По приезде домой Гуан сообщила об этом мужу и начала приготовления к свадьбе Мэй.
В пятнадцатый день месяца Золотого Гинкго Мэй Лепесток Лотоса, она же принцесса Фэйянь, стала второй женой господина Вэй Цясэна, молодого вельможи, еще не утратившего понятий о чести, добре и благородстве. Гуан, дорожившая Мэй пуще собственного глаза, сама отвела девушку на брачное ложе. Следует сказать, что брачной ночи предшествовали другая ночь, когда Гуан, сидя в комнате Мэй, объясняла своей юной подопечной все тонкости и премудрости любовной игры, в которой сама была неподражаемо искусна... А когда Мэй ожидала мужа в спальне, Гуан ненадолго задержала Цясэна и сказала:
– Дорогой, будь с ней терпелив и нежен. Твое мастерство ветра и луны не знает себе равных, но все же... Я не хочу, чтобы Мэй испугалась или затаила обиду – ты первый ее мужчина.
– Я сделаю все, что в моих силах, милая, – улыбнулся Цясэн. – А как ты проведешь эту ночь без меня?
– Буду спать, как камень на дне реки, – улыбнулась и Гуан. – Приготовления к свадьбе меня сильно утомили. К тому же я нынче весь день мучаюсь от слабости и головокружения, все так и плывет перед глазами.
– Надо позвать лекаря! – обеспокоился Цясэн. – Оставь, – махнула рукой Гуан. – Сегодня тебе и без того хватило хлопот. Со мной посидит старая Мын, я выпью травяного отвара и усну. Скорее всего, зто обычное женское недомогание. Не заботься.
– И все же... – с сомнением сказал Цясэн.
– Послушайся меня, – снова улыбнулась Гуан. – И ступай ко второй жене, не томи ее ожиданием.
... Господин Вэй Цясэн не огорчил и не разочаровал свою вторую жену. Мэй узнала любовь мужчины и через некоторое время не могла себе помыслить, как проводить ночь без ласк Цясэна, бывшего умелым, неутомимым и чутким любовником.
Мэй представлялось, что ее прошлая жизнь – императорский дворец, потом нищая деревня, а еще позже улица Диких Орхидей – все было грезой, рассеявшейся с первыми лучами солнца. Мэй полюбила господина Цясэна так же, как и любила свою наставницу Гуан. Кроме того, легкое недомогание госпожи Гуан оказалось беременностью, чему не мог не радоваться Цясэн.
– У нас будет наследник! – говорил он. – Жизнь не жестока и не бесплодна; когда мы умрем, наше дитя позаботится о благополучии нашего посмертного существования!
В любви, согласии и покое Вэй Цясэн и две его жены прожили три года. В положенный срок Гуан родила сына, нареченного Суйдэ, и целиком посвятила себя его воспитанию. Впрочем, это не означало, что с рождением ребенка она стала меньше любить и лелеять Мэй. Да, Мэй была младшей женой, на Равных с Гуан правах делившей ложе с мужчиной, который был дорог сердцу бывшей певички. Но это не вызывало у Гуан ревности или зависти. Она попрежнему обучала Мэй каллиграфии, рукоделиям управлению немалой усадьбой Вэй Цясэна. Мэй повзрослела и из угловатой робкой девочки превратилась в очаровательную молодую женщину, чей взгляд смотрел целомудренно, а тело знало все хитросплетения любовной игры. Одно печалило Мэй – она так и не могла говорить. Значит, Вэй Цясэн, хоть и любил ее, но все же любил меньше, чем собственную жизнь...
А потом в Западный Хэ пришла беда. Пришла вместе с наемниками Ардиса, верными вассалами узурпаторши Шэси. Западный Хэ по традиции с незапамятных времен был вольным городом, имеющим право не платить дань императору, поскольку когда-то этот приморский город оказал незабываемую услугу Императорскому дому... Но Шэси, разграбившая всю Империю рука об руку со своими душегубами, решила, что пора отдать на растерзание и Западный Хэ – город, которому покровительствовала сама тысячерукая Гаиньинь.
Господин Вэй Цясэн вместе с прочими вельможами и военачальниками города возглавил, отряды защитников. И вместе с прочими был убит; когда защита пала, бешеные наемники Ардиса ворвались в Западный Хэ, превращая в ад все на своем пути.
За считаные часы богатый и роскошный город превратился в руины. Тут и там вспыхивали пожары: на равных горели дома знати и лачуги бедняков. Квартал Диких Орхидей выгорел дотла, а певичек, говорят, наемники Ардиса вырезали всех до единой, принося в жертву своему кровожадному божеству.
Весть о том, что Вэй Цясэн убит, повергла Гуан и Мэй в ужас. Но, даже раздавленная горем, Гуан не позволила себе ослабеть духом. Она велела всем слугам бежать из усадьбы и укрываться, кто где может, спрятала часть драгоценностей и денег мужа в подземном тайнике, велела Мэй собираться и вместе с нею и маленьким Суйдэ выбралась к Рыбной пристани. Там уже собрались толпы беженцев из города. Слышались вопли проклятий, рыдания, стоны раненых...
У Рыбной пристани, самой бедной и отдаленной пристани Западного Хэ, стояло на причале всего две дюжины джонок, которые никак не могли взять на борт всех несчастных. Матросы с джонок брали лишь тех, кто мог заплатить им пять тысяч связок золота – за это толпа осыпала их проклятиями, мало у кого в этой толпе водились такие сумасшедшие деньги.
Гуан (к счастью для нее, для Мэй и маленького Суйдэ) взяла с собой тридцать тысяч связок золота и шкатулку с драгоценными украшениями, каждое из которых стоило не меньше десяти тысяч золотых фыней. Женщина заплатила капитану джонки «Красная магнолия» и поднялась на борт вместе с Мэй и Суйдэ. Глаза ее застилали слезы, она смотрела на берег, где клубился над стенами города густой дым, где тело ее мужа было изрублено на куски мечами наемников... А она даже не могла позволить себе совершить над телом мужа погребальные обряды! Мэй стояла рядом, но ее глаза оставались сухими, и только мертвенно-бледное лицо выдавало душевную муку.
– Смотрите, принцесса, – тихо сказала Гуан Мэй, впервые назвав свою подопечную принцессой. – Смотрите, что творит с вашей страной беззаконная тварь, захватившая престол! Не забудьте это зрелище, когда придет время справедливости!
Мэй посмотрела долгим взглядом на Гуан и кивнула.
Джонка отошла от причала. Поднятый парус захлопал над головой. В борт ударила мутная пенистая волна.
«Красная магнолия» вместе с остальными джонками-беглянками направлялась к северной границе Яшмовой Империи. По слухам, там, среди неприветливых скал и безжизненных каменных лесов, даже головорезы императрицы Шэси чувствовали себя неуютно, потому и не стремились в эти забвенные края. Брошенные северные крепости, засыпанные вечным нетающим снегом города и поселки облюбовали дикие звери да белые оборотни – страшные существа, питающиеся теплой плотью и кровью... Однако страх перед наемниками Ардиса был сильнее страха перед белыми оборотнями, которых, по совести сказать, никто и не видел. Потому все беглецы надеялись, что смогут обосноваться в тех безрадостных местах.
Закончился месяц Бамбукового Инея, пришел месяц Тихого Снега, а джонки все еще были в пути. Холодное сизое море, густые, как молоко, туманы выпивали силы и жизнь из людей. Многие умирали от слабости, болезней или отчаяния, так и не увидев вожделенных берегов. В одну из многочисленных печальных ночей умер Суйдэ-маленький, сын Гуан, и его, как и прочих умерших, опустили в темные равнодушные воды. Мэй плакала; как могла, она утешала свою дорогую подругу Гуан, но вскоре с ужасов поняла, что та помешалась от горя. Дни и ночи напролет Гуан сидела на палубе, смотрела в свинцовое небо и повторяла одно и то же:
– Ведь ему там холодно, моему сыночку! Некому закутать его ножки теплым одеялом, некому надеть шапочку на его черные волосы. Ах, какой холод кругом! А шейка у сыночка моего такая тоненькая, словно стебелек травы! Вода сломает ее, камни упадут ему на грудь, рыбы выпьют его глаза! Зачем вы отняли у меня моего сыночка, он был такой слабый!
Гуан пробовали утешать, заговорить с ней, давали ей вина, чаю или рисовых лепешек, но несчастная женщина лишь смотрела на окружающих обезумевшим, жалким взглядом и говорила:
– Ведь ему там холодно, моему сыночку!
А однажды ночью – особенно холодной и ветреной – Гуан не стало. Она бросилась в море, чтобы согреть своим теплом мертвого сына...
И так Мэй осталась одна.
Остаток пути она пролежала в горячке на грязной нижней палубе «Красной магнолии». К ней никто не подходил, никто не подал ей ни чашки воды, ни лепешки. Впрочем, Мэй это и не было нужно. Болезнь погрузила ее сознание в горячечную пучину, бедняжка давно уже пребывала за чертой этого многострадального мира. В своем бреду она снова и снова становилась маленькой принцессой Фэйянь, играющей в Непревзойденном дворце. С нею были отец, мать и добрая Юй Расторопные Туфельки. А еще в их веселых бесконечных играх принимал участие Небесный Чиновник Ань, чей алый пояс развевался, как струя пламени... Мэй грезилось, что она чувствует аромат магнолий и персиков, цветущих в императорском саду, слышит смех матери, журчание ручья, звон струн циня, пение отца. И под эти волшебные звуки сердце умирающей принцессы билось все реже, обещая вскоре умолкнуть навсегда.
Но, видимо, Небо все-таки иногда вспоминает о земле, потому что Мэй не умерла. Когда «Красная Магнолия» проходила мимо смертельно опасных для Моряков Туманных скал, те, кто был на палубе, увидели, как на вершине одной из скал засияла, будто рубин под солнцем, крошечная точка. Затем эта точка отделилась от каменной поверхности и стремительн полетела прямиком к «Красной магнолии», с каждой минутой увеличиваясь в размерах и превращаясь и гигантского дракона с золотой мордой и багровыми крыльями.
– О боги! – сказал капитан «Красной магнолии». – Чем мы вас прогневили, что вы посылаете по наши души этого глубокоуважаемого дракона?
Дракон уже висел в воздухе над мачтой «Красной магнолии». Желающие могли вдоволь налюбоваться огромными клыками, торчащими из его пасти, длинными усами, на концы которых были нанизаны жемчужины – каждая размером с добрый мужской кулак. Хороши также были крылья и алая сверкающая чешуя, в которую можно было смотреться, как в зеркало, и мощные лапы с золотыми когтями... Словом, дракон выглядел именно так, как и положено выглядеть породистому дракону, чье родословное древо восходит к драконам – основателям Яшмовой Империи и прочей Вселенной. И немудрено, что все, сподобившиеся его узреть, пали на колени.
– Ну, – прорычал дракон сурово, – чего уставились? Дракона не видели? Кто из вас главный? Кто капитан вашей скрипучей развалины?
– Это я, о крылатый повелитель! – дрожащим голосом воскликнул капитан. – Я немедленно принесу себя в жертву, если ты того желаешь, о крылатый повелитель!
Дракон недобро уставился на капитана изумрудно-золотым глазом размером с чашку для лапши.
– Умнее ничего не придумал? – рыкнул дракон. Оно мне надо? Лучше скажи мне вот что: имеется на твоей развалине прекрасная девушка по имени Фэйянь?
– Фэйянь? – переспросил капитан.
– Я что, слишком тихо говорю? – ощерился дракон.
– Прости, о крылатый повелитель, – еще пуще задрожал капитан (а следом и все остальные). – Здесь нет ни одной женщины или девицы по имени Фэйянь.
– О... Уф, фыркнул дракон. – Ну да. Я слегка напутал. Ее зовут Мэй. Именно Мэй. Как насчет девушки по имени Мэй, отважный капитан?
– Мэй? Эй, это та самая девица, что плыла вместе с безумной Гуан, – раздался голос из народа, – Она умирает от горячки. Или уже умерла.
– А подать мне ее сюда! – рявкнул дракон. – И немедля!
Двое доброхотов кинулись на нижнюю палубу и вынесли бесчувственную, грязную Мэй. При ней давно уже не было ни золота, ни дорогих одежд, оставленных ей Гуан, покуда девушка умирала в горячке, все ее вещи потихоньку растащили остальные пассажиры, здраво рассуждая, что мертвой ни золотые шпильки, ни парчовые платья, ни жемчужные ожерелья не понадобятся.
– Вот она, о крылатый повелитель! – Принцессу положили на палубу. – Она еще жива.
– А грязная какая, брезгливо дернул усами дракон. – Вы ее с крысами держали, что ли?
– Нет, о крылатый повелитель! Это у нее от болезни.
– Ну да, конечно. Ладно, некогда мне с вами разговаривать! Я забираю ее.
– Как будет угодно крылатому повелителю, – поклонился капитан. – Можем ли мы рассчитывать на дальнейшее благополучное плавание, умилостивив вас этой жертвой?
– А? – Дракон в этот миг как раз подцеплял парой когтей Мэй за талию, поэтому не особенно расслышал вопрос. – Можете, можете. Само собой. Ладно, полетел я, некогда мне тут с вами, с мелкими...
Команда и пассажиры «Красной магнолии» благоговейно смотрели вслед улетающему дракону, отягощенному ношей в виде умирающей девушки.
– Как ухудшился вкус благородных драконов, задумчиво сказал капитан. – Говорят, раньше они избирали себе в жертву самых прекрасных и родовитых девушек. Принцесс, например. А тут – эта убогая...
Ветер донес до капитана громовой раскат драконьего рыка.
– Нет, драконы обладают прекрасным вкусом, ведь они равны богам! – немедленно поправился капитан.
И «Красная магнолия» продолжила дальше свой нелегкий путь в северные земли Яшмовой Империи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
В пятнадцатый день месяца Золотого Гинкго Мэй Лепесток Лотоса, она же принцесса Фэйянь, стала второй женой господина Вэй Цясэна, молодого вельможи, еще не утратившего понятий о чести, добре и благородстве. Гуан, дорожившая Мэй пуще собственного глаза, сама отвела девушку на брачное ложе. Следует сказать, что брачной ночи предшествовали другая ночь, когда Гуан, сидя в комнате Мэй, объясняла своей юной подопечной все тонкости и премудрости любовной игры, в которой сама была неподражаемо искусна... А когда Мэй ожидала мужа в спальне, Гуан ненадолго задержала Цясэна и сказала:
– Дорогой, будь с ней терпелив и нежен. Твое мастерство ветра и луны не знает себе равных, но все же... Я не хочу, чтобы Мэй испугалась или затаила обиду – ты первый ее мужчина.
– Я сделаю все, что в моих силах, милая, – улыбнулся Цясэн. – А как ты проведешь эту ночь без меня?
– Буду спать, как камень на дне реки, – улыбнулась и Гуан. – Приготовления к свадьбе меня сильно утомили. К тому же я нынче весь день мучаюсь от слабости и головокружения, все так и плывет перед глазами.
– Надо позвать лекаря! – обеспокоился Цясэн. – Оставь, – махнула рукой Гуан. – Сегодня тебе и без того хватило хлопот. Со мной посидит старая Мын, я выпью травяного отвара и усну. Скорее всего, зто обычное женское недомогание. Не заботься.
– И все же... – с сомнением сказал Цясэн.
– Послушайся меня, – снова улыбнулась Гуан. – И ступай ко второй жене, не томи ее ожиданием.
... Господин Вэй Цясэн не огорчил и не разочаровал свою вторую жену. Мэй узнала любовь мужчины и через некоторое время не могла себе помыслить, как проводить ночь без ласк Цясэна, бывшего умелым, неутомимым и чутким любовником.
Мэй представлялось, что ее прошлая жизнь – императорский дворец, потом нищая деревня, а еще позже улица Диких Орхидей – все было грезой, рассеявшейся с первыми лучами солнца. Мэй полюбила господина Цясэна так же, как и любила свою наставницу Гуан. Кроме того, легкое недомогание госпожи Гуан оказалось беременностью, чему не мог не радоваться Цясэн.
– У нас будет наследник! – говорил он. – Жизнь не жестока и не бесплодна; когда мы умрем, наше дитя позаботится о благополучии нашего посмертного существования!
В любви, согласии и покое Вэй Цясэн и две его жены прожили три года. В положенный срок Гуан родила сына, нареченного Суйдэ, и целиком посвятила себя его воспитанию. Впрочем, это не означало, что с рождением ребенка она стала меньше любить и лелеять Мэй. Да, Мэй была младшей женой, на Равных с Гуан правах делившей ложе с мужчиной, который был дорог сердцу бывшей певички. Но это не вызывало у Гуан ревности или зависти. Она попрежнему обучала Мэй каллиграфии, рукоделиям управлению немалой усадьбой Вэй Цясэна. Мэй повзрослела и из угловатой робкой девочки превратилась в очаровательную молодую женщину, чей взгляд смотрел целомудренно, а тело знало все хитросплетения любовной игры. Одно печалило Мэй – она так и не могла говорить. Значит, Вэй Цясэн, хоть и любил ее, но все же любил меньше, чем собственную жизнь...
А потом в Западный Хэ пришла беда. Пришла вместе с наемниками Ардиса, верными вассалами узурпаторши Шэси. Западный Хэ по традиции с незапамятных времен был вольным городом, имеющим право не платить дань императору, поскольку когда-то этот приморский город оказал незабываемую услугу Императорскому дому... Но Шэси, разграбившая всю Империю рука об руку со своими душегубами, решила, что пора отдать на растерзание и Западный Хэ – город, которому покровительствовала сама тысячерукая Гаиньинь.
Господин Вэй Цясэн вместе с прочими вельможами и военачальниками города возглавил, отряды защитников. И вместе с прочими был убит; когда защита пала, бешеные наемники Ардиса ворвались в Западный Хэ, превращая в ад все на своем пути.
За считаные часы богатый и роскошный город превратился в руины. Тут и там вспыхивали пожары: на равных горели дома знати и лачуги бедняков. Квартал Диких Орхидей выгорел дотла, а певичек, говорят, наемники Ардиса вырезали всех до единой, принося в жертву своему кровожадному божеству.
Весть о том, что Вэй Цясэн убит, повергла Гуан и Мэй в ужас. Но, даже раздавленная горем, Гуан не позволила себе ослабеть духом. Она велела всем слугам бежать из усадьбы и укрываться, кто где может, спрятала часть драгоценностей и денег мужа в подземном тайнике, велела Мэй собираться и вместе с нею и маленьким Суйдэ выбралась к Рыбной пристани. Там уже собрались толпы беженцев из города. Слышались вопли проклятий, рыдания, стоны раненых...
У Рыбной пристани, самой бедной и отдаленной пристани Западного Хэ, стояло на причале всего две дюжины джонок, которые никак не могли взять на борт всех несчастных. Матросы с джонок брали лишь тех, кто мог заплатить им пять тысяч связок золота – за это толпа осыпала их проклятиями, мало у кого в этой толпе водились такие сумасшедшие деньги.
Гуан (к счастью для нее, для Мэй и маленького Суйдэ) взяла с собой тридцать тысяч связок золота и шкатулку с драгоценными украшениями, каждое из которых стоило не меньше десяти тысяч золотых фыней. Женщина заплатила капитану джонки «Красная магнолия» и поднялась на борт вместе с Мэй и Суйдэ. Глаза ее застилали слезы, она смотрела на берег, где клубился над стенами города густой дым, где тело ее мужа было изрублено на куски мечами наемников... А она даже не могла позволить себе совершить над телом мужа погребальные обряды! Мэй стояла рядом, но ее глаза оставались сухими, и только мертвенно-бледное лицо выдавало душевную муку.
– Смотрите, принцесса, – тихо сказала Гуан Мэй, впервые назвав свою подопечную принцессой. – Смотрите, что творит с вашей страной беззаконная тварь, захватившая престол! Не забудьте это зрелище, когда придет время справедливости!
Мэй посмотрела долгим взглядом на Гуан и кивнула.
Джонка отошла от причала. Поднятый парус захлопал над головой. В борт ударила мутная пенистая волна.
«Красная магнолия» вместе с остальными джонками-беглянками направлялась к северной границе Яшмовой Империи. По слухам, там, среди неприветливых скал и безжизненных каменных лесов, даже головорезы императрицы Шэси чувствовали себя неуютно, потому и не стремились в эти забвенные края. Брошенные северные крепости, засыпанные вечным нетающим снегом города и поселки облюбовали дикие звери да белые оборотни – страшные существа, питающиеся теплой плотью и кровью... Однако страх перед наемниками Ардиса был сильнее страха перед белыми оборотнями, которых, по совести сказать, никто и не видел. Потому все беглецы надеялись, что смогут обосноваться в тех безрадостных местах.
Закончился месяц Бамбукового Инея, пришел месяц Тихого Снега, а джонки все еще были в пути. Холодное сизое море, густые, как молоко, туманы выпивали силы и жизнь из людей. Многие умирали от слабости, болезней или отчаяния, так и не увидев вожделенных берегов. В одну из многочисленных печальных ночей умер Суйдэ-маленький, сын Гуан, и его, как и прочих умерших, опустили в темные равнодушные воды. Мэй плакала; как могла, она утешала свою дорогую подругу Гуан, но вскоре с ужасов поняла, что та помешалась от горя. Дни и ночи напролет Гуан сидела на палубе, смотрела в свинцовое небо и повторяла одно и то же:
– Ведь ему там холодно, моему сыночку! Некому закутать его ножки теплым одеялом, некому надеть шапочку на его черные волосы. Ах, какой холод кругом! А шейка у сыночка моего такая тоненькая, словно стебелек травы! Вода сломает ее, камни упадут ему на грудь, рыбы выпьют его глаза! Зачем вы отняли у меня моего сыночка, он был такой слабый!
Гуан пробовали утешать, заговорить с ней, давали ей вина, чаю или рисовых лепешек, но несчастная женщина лишь смотрела на окружающих обезумевшим, жалким взглядом и говорила:
– Ведь ему там холодно, моему сыночку!
А однажды ночью – особенно холодной и ветреной – Гуан не стало. Она бросилась в море, чтобы согреть своим теплом мертвого сына...
И так Мэй осталась одна.
Остаток пути она пролежала в горячке на грязной нижней палубе «Красной магнолии». К ней никто не подходил, никто не подал ей ни чашки воды, ни лепешки. Впрочем, Мэй это и не было нужно. Болезнь погрузила ее сознание в горячечную пучину, бедняжка давно уже пребывала за чертой этого многострадального мира. В своем бреду она снова и снова становилась маленькой принцессой Фэйянь, играющей в Непревзойденном дворце. С нею были отец, мать и добрая Юй Расторопные Туфельки. А еще в их веселых бесконечных играх принимал участие Небесный Чиновник Ань, чей алый пояс развевался, как струя пламени... Мэй грезилось, что она чувствует аромат магнолий и персиков, цветущих в императорском саду, слышит смех матери, журчание ручья, звон струн циня, пение отца. И под эти волшебные звуки сердце умирающей принцессы билось все реже, обещая вскоре умолкнуть навсегда.
Но, видимо, Небо все-таки иногда вспоминает о земле, потому что Мэй не умерла. Когда «Красная Магнолия» проходила мимо смертельно опасных для Моряков Туманных скал, те, кто был на палубе, увидели, как на вершине одной из скал засияла, будто рубин под солнцем, крошечная точка. Затем эта точка отделилась от каменной поверхности и стремительн полетела прямиком к «Красной магнолии», с каждой минутой увеличиваясь в размерах и превращаясь и гигантского дракона с золотой мордой и багровыми крыльями.
– О боги! – сказал капитан «Красной магнолии». – Чем мы вас прогневили, что вы посылаете по наши души этого глубокоуважаемого дракона?
Дракон уже висел в воздухе над мачтой «Красной магнолии». Желающие могли вдоволь налюбоваться огромными клыками, торчащими из его пасти, длинными усами, на концы которых были нанизаны жемчужины – каждая размером с добрый мужской кулак. Хороши также были крылья и алая сверкающая чешуя, в которую можно было смотреться, как в зеркало, и мощные лапы с золотыми когтями... Словом, дракон выглядел именно так, как и положено выглядеть породистому дракону, чье родословное древо восходит к драконам – основателям Яшмовой Империи и прочей Вселенной. И немудрено, что все, сподобившиеся его узреть, пали на колени.
– Ну, – прорычал дракон сурово, – чего уставились? Дракона не видели? Кто из вас главный? Кто капитан вашей скрипучей развалины?
– Это я, о крылатый повелитель! – дрожащим голосом воскликнул капитан. – Я немедленно принесу себя в жертву, если ты того желаешь, о крылатый повелитель!
Дракон недобро уставился на капитана изумрудно-золотым глазом размером с чашку для лапши.
– Умнее ничего не придумал? – рыкнул дракон. Оно мне надо? Лучше скажи мне вот что: имеется на твоей развалине прекрасная девушка по имени Фэйянь?
– Фэйянь? – переспросил капитан.
– Я что, слишком тихо говорю? – ощерился дракон.
– Прости, о крылатый повелитель, – еще пуще задрожал капитан (а следом и все остальные). – Здесь нет ни одной женщины или девицы по имени Фэйянь.
– О... Уф, фыркнул дракон. – Ну да. Я слегка напутал. Ее зовут Мэй. Именно Мэй. Как насчет девушки по имени Мэй, отважный капитан?
– Мэй? Эй, это та самая девица, что плыла вместе с безумной Гуан, – раздался голос из народа, – Она умирает от горячки. Или уже умерла.
– А подать мне ее сюда! – рявкнул дракон. – И немедля!
Двое доброхотов кинулись на нижнюю палубу и вынесли бесчувственную, грязную Мэй. При ней давно уже не было ни золота, ни дорогих одежд, оставленных ей Гуан, покуда девушка умирала в горячке, все ее вещи потихоньку растащили остальные пассажиры, здраво рассуждая, что мертвой ни золотые шпильки, ни парчовые платья, ни жемчужные ожерелья не понадобятся.
– Вот она, о крылатый повелитель! – Принцессу положили на палубу. – Она еще жива.
– А грязная какая, брезгливо дернул усами дракон. – Вы ее с крысами держали, что ли?
– Нет, о крылатый повелитель! Это у нее от болезни.
– Ну да, конечно. Ладно, некогда мне с вами разговаривать! Я забираю ее.
– Как будет угодно крылатому повелителю, – поклонился капитан. – Можем ли мы рассчитывать на дальнейшее благополучное плавание, умилостивив вас этой жертвой?
– А? – Дракон в этот миг как раз подцеплял парой когтей Мэй за талию, поэтому не особенно расслышал вопрос. – Можете, можете. Само собой. Ладно, полетел я, некогда мне тут с вами, с мелкими...
Команда и пассажиры «Красной магнолии» благоговейно смотрели вслед улетающему дракону, отягощенному ношей в виде умирающей девушки.
– Как ухудшился вкус благородных драконов, задумчиво сказал капитан. – Говорят, раньше они избирали себе в жертву самых прекрасных и родовитых девушек. Принцесс, например. А тут – эта убогая...
Ветер донес до капитана громовой раскат драконьего рыка.
– Нет, драконы обладают прекрасным вкусом, ведь они равны богам! – немедленно поправился капитан.
И «Красная магнолия» продолжила дальше свой нелегкий путь в северные земли Яшмовой Империи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47