А у дальней стены — конструкции, напоминающие прилавки из мутноватого оргстекла и алюминиевых реек, нехитро скрепленные винтиками и грубо покрашенные зеленой краской. Ну точь-в-точь стенды в кабинете гражданской обороны. Странно смотрится это сочетание дорогого офиса и школьного кабинета.
Я подхожу ближе и как бы рассеянно смотрю на стенды, стараясь не показать, что я тут впервые. Под стеклом лежит невразумительная всячина — то мусор, а то вдруг зачем-то оптический прицел в разрезе… Надо этим всем на стене красуется офисная доска из тонкой пробки, а к ней пришпилен большой лист ватмана, оформленный как стенгазета. Стенгазета довольно пыльная, видно, давно здесь висит. Сверху плакатным пером большая надпись “Дорогие наши женщины! С праздником 8 Марта!”. Это в разгар осени-то! Ниже — вырезанные овалом фотографии теток в военных кителях. Тетки то старые и рыхлые, а то совсем молоденькие, почти симпатичные. Под каждой — надписи, нарисованные фломастерами цветочки, кажется, даже эпиграммы, поэма. “Человек-невидимка”.
Опускаю взгляд, смотрю на кучу мусора под самым большим стеклом. Вот честно, не соврать — просто куча опилок! Показываю пальцем:
— Что это?
— Муравейник, — говорит за спиной Миняжев. — Бывшая колония уральских черных муравьев. Метили муравьев краской с допингом, у них изменялись социальные функции…
— Как это? — удивляюсь я.
— У муравьев очень строгое социальное деление. С самого рождения организм отдельного муравья предназначен для своего дела. Есть одна матка, есть при ней трутни, а все остальные — муравьи-строители и муравьи-воины. Наши ученые экспериментировали сначала с красками и ферментами. Оказалось, что социальный статус муравья во многом определяется его внешним видом и запахом. Если поставить на спину рабочему муравью точку определенного состава — воины у входа в муравейник его воспринимали как чужого, набрасывались и уничтожали. А муравья, отмеченного другим ферментом, наоборот, везде воспринимали как своего и даже беспрепятственно пускали к матке, если бы он вдруг пожелал. Но он не желал подобного. Тогда начались эксперименты с изменением психики муравья. Муравей получал дозу допинга, который активизировал его нервную систему настолько, что инстинкты теряли над ним контроль. И тогда муравей-строитель начинал вести себя как воин, как трутень — в общем, демонстрировать любое поведение.
— А что за допинг?
— Муравьиный стимулятор, не могу знать точную формулу, — говорит Миняжев. — Товарищ генерал, но…
— Без “но”, продолжаем.
— Слушаюсь. Ученые научились менять врожденные роли муравья. В институте до сих пор ходят легенды и анекдоты про Кузьму — мелкого муравья-строителя, который после инициации стал вести себя как хозяин муравейника, и все его слушались.
— Инициации?
— Инициация. Рабочий термин.
— А смысл эксперимента?
— Муравейник — примитивная модель общества. — Миняжев снова пожимает плечами. — Конечная цель эксперимента — изменение социальной роли человека в человеческом обществе.
— Но ведь люди не муравьи?
— Об этом вам, господин… э… инспектор, лучше всего поговорить с нынешним руководителем института, генера…
— Его, к сожалению, нет здесь, — строго перебиваю Миняжева. — Поэтому ответьте за него.
— Во всех учебниках написано, что все люди изначально равны. Так нам внушают с детства. Хотя эта теория не выдерживает критики. Все исследования в этом направлении тщательно скрываются, а результаты, отличные от общепринятых, получают ярлык фашистских теорий.
— Вот как?
— Люди не равны от рождения. Они рождаются с социальными функциями трех типов — труженики, воины и руководители.
— А разве это не зависит от воспитания? — удивляюсь я.
— Воспитание может помочь изменить роль в обществе. Но не всегда. Обычно роль заложена изначально.
— Всего три типа?
— Совершенно верно.
— Строители, воины и руководители? Так?
— Так точно.
— А доказательства?
— Например, Александр Македонский, когда отбирал воинов в свое войско, для проверки бил новобранца по щеке, Если новобранец краснел — значит, удар вызвал гнев и ярость, он станет хорошим воином. А если бледнел — значит, удар вызвал страх.
— Но это же все зависит от воспитания?
— Нет. Покраснение лица, гнев, ярость, стремление броситься на обидчика — это значит, что нервная система в ответ на стресс реагирует выбросом в кровь адреналина. А побледнение лица, шок, ступор, робость, желание убежать — значит, нервная система реагирует на шок выбросом не адреналина, а норадреналина. Предопределение такого человека — быть работником, бояться хозяина. Разная организация нервной системы, совсем разный химизм процессов.
— Это неправда!!! — кричу я до неприличия эмоционально.
— Это правда, господин… инспектор, — кивает Миняжев. — Такова человеческая природа. Есть и третий тип психики — вожак. Это довольно редкий тип людей — как раз тот, кто бьет по щеке.
— А если его бьют?
— Обычно будущие вожаки неохотно нанимаются исполнителями на работу или на службу. Они стараются руководить и всегда поднимаются вверх. Такой человек, куда бы ни попал, зарабатывает авторитет и становится вожаком. Попал в дворовую компанию — стал заводилой. Попал на подводную лодку — стал авторитетом среди экипажа. Попал, на зону — стал паханом.
— То есть пробьет себе дорогу кулаками?
— Нет, не кулаками, — говорит Миняжев задумчиво, словно сам с собой. — Не кулаками. Вожаки редко бывают сильны физически, им это не нужно. Кулаками будут поддерживать его авторитет слуги-воины. Вожак сильнее их духовно, он знает, чего хочет, идет вперед и добивается цели. Попал в зону — заработает авторитет, а попал в научный институт или на завод — выбьется в руководители. Как муравей Кузьма.
— Значит, если человек родился слугой-строителем, то слугой-воином в армии ему быть нельзя?
— Никак нет, господин инспектор, — кивает Миняжев, он уже свыкся со своей ролью экскурсовода. — В современной армии редко нужны вспыльчивые и гневливые пехотинцы, гораздо больше нужны холодные и трусливые снайперы или ракетчики. Времена поменялись.
— А женщины тоже делятся на эти три типа?
— Да, только у них это выражено меньше.
— Очень странная теория, — говорю я ошарашенно. — Ну а если рождается ребенок у человека-строителя… у отца-строителя и матери-строителя, он не может стать человеком-воином?
— Чаще всего — он и родится строителем. Но он может родиться кем угодно, это лотерея. Предопределение человека не наследуется прямо. Природа предусмотрела, чтобы люди не делились на три породы, иначе в первой же войне погибла бы порода мирных строителей, а затем размножившиеся вожаки уничтожили бы воинов и остались одни. Поэтому дети сильных мира сего так часто оказываются инфантильными и не способны продолжать дело отцов. И наоборот — прирожденные вожаки из простых семей так часто выбиваются в люди и делают головокружительную карьеру.
Я некоторое время молчу, чтобы осознать эту информацию. Прямо скажем, полный шок. И ведь, похоже, он прав на все сто, вот что самое обидное…
— Так, — говорю. — Значит, вы тут занимаетесь фашистскими теориями?
— Никак нет, господин инспектор, — спокойно отвечает Миняжев. — Проект “Муравейник” как раз и должен был доказать, что генетическое предназначение можно изменить. Основное положение теории “Муравейника” гласит, что и в муравье, и тем более в человеке заложена возможность изменить свою роль.
— Да? Это после всего сказанного?
— Существуют доказательства. Тот же муравей Кузьма.
— Ну… допустим. — А зачем это делать? “Вакцина успеха” для генеральских сынков, да?
— Конечная цель проекта, — спокойно отвечает Миняжев, — разработать способы, позволяющие из людей-воинов и людей-строителей делать людей-вожаков для выполнения сложных боевых задач. Предполагалось, что при этом мы получим наилучший вид бойца — инициативного, толкового, бесстрашного и расчетливого. А неизбежные для вожака эгоистические мотивы мы сможем подавить системой воспитания.
— И как это сделать? — говорю. — Муравью ставим — точку на спине, а человеку — звезду на погоне, да?
— Никак нет, господин инспектор. Исследование шло по трем направлениям — фармакологическое, хирургическое и психологическое. Вначале опыты шли на муравьях, мы научились с помощью ароматических ферментов выдавать муравья за существо высшего типа в глазах всего муравейника. А с помощью активации нервной системы мы получили муравья-сумасшедшего, который пользовался своим правом, ходил всюду и отдавал команды. Затем шли опыты на крысах.
— На крысах?
— На обычных серых крысах. С ними оказалось намного сложнее. Внешний облик вожака не имеет такого решающего значения. Мы пробовали накачивать крысят силиконом для увеличения туловища, но к значимым результатам это не привело. Хотя крысы и предпочитают видеть в роли вожака самого крупного самца, но они охотно подчиняются я слабому, но энергичному самцу, если он докажет свое право быть вожаком. Тогда мы стали использовать растормаживающий допинг, усиливающий подвижность, активность и напористость крысенка в драках. Вопреки ожиданиям такой крысенок все равно не занимал место вожака, а становило одним из бойцов стаи. Были перепробованы разные комбинации стимуляторов — усиливающие мозговую активность, подвижность, выносливость, нечувствительность к боли, — но хорошего результата добиться не удалось, инициированный всегда подчинялся вожаку.
— А изменить его поведение?
— Так точно. Появился вот он. — Миняжев взмахнул рукой.
Я заметил на втором стенде небольшую стеклянную колбу, в которой плавал крысенок. Половина черепа его была срезана, в глубине мозга торчала иголка. Как я раньше не заметил этой колбы? Зрелище было неприятное.
— Что это? — спросил я.
— Первая удача. Когда опыты с допингами ничего не дали, было решено вести хирургические исследования. Попытки инициации проводились в лабораториях первого госпиталя В К.
Я кивнул, хотя очень хотелось уточнить, что такое ВК и где находится этот первый госпиталь.
— В смысле, бывшего ВК, — поправился Миняжев, — сейчас лаборатория расформирована из-за отсутствия финансирования. Крысятам выжигали электротоком, иссекали скальпелем или, наоборот, активизировали микроразрядами те области мозга, которые отвечают за поведенческие рамки. Наконец удалось найти нужные нервные центры, снять инстинкт подчинения и все сдерживающие механизмы.
— А как у такого крысенка с головой? — интересуюсь я.
— Нет. — Миняжев кивает на колбу. — При жизни черепная коробка оставалась целой…
— Я не об этом. Как у него с психикой? Это получается сумасшедший крысенок?
— Совершенно верно. Точнее — неконтролируемый. А когда крысенку вводили еще и стимуляторы, он начинал вести себя агрессивно и вызывающе. Было проведено пятнадцать серий опытов, из них в четырех сериях крысята, получившие инициацию, стали новыми вожаками стаи.
— Хм… — сказал я. — Значит, действительно не в кулаках дело, а в уверенности и вседозволенности?
— В какой-то мере.
— Но это были сумасшедшие вожаки?
— Так точно, — задумчиво кивнул Миняжев. — Своего рода безумные деспоты и тираны. Знакомая картина?
— Да уж, — сказал я и пожалел, что так мало интересовался историей. — А как они это… между собой? Если их в одну стаю?
— Борьба лидеров — это тема отдельного исследования. Два лидера не могут жить вместе, обязательно начнется борьба и окончится смертью слабого или расколом стаи. Но это как раз нас не интересует.
— Ладно, допустим. Четыре на пятнадцать… Четыре на пятнадцать — это же очень мало? А в остальных случаях?
— В остальных случаях крысенок становился зверем-одиночкой, хотя имел свой беспрепятственный доступ к кормушке.
— Вожак не возражал?
— Не всегда. У них же там роли расписаны, допустимы и одиночки. Но если инициированный крысенок начинал вести себя слишком вызывающе, вожак давал команду — крысы набрасывались на него и сообща уничтожали.
— В общем, вполне разумно, — соглашаюсь я. — Наглость — не самый лучший путь для достижения успеха. Ну и что дальше?
— Дальше была еще одна стадия экспериментов. Крысенка, инициированного операцией на мозге и допингами, специально обучали.
— Обучали на вожака?.
— Так точно. Крысенка помещали в клетку с двумя-тремя самыми мирными и послушными особями, и он становился местным вожаком. Постепенно количество крысят в клетке прибавлялось, но уже не самых мирных. Несколько недель крысенок осваивался с ролью вожака — понимал, что ему все можно и его все слушаются, учился отдавать приказы, наказывать, принимать знаки внимания. Затем для него уже не составляло труда попасть в любую незнакомую группу из нескольких десятков и даже сотен крыс, потеснить там местного вожака и стать королем. Эти эксперименты удались полностью.
— И что получается, — задумался я, глядя на мутный раствор желтого спирта, в котором плавала крысиная тушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51