Почувствовала взгляд и глянула на меня, в отражение зеркала. Морда у меня в тот момент была что надо — длинная, поросшая серым волосом. Уборщица сначала ничего не поняла, близоруко прищурила глаза и сделала пару шагов вперед. Остановилась с открытым ртом, и глаза у нее тоже стали круглыми и пустыми, словно две дырки насквозь до затылка. Она издала хрип, похожий на хрюканье, и поднесла руку к груди, чтобы перекреститься. Я смотрел на нее. Уборщица еще секунду остолбенело глядела на меня, а затем подпрыгнула и выскочила из комнаты, забыв ведро, швабру и перчатку, одиноко висящую на краю ведра.
Честное слово, я по-настоящему обрадовался! Ну хоть кто-то реагирует нормально. Я продолжал тренировку, мне было интересно. Но вскоре почувствовал, что голоден. Сначала я не обратил на это внимания, но голод усиливался и стал просто нестерпимым. Хотя утром я неплохо завтракал. Начала кружиться голова. Я понял — это все из-за упражнений. Я начал торопливо убирать обратно морду, но она не слушалась, а готова кружилась все сильнее. По-моему, я убрал все, только левый клык торчал.
Я встал и, держась за стенку, выглянул из гримерки. В зале кипела работа — неразговорчивые мужики поставили в центре большую конструкцию из картонных щитов и тянули толстый кабель. Сверху на цепях висела платформа, на ней стоял штатив с камерой, а рядом на стуле усатый кавказец вальяжно курил, сбрасывая пепел вниз.
“Извините!” — сказал я в сторону мужиков, но губы сомкнулись в воздухе без звука. Голова кружилась отчаянно. Я подошел поближе. “Эй!” — хотел я крикнуть, но из горла вырвался громкий хрип. Голова закружилась, и я лег на сверкающий линолеум.
Очнулся я от того, что мне в рот лилась вода. Я закашлялся, и вода полилась по рубашке и расплылась на груди. Голова кружилась жутко, я на миг открыл глаза, но пришлось их сразу закрыть — вокруг бешено вращалась мутная пелена.
— Эй, эй! — Меня похлопали по щеке.
А еще где-то вдалеке голос с кавказским акцентом спросил:
— Пасматри, пуле есть?
— Есть! — прорычал я.
— О! Маладэц! — сказал кавказец.
— Есть! — прорычал я. — Есть хочу!!!
— Принесите ему! — произнес кто-то у моего уха. — Там чипсы были и пирожок. Съешь пирожок?
Я представил себе чипсы. Чипсов захотелось ужасно. Еще больше хотелось пирожков. Но еще больше хотелось мяса. Багрового, сочного, с крупными волокнами. Теплого. Много.
— И мяса! — выдавил я. — Сырого!
— Все слышали? — сказал голос прямо надо мной. — Вахтанг! Найди администратора, пусть сбегает в столовую. Да черт с вами, сам схожу! Вахтанг, последи за ним! Мало ли чего, знаешь…
Последняя фраза мне совсем не понравилась. Голову дернули — оказывается, все это время мой затылок держала чья-то ладонь. Теперь затылок аккуратно опустили на под.
Послышались удаляющиеся шаги — их можно было чувствовать прямо затылком. Рядом топтался Вахтанг. Интересно, а где сам Владик?
— Раз! Раз! — вдруг загремел Владик со всех сторон так, что я вздрогнул. — Садитесь, рассаживайтесь! Здесь еще два кресла свободных. Итак. Да! Нет. Что? Это все потом. Скоро уже начинаем! Для разминки рассказываю историю! История!!! Раз! Раз! Раз! — Он постучал по микрофону. — Слышно меня?!
— Слышно! — крикнули далекие и нестройные девичьи голоса.
— Раз! Раз! — гремел Владик. — Раз, раз, значит, короче! В пору моей буйной молодости! В бытность мою в студенческом стройотряде! Был у нас, значит, короче, один парень! Имя не важно, назовем его Паша! Да?
— Да-а-а! — закричали хором.
Я прислушался. Начало было знакомым. В инете так начиналась половина всех смешных историй. У меня всегда возникало ощущение, что их сочиняет один человек. А если не сочиняет, то обрабатывает. “В пору моей буйной юности, в бытность мою была у меня подружка, ну пусть будет Валя…” Узнаваемо, как гнусавый голос переводчика на заре видеофильмов.
— Ну, раз, значит! Парень как парень! Но была у него одна странность — Паша жутко боялся тракторов!!! Что? — Владик явно отвернулся от микрофона. — Поставьте здесь на второй ряд. Да, вот здесь. Найдите Петьку, пусть дозвонится Горохову. Сейчас, дорасскажу! Сейчас! Тракторов? Боялся Паша тракторов.
Историю эту я читал еще года два назад. Так себе история, глуповатая. Бывали там и смешнее. Я непроизвольно поморщился.
— Лэжи, лэжи! Не шевелыс! — строго сказал Вахтанг надо мной.
Итересно, заметно у меня что-то на морде? А то ведь как прибьет сейчас, возьмет железяку да прибьет.
— Напревращался, да? — сказал Вахтанг. — Кюшат надо! Много кюшат! Мясо, сахар. Голова крюжицца, да?
— Откуда ты… вы знаете? — прошептал я.
— Лэжи, лэжи, — сказал Вахтанг. — И так как труп, а тебе идти выступат. Откуда знаю? Жил у нас в горах тоже оборотен. Молодые были, вместе в школе училыс. Харощий парен был, Дато. Потом научился в волка перевращацца. В козла перевращалса. Крылья на спине делал, как летучий мыш.
— Летал?
— Нэт, не лэтал. Махал. Ходил. Не летал. Я в отпуск приезжал летом. Сам видел. Он рассказывал — много надо кушат при этом, силы уходят. Хароший парен был. Никому зла не делал.
— А что с ним стало?
Вахтанг помолчал. Издалека доносился голос Владика:
— На чем мы остановились? Так вот, ну, раз, значит, и решили мы над ним однажды подшутить… Подождите, потом дорасскажу. Я иду Горохову звонить. Сейчас приду.
— Убыли его, — сказал Вахтанг. — Застрелили.
— Почему?
— Горы, — сказал Вахтанг задумчиво. — Горы не город. Много людей неграмотных. Суеверия. Время тяжелое, война близко. Нервы. Боялыс его очен. Очен боялыс. Я не боялся. Я камеру привез, фильм в горах снимали. А как я уехал, он остался, его в пропаст и сбросили. Брат звонил, рассказывал.
— И что? А милиция? — прошептал я.
— Мылиция… Какая там мылиция…
Вдалеке послышались шаги. Я приоткрыл глаза — пространство вокруг качалось, но смотреть было можно. Лежал я на полу, посреди гримерки.
— Как его кормить-то? — спросил тот, что ходил за мясом. — Рубашку испачкает.
— Черт с ней, с рубашкой, — сказал я и решительно открыл рот.
Кусок мяса был большой, и я с наслаждением впился с него зубами. Мясо оказалось соленым и твердым. Очень холодным. Клыки стыли, под ними хрустели кристаллики льда.
— Потом чай крепкий надо, — сказал Вахтанг. — С сахаром.
Я поднял руки и сам схватил мясо — холодное и липкое. Торопливо откусывал куски и глотал, почти не разжевывая. Когда мясо закончилось, мне уже было заметно лучше. А после горячего чая, который принес мне Вахтанг, я смог уже встать. Тут прибежал Владик.
— Ну ты чего? Ты чего? — Он аккуратно потряс меня за плечо, стараясь не испачкаться об окровавленную рубашку. — Что с тобой?
— Утомился с непривычки, — сказал я. — Очень долго репетировал, проголодался.
— Мы уж боялись, что ты все… Не встанешь сегодня. Жуткий вид. Сходи умойся и переоденься, Вахтанг проводит. Вахтанг — оператор наш. Вообще у нас гримерша есть, но она тебя боится.
— Где тут умываются? — сказал я.
— Пойдем покажу, — сказал Вахтанг. — Только лицо закрой, через студию пойдем.
Мне понадобилось всего десять минут — я умылся, причесался и надел новую рубашку, которую мне принесли. Чувствовал я себя нормально, голова больше не кружилась. Мы пришли обратно в гримерку.
— Готов? — заглянул в гримерку Владик. — Быстрее, быстрее! Публика уже устала! Я развлекаю как могу.
— Я готов, — сказал я.
— Да не в тебе дело, — поморщился Владик. — Горохов опаздывает, как всегда. О! Кажется, он!
Владик выбежал, и через минуту дверь распахнулась. Впереди шествовал высокий молодой человек, наверно, ровесник Владика. Лицо его было добрым, но строгим. За ним следовал Владик на почтительном расстоянии.
— Доброе утро! — сказал Горохов, оглядев гримерку, меня и Вахтанга.
— Добрый день, — сказал я.
— Вы — наш сегодняшний герой?
— Я.
— Очень хорошо, — сказал Горохов. — Я сейчас переоденусь.
Мы вышли с Владиком в студию. Кресла были поставлены рядами, на них сидела публика. Как я и думал, это были в основном молодые девчонки, но попадались и мальчишки, и пожилые дамы. Были и мужички, по виду — скорее местные рабочие. Самые бойкие и любопытные уже успели подойти к картонным щитам и ковыряли пальцами декорации. При виде нас они кинулись врассыпную и сели по своим местам.
— Откуда вы людей приглашаете? — спросил я Владика тихо.
— По школам в основном, — вяло отозвался Владик. — Придешь, директрисе на стол пачку билетов кинешь — она и рада.
При виде нас девочки оживились, завертелись на стульях и запищали. “Историю! Историю!” — слышалось со всех сторон.
Владик подошел и взял микрофон.
— Привет! — сказал он. — Утомились?
— Да-а-а-а!!!
— У нас возникли маленькие технические трудности. Значит, историю? На чем я остановился?
— Тракторов боялся!!! — нестройным хором загалдели зрители.
— Ага, — сказал Владик. — Значит, был у нас в стройотряде такой парень и очень боялся тракторов. И вот однажды мы решили над ним подшутить…
— Это про овцу? — выкрикнул подросток со второго ряда.
— Да, — смутился Владик. — Ты уже был у нас на съемках?
— В Интернете читал, — сказал подросток.
— Значит, не рассказывать? — обиделся Влади к.
— Рассказывать!!! — заверещали девочки и начали шикать на подростка со второго ряда, а кто-то даже кинул в него пластиковым стаканчиком.
— Рассказываю! Очень боялся тракторов. И вот однажды мы решили над ним подшутить. А в сарае у нас, надо сказать, жили овцы…
— Вааау!!!!!!! — заорала публика и привстала на своих местах.
— Да! — оживился Владик. — Овцы жили! Но публика смотрела за его спину, и Владик обернулся. На импровизированную сцену вышел Горохов. Был он в расшитых золотыми блестками алых штанах, в серебристой, словно ртутной, рубашке и золотом плаще-накидке. Плащ блестел и переливался, как елочная мишура, и от этого Горохов был похож на эльфа. Он решительно взял протянутый микрофон.
— Доброе утро! — загрохотал его голос под сводами цеха. — Мы готовы начинать. Где свет? Где Вахтанг? — Он вынул из кармана листки бумаги, просмотрел их бегло и спрятал в складках плаща. — Начинаем! — кивнул Горохов и, к разочарованию публики, сразу ушел за картонные декорации.
Наступила пауза.
— Мотор! — неожиданно крикнул Владик над моим ухом. На камере Вахтанга зажглась крохотная лампочка, послышался ритмичный топот, и в тишине из-за декораций появился Горохов, вышагивая важно, как лошадь на военном параде.
— Аплодисменты!!! — заорал Владик и сам громко захлопал в ладоши.
Публика устроила овацию. Горохов маршировал по фанерному подиуму вокруг двух кресел, высоко поднимая ноги. Обошел площадку два раза, ловко огибая кресла, и вышел к публике.
— Доброй ночи! — сказал Горохов и поднял руки вверх. — В эфире остросоциально-развлекательная программа “Лица нашего города”! — Он достал листки и молча углубился в чтение. — Стоп. Давайте еще раз переснимем.
Вахтанг снял с плеча камеру и потянулся. Горохов ушел за картонные щиты и вышел снова, важно поднимая ноги и обходя кресла причудливыми траекториями.
— Добрый вечер! — сказал Горохов и поднял руки вверх. — В эфире остросоциально-развлекательная программа “Лица нашего города”! Сегодня мне подумалось — жизнь людей нашего города так необычна и удивительна, что сама напоминает экстремальный спорт! От экстремального старта до экстремального финиша!
Горохов сделал паузу. Публика смысла не поняла, но захлопала. Я посмотрел на Владика.
— Извини, — сказал Владик. — Знаешь, как я задолбался эти речевки писать? А тут новая струя. Вот только почему… — На лице Владика появилось озабоченное выражение.
— И сегодня! — продолжал Горохов. — К нам пришел человек!… — Он покосился на нас с Владиком, мне показалось, что лично на меня. — Человек! Который, несмотря на свою кажущуюся молодость… — Он еще раз покосился на меня. — Вполне мог бы летать сейчас по космосу! Встречайте!
Публика зааплодировала.
— Стоп! — крикнул Владик, и публика тотчас смолкла.
— Что случилось? — спросил Горохов, вытаскивая из-за пазухи листки.
— Космонавта во втором отделении снимаем, — сказал Владик. — Сейчас у нас Алексей Матвеев, гимнастика пальцев.
— Какая еще гимнастика? — возмутился я и дернул Владика за рукав.
— Да погоди ты! — шикнул на меня Владик. — Успеешь.
— Ага, — сказал Горохов, внимательно рассматривая листки. — Угу. Ага. Картинка. Давайте еще раз.
Он спрятал листки за пазуху и, шаркая, удалился за щиты. Зрители откровенно зевали. Девочки осмелели, поднимались и толпами шли курить в коридор.
— Мотор! — крикнул Владик. — Аплодисменты!
Публика вяло хлопала, былого энтузиазма уже не было.
— Заморили публику, — сказал мне Владик, грустно оглядывая опустевшие кресла.
На площадку вышел Горохов и прошелся по той же самой траектории.
— Добрый вечер! — сказал он и поднял руки вверх. — В эфире остросоциально-развлекательная программа “Лица нашего города”! — Горохов сделал паузу, ожидая аплодисментов, но аплодисментов не было, и он продолжил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51