Барабаны, бубны, амулеты настоящие индийские… В общем, всего не опишешь, не квартира — музей. Только компа нет. Но вообще сразу видно — колоритный человек Игорь Габриэлович. В общем, сели мы друг напротив друга, он шторы задернул, в комнате такой полумрак сразу сделался, а он-то сам черный, только глаза белые сверкают. Палочки сандаловые зажег и стал мне в глаза смотреть. А я ему в глаза смотрю, в белые эти. И вижу, что хоть он и мудрый гуру, в глаза мои смотреть не отрываясь ему тяжело. Я знаю эту фишку, мне уже многие про это говорили. Но он молодец, держится. Ну, помолчали мы, посидели. Затем поговорили ни о чем — он вопросы странные задавал, типа “что ты думаешь о птицах?”. Чего я о них думаю? Ничего особенного, но вижу, что ему не ответы мои нужны, а вообще — как я говорю и что у меня в душе происходит. Затем он меня попросил показать, как когти на руках растут. Я показал. Он фигел малость. Не испугался — а так, офигел. Но виду не подал. В общем, на том сеанс медитативного общения закончился. Вернулись мы на кухню к Арише, Игорь Габриэлович молчит, думает. Ну и мы ему не мешаем. Наконец говорит:
— Серьезное дело, никогда такого не видел. Можно, конечно, попробовать йогу или вуду, но если ты крещеный — ты же крещеный, да?
— Крещеный, — говорю.
— Лучше тогда вызвать специалиста по изгнанию бесов. Не по моей это части, это квалифицированная помощь нужна. А я христианин, конечно, и православие изучал, но не специалист, бесов не пробовал никогда изгонять.
— Во как, — говорю. — А от меня после этого чего-нибудь останется?
— Не бойся, — говорит Игорь Габриэлович. — Это в Средневековье бесов сжигали с человеком. А тут технология веками отработанная, проверенная.
— В церковь идти?
— Можно и в церковь, — задумчиво кивает Игорь Габриэлович. — А можно и частника найти. Я сейчас попробую позвонить одному своему аспиранту, он рассказывал, что у него знакомый есть, который профессионально изгоняет бесов.
— Спасибо вам, — говорю.
— Не за что пока, — отвечает Игорь Габриэлович, заглянул мне в глаза и по плечу потрепал ободряюще. — Ты, главное, не волнуйся. Поверь мне, все будет хорошо. Карма у тебя очень чистая.
Не знаю почему, но тепло стало на душе от его слов и оптимизма прибавилось. Классный он человек. Простой и понимающий, сразу видно — гуру. Ну и пошел он звонить, звонил долго, возвращается — говорит, все отлично, ждем, скоро приедет специалист.
Ну, посидели мы еще, чаю попили. У него классный чай, зеленый с жасмином и еще какими-то травками. Поговорили мы душевно. Он хитрый такой, вроде ни о чем, а в душу глядит.
— Скажи, Алексей, что тебя раздражает в жизни?
— Тупость, — говорю, — раздражает. И непрофессионализм. Когда ламер не в свое дело лезет. Главное, чем меньше профессионализма — тем больше у человека гонора. Сколько таких я в Интернете повидал. Сами ничего не смыслят, а зато лезут во все дела — советы давать и критиковать…
— А ты — профессионал? — спрашивает гуру.
— Ну… — Я задумался. — Смотря с кем сравнивать. Вообще — да. В компьютерах. Вот и диплом скоро получу, и вообще.
— А как у тебя с гонором? Критикуешь?
— Критикую, — говорю я. — Согласен, нелогично получается. Но я все меньше критикую, кстати, особенно последние полгода.
— Вот, — говорит гуру. — Это духовный рост. Ну а еще что тебя раздражает?
— Вообще или в людях? Вообще раздражает плохая погода. Раздражает, когда меня начинают жизни учить. И пока я в метро ездил, очень раздражали бабки с тележками, это вообще клиника.
— И почему тебя раздражают пожилые люди?
— Не знаю, — говорю, — тупые они, склочные. Не все, конечно, не все. Но многие.
— А когда ты сам станешь пожилым?
— Не знаю, — говорю. — Не думал пока об этом. Но я таким не буду. Не буду на лавочке сидеть у подъезда и про политиков сплетничать. Не буду с тюками по метро носиться и бутылки собирать. Если совсем пенсия будет маленькая — буду в Интернете чего-нибудь делать, сайтики оформлять за копеечки. И общаться тоже буду в Интернете, а не на лавках и не на митингах.
— В Интернете будешь сидеть. Интересно получится… — говорит Игорь Габриэлович и улыбается одними глазами.
И вроде он ничего вслух не сказал, а как бы только глазами показал, но я его мысль понял. И задумался. Действительно, прикол получается. Это сейчас в Интернете одна молодежь тусуется, поэтому там так интересно, а пройдут годы, молодежь состарится, закоснеет, обретет привычки сварливые, но останется в Интернете! Не сядет же на лавочку у подъезда? А куда еще идти на старости лет, если ты на пенсии и делать нечего? Ясное дело — только в Интернет, к тому времени уже в каждом доме будет выделенка и стоить будет копейки. А пенсионерам — вообще бесплатно, распоряжением мэра. Так что вся пенсионерия двинется туда поголовно. Разве что глаза не позволят и руки трясущиеся? Да ничего, позволят. И нынешние бабки вполне могли бы в Интернете сидеть. Да и медицина к тому времени не подкачает, научатся и глаза, и руки лечить. И вот я представил себе мир эдак лет через пятьдесят… Заходишь в Интернет — а там одни бабки да старики в чатах. Только и трещат, вспоминают молодость, музыку свою — Цоя там, или Егора Летова, или “На-Ну”, “Нирвану”, “Продиджи” — чего останется в памяти. И чешут языками. И ругают все, что обычно — цены ругают нынешние, высокие, политиков ругают — на сайты к ним ходят, гадят. Митинги устраивают, ругательные лозунги пишут в гостевые книги. И уж конечно, молодежь ругают! Которая живет неправильно и музыку поганую слушает, и нравы с моралью упали ниже плинтуса, и вообще куда мы катимся, то ли дело в наше время…
А если молодой зайдет — так ему тут же достанется на оба уха. Ведь эти бабки в Интернете не первый десяток лет сидят, они там уже дотусуются, дослужатся — будут главными администраторами чатов и вообще у руля. Так что всех чужих молодых — сразу же вышибут на раз! Это к подъезду можно с мотоциклом и пивом приехать, бабок расшугать силовыми методами, а в Интернете этот номер не пройдет. Кого захотят — того и выкинут из чата. Вот это будет действительно всеобщая беда. Такая беда, по сравнению с которой толкающиеся бабки с кошелками в метро — это цветочки. Единственное, что греет, — тот факт, что сам я к тому времени окажусь по ту сторону баррикады, буду трещать в пенсионерских чатах и ругать молодежь…
Вот такие вот меня мысли посетили, пока я с Габриэловичем разговаривал. Но тут раздается звонок, я вздрагиваю, Ариша тоже вздрагивает, а Габриэлыч идет открывать. Мы тоже подтягиваемся в коридор. Входит мужичок. Как его описать? Лет за сорок, бородка такая неопределенной формы — не лопатой и не клинышком, так, неопрятная. С залысинами и проседью, но энергичный. В руке саквояж. Как саквояж врача, но более антикварный. Что-то типа плоского чемоданчика. Зашел, истово перекрестился. Истово — не знаю, что это слово означает, но в смысле — с размахом, пополам согнулся.
— Так! — говорит с порога. — Чур меня! Здесь вызывали бесов гнать? Где хозяин-то?
Я смотрю на Габриэлыча, а тот глядит на мужичка с удивлением — видно, тоже ожидал чего-нибудь посерьезнее. Тут до мужичка доходит, что негр — и есть хозяин. Он Габриэлычу руку протягивает:
— Вечер добрый! Отец Амвросий!
— Игорь Габриэлович, — говорит гуру и руку ему пожимает.
— Беру недорого, — объявляет Амвросий, потупившись. — В районе восьмидесяти пяти евро.
— А от чего зависит? — спрашиваю я.
— Как гон пойдет, — отвечает отец Амвросий и на меня взгляд переводит.
— А сколько это времени занимает? — спрашиваю я.
— Если гон пойдет в охоточку, до зари управимся, — отвечает отец Амвросий. — Где у вас тут можно руки обмыть? Где рукомойня?
Ну прямо как врач “скорой”! Показал ему Габриэлыч, где ванная, а я смотрю на Габриэлыча, киваю в сторону ванной — мол, надежный это хоть мужик-то? Габриэлыч так мне одними глазами показывает, мол, не знаю, что за мужик, но рекомендовали хорошие люди. Так я понял. Выходит отец Амвросий из ванной, руки полотенцем вытирает и оглядывается.
— Ты одержимый будешь? — кивает мне.
— Кто, пардон?
— Одержимый. Бесноватый.
— Ну я. Как бы.
— Вижу, — говорит отец Амвросий и подмигивает мне. — Все вижу. Чую бесноватость. И обосновать могу.
— Не надо, — говорю, — обосновать. Вы лучше скажите если до утра не управимся, то как я на работу пойду?
— Никакой работы, — качает головой отец Амвросий. — Тебе после изгнания беса отдыхать недели две.
— Ого, — говорю.
— А ты думал? — говорит отец Амвросий. — Шутки шутить?
Я смотрю вопросительно на Аришу, а затем на Габриэлыча, лица у них серьезные, они кивают — надо, мол, надо. Ну, я зашел на кухню, позвонил начальнику своему. Сказал, что на работу завтра прийти не смогу. Типа по состоянию здоровья. Начальник на меня разорался, сказал, что я уже неделю гуляю, работа кипит, что раз такое дело, то или я прихожу и впрягаюсь без выходных, или я уволен немедленно. Ну а мне-то это только на руку, я ж другую работу себе подыскал со следующего месяца. Так и договорились.
— Ну что? — спрашивает Габриэлыч. — Уладил с работой?
— Ага, — говорю, — все отлично. Ближайшие две недели свободен.
— Где же ты работаешь? — удивляется гуру.
— Программист он, — говорит Арища.
— Хорошо живут программисты, свободно, — цокает языком Габриэлыч, а отец Амвросий нахмурился и перекрестился.
— Еще вопрос, — говорит отец Амвросий. — В этом помещении будем работать?
— А разве не в церковь поедем? — удивляюсь я.
— Молодой человек! Если хотите, конечно, можете идти в церковь, — говорит Амвросий, и голос у него обиженный. — А я работаю на дому. Я частный священник.
— А сами вы к какой бы конфессии себя бы отнесли? — аккуратно спрашивает Габриэлыч.
— Божий человек, — отвечает Амвросий. — А остальное все суетно. А ежели вас гложет гордыня и подозрительность, то можете не сомневаться — бесов я изгнал дюжину дюжин, они меня боятся, как ладана. А если вас интересует юридическая сторона, то все документы я вам представлю.
Он лезет в чемодан — вытаскивает здоровенный ламинированный лист и протягивает Габриэлычу.
— Вы пока на кухоньке посидите, поизучайте, — говорит отец Амвросий, — а я, с Божьей помощью, пойду исследовать помещение…
Взял саквояж и направился в ближайшую комнату. И стали мы листок рассматривать. Там бумага глянцевая с золотым тиснением. Православно-целительский дом пресвятой Дарьи Ерохиной, разрешение на индивидуальную духовную деятельность, выдано отцу Павлу Тарасовичу Зяблику (крещ. Амвросий). Подпись: Дарья Ерохина.
— Хм… — говорит Габриэлыч.
— Ой… — говорит Ариша.
— Ну ладно уж, чего там, — говорю я. — Лишь бы дело знал.
И тут из комнаты раздается громкое шипение. Мы замолчали, а оттуда снова “Ш-ш-ш!!! Ш-ш-ш!!!”. Мы заглядываем в комнату осторожно, а там отец Амвросий стоит с большой бутылью и из пульверизатора окучивает стены святой водой. И бормочет что-то, видно, молитву. Ну, мы не стали ему мешать, ушли на кухню.
Через некоторое время приходит отец Амвросий и приносит горсть масок — со стены снял.
— Бесов надо сжечь, — говорит он.
— Милейший, — отвечает Игорь Габриэлович, — это не бесы, это кармически чистые предметы этноса.
— Не знаю про этнос, а бесов надо убрать, — говорит отец Амвросий. — Жуткие рожи. Может, у вас там в Африке они кармически чистые, а у нас страна православная, во Христе. Здесь это бесы.
— Возможно, в этом есть доля истины, — говорит Габриэлыч. — Но мы можем их спрятать?
— Ну разве что на кухне, — морщится Амвросий. — Придется очертить круг мелом и запереть бесов в круге. Мел есть?
— Есть карандаш от тараканов.
— Даже лучше. И еще амулеты там во множестве, их все надо со стен поснимать, в них бесы могут прятаться. Вообще у вас квартирка, конечно, — рассадничек. Неудивительно, неудивительно! Давно здесь живешь? — спрашивает меня.
— Да я вообще не здесь живу. Я сюда в гости приехал.
— А, — говорит Амвросий.
И уходит. Габриэлыч пошел с ним, и они вдвоем принесли всяких амулетов и масок и сложили все это аккуратно под кухонным столом на расстеленных газетах. Мне отец Амвросий запретил пока в комнаты ходить. Они туда ушли, стали мебель двигать. Сижу я, значит, и предчувствие такое — ну, попал. Но я понимаю, что это не у меня предчувствие, а у беса, который в меня вселился. Что радует.
Наконец отец Амвросий пришел и пригласил меня в комнату. Зашел я в комнату, там бардак жуткий — половина вещей вынесена, столики журнальные убраны, и все такое. Посреди комнаты диван выдвинут. Отец Амвросий показывает мне — мол, ложись. Ну, ложусь. Ариша с Габриэлычем задергивают шторы, свечи зажигают и садятся в кресла по углам, чтобы, значит, смотреть. Но отец Амвросий их оттуда шугает, говорит, чтоб подождали в другой комнате, помощь потребуется позже. Они выходят, а отец Амвросий обращается ко мне.
— Первым делом, — объявляет он, — надо исповедаться.
— Ну, надо так надо, — говорю.
— Ударялся ли ты в язычество?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Серьезное дело, никогда такого не видел. Можно, конечно, попробовать йогу или вуду, но если ты крещеный — ты же крещеный, да?
— Крещеный, — говорю.
— Лучше тогда вызвать специалиста по изгнанию бесов. Не по моей это части, это квалифицированная помощь нужна. А я христианин, конечно, и православие изучал, но не специалист, бесов не пробовал никогда изгонять.
— Во как, — говорю. — А от меня после этого чего-нибудь останется?
— Не бойся, — говорит Игорь Габриэлович. — Это в Средневековье бесов сжигали с человеком. А тут технология веками отработанная, проверенная.
— В церковь идти?
— Можно и в церковь, — задумчиво кивает Игорь Габриэлович. — А можно и частника найти. Я сейчас попробую позвонить одному своему аспиранту, он рассказывал, что у него знакомый есть, который профессионально изгоняет бесов.
— Спасибо вам, — говорю.
— Не за что пока, — отвечает Игорь Габриэлович, заглянул мне в глаза и по плечу потрепал ободряюще. — Ты, главное, не волнуйся. Поверь мне, все будет хорошо. Карма у тебя очень чистая.
Не знаю почему, но тепло стало на душе от его слов и оптимизма прибавилось. Классный он человек. Простой и понимающий, сразу видно — гуру. Ну и пошел он звонить, звонил долго, возвращается — говорит, все отлично, ждем, скоро приедет специалист.
Ну, посидели мы еще, чаю попили. У него классный чай, зеленый с жасмином и еще какими-то травками. Поговорили мы душевно. Он хитрый такой, вроде ни о чем, а в душу глядит.
— Скажи, Алексей, что тебя раздражает в жизни?
— Тупость, — говорю, — раздражает. И непрофессионализм. Когда ламер не в свое дело лезет. Главное, чем меньше профессионализма — тем больше у человека гонора. Сколько таких я в Интернете повидал. Сами ничего не смыслят, а зато лезут во все дела — советы давать и критиковать…
— А ты — профессионал? — спрашивает гуру.
— Ну… — Я задумался. — Смотря с кем сравнивать. Вообще — да. В компьютерах. Вот и диплом скоро получу, и вообще.
— А как у тебя с гонором? Критикуешь?
— Критикую, — говорю я. — Согласен, нелогично получается. Но я все меньше критикую, кстати, особенно последние полгода.
— Вот, — говорит гуру. — Это духовный рост. Ну а еще что тебя раздражает?
— Вообще или в людях? Вообще раздражает плохая погода. Раздражает, когда меня начинают жизни учить. И пока я в метро ездил, очень раздражали бабки с тележками, это вообще клиника.
— И почему тебя раздражают пожилые люди?
— Не знаю, — говорю, — тупые они, склочные. Не все, конечно, не все. Но многие.
— А когда ты сам станешь пожилым?
— Не знаю, — говорю. — Не думал пока об этом. Но я таким не буду. Не буду на лавочке сидеть у подъезда и про политиков сплетничать. Не буду с тюками по метро носиться и бутылки собирать. Если совсем пенсия будет маленькая — буду в Интернете чего-нибудь делать, сайтики оформлять за копеечки. И общаться тоже буду в Интернете, а не на лавках и не на митингах.
— В Интернете будешь сидеть. Интересно получится… — говорит Игорь Габриэлович и улыбается одними глазами.
И вроде он ничего вслух не сказал, а как бы только глазами показал, но я его мысль понял. И задумался. Действительно, прикол получается. Это сейчас в Интернете одна молодежь тусуется, поэтому там так интересно, а пройдут годы, молодежь состарится, закоснеет, обретет привычки сварливые, но останется в Интернете! Не сядет же на лавочку у подъезда? А куда еще идти на старости лет, если ты на пенсии и делать нечего? Ясное дело — только в Интернет, к тому времени уже в каждом доме будет выделенка и стоить будет копейки. А пенсионерам — вообще бесплатно, распоряжением мэра. Так что вся пенсионерия двинется туда поголовно. Разве что глаза не позволят и руки трясущиеся? Да ничего, позволят. И нынешние бабки вполне могли бы в Интернете сидеть. Да и медицина к тому времени не подкачает, научатся и глаза, и руки лечить. И вот я представил себе мир эдак лет через пятьдесят… Заходишь в Интернет — а там одни бабки да старики в чатах. Только и трещат, вспоминают молодость, музыку свою — Цоя там, или Егора Летова, или “На-Ну”, “Нирвану”, “Продиджи” — чего останется в памяти. И чешут языками. И ругают все, что обычно — цены ругают нынешние, высокие, политиков ругают — на сайты к ним ходят, гадят. Митинги устраивают, ругательные лозунги пишут в гостевые книги. И уж конечно, молодежь ругают! Которая живет неправильно и музыку поганую слушает, и нравы с моралью упали ниже плинтуса, и вообще куда мы катимся, то ли дело в наше время…
А если молодой зайдет — так ему тут же достанется на оба уха. Ведь эти бабки в Интернете не первый десяток лет сидят, они там уже дотусуются, дослужатся — будут главными администраторами чатов и вообще у руля. Так что всех чужих молодых — сразу же вышибут на раз! Это к подъезду можно с мотоциклом и пивом приехать, бабок расшугать силовыми методами, а в Интернете этот номер не пройдет. Кого захотят — того и выкинут из чата. Вот это будет действительно всеобщая беда. Такая беда, по сравнению с которой толкающиеся бабки с кошелками в метро — это цветочки. Единственное, что греет, — тот факт, что сам я к тому времени окажусь по ту сторону баррикады, буду трещать в пенсионерских чатах и ругать молодежь…
Вот такие вот меня мысли посетили, пока я с Габриэловичем разговаривал. Но тут раздается звонок, я вздрагиваю, Ариша тоже вздрагивает, а Габриэлыч идет открывать. Мы тоже подтягиваемся в коридор. Входит мужичок. Как его описать? Лет за сорок, бородка такая неопределенной формы — не лопатой и не клинышком, так, неопрятная. С залысинами и проседью, но энергичный. В руке саквояж. Как саквояж врача, но более антикварный. Что-то типа плоского чемоданчика. Зашел, истово перекрестился. Истово — не знаю, что это слово означает, но в смысле — с размахом, пополам согнулся.
— Так! — говорит с порога. — Чур меня! Здесь вызывали бесов гнать? Где хозяин-то?
Я смотрю на Габриэлыча, а тот глядит на мужичка с удивлением — видно, тоже ожидал чего-нибудь посерьезнее. Тут до мужичка доходит, что негр — и есть хозяин. Он Габриэлычу руку протягивает:
— Вечер добрый! Отец Амвросий!
— Игорь Габриэлович, — говорит гуру и руку ему пожимает.
— Беру недорого, — объявляет Амвросий, потупившись. — В районе восьмидесяти пяти евро.
— А от чего зависит? — спрашиваю я.
— Как гон пойдет, — отвечает отец Амвросий и на меня взгляд переводит.
— А сколько это времени занимает? — спрашиваю я.
— Если гон пойдет в охоточку, до зари управимся, — отвечает отец Амвросий. — Где у вас тут можно руки обмыть? Где рукомойня?
Ну прямо как врач “скорой”! Показал ему Габриэлыч, где ванная, а я смотрю на Габриэлыча, киваю в сторону ванной — мол, надежный это хоть мужик-то? Габриэлыч так мне одними глазами показывает, мол, не знаю, что за мужик, но рекомендовали хорошие люди. Так я понял. Выходит отец Амвросий из ванной, руки полотенцем вытирает и оглядывается.
— Ты одержимый будешь? — кивает мне.
— Кто, пардон?
— Одержимый. Бесноватый.
— Ну я. Как бы.
— Вижу, — говорит отец Амвросий и подмигивает мне. — Все вижу. Чую бесноватость. И обосновать могу.
— Не надо, — говорю, — обосновать. Вы лучше скажите если до утра не управимся, то как я на работу пойду?
— Никакой работы, — качает головой отец Амвросий. — Тебе после изгнания беса отдыхать недели две.
— Ого, — говорю.
— А ты думал? — говорит отец Амвросий. — Шутки шутить?
Я смотрю вопросительно на Аришу, а затем на Габриэлыча, лица у них серьезные, они кивают — надо, мол, надо. Ну, я зашел на кухню, позвонил начальнику своему. Сказал, что на работу завтра прийти не смогу. Типа по состоянию здоровья. Начальник на меня разорался, сказал, что я уже неделю гуляю, работа кипит, что раз такое дело, то или я прихожу и впрягаюсь без выходных, или я уволен немедленно. Ну а мне-то это только на руку, я ж другую работу себе подыскал со следующего месяца. Так и договорились.
— Ну что? — спрашивает Габриэлыч. — Уладил с работой?
— Ага, — говорю, — все отлично. Ближайшие две недели свободен.
— Где же ты работаешь? — удивляется гуру.
— Программист он, — говорит Арища.
— Хорошо живут программисты, свободно, — цокает языком Габриэлыч, а отец Амвросий нахмурился и перекрестился.
— Еще вопрос, — говорит отец Амвросий. — В этом помещении будем работать?
— А разве не в церковь поедем? — удивляюсь я.
— Молодой человек! Если хотите, конечно, можете идти в церковь, — говорит Амвросий, и голос у него обиженный. — А я работаю на дому. Я частный священник.
— А сами вы к какой бы конфессии себя бы отнесли? — аккуратно спрашивает Габриэлыч.
— Божий человек, — отвечает Амвросий. — А остальное все суетно. А ежели вас гложет гордыня и подозрительность, то можете не сомневаться — бесов я изгнал дюжину дюжин, они меня боятся, как ладана. А если вас интересует юридическая сторона, то все документы я вам представлю.
Он лезет в чемодан — вытаскивает здоровенный ламинированный лист и протягивает Габриэлычу.
— Вы пока на кухоньке посидите, поизучайте, — говорит отец Амвросий, — а я, с Божьей помощью, пойду исследовать помещение…
Взял саквояж и направился в ближайшую комнату. И стали мы листок рассматривать. Там бумага глянцевая с золотым тиснением. Православно-целительский дом пресвятой Дарьи Ерохиной, разрешение на индивидуальную духовную деятельность, выдано отцу Павлу Тарасовичу Зяблику (крещ. Амвросий). Подпись: Дарья Ерохина.
— Хм… — говорит Габриэлыч.
— Ой… — говорит Ариша.
— Ну ладно уж, чего там, — говорю я. — Лишь бы дело знал.
И тут из комнаты раздается громкое шипение. Мы замолчали, а оттуда снова “Ш-ш-ш!!! Ш-ш-ш!!!”. Мы заглядываем в комнату осторожно, а там отец Амвросий стоит с большой бутылью и из пульверизатора окучивает стены святой водой. И бормочет что-то, видно, молитву. Ну, мы не стали ему мешать, ушли на кухню.
Через некоторое время приходит отец Амвросий и приносит горсть масок — со стены снял.
— Бесов надо сжечь, — говорит он.
— Милейший, — отвечает Игорь Габриэлович, — это не бесы, это кармически чистые предметы этноса.
— Не знаю про этнос, а бесов надо убрать, — говорит отец Амвросий. — Жуткие рожи. Может, у вас там в Африке они кармически чистые, а у нас страна православная, во Христе. Здесь это бесы.
— Возможно, в этом есть доля истины, — говорит Габриэлыч. — Но мы можем их спрятать?
— Ну разве что на кухне, — морщится Амвросий. — Придется очертить круг мелом и запереть бесов в круге. Мел есть?
— Есть карандаш от тараканов.
— Даже лучше. И еще амулеты там во множестве, их все надо со стен поснимать, в них бесы могут прятаться. Вообще у вас квартирка, конечно, — рассадничек. Неудивительно, неудивительно! Давно здесь живешь? — спрашивает меня.
— Да я вообще не здесь живу. Я сюда в гости приехал.
— А, — говорит Амвросий.
И уходит. Габриэлыч пошел с ним, и они вдвоем принесли всяких амулетов и масок и сложили все это аккуратно под кухонным столом на расстеленных газетах. Мне отец Амвросий запретил пока в комнаты ходить. Они туда ушли, стали мебель двигать. Сижу я, значит, и предчувствие такое — ну, попал. Но я понимаю, что это не у меня предчувствие, а у беса, который в меня вселился. Что радует.
Наконец отец Амвросий пришел и пригласил меня в комнату. Зашел я в комнату, там бардак жуткий — половина вещей вынесена, столики журнальные убраны, и все такое. Посреди комнаты диван выдвинут. Отец Амвросий показывает мне — мол, ложись. Ну, ложусь. Ариша с Габриэлычем задергивают шторы, свечи зажигают и садятся в кресла по углам, чтобы, значит, смотреть. Но отец Амвросий их оттуда шугает, говорит, чтоб подождали в другой комнате, помощь потребуется позже. Они выходят, а отец Амвросий обращается ко мне.
— Первым делом, — объявляет он, — надо исповедаться.
— Ну, надо так надо, — говорю.
— Ударялся ли ты в язычество?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51