Кажется, еще вот-вот — и она начнет меня на “вы” называть.
— А, ну да. Рассказываю. Через некоторое время ты обнаружила, что твоя жизнь тебя тяготит и надо что-то менять и куда-то двигаться. И ты занялась карьерой,
— Это верно, — кивает Инна и смотрит на часы. — И достигла успехов. Ты рассказывай быстрей, потому что, кстати, через десять минут за мной приедет машина.
— Бойфренд?
— Нет, служебная.
— Тебя возят на работу на машине?
— Да, Продолжай.
— Погоди. Расскажи, как ты добилась такого высокого положения?
— Очень просто. Правильный режим дня, фитнесс, холодный душ по утрам, планирование рабочего времени правильное общение с правильными людьми.
— Ну и я примерно о том же… Так вот, затем ты заметила, что твое тело может превращаться.
— В ежика.
— Не только.
— Не заметила.
— Заметишь. А еще в один прекрасный день ты заметишь, что можешь превращаться в людей.
— Пока не замечала.
— А еще в один прекрасный день ты заметишь, что тебе хочется убить вышестоящего по должности, труп уничтожить, например, съесть, а самой превратиться в него.
Инна хлопает ладонью по столу:
— Хватит! Почему я должна выслушивать этот бред?
— Это правда. Это все к тебе придет. У тебя в голове сидит программа, она начинает работать.
— Значит, вот что, — холодно говорит Инна. — Мне пора собираться на работу, еще себя в порядок привести, у тебя, наверно, тоже свои дела?
— Да уж, — говорю. — Дел у меня непаханый край. Меня по всей стране уже, наверно, ищут со спутников.
— А что ты натворил? — настораживается Инна.
— Ничего. Бегал много. Светился. Интересовался, откуда у меня такие способности.
— Мне, например, это совсем не интересно, — говорит Инна.
— Ты не находишь это странным?
— Нет.
— Человек превращается в ежа и не считает это странным! Может быть, это часть программы?
— Может быть, нам имеет смысл закончить разговор в связи с нехваткой времени? — холодно произносит Инна.
— Да уйду я, уйду сейчас. Скажи мне вот что — кто-нибудь еще из твоих знакомых превращается… э-э-э…
— Нет. — Инна стремительно выходит в коридор и щелкает замком на двери. — Машина придет через семь минут, я не хочу, чтобы шофер видел у меня в квартире неизвестного мужика в халате.
— Шофер будет ревновать?
— Нет. Но это может дойти до нашего босса.
— А каким, собственно, боком твоего босса тревожит… начинаю я и осекаюсь.
— А твой босс это и есть твой бойфрейд?
— Бойфренд — не вполне удачное слово, он не настолько молод, — отчеканивает Инна, твердо глядя мне в глаза.
— Наверняка еще и женат, — говорю я.
— Пошел вон! — взрывается Инна, распахивает дверь и продолжает злым шепотом: — Какое твое собачье дело?!!
— Стоп, — говорю. — Ты меня так и хочешь выгнать в белой пижаме?
— Да. Мне она не очень нужна. Но, если угодно, молодой человек, можете оставить пижаму и убираться вон голым.
— Мы уже на “вы”?
— А если угодно, можете уйти как пришли — через канализацию.
— Через водопровод, — поправляю я.
— Как вам угодно. Прошу покинуть помещение.
— Значит, так, — говорю. — Во-первых, мне нужен телефон.
— Будет лучше, если вы сделаете свой звонок из автомата!
— Нет, мне нужен твой домашний телефон. На всякий случай.
— Видимо… — Инна сверлит меня глазами, — видимо, у нас нет повода для новых встреч.
— Ты не в офисе, Инна, — говорю я. — Разговаривай со мной человеческим языком, а не как секретарша. Если ты мне не дашь свой телефон и мы не договоримся о встрече, я буду вынужден побеседовать с твоим шофером и сыграть перед ним комедию.
Инна вспыхивает.
— В таком случае я немедленно вызову милицию и скажу, что на меня напал тот самый маньяк Алекс, которого они разыскивают.
— Вот стерва! — искренне возмущаюсь я. А затем вдруг даже неожиданно для самого себя хватаю ее в охапку за тонкие плечики и целую в губы. Инна повисает у меня на руках, и вдруг я чувствую острую боль — и понимаю, что держу в руках громадного ежа, завернутого в серый пиджачок. Я рефлекторно отпрыгиваю назад и разжимаю руки — еж брякается на порог со скрежетом и откатывается в квартиру. В следующую секунду дверь защелкивается перед моим носом, и внутри проворачивается громоздкий ключ. На пороге передо мной лежит обломок иголки размером со спичку, я поднимаю его, с досадой вонзаю в дверной косяк, а затем подпоясываюсь потуже и спускаюсь по ступенькам на улицу.
Прежде чем открыть дверь, оглядываю себя — махровый халатик очень похож на кимоно. А почему бы и нет? Босиком в кимоно? Гордо поднимаю голову, сжимаю руки в кулаки, поджимаю локти повыше и разминочной трусцой выбегаю из подъезда.
Как ты понимаешь, Москва — город безумных людей. Поэтому менты так безошибочно вычисляют приезжих. Идет себе человечек по городу — тихий, скромный, загорелый,. постриженный без авангарда, одежонка на нем складная, серенькая. Украшения, конечно, — как же не украситься? Цепочка золотая, зуб золотой — все как у людей. А менту издалека видно — вот он, клиент без документов, без регистрации или чего там положено спрашивать. И попался человечек. А вот если бы шел в сомбреро и ярких клетчатых штанах, махал розовым флагом и на одном глазу у него висел монокль, это сразу видно — свой, местный. Культура другая.
Помню, как-то ехал я в метро, а напротив сидел пожилой кавказец — солидный, седой, гордый. А на руке у него перстень с гигантским камнем такого нежно-малахитового цвета, каким разве что в детских садах цифры на горшках рисуют. Но он гордо едет, брови насупил. В свои кожаные куртки и турецкие брюки завернут — тусклые, темные, с расцветкой старого чемодана. И колотушка эта на пальце сверкает. А я смотрю и думаю — вот странно, пожилой человек, солидный, а носит на руке побрякушку такого несерьезного цвета… Не стыдно? Как баба, как не мужик прямо. И вдруг поймал его взгляд. Не знаю, какое у меня лицо было но я сразу понял — у него сейчас такое же, когда он меня разглядывает. Посмотрел я на себя — а на мне ярко-желтая куртка, из тех, что в любую погоду и в любой местности со спутника видны. И тут мне так смешно стало! Пока я над цветом его перстня прикалывался, он мою куртку изучал. И тоже небось думал, что нормальный мужик в такой цвет никогда не оденется…
Так к чему я это говорю? Вот ты думаешь, пока я через полгорода трусцой пробежал босиком, в белом халате пижамном, — думаешь, на меня хоть одна собака посмотрела? Хоть один прохожий оглянулся? Хоть один мент поинтересовался документами, которых явно нет при себе? Мент тоже не дурак. Ему на жизнь надо зарабатывать, а не лекции слушать о пользе сыроедения, босохождения и древних методов превращения организма в боевую корягу по системе японской боевой школы Годен-До.
Надо сказать, бежал я не всю дорогу. Два раза заскакивал в попутные троллейбусы, а один раз проехал остановку на метро, как я туда прошел, не спрашивай — у нас, самодельных йогов, свои методы. Не потому что мне бежать было не в кайф — бежать-то как раз полный кайф, поутру, по прохладце. А просто чтобы след сбить и на Инку не навести. Потому что из того места, куда я собирался попасть, запустить собаку обратным ходом — плевое дело.
Вот ты спросишь, куда я собирался? А выбора-то, в общем, немного. Либо у знакомых оседать, либо из города сматываться. Знакомых — жалко. Да и бесперспективно это как-то. Из города бы, конечно, хорошо… Я уже продумывал такой вариант, ну, чисто в порядке помечтать. Сесть на самолет и умахать куда-нибудь за Гималаи. Осесть там в какой-нибудь буддистской общине, чтоб никто не искал. И пожить годиков десять. Или пару месяцев хотя бы, и то вполне хватит — измельчало время в двадцать первом веке. Кругосветное путешествие больше десяти дней уже считается непозволительно затяжным отпуском. А пара месяцев — это такой дикий жизненный срок, за который люди умудряются три раза поменять место работы, семью и дом.
Так вот, выбраться на пару месяцев в буддистский монастырь, посидеть в позе лотоса (никогда не удавалось, но с моими новыми способностями я в любую позу теперь сяду),, поразмышлять о сущности мира и собственного организма. У монахов я, конечно, буду инкарнацией Будды, чего уж говорить. Отколоть им пару номеров — выйти на холм, превратиться в дракона и повыть на луну — пусть сто лет гравюры пишут и легенды сочиняют. Вот такая фигня лезет в голову, если утречком бежишь босиком по городу.
Был, правда, случай по дороге, неприятно вспоминать. Ну ладно уж, расскажу. Очень пить захотелось. А тут как раз ларек на пути. Признаюсь — грешен. Но очень пить хотелось! Это даже не воровство, а еще хуже — подделка дензнаков… Очень мне стыдно потом было. В общем, вырастил я себе вместо уха червонец. То есть представил, как он выглядеть должен, закрыл глаза, напрягся, уху щекотно, открываю глаза, кошу взглядом налево — болтается, по щеке колотит на ветру. Ну, я его оторвал, рассмотрел — получился почти как настоящий, даже водяные знаки кое-какие, есть. И я его в окошко просунул. Ну а что мне делать было? Очень пить хотелось, а даже луж кругом не видно. Мне бутылочку воды дали и даже сдачи пару копеек. Но сдачу я, конечно, не взял, постыдился. Обошел ларек, выпил воду, подождал немного, пока червонец в себя придет и смотается оттуда. И вот уже из щели ларька червячок лезет. Я его хвать! Он сразу у меня на руке в ухо превратился, я его приставил к голове и дальше побежал.
А бежал я, как ты уже догадываешься, тупо и банально — домой. Клин клином вышибать. Чуть было не оговорился — Климом. Я специально не стал до самого последнего момента менять облик, так и забежал к себе во двор. Чуть-чуть только глаза поближе посадил и нос немного удлинил. Совсем немного — ровно настолько, чтобы тому, кто мою фотографию наизусть выучил, с первого взгляда ничего заметно не было, только со второго-третьего Остановился, оглянулся — и хлопнул в ладоши. Получилось эффектно — тотчас из-за каждого второго куста вылезло дуло автомата, а из-за каждого первого — здоровенное сопло с распылителем. Кислотой они меня поливать хотели, что ли?
Я стою спокойно, наблюдаю. Заметил уже, где начальство прячется: в фургоне сидело начальство наше. Такой здоровенный фургон, в каких обычно либо куриные окорочка возят, либо телевидение. Лиц я, конечно, не разглядел в инфракрасном-то, но тут все ясно. И направился прямо к фургону, стараясь сделать походку такой строгой и уверенной, как будто учительница младших классов по звонку в дверь заплывает.
Чувствую спиной — сколько же на меня железа нацелено и прочей мерзкой неорганики! Когда до фургона осталось метров пять, я уже понял, что дальше тянуть нельзя — они же тоже люди, и нервы у них не железные, а даже наоборот — военные. И я на ходу деловито принимаю облик Клима, стараясь особенно выпилить на морде эту его ухмылку ехидную. И вот этой ухмылкой пространство сверлю перед собой — испугались, черти? Хорошо я вас наколол?
И вот так я вскакиваю на ступеньку и распахиваю дверь фургона. Точнее — ее передо мной распахивают. И вижу: в фургоне аппаратуры немерено по стенкам развешено и пять человек народу. Из них я только двоих знаю — это тот самый генерал, которого я так неудачно изображал на военной базе, и его шкаф-телохранитель. А остальные трое на генерала косятся — как себя вести, не знают. Не глазами, а как бы изнутри косятся, но я же вижу, кто тут у них старший.
— Страшно? — говорю и цыкаю зубом. — Испугались?
— Не время для шуток, Клим, — говорит генерал задумчиво, а сам уже не на меня смотрит, а куда-то в пол. — Где Матвеев?
— Омаров в шоколаде, — говорю, — водку, девок, цыган и медведей. Заказывайте банкет. Нету Матвеева!
И сам удивляюсь, что мне такие слова и с такой интонацией в голову полезли. Но так, значит, и выражался Клим. Я и раньше замечал — попробуешь изобразить лицом кого-то из знакомых, а тебе уже и мысли его в голову лезут, и фразы. А тут со всеми этими механизмами психологического воплощения…
— Вы оба, — произносит генерал задумчиво, — ушли в водозаборную решетку, где ты на связь вышел последний раз и рацию бросил.
— М-да, — говорю. — Пришлось повозиться. Он оказался намного сложнее, чем меня пытались убедить…
— Тебя никто не пытался убедить! — перебивает генерал, и я понимаю, что угадал. — Ты сам вызвался. Вот только вопрос теперь сам понимаешь какой…
— Какой?
— Если ты сюда пришел в образе Матвеева, то не мог ли Матвеев прийти сюда в твоем образе?
И внимательно смотрит на меня. Но я-то ждал этого вопроса, поэтому взгляд выдерживаю.
— Ну? — говорю.
— Это я бы хотел услышать. Сам понимаешь,
— Что услышать? Оправдания и доказательства? — Я сощуриваю глаза, как это делал Клим, и гоняю мышцы по широким азиатским скулам. — Да, я не Клим. Я Матвеев. А Клима я удушил, на корм мотылю отправил. Ты доволен, гнида? Обрадовался? Это ты хотел услышать? — И надвигаюсь на него, главное прессинг, прессинг.
— Отставить! — говорит генерал и выставляет вперед ладонь.
— Отставить? Тебе же все равно, кто из мутантов на тебя работает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— А, ну да. Рассказываю. Через некоторое время ты обнаружила, что твоя жизнь тебя тяготит и надо что-то менять и куда-то двигаться. И ты занялась карьерой,
— Это верно, — кивает Инна и смотрит на часы. — И достигла успехов. Ты рассказывай быстрей, потому что, кстати, через десять минут за мной приедет машина.
— Бойфренд?
— Нет, служебная.
— Тебя возят на работу на машине?
— Да, Продолжай.
— Погоди. Расскажи, как ты добилась такого высокого положения?
— Очень просто. Правильный режим дня, фитнесс, холодный душ по утрам, планирование рабочего времени правильное общение с правильными людьми.
— Ну и я примерно о том же… Так вот, затем ты заметила, что твое тело может превращаться.
— В ежика.
— Не только.
— Не заметила.
— Заметишь. А еще в один прекрасный день ты заметишь, что можешь превращаться в людей.
— Пока не замечала.
— А еще в один прекрасный день ты заметишь, что тебе хочется убить вышестоящего по должности, труп уничтожить, например, съесть, а самой превратиться в него.
Инна хлопает ладонью по столу:
— Хватит! Почему я должна выслушивать этот бред?
— Это правда. Это все к тебе придет. У тебя в голове сидит программа, она начинает работать.
— Значит, вот что, — холодно говорит Инна. — Мне пора собираться на работу, еще себя в порядок привести, у тебя, наверно, тоже свои дела?
— Да уж, — говорю. — Дел у меня непаханый край. Меня по всей стране уже, наверно, ищут со спутников.
— А что ты натворил? — настораживается Инна.
— Ничего. Бегал много. Светился. Интересовался, откуда у меня такие способности.
— Мне, например, это совсем не интересно, — говорит Инна.
— Ты не находишь это странным?
— Нет.
— Человек превращается в ежа и не считает это странным! Может быть, это часть программы?
— Может быть, нам имеет смысл закончить разговор в связи с нехваткой времени? — холодно произносит Инна.
— Да уйду я, уйду сейчас. Скажи мне вот что — кто-нибудь еще из твоих знакомых превращается… э-э-э…
— Нет. — Инна стремительно выходит в коридор и щелкает замком на двери. — Машина придет через семь минут, я не хочу, чтобы шофер видел у меня в квартире неизвестного мужика в халате.
— Шофер будет ревновать?
— Нет. Но это может дойти до нашего босса.
— А каким, собственно, боком твоего босса тревожит… начинаю я и осекаюсь.
— А твой босс это и есть твой бойфрейд?
— Бойфренд — не вполне удачное слово, он не настолько молод, — отчеканивает Инна, твердо глядя мне в глаза.
— Наверняка еще и женат, — говорю я.
— Пошел вон! — взрывается Инна, распахивает дверь и продолжает злым шепотом: — Какое твое собачье дело?!!
— Стоп, — говорю. — Ты меня так и хочешь выгнать в белой пижаме?
— Да. Мне она не очень нужна. Но, если угодно, молодой человек, можете оставить пижаму и убираться вон голым.
— Мы уже на “вы”?
— А если угодно, можете уйти как пришли — через канализацию.
— Через водопровод, — поправляю я.
— Как вам угодно. Прошу покинуть помещение.
— Значит, так, — говорю. — Во-первых, мне нужен телефон.
— Будет лучше, если вы сделаете свой звонок из автомата!
— Нет, мне нужен твой домашний телефон. На всякий случай.
— Видимо… — Инна сверлит меня глазами, — видимо, у нас нет повода для новых встреч.
— Ты не в офисе, Инна, — говорю я. — Разговаривай со мной человеческим языком, а не как секретарша. Если ты мне не дашь свой телефон и мы не договоримся о встрече, я буду вынужден побеседовать с твоим шофером и сыграть перед ним комедию.
Инна вспыхивает.
— В таком случае я немедленно вызову милицию и скажу, что на меня напал тот самый маньяк Алекс, которого они разыскивают.
— Вот стерва! — искренне возмущаюсь я. А затем вдруг даже неожиданно для самого себя хватаю ее в охапку за тонкие плечики и целую в губы. Инна повисает у меня на руках, и вдруг я чувствую острую боль — и понимаю, что держу в руках громадного ежа, завернутого в серый пиджачок. Я рефлекторно отпрыгиваю назад и разжимаю руки — еж брякается на порог со скрежетом и откатывается в квартиру. В следующую секунду дверь защелкивается перед моим носом, и внутри проворачивается громоздкий ключ. На пороге передо мной лежит обломок иголки размером со спичку, я поднимаю его, с досадой вонзаю в дверной косяк, а затем подпоясываюсь потуже и спускаюсь по ступенькам на улицу.
Прежде чем открыть дверь, оглядываю себя — махровый халатик очень похож на кимоно. А почему бы и нет? Босиком в кимоно? Гордо поднимаю голову, сжимаю руки в кулаки, поджимаю локти повыше и разминочной трусцой выбегаю из подъезда.
Как ты понимаешь, Москва — город безумных людей. Поэтому менты так безошибочно вычисляют приезжих. Идет себе человечек по городу — тихий, скромный, загорелый,. постриженный без авангарда, одежонка на нем складная, серенькая. Украшения, конечно, — как же не украситься? Цепочка золотая, зуб золотой — все как у людей. А менту издалека видно — вот он, клиент без документов, без регистрации или чего там положено спрашивать. И попался человечек. А вот если бы шел в сомбреро и ярких клетчатых штанах, махал розовым флагом и на одном глазу у него висел монокль, это сразу видно — свой, местный. Культура другая.
Помню, как-то ехал я в метро, а напротив сидел пожилой кавказец — солидный, седой, гордый. А на руке у него перстень с гигантским камнем такого нежно-малахитового цвета, каким разве что в детских садах цифры на горшках рисуют. Но он гордо едет, брови насупил. В свои кожаные куртки и турецкие брюки завернут — тусклые, темные, с расцветкой старого чемодана. И колотушка эта на пальце сверкает. А я смотрю и думаю — вот странно, пожилой человек, солидный, а носит на руке побрякушку такого несерьезного цвета… Не стыдно? Как баба, как не мужик прямо. И вдруг поймал его взгляд. Не знаю, какое у меня лицо было но я сразу понял — у него сейчас такое же, когда он меня разглядывает. Посмотрел я на себя — а на мне ярко-желтая куртка, из тех, что в любую погоду и в любой местности со спутника видны. И тут мне так смешно стало! Пока я над цветом его перстня прикалывался, он мою куртку изучал. И тоже небось думал, что нормальный мужик в такой цвет никогда не оденется…
Так к чему я это говорю? Вот ты думаешь, пока я через полгорода трусцой пробежал босиком, в белом халате пижамном, — думаешь, на меня хоть одна собака посмотрела? Хоть один прохожий оглянулся? Хоть один мент поинтересовался документами, которых явно нет при себе? Мент тоже не дурак. Ему на жизнь надо зарабатывать, а не лекции слушать о пользе сыроедения, босохождения и древних методов превращения организма в боевую корягу по системе японской боевой школы Годен-До.
Надо сказать, бежал я не всю дорогу. Два раза заскакивал в попутные троллейбусы, а один раз проехал остановку на метро, как я туда прошел, не спрашивай — у нас, самодельных йогов, свои методы. Не потому что мне бежать было не в кайф — бежать-то как раз полный кайф, поутру, по прохладце. А просто чтобы след сбить и на Инку не навести. Потому что из того места, куда я собирался попасть, запустить собаку обратным ходом — плевое дело.
Вот ты спросишь, куда я собирался? А выбора-то, в общем, немного. Либо у знакомых оседать, либо из города сматываться. Знакомых — жалко. Да и бесперспективно это как-то. Из города бы, конечно, хорошо… Я уже продумывал такой вариант, ну, чисто в порядке помечтать. Сесть на самолет и умахать куда-нибудь за Гималаи. Осесть там в какой-нибудь буддистской общине, чтоб никто не искал. И пожить годиков десять. Или пару месяцев хотя бы, и то вполне хватит — измельчало время в двадцать первом веке. Кругосветное путешествие больше десяти дней уже считается непозволительно затяжным отпуском. А пара месяцев — это такой дикий жизненный срок, за который люди умудряются три раза поменять место работы, семью и дом.
Так вот, выбраться на пару месяцев в буддистский монастырь, посидеть в позе лотоса (никогда не удавалось, но с моими новыми способностями я в любую позу теперь сяду),, поразмышлять о сущности мира и собственного организма. У монахов я, конечно, буду инкарнацией Будды, чего уж говорить. Отколоть им пару номеров — выйти на холм, превратиться в дракона и повыть на луну — пусть сто лет гравюры пишут и легенды сочиняют. Вот такая фигня лезет в голову, если утречком бежишь босиком по городу.
Был, правда, случай по дороге, неприятно вспоминать. Ну ладно уж, расскажу. Очень пить захотелось. А тут как раз ларек на пути. Признаюсь — грешен. Но очень пить хотелось! Это даже не воровство, а еще хуже — подделка дензнаков… Очень мне стыдно потом было. В общем, вырастил я себе вместо уха червонец. То есть представил, как он выглядеть должен, закрыл глаза, напрягся, уху щекотно, открываю глаза, кошу взглядом налево — болтается, по щеке колотит на ветру. Ну, я его оторвал, рассмотрел — получился почти как настоящий, даже водяные знаки кое-какие, есть. И я его в окошко просунул. Ну а что мне делать было? Очень пить хотелось, а даже луж кругом не видно. Мне бутылочку воды дали и даже сдачи пару копеек. Но сдачу я, конечно, не взял, постыдился. Обошел ларек, выпил воду, подождал немного, пока червонец в себя придет и смотается оттуда. И вот уже из щели ларька червячок лезет. Я его хвать! Он сразу у меня на руке в ухо превратился, я его приставил к голове и дальше побежал.
А бежал я, как ты уже догадываешься, тупо и банально — домой. Клин клином вышибать. Чуть было не оговорился — Климом. Я специально не стал до самого последнего момента менять облик, так и забежал к себе во двор. Чуть-чуть только глаза поближе посадил и нос немного удлинил. Совсем немного — ровно настолько, чтобы тому, кто мою фотографию наизусть выучил, с первого взгляда ничего заметно не было, только со второго-третьего Остановился, оглянулся — и хлопнул в ладоши. Получилось эффектно — тотчас из-за каждого второго куста вылезло дуло автомата, а из-за каждого первого — здоровенное сопло с распылителем. Кислотой они меня поливать хотели, что ли?
Я стою спокойно, наблюдаю. Заметил уже, где начальство прячется: в фургоне сидело начальство наше. Такой здоровенный фургон, в каких обычно либо куриные окорочка возят, либо телевидение. Лиц я, конечно, не разглядел в инфракрасном-то, но тут все ясно. И направился прямо к фургону, стараясь сделать походку такой строгой и уверенной, как будто учительница младших классов по звонку в дверь заплывает.
Чувствую спиной — сколько же на меня железа нацелено и прочей мерзкой неорганики! Когда до фургона осталось метров пять, я уже понял, что дальше тянуть нельзя — они же тоже люди, и нервы у них не железные, а даже наоборот — военные. И я на ходу деловито принимаю облик Клима, стараясь особенно выпилить на морде эту его ухмылку ехидную. И вот этой ухмылкой пространство сверлю перед собой — испугались, черти? Хорошо я вас наколол?
И вот так я вскакиваю на ступеньку и распахиваю дверь фургона. Точнее — ее передо мной распахивают. И вижу: в фургоне аппаратуры немерено по стенкам развешено и пять человек народу. Из них я только двоих знаю — это тот самый генерал, которого я так неудачно изображал на военной базе, и его шкаф-телохранитель. А остальные трое на генерала косятся — как себя вести, не знают. Не глазами, а как бы изнутри косятся, но я же вижу, кто тут у них старший.
— Страшно? — говорю и цыкаю зубом. — Испугались?
— Не время для шуток, Клим, — говорит генерал задумчиво, а сам уже не на меня смотрит, а куда-то в пол. — Где Матвеев?
— Омаров в шоколаде, — говорю, — водку, девок, цыган и медведей. Заказывайте банкет. Нету Матвеева!
И сам удивляюсь, что мне такие слова и с такой интонацией в голову полезли. Но так, значит, и выражался Клим. Я и раньше замечал — попробуешь изобразить лицом кого-то из знакомых, а тебе уже и мысли его в голову лезут, и фразы. А тут со всеми этими механизмами психологического воплощения…
— Вы оба, — произносит генерал задумчиво, — ушли в водозаборную решетку, где ты на связь вышел последний раз и рацию бросил.
— М-да, — говорю. — Пришлось повозиться. Он оказался намного сложнее, чем меня пытались убедить…
— Тебя никто не пытался убедить! — перебивает генерал, и я понимаю, что угадал. — Ты сам вызвался. Вот только вопрос теперь сам понимаешь какой…
— Какой?
— Если ты сюда пришел в образе Матвеева, то не мог ли Матвеев прийти сюда в твоем образе?
И внимательно смотрит на меня. Но я-то ждал этого вопроса, поэтому взгляд выдерживаю.
— Ну? — говорю.
— Это я бы хотел услышать. Сам понимаешь,
— Что услышать? Оправдания и доказательства? — Я сощуриваю глаза, как это делал Клим, и гоняю мышцы по широким азиатским скулам. — Да, я не Клим. Я Матвеев. А Клима я удушил, на корм мотылю отправил. Ты доволен, гнида? Обрадовался? Это ты хотел услышать? — И надвигаюсь на него, главное прессинг, прессинг.
— Отставить! — говорит генерал и выставляет вперед ладонь.
— Отставить? Тебе же все равно, кто из мутантов на тебя работает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51