Сун Третий потребовал, чтобы я отдал ему в жены тебя, Мэй; по его словам, именно такого цветка не хватает в его саду плотских утех. Его самонадеянность не знает границ: он заявил мне, что в случае отказа ему не составит труда превратить в ад мою жизнь и жизнь моих домочадцев.
– Ох, – снова вздохнула Гуан.
– Я вынужден был попросить у него – время на размышление. Признаюсь, никогда я не чувствовал себя столь униженным. Этот распутник, казнокрад, Растратчик, притеснитель бедняков обещал мне тысячи бедствий, как будто сам был праведником-небожителем! О Мэй, не плачь. Видит Небесная Канцелярия, я не хочу, чтобы ты вошла в дом этого негодяя шестой женой, ты достойна лучшего жениха и мужа. Но что же мне делать? Откажи я Суну Третьему – он взбесится и натворит нам пакостей. Цясэн смотрел на Мэй долгим взглядом, и у той запылали щеки. Во рту стало сухо, девочке на миг показалось, будто на ней совсем нет одежды...
– Выход лишь один, мой господин, – сказала Гуан, – Если, конечно, вы и впрямь не хотите отдавать Мэй развратному Суну. Хватит с него и пяти жен!
– Что же за выход? – Цясэн разговаривал с Гуан, но не отрывал взгляда от Мэй.
– Возьмите ее в жены вы, мой господин, – сказала Гуан твердо.
Ненадолго воцарилось молчание. Мэй показалось, что она вообще не понимает, о чем говорят ее покровители. Затем Цясэн спросил:
– Гуан, милая, а ты уверена, что мне следует поступить именно так?
– Да, – кивнула Гуан. – Я говорю от сердца, во мне нет ревности, и если Мэй с вами, мой господин, будет так же сладко и покойно, как и мне, – чего же еще желать? Есть лишь одно обстоятельство, смущающее меня, но о нем я не могу говорить. И хотела бы, да не могу!
Теперь Цясэн смотрел на Гуан. Потом он прошептал:
– Происхождение этой девочки странно и загадочно. Не эту ли тайну ты хранишь, моя любимая? Мэй – высокородная, да?
Гуан кивнула.
– Но я не посмею сказать больше, – тут же добавила она.
– Ты немного пугаешь меня, – помолчав, сказал Цясэн. – Если она слишком высокородна для моего положения, как я осмелюсь на ней жениться? В Небесной Канцелярии это сочтут преступлением!
– Куда большим преступлением станет отдать Мэй в дом князю Суну! – горячо прошептала Гуан. – Я поклялась оберегать эту девочку от всякого зла, моя душа в ответе за нее! Став ее супругом, вы тоже будете ее беречь и защищать. Может быть, этому следует свершиться. Откажите князю Суну Третьему под тем предлогом, что вы уже обладали Мэй как женою и она понесла от вас.
– Гуан...
– Иначе он не отвяжется, – решительно сказала Гуан. – Он будет настаивать и мстить. А подпорченный товар ему уже не покажется столь вожделенным.
– Гуан, дорогая, ты сейчас говоришь...
– Как певичка, знаю. Простите, мой дорогой супруг. Я забылась. Но ведь для вас главное – отказать Суну Третьему и не вызвать его бешенства, верно?
– Да.
– Тогда так и сделайте. А я с Мэй в ближайший благоприятный день отправлюсь в храм Терпящих Бедствие, принесу жертвы и моления. И спрошу гадателя о том, угоден ли Небесной Канцелярии ваш брак с Мэй.
– А теперь ты говоришь как мудрейшая из женщин, милая Гуан! – восхитился Цясэн. – Скажи, ты действительно хочешь, чтобы Мэй стала моей женой? Ты не станешь ревновать, злиться, ненавидеть?
– Я сама отведу ее на ложе нежности, – сказала Гуан. – У вас большое сердце, мой господин. Его хватит и на Мэй и на меня. Мэй слушала этот разговор в каком-то сладком оцепенении. Сначала ее охватил трепет при одной ысли, что ее выдадут замуж за какого-то князя и ей придется покинуть дорогую наставницу Гуан. Но потом решение переменилось, и Мэй уже молила Небеса, чтоб Цясэн сделал ее своей второй женой. Ей так не хотелось покидать этот дом, эти сады и павильоны, где она в обществе Гуан и свитков древних поэтов провела столько прекрасных часов! Ей не хотелось покидать кабинет с привычной сердцу тушечницей, яшмовой вазой с кистями и свитками испещренной иероглифами бумаги! О, что плохого в том, что она станет женой Цясэна?! Он ведь красив, и он муж ее самой дорогой подруги! Почему какая-то Небесная Канцелярия может воспротивиться такому браку? Из-за того, что она, Мэй, – принцесса?! Но какой прок быть принцессой, если жизнь твоя в один миг может обратиться в чудовищный сон...
– Мэй! – окликнула ее Гуан. – Подойди ко мне, дорогая.
Мэй повиновалась. Гуан взяла ее за руку и ласково поцеловала.
– Мэй, хочешь ли ты стать второй женой господина Цясэна?
Девочка кивнула.
– Осталось только выбрать благоприятный день, заключила Гуан.
... О том, что случилось дальше, вам станет известно из следующей главы, о мой неутомленный читатель!
Глава двенадцатая
ХРАМ ТЕРПЯЩИХ БЕДСТВИЕ
Я стала твоей молодой женой,
Твоею второй женой.
Я слышу, как плачет зима за стеной,
Как море шумит волной.
О мой господин, не дари мне нефрит,
И жемчуг мне не дари!
Я вижу, что кровью закат горит,
Я вижу печаль зари.
О мой господин, ты уйдешь в поход,
Уйдешь в бессмертья края...
И, в доме твоем каждый день, как год.
Мы плачем – она и я.
Она удавилась своей косой,
Я выпила яд до дна.
Была я второю твоею женой,
Но первой была она.
Могущество и смелость господина Вэй Цясэна были крепки и непреложны, как нефритовые страницы Свода Законов Яшмовой Империи. Ибо не будь у господина Цясэна упомянутых качеств, разве осмелился бы он воспротивиться самому князю-наместнику Суну Третьему, да еще в таком щепетильном деле, как женитьба и обладание юной красавицей Мэй?! Когда Сун Третий явился к Цясэну за ответом, тот разыграл целое представление перед сластолюбивым князьком. Цясэн покаянно сообщил князю, что давно и втайне от своей жены Гуан предается любовным утехам с Мэй и, как недавно обнаружилось, Мэй от него понесла. Право, Цясэн никогда бы не осмелился отдать в жены высокородному князю испорченную девушку, к тому же беременную! Сун Третий вскипел, как чан с конопляным маслом, поименовал Вэй Цясэна ненасытным развратником (Цясэн это стерпел, внутренне не переставая усмехаться – уж чья бы собака лаяла, да только не Суна Третьего!)... Но, слава Небесной Канцелярии, разошлись они почти полюбовно. Цясэн передал в дом Суна Третьего повозку подарков: свертки шелков, камчи, сукна, золотые и серебряные украшения, плитки самого дорогого чаю, тридцать кувшинов выдержанного шансинского вина и даже садок с ручными бабочками, и князь, жадный до подношений, вроде бы утешился. Во всяком случае, теперь у него для утешения имелось достаточно выпивки – с тридцатью кувшинами шансинского можно кутить аж до самого месяца Теплой Циновки!
И Гуан и Мэй радовались, что князь Сун Третий отказался от своих притязаний. Через некоторое время Гуаы по древнему календарю геомантов определила благоприятный день для паломничества в храм Терпящих Бедствие. Это был пятый день месяца Плачущей Цикады – в воздухе уже разливался неповторимый аромат осени. Небо над Западным Хэ сияло необычайной голубизной, а с моря дул ровный прохладный ветер, приносящий запахи соли, смоленых канатов, копченой рыбы, мокрой парусины...
Гуан и Мэй нарядились в одежды, отороченные мехом, уселись в закрытый паланкин и отправились в храм Терпящих Бедствие.
Этот древний храм был построен еще во времена правления прадеда Мэй, Нефритового владыки Шидина. В те годы на море лютовали пираты из страны Ва, они грабили и богатые купеческие суда, и бедные рыбацкие джонки, не брезговали ничем и вырезалр! всю команду. Да еще на море свирепствовали штормы – говорили, что это гневается Радужный Морской Дракон за то, что люди похитили его дочь-жемчужину и сделали ее своим солнцем... Потому люди, уходящие в плавание, не знали, вернутся ли они живыми домой. Но, как гласит легенда, с одним моряком (его корабль во время шторма разбился в щепы, он уже распрощался с жизнью, из последних сил держась за обломок мачты) свершилось чудо. Ему явился из глубин сам Радужный Дракон и сказал, что моряк спасется, если даст слово по возвращении домой вы-кроить храм в честь богини Гаиньинь – богини, пологагощей всем, кто терпит бедствие, притеснение или скорбь. Моряк сдержал обещание. Вернувшись в Западный Хэ, он не пожалел своих сбережений и заложил на них основание храма. К строительству святилища присоединились все и богачи и бедняки, и храм Терпящих Бедствие был выстроен за каких-то два года. В центре храма возвышалась позолоченная деревянная статуя милостивой Гаиньинь – богиня изображалась с тысячей рук, а на каждой ее ладони сверкал глаз из драгоценного камня – в знак того, что от Гаиньинь не укрыта ни одна беда и она каждому человеку готова протянуть руку помощи... Говорят также, что, если прикоснуться к одной из ладоней милостивой Гаиньинь, можно сподобиться от нее видения, открывающего будущее...
Когда Гуан и Мэй вошли в храм, как раз завершилась малая дневная служба. К Гуан, кланяясь, подошел младший служка – старичок с подрагивающей головой и печальными глазами... Гуан протянула ему храмовые дары: благовония, свечи, жертвенные деньги и шелковые покровы для жертвенника Гаиньинь.
– Мы хотим вознести моление и узнать будущее, – сказала старичку Гуан. Тот кивнул и жестом пригласил их следовать к жертвеннику перед знаменитой статуей милостивой Гаиньинь.
Гуан принесла жертву, служка нараспев читал молитвенные стихи, прославляющие богиню. Мэй, охваченная благоговейным трепетом (ведь она так давно не была в храме!), взирала на золотой лик богини и мысленно просила ее о помощи. Она просила о том, чтобы Гаиньинь устроила ее судьбу, избавила ее уста от немоты, восстановила справедливость... В какой-то миг Мэй показалось, что каменные стены святилища затрепетали, будто полосы шелка на сильном ветру. А в следующее мгновение Мэй увидела, как золотая тысячерукая Гаиньинь сошла со своего возвышения и предстала перед нею.
– Принцесса Фэйянь из династии Тэн! – звучным голосом изрекла богиня Гаиньинь. – Для чего ты беспокоишь меня?
Мэй открыла рот и... поняла, что снова может говорить.
– О милостивая Гаиньинь! – воскликнула она. – Я прошу тебя принять участие в моей судьбе, не оставить своим заступничеством!
– Я и без того не оставляю тебя своим заступничеством, – сказала Гаиньинь. – Знай, принцесса, что и твои родители пребывают в сонме небожителей и каждый день молятся Верховному Владыке Небосвода о твоем благополучии. Но знай также и то, что ни одному человеку невозможно прожить на земле жизнь, совершенно лишенную скорбей, горестей и бедствий. Ибо таков Великий Путь – на нем радость смешана с печалью, слезы с песней, находка с потерей. Поэтому не искушай Небеса, не проси счастья больше, чем положено человеку, даже если ты принцесса.
– Я прошу о справедливости! – воскликнула Мэй. – Великая богиня, покарай своим праведным судом самозванку Шэси, убийцу моих родителей!
– А разве ты сама не способна покарать Шэси и восстановить справедливость? – удивилась богиня. – Тогда для чего тебе нужна твоя жизнь, принцесса?
Мэй потрясенно смолкла. Затем произнесла:
– Но я не знаю, как мне жить, что делать, куда идти!
– Все узнаешь в свое время, – ответила золотая богиня. – Иногда даже мы, боги, не знаем путей смертных.
– О тысячерукая! – сказала Мэй. – Ответь мне хотя бы на один вопрос: верно ли поступлю я, если стану женой господина Вэй Цясэна?
– Не вижу в том ничего для тебя унизительного, – немедленно отозвалась богиня. – Пусть до поры до времени Вэй Цясэн и его старшая жена Гуан хранят тебя от тьмы мира. Но ты также должна быть готова и к тому, что жизнь твоя снова изменится. Твой путь извилист, принцесса.
– О тысячерукая! – снова повторила Мэй. – Вернется ли ко мне речь? Смогу ли я говорить со смертными так же, как я сейчас говорю с тобой?
– Нет, – ответила богиня. – В тебе еще недостаточно силы, принцесса, а потому лучше твоим устам молчать о том, чем занята твоя голова. Знай одно, я обещаю это тебе как милостивая Гаиньинь: ты заговоришь, когда встретишь того, кто будет любить тебя больше собственной жизни.
– Для чего мне эта любовь? – воскликнула Мэй, – Трон отца занят убийцей, моя жизнь – жизнь простолюдинки, кругом страх и тьма...
– Любовь преодолеет страх и разгонит тьму, – ответила богиня Гаиньинь. – Тот, кто любит, сокрушает владычество зла. И довольно с тебя этого знания, принцесса Фэйянь.
Богиня провела золотой ладонью по устам Мэй, и та поняла, что не может больше вымолвить ни слова. Затем все окутал золотой туман, а когда он рассеялся, Мэй увидела, что Гаиньинь стоит на своем возвышении, Гуан молится, а служка по-прежнему распевает стихи.
Мэй достала из-за пояса маленькую кисть, пузырек туши и листок бумаги. Быстро написала на нем что-то и протянула листок Гуан. Та взяла листок, прочла изменилась в лице и поднялась с колен. Взяв Мэй за руку, она вышла из святилища и, несколько раз поклонившись храму, подозвала носильщиков с паланкином.
– Едем домой! – приказала она.
... Мэй не написала ничего особенного, кроме того, что ей явилась богиня Гаиньинь и повелела выйти замуж за господина Вэй Цясэна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Ох, – снова вздохнула Гуан.
– Я вынужден был попросить у него – время на размышление. Признаюсь, никогда я не чувствовал себя столь униженным. Этот распутник, казнокрад, Растратчик, притеснитель бедняков обещал мне тысячи бедствий, как будто сам был праведником-небожителем! О Мэй, не плачь. Видит Небесная Канцелярия, я не хочу, чтобы ты вошла в дом этого негодяя шестой женой, ты достойна лучшего жениха и мужа. Но что же мне делать? Откажи я Суну Третьему – он взбесится и натворит нам пакостей. Цясэн смотрел на Мэй долгим взглядом, и у той запылали щеки. Во рту стало сухо, девочке на миг показалось, будто на ней совсем нет одежды...
– Выход лишь один, мой господин, – сказала Гуан, – Если, конечно, вы и впрямь не хотите отдавать Мэй развратному Суну. Хватит с него и пяти жен!
– Что же за выход? – Цясэн разговаривал с Гуан, но не отрывал взгляда от Мэй.
– Возьмите ее в жены вы, мой господин, – сказала Гуан твердо.
Ненадолго воцарилось молчание. Мэй показалось, что она вообще не понимает, о чем говорят ее покровители. Затем Цясэн спросил:
– Гуан, милая, а ты уверена, что мне следует поступить именно так?
– Да, – кивнула Гуан. – Я говорю от сердца, во мне нет ревности, и если Мэй с вами, мой господин, будет так же сладко и покойно, как и мне, – чего же еще желать? Есть лишь одно обстоятельство, смущающее меня, но о нем я не могу говорить. И хотела бы, да не могу!
Теперь Цясэн смотрел на Гуан. Потом он прошептал:
– Происхождение этой девочки странно и загадочно. Не эту ли тайну ты хранишь, моя любимая? Мэй – высокородная, да?
Гуан кивнула.
– Но я не посмею сказать больше, – тут же добавила она.
– Ты немного пугаешь меня, – помолчав, сказал Цясэн. – Если она слишком высокородна для моего положения, как я осмелюсь на ней жениться? В Небесной Канцелярии это сочтут преступлением!
– Куда большим преступлением станет отдать Мэй в дом князю Суну! – горячо прошептала Гуан. – Я поклялась оберегать эту девочку от всякого зла, моя душа в ответе за нее! Став ее супругом, вы тоже будете ее беречь и защищать. Может быть, этому следует свершиться. Откажите князю Суну Третьему под тем предлогом, что вы уже обладали Мэй как женою и она понесла от вас.
– Гуан...
– Иначе он не отвяжется, – решительно сказала Гуан. – Он будет настаивать и мстить. А подпорченный товар ему уже не покажется столь вожделенным.
– Гуан, дорогая, ты сейчас говоришь...
– Как певичка, знаю. Простите, мой дорогой супруг. Я забылась. Но ведь для вас главное – отказать Суну Третьему и не вызвать его бешенства, верно?
– Да.
– Тогда так и сделайте. А я с Мэй в ближайший благоприятный день отправлюсь в храм Терпящих Бедствие, принесу жертвы и моления. И спрошу гадателя о том, угоден ли Небесной Канцелярии ваш брак с Мэй.
– А теперь ты говоришь как мудрейшая из женщин, милая Гуан! – восхитился Цясэн. – Скажи, ты действительно хочешь, чтобы Мэй стала моей женой? Ты не станешь ревновать, злиться, ненавидеть?
– Я сама отведу ее на ложе нежности, – сказала Гуан. – У вас большое сердце, мой господин. Его хватит и на Мэй и на меня. Мэй слушала этот разговор в каком-то сладком оцепенении. Сначала ее охватил трепет при одной ысли, что ее выдадут замуж за какого-то князя и ей придется покинуть дорогую наставницу Гуан. Но потом решение переменилось, и Мэй уже молила Небеса, чтоб Цясэн сделал ее своей второй женой. Ей так не хотелось покидать этот дом, эти сады и павильоны, где она в обществе Гуан и свитков древних поэтов провела столько прекрасных часов! Ей не хотелось покидать кабинет с привычной сердцу тушечницей, яшмовой вазой с кистями и свитками испещренной иероглифами бумаги! О, что плохого в том, что она станет женой Цясэна?! Он ведь красив, и он муж ее самой дорогой подруги! Почему какая-то Небесная Канцелярия может воспротивиться такому браку? Из-за того, что она, Мэй, – принцесса?! Но какой прок быть принцессой, если жизнь твоя в один миг может обратиться в чудовищный сон...
– Мэй! – окликнула ее Гуан. – Подойди ко мне, дорогая.
Мэй повиновалась. Гуан взяла ее за руку и ласково поцеловала.
– Мэй, хочешь ли ты стать второй женой господина Цясэна?
Девочка кивнула.
– Осталось только выбрать благоприятный день, заключила Гуан.
... О том, что случилось дальше, вам станет известно из следующей главы, о мой неутомленный читатель!
Глава двенадцатая
ХРАМ ТЕРПЯЩИХ БЕДСТВИЕ
Я стала твоей молодой женой,
Твоею второй женой.
Я слышу, как плачет зима за стеной,
Как море шумит волной.
О мой господин, не дари мне нефрит,
И жемчуг мне не дари!
Я вижу, что кровью закат горит,
Я вижу печаль зари.
О мой господин, ты уйдешь в поход,
Уйдешь в бессмертья края...
И, в доме твоем каждый день, как год.
Мы плачем – она и я.
Она удавилась своей косой,
Я выпила яд до дна.
Была я второю твоею женой,
Но первой была она.
Могущество и смелость господина Вэй Цясэна были крепки и непреложны, как нефритовые страницы Свода Законов Яшмовой Империи. Ибо не будь у господина Цясэна упомянутых качеств, разве осмелился бы он воспротивиться самому князю-наместнику Суну Третьему, да еще в таком щепетильном деле, как женитьба и обладание юной красавицей Мэй?! Когда Сун Третий явился к Цясэну за ответом, тот разыграл целое представление перед сластолюбивым князьком. Цясэн покаянно сообщил князю, что давно и втайне от своей жены Гуан предается любовным утехам с Мэй и, как недавно обнаружилось, Мэй от него понесла. Право, Цясэн никогда бы не осмелился отдать в жены высокородному князю испорченную девушку, к тому же беременную! Сун Третий вскипел, как чан с конопляным маслом, поименовал Вэй Цясэна ненасытным развратником (Цясэн это стерпел, внутренне не переставая усмехаться – уж чья бы собака лаяла, да только не Суна Третьего!)... Но, слава Небесной Канцелярии, разошлись они почти полюбовно. Цясэн передал в дом Суна Третьего повозку подарков: свертки шелков, камчи, сукна, золотые и серебряные украшения, плитки самого дорогого чаю, тридцать кувшинов выдержанного шансинского вина и даже садок с ручными бабочками, и князь, жадный до подношений, вроде бы утешился. Во всяком случае, теперь у него для утешения имелось достаточно выпивки – с тридцатью кувшинами шансинского можно кутить аж до самого месяца Теплой Циновки!
И Гуан и Мэй радовались, что князь Сун Третий отказался от своих притязаний. Через некоторое время Гуаы по древнему календарю геомантов определила благоприятный день для паломничества в храм Терпящих Бедствие. Это был пятый день месяца Плачущей Цикады – в воздухе уже разливался неповторимый аромат осени. Небо над Западным Хэ сияло необычайной голубизной, а с моря дул ровный прохладный ветер, приносящий запахи соли, смоленых канатов, копченой рыбы, мокрой парусины...
Гуан и Мэй нарядились в одежды, отороченные мехом, уселись в закрытый паланкин и отправились в храм Терпящих Бедствие.
Этот древний храм был построен еще во времена правления прадеда Мэй, Нефритового владыки Шидина. В те годы на море лютовали пираты из страны Ва, они грабили и богатые купеческие суда, и бедные рыбацкие джонки, не брезговали ничем и вырезалр! всю команду. Да еще на море свирепствовали штормы – говорили, что это гневается Радужный Морской Дракон за то, что люди похитили его дочь-жемчужину и сделали ее своим солнцем... Потому люди, уходящие в плавание, не знали, вернутся ли они живыми домой. Но, как гласит легенда, с одним моряком (его корабль во время шторма разбился в щепы, он уже распрощался с жизнью, из последних сил держась за обломок мачты) свершилось чудо. Ему явился из глубин сам Радужный Дракон и сказал, что моряк спасется, если даст слово по возвращении домой вы-кроить храм в честь богини Гаиньинь – богини, пологагощей всем, кто терпит бедствие, притеснение или скорбь. Моряк сдержал обещание. Вернувшись в Западный Хэ, он не пожалел своих сбережений и заложил на них основание храма. К строительству святилища присоединились все и богачи и бедняки, и храм Терпящих Бедствие был выстроен за каких-то два года. В центре храма возвышалась позолоченная деревянная статуя милостивой Гаиньинь – богиня изображалась с тысячей рук, а на каждой ее ладони сверкал глаз из драгоценного камня – в знак того, что от Гаиньинь не укрыта ни одна беда и она каждому человеку готова протянуть руку помощи... Говорят также, что, если прикоснуться к одной из ладоней милостивой Гаиньинь, можно сподобиться от нее видения, открывающего будущее...
Когда Гуан и Мэй вошли в храм, как раз завершилась малая дневная служба. К Гуан, кланяясь, подошел младший служка – старичок с подрагивающей головой и печальными глазами... Гуан протянула ему храмовые дары: благовония, свечи, жертвенные деньги и шелковые покровы для жертвенника Гаиньинь.
– Мы хотим вознести моление и узнать будущее, – сказала старичку Гуан. Тот кивнул и жестом пригласил их следовать к жертвеннику перед знаменитой статуей милостивой Гаиньинь.
Гуан принесла жертву, служка нараспев читал молитвенные стихи, прославляющие богиню. Мэй, охваченная благоговейным трепетом (ведь она так давно не была в храме!), взирала на золотой лик богини и мысленно просила ее о помощи. Она просила о том, чтобы Гаиньинь устроила ее судьбу, избавила ее уста от немоты, восстановила справедливость... В какой-то миг Мэй показалось, что каменные стены святилища затрепетали, будто полосы шелка на сильном ветру. А в следующее мгновение Мэй увидела, как золотая тысячерукая Гаиньинь сошла со своего возвышения и предстала перед нею.
– Принцесса Фэйянь из династии Тэн! – звучным голосом изрекла богиня Гаиньинь. – Для чего ты беспокоишь меня?
Мэй открыла рот и... поняла, что снова может говорить.
– О милостивая Гаиньинь! – воскликнула она. – Я прошу тебя принять участие в моей судьбе, не оставить своим заступничеством!
– Я и без того не оставляю тебя своим заступничеством, – сказала Гаиньинь. – Знай, принцесса, что и твои родители пребывают в сонме небожителей и каждый день молятся Верховному Владыке Небосвода о твоем благополучии. Но знай также и то, что ни одному человеку невозможно прожить на земле жизнь, совершенно лишенную скорбей, горестей и бедствий. Ибо таков Великий Путь – на нем радость смешана с печалью, слезы с песней, находка с потерей. Поэтому не искушай Небеса, не проси счастья больше, чем положено человеку, даже если ты принцесса.
– Я прошу о справедливости! – воскликнула Мэй. – Великая богиня, покарай своим праведным судом самозванку Шэси, убийцу моих родителей!
– А разве ты сама не способна покарать Шэси и восстановить справедливость? – удивилась богиня. – Тогда для чего тебе нужна твоя жизнь, принцесса?
Мэй потрясенно смолкла. Затем произнесла:
– Но я не знаю, как мне жить, что делать, куда идти!
– Все узнаешь в свое время, – ответила золотая богиня. – Иногда даже мы, боги, не знаем путей смертных.
– О тысячерукая! – сказала Мэй. – Ответь мне хотя бы на один вопрос: верно ли поступлю я, если стану женой господина Вэй Цясэна?
– Не вижу в том ничего для тебя унизительного, – немедленно отозвалась богиня. – Пусть до поры до времени Вэй Цясэн и его старшая жена Гуан хранят тебя от тьмы мира. Но ты также должна быть готова и к тому, что жизнь твоя снова изменится. Твой путь извилист, принцесса.
– О тысячерукая! – снова повторила Мэй. – Вернется ли ко мне речь? Смогу ли я говорить со смертными так же, как я сейчас говорю с тобой?
– Нет, – ответила богиня. – В тебе еще недостаточно силы, принцесса, а потому лучше твоим устам молчать о том, чем занята твоя голова. Знай одно, я обещаю это тебе как милостивая Гаиньинь: ты заговоришь, когда встретишь того, кто будет любить тебя больше собственной жизни.
– Для чего мне эта любовь? – воскликнула Мэй, – Трон отца занят убийцей, моя жизнь – жизнь простолюдинки, кругом страх и тьма...
– Любовь преодолеет страх и разгонит тьму, – ответила богиня Гаиньинь. – Тот, кто любит, сокрушает владычество зла. И довольно с тебя этого знания, принцесса Фэйянь.
Богиня провела золотой ладонью по устам Мэй, и та поняла, что не может больше вымолвить ни слова. Затем все окутал золотой туман, а когда он рассеялся, Мэй увидела, что Гаиньинь стоит на своем возвышении, Гуан молится, а служка по-прежнему распевает стихи.
Мэй достала из-за пояса маленькую кисть, пузырек туши и листок бумаги. Быстро написала на нем что-то и протянула листок Гуан. Та взяла листок, прочла изменилась в лице и поднялась с колен. Взяв Мэй за руку, она вышла из святилища и, несколько раз поклонившись храму, подозвала носильщиков с паланкином.
– Едем домой! – приказала она.
... Мэй не написала ничего особенного, кроме того, что ей явилась богиня Гаиньинь и повелела выйти замуж за господина Вэй Цясэна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47