– У меня камень подпрыгнул семь раз, – сообщил Ван. – На два раза больше, чем у него.
– Ты нашел камень лучше, – проворчал Коннавар.
Когда они уселись, Риамфада отвязал поясной мешочек и положил его на колени.
– У меня есть подарки для вас троих, – сказал он. – Вы были очень добры ко мне, и я захотел отблагодарить вас. Надеюсь, вы не обидитесь.
Он развязал последний узелок и раскрыл мешочек. Оттуда вытащил застежку для плаща из сверкающей бронзы и протянул ее Гованнану. Она была в форме оленя в прыжке и украшена серебряными завитками.
– Какая красота, – проговорил Ван. – Никогда не видел такой чудесной вещи.
Риамфада вынул из мешочка вторую брошь – маленький плетеный щит, сделанный из серебряных проволочек. И наконец, он вручил подарок Конну: бронзовый олененок запутался в серебряных терниях на полоске яркого золота.
– Не знаю, что и сказать, – произнес Конн.
– Тогда я скажу за тебя, братец, – вмешался Браэфар. – Спасибо, маленькая рыбка. Это чудесные подарки.
– А нам ничего? – спросил Галанис. – Не знал, что за ношение калек полагаются такие славные вещицы.
– Думай, что говоришь, – оборвал его Гованнан. – Или будешь собирать собственные зубы.
– Там, откуда я родом, умение говорить прямо считается достоинством.
– Между умением говорить прямо и грубостью есть большая разница, – сказал Браэфар. – И вам лучше запомнить это, если хотите, чтобы с вами дружили. Например, я не припомню, чтобы кто-нибудь из нас произнес вслух, что таких уродливых парней, как вы, свет не видывал. Твое лицо, Галанис, напоминает дерево, в котором хотел угнездиться дятел. И все же, полагаю, что там, откуда вы родом, это сочли бы прямотой.
Три брата поднялись и отправились в деревню. Последовало неловкое молчание. Молодой калека сидел как в воду опущенный. Конн нагнулся и положил руку ему на плечо.
– Спасибо, Риамфада, – проговорил он, – но нам не нужна награда, ведь ты наш друг и нам приятно общаться с тобой.
– Это не награда, – возразил тот. – Я просто хотел показать, как ценю вашу дружбу. Всех вас. Вы принесли мне много радости. Даже и не представляете сколько. Вам нравятся мои подарки?
– Никогда мне не дарили таких чудесных вещей, маленькая рыбка, – сказал Гованнан. – Я буду, беречь его.
Они посидели еще немного. Когда солнце начало садиться, Гованнан затушил костер, а Коннавар поднял Риамфаду, чтобы отнести его домой.
По пути они услышали далекий крик.
– Что это? – прошептал Браэфар.
Они поднялись на холм и вышли на открытую местность. На траве лежало тело со вспоротым животом и съеденным лицом. Траву усеивали пятна крови, похожие на маргаритки. Коннавар положил Риамфаду на траву и вытащил серебряный нож. По одежде они легко узнали Галаниса.
– Медведь, – прошептал Гованнан. – И большой. – Он тоже обнажил клинок. Браэфар, у которого не было оружия, в ужасе смотрел на изуродованное тело. – Должно быть, остальные убежали. Залезли на дерево или что-нибудь в этом духе.
Риамфада сидел на траве, настороженно глядя на стену деревьев. Из леса донесся еще один крик – и резко оборвался. Ветер дул с той стороны.
– Он не сможет почуять нас, – прошептал Коннавар. – Бежим.
Сунув клинок в ножны, Конн поднял Риамфаду, и молодые люди припустились по холмам. Местность была совсем открытая – ни кустов, ни деревьев, которые могли бы послужить укрытием. Риамфада смотрел на лес в ужасе, молясь, чтобы не появился медведь.
– Ветер меняется, – выругался Гованнан.
Стоило ему сказать это, как из-за деревьев в ста шагах от них показалась огромная фигура. На мгновение время застыло. Зверь подошел к телу Галаниса, открыл пасть и впился в него зубами. Потом, мотнув головой, подбросил тело в воздух, подхватил на лету и разорвал когтями. Пожалуйста, пусть он не увидит нас, молча молился Риамфада.
Огромная голова повернулась в их сторону. Медведь оставил тело и направился к убегающим ребятам.
– Он идет! – закричал молодой калека.
Конн обернулся, а потом бросился бежать. Очень скоро Риамфада понял, что с ним на плечах Коннавар не сможет убежать от медведя.
– Брось меня! – крикнул он. – Спасайся!
Конн бежал, а потом снова обернулся. Медведь был не дальше, чем в тридцати шагах от него. Он остановился, положил Риамфаду на траву, вытащил нож и бросился на зверя.
– Пожалуйста, беги, – молил калека.
– Я вырежу сердце этого ублюдка, – прошипел Конн. Медведь приблизился и поднялся на задние лапы. Риамфада не мог оторвать от зверя глаз: больше восьми футов в высоту, черная морда перепачкана в крови. Расставив лапы, медведь обрушился на юношу. Конн не стал дожидаться смертоносного удара – сам бросился на гиганта и вонзил нож ему в грудь. Струя крови ударила в лицо Риамфады. Коннавар отлетел в сторону, зверь снова бросился на него. На молодого калеку пала тень – Гованнан промчался мимо, прыгнул на спину медведя и вонзил собственный нож ему в шею. Тот снова поднялся на задние лапы и обернулся. Сын кузнеца был сброшен на землю, и нож остался в ране. Истекая кровью, Конн поднялся и снова атаковал. В его плечо вонзились когти. Серебряный нож юноши, несмотря на это, все-таки взметнулся, впиваясь в плоть врага. Медведь опустился на четыре лапы, прижимая юношу к земле. Гованнан, схватив огромный камень, кинулся к зверю и ударил его по голове. Тот обернулся, и огромные челюсти чуть не сомкнулись на руке юноши. Потом медведь снова поднялся на задние лапы, и в этот момент окровавленный Коннавар поднялся на колени и обеими руками загнал нож в живот твари. Огромная лапа ударила его по плечу, и Риамфада услышал звук ломающихся костей. Конн упал на траву, обмякший и безвольный, как тряпичная кукла.
Раздался звук скачущих лошадей. Через Риамфаду перепрыгнул конь, и всадник пронзил грудь медведя копьем. Зверь нанес удар, пронзая шею лошади когтями. Всадник упал на землю. Ловко перекатившись, он обнажил длинный железный меч. Чудовище бросилось к нему. На голову медведя упала веревочная петля, не пуская к воину. Тот подбежал и вонзил меч в живот твари. Из леса показалась еще одна группа всадников. Некоторые опутывали раненого зверя веревками, другие поражали его копьями. И все это время воин продолжал разить железным клинком… Риамфаде начало казаться, что медведь никогда не умрет. Он убил вторую лошадь, а потом, наконец, запутался в веревках. Воин нанес три ужасающих удара по шее медведя, и тот рухнул на землю. Всадники спешились и снова и снова пронзали тушу копьями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53