– Я беден, – сказал монах, внимательно глядя на Лу.
– Наш отец оставил нам хорошее наследство, – не сдавался Лу. – Оно в вашем распоряжении, учитель!
– Однако, младший братец! – воскликнул Ян.
– Что?
– Да ничего. Уж слишком ты прыткий.
– Это все от молодости, братец, – невинно ответил Лу. – Учитель Цзы Юнь, куда вы? Постойте!
– Я ухожу. А вы можете и дальше препираться, если у вас нет других занятий.
С этими словами монах быстро зашагал вдоль пруда. Братья переглянулись, вскочили на коней и поскакали за своим учителем. Но сколько ни старались, на копях они не могли обогнать пешего. Монах без устали шел целые сутки, и лишь когда впереди показались стены города, замедлил шаг.
– Что это за город? – спросил он у братьев, не оборачиваясь.
– Это Цыминь, учитель, – сказал Ян. – Город небольшой, но благополучный. Здесь, в глуши Империи, его не разоряли банды наемников и орды кочевников. В этом городе живет наша престарелая родственница, двоюродная тетка. Ее зовут Паньлань. У нее хорошая усадьба, сад, а в саду стоит алтарь в честь богини Гаины-шь. Вы сможете там отдохнуть и предаться молитве, учитель, а мы покуда приготовим все для вашего дальнейшего путешествия.
– Хорошо, – кивнул монах.
... Улицы Цыминя не отличались многолюдностью. Ян и Лу поскакали впереди, указывая дорогу, а их спутник шел, изредка бросая внимательные взгляды на городские стены, дома и площади. Наконец они добрались до дома госпожи Паньлань – трехъярусного, с резными деревянными воротами, большим садом и фонтанами.
Ян, спешившись, постучал в ворота. На стук вышла чопорная пожилая женщина в шерстяном платье цвета ванили с корицей.
– Что угодно? – осведомилась она.
– Доложите тетушке Паньлань, что приехали ее племянники – Ян и Лу Синь. Также с нами прибыл наш учитель, великий мастер каллиграфии, блаженный отшельник Цзы Юнь.
– Хорошо, – кивнула служанка и удалилась, хлопнув калиткой.
– Что-то теткина прислуга не очень любезна, – заметил Лу Синь.
– Ничего. Главное, чтобы сама тетушка Паньлань нe изменила своей обычной любезности... – усмехнулся Ян.
Им повезло. Тетушка Паньлань обрадовалась дорогим племянникам и велела немедленно устроить маленький пир. Их спутнику, монаху, отвели уединенную комнату в садовой башне под названием башня Хрустального Веера.
Госпожа Паньлань, женщина дородная, с пронзительными, любопытными глазами, долго глядела на монаха, а потом спросила:
– Святой отшельник, а вы разделите с нами праздничную трапезу?
– Нет, – негромко ответил монах. – Я должен по мере возможности пребывать в уединении и вкушать простую пищу. Рис, лепешки из ржаной муки и сливовый отвар – вот все, что мне нужно.
– Как будет угодно святому отшельнику, – усмехнулась госпожа Паньлань.
Стоило монаху остаться одному в отведенной ему комнате, как он запер изнутри дверь и со сдавленным смехом упал на кровать.
– Что я натворила! – без конца повторял святой отшельник. – А если все раскроется? И зачем я позволила этим вельможам сопровождать меня? Или я и впрямь хочу обзавестись учениками? Вот не было печали! Мне нужно в столицу, во дворец! Мне нужна армия, полководцы, храбрецы, готовые сразиться за Империю! А вместо этого мне в провожатые набились два самодовольных красавца, у которых в голове нет ничего, кроме каллиграфических прописей! Они даже не догадались, что я женщина! О богиня Гаиньинь! Прости, что я не возблагодарила тебя за то, что ты избавила меня от немоты! Твое пророчество сбылось великая богиня, я обрела голос!
Тут у принцессы Фэйянь закружилась голова, да так, что она ухватилась за столбики кровати, чтоб не упасть. Она услышала голос богини, повторяющий то, что когда-то давно было сказано в храме Терпящих Бедствие: «... Я обещаю это тебе как милостивая Гаиньинь: ты заговоришь, когда встретишь того, кто будет любить тебя сильнее собственной жизни! »
– О всемилостивая богиня! – прошептала Мэй. – Неужели это произошло? Неужели эти двое... Но кто из них? Нет, они совершенно не годятся: один слишком высокомерен и заносчив, другой чересчур смазлив и легкомыслен. Они не церемонились со мной, видя во мне монаха, а если они узнают, что я женщина!.. О, я не хочу даже представить себе этого!
В дверь постучали. Мэй вздрогнула. Потом заставила себя отпереть дверь и произнести напевно-низким голосом:
– Милость входящему!
Дверь отворилась, вошла давешняя служанка. Она принесла гостю кувшин со сливовым отваром, чашку риса, пирожки с соей и палочки для еды. Поставила на столик, поклонилась и ушла, на прощанье одарив «монаха» цепким взглядом. Едва за служанкой задвинулась дверь, Мэй снова заперлась, отведала скудной трапезы, а потом уснула, измученная долгой дорогой и мыслями о том, что предстоящий путь куда дольше и тяжелее.
Однако ее спутники Ян и Лу не спали. Они сидели за праздничной трапезой вместе с госпожой Паньлань и уже успели осушить трижды по три чарки отличного шансинского вина. Тетка тоже подвыпила и переводила лукавый взгляд с одного юноши на другого.
– Ну, племяннички, – наконец сказала она. – Сознавайтесь: где вы отыскали такого прелестного монаха?
– Не вижу в нем ничего прелестного, тетушка, – нахмурил брови Ян. – Отшельник Цзы Юнь – великий мастер каллиграфии. Я вступил с ним в поединок мастерства и был повержен. Я еле упросил мастера Цзы Юня взять нас с братом к себе в ученики.
– Мастер Цзы Юнь направляется в Тэнкин, и мы будем сопровождать его, – добавил Лу.
– Мастер! О-хо-хо-хо! Отшельник! Ха-ха-ха! – расхохоталась тетушка так, что со стола посыпались палочки для еды.
– Не понимаю, что смешного в наших словах, тетушка Паньлань. – Ян продолжал сурово хмурить брови. – Следовать за настоящим мастером своего дела – путь, достойный всякого мужчины, и я не...
– Ох, Ян, замолчи! – замахала руками госпожа Паньлань. – Иначе доведешь меня до разрыва сердца! Слепец! Глупец! И ты и твой брат – вы оба слепцы и глупцы!
– Это еще почему, тетушка Паньлань? – возмутился Лу.
– Да потому! – воскликнула госпожа Паньлань. – Вы дальше своего носа не видите! Вы думаете, этот монах-отшельник – мужчина?!
– Ну да, – недоумевал Ян. – У него и имя мужское. Цзы Юнь – это ведь мужское имя, верно, брат?
Сказанное вызвало новый приступ смеха у госпожи Паньлань.
– Имя-то мужское, а стать – женская! – заявила она. – Неужто вы и впрямь не поняли, что монашек ваш – переодетая девица?! Ну, по глупым вашим глазам вижу: правда, не поняли. Поначалу-то я подумала: ах, какие греховодники мои племяннички!
Переодели девицу монашком, решили тайком с ней развлекаться в доме у тетушки! Не так?
– Не так, – сказал Лу, бледнея. – Нам и в голову не пришло...
– Девица?! – наморщил лоб Ян. – Но ведь голова у нее бритая!
– Будто женщине сложно голову выбрить да вырядиться в мужское платье! – парировала тетушка Паньлань. – Говорю вам: это девица переодетая. И, скорее всего, какая-нибудь шлюха из веселого квартала – убежала от хозяйки, проворовавшись или подцепив дурную болезнь. Я-то сразу определила, какой из нее монах! Ступни крошечные, что бутоны лотоса, осанка, походка, взгляд – все женское! А вы-то, выто! Сосунки! Вам уже по двадцать с лишком лет, а женщину от мужчины отличить не можете! Чем вы только занимались!
– Каллиграфией, – надулся Ян.
– Оно и видно! – опять расхохоталась Паньлань. – Гоните вы прочь эту пройдоху. Нынче уж пускай она переночует в приличном доме, а завтра утром чтоб духу ее тут не было!
– Постойте, тетя, – сказал Ян. – Эта... девица оказалась очень искусна в мастерстве кисти. В этом ей не откажешь. Может быть, она из порядочных?
– Порядочные женщины каллиграфии не обучены, – отрезала тетка. – Я вот – порядочная, всего-то четыре раза замужем была, и вообще грамоты не знаю. Говорю вам: это шлюха! Если пойдете сейчас к ней под дверь – наверняка откроет и усладит вас любовной игрой. А вы – каллиграфия, каллиграфия...
– Этого не может быть, – побледнел Ян.
– Я этому не верю, – прошептал Лу.
– Ну-ну, – усмехнулась тетка и миролюбиво предложила: – А давайте-ка выпьем по чарке, мои дорогие племяннички!
... Миновал час Крысы. Кругом стояла такая тишина, которую услышишь лишь в заштатном городке, не расстающемся со своими снами.
– Засиделась я за столом, пойду-ка спать, – зевнула тетка.
Когда она ушла, братья несколько секунд пристально изучали друг друга.
– Я совершенно пьян, – сказал Ян. – Пора на боковую. Еле языком ворочаю.
– Похоже, и я выпил слишком много, – сообщил Лу. – Как доберусь до спальни?
– До чьей спальни? – немедленно уточнил Ян.
– До своей, конечно, дорогой братец, – ответил Лу.
– А. Благих снов, братец.
– И тебе. Что ж ты не уходишь?
– После тебя, братец.
– Ты старший, тебе уходить первому.
– Я младшему дорогу уступлю.
– Что ты! Старшего почтить – святое дело...
– Лу!!!
– Ян!!!
– Расходимся?
– Расходимся.
– Э-э... Ты первый.
– Нет, после тебя! Ах ты демон! Не тронь мое ухо.
– А ты не выкручивай мне руку!
– Сознавайся: хочешь пойти к ней?!
– С какой стати?!
– Что «с какой стати»?!
– С какой стати я должен сознаваться?!
– А с какой стати ты мне ухо рвешь?
– Ладно, все, будем вести себя подобно достойным мужам древности. Мы совершенно равнодушны к этой девушке (если она, конечно, девушка)...
– Да, совершенно равнодушны. Подумаешь, девушка. Что такое девушка? Так, камень придорожный.
– О, прекрасно сказано. И зачем нам этот придорожный камень?.. Верно: незачем. Поэтому отправляемся спать.
– Да.
– Да.
– Что ж ты не идешь?
– А ты?
– Ладно, все, я ухожу. Но ты, как человек честный, должен мне пообещать...
– Хорошо, а ты должен пообещать мне...
– Договорились?
– Договорились.
... Комната наконец опустела. И больше эта комната не представляет для нас интереса. Гораздо интереснее другая комната – та, что в башне Хрустального Веера. В этой комнате, ничего не подозревая, спит принцесса Фэйянь. А к двери этой комнаты крадется молодой человек в желто-фиолетовом халате. Он прислушивается, затем тихонько толкает дверь. Заперто. Он отступает на шаг, затем набирается решимости и негромко стучит.
– Учитель! – шепотом зовет он. – Учитель, проснитесь!
И слышит обличающий шепот:
– Я так и знал, что обнаружу тебя у двери в спальню этой красотки!
– Ян?!
– Лу!.. Маленький распутник!
– Не такой уж и маленький, не меньше, чем у некоторых! Ты подглядывал за мной!
– Да, потому что хочу оградить тебя от порочных связей!
– Ах-ах, скажите на милость! Порочные связи! Мой мудрый брат-каллиграф знает даже, что это такое! Уж не лги, скажи честно: ты сам хотел пробраться в постель к этой красотке! Кстати, ты все-таки заметил, что она красотка!!!
– Ты распутник!
– А ты лицемер! К чему скрывать то, что в тебе тоже кипит кровь при одной мысли о ней!
– Я просто возмущен тем, как она нас одурачила! А еще больше возмущен тем, что она так сильна в каллиграфии! Она просто оборотень, а не женщина! Я побрезгую к ней прикоснуться!
– Ну а я не побрезгую!
– А я тебе не позволю!
– А я не стану спрашивать твоего разрешения!
– Распутник!!! Лицемер!!!
– А ты!
– А я!
Братья не выдержали и взломали дверь в комнату, где ночевала Мэй. Но когда они, почти обезумевшие, ворвались в комнату, там было пусто, как в преисподней, пока туда не начали отправлять грешников. И лишь распахнутое окно намекало на то, что девушка проснулась, услышала о намерениях братьев и сбежала, предоставив им возможность грызть собственные усы от досады.
А вот как дальше повернулось колесо судьбы, вы узнаете, прочитав следующую главу.
Глава шестнадцатая
ДОЛГ ГОСТЕПРИИМСТВА
Под небом багровым
Багровая стонет земля.
Повсюду войска
И белеют шатры полководцев...
На знамени новом
Блестит золотая петля.
А в сердце тоска,
Потому мне так грустно поется.
Писать о войне
Мне не нравится, как ни крути!
Кругом только смерть
Да несутся в пыли колесницы...
Я этой стране
Пожелала б другого пути –
Ведь страшно смотреть,
Как, несчастная, к аду стремится .
– Я только-только собирался заснуть! И услышал твой зов! Тебя ни на мгновение нельзя оставить одну, принцесса!
– Прости меня, блаженный Баосюй. – Девушка низко поклонилась разгневанному дракону. – У меня не было иного выхода. Пожалуйста, помоги мне.
Дракон уселся на задние лапы, а передними принялся чистить блестящую чешую у себя на груди. Наконец он поинтересовался:
– В чем заключается помощь? Надеюсь, тебе не требуются жемчужины бессмертия или, к примеру, яблоки, растущие на луне?
– Нет, блаженный Баосюй, – покачала головой Мэй. – Я прошу тебя об одном: увези меня отсюда в Тэнкин, к вратам императорского дворца.
– Зачем? – хлопнул глазами дракон.
– Из древних летописей, которые мне доводилось читать в Незримой Обители, я узнала, что раньше в Империи существовал обычай, именуемый Взывание к Справедливости. Любой житель Империи мог встать у ворот дворца и вскричать: «Взываю к справедливости! Преступление осквернило землю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47