— Значит, мало иметь физическую силу, мало иметь душевную энергию, мало не подчиняться местным правилам и законам — надо еще уметь быть лидером?
— Так точно. Мы называем это харизмой.
Я подхожу задумчиво к столу. Стол обалденный, я уже говорил, да? Полированное ореховое дерево. Дорогущий. Хочется верить, что куплен он на средства военного бюджета, а не посторонними спонсорами. Страшно подумать, за какие услуги могут давать деньги частные лица такому институту…
— А на людях? — говорю. — На людях были такие опыты?
— На людях проводилось сорок три серии экспериментов, но все они закончились неудачно. Ни хирургическое иссечение зон мозга, ни электростимулирование мозговых центров, ни допинги, ни психологическое обучение — ничто не смогло сделать из обычного человека лидера, даже в среде заключенных.
— Опыты проводились только на заключенных?
— Да.
— Может, в этом дело?
— Не могу знать, — сказал Миняжев. — Но ученые пришли к выводу, что дело не в этом.
— Почему? — удивляюсь я.
— Очень сложная психика, — кивает Миняжев. — У муравья психика элементарная — значение имеет внешний вид и психическая энергия. У крыс, помимо психической энергии и растормаживания поведения, необходимо еще и дополнительное обучение на роль вожака. А у людей все еще сложнее. Очень сложная социальная культура, не имеет значения ни внешний вид, ни сила, ни активность, ни умения.
— Значит, эксперимент провалился?
— М-м-м… — говорит Миняжев. — Эксперимент дал свои результаты…
— Но он показал, что обычный человек не может стать вожаком?
— Не совсем так. Человек не может гарантированно выйти в статус вожака с помощью фармакологии, хирургии и обучения — это да.
— А как тогда?
— Обычный человек может стать лидером, лишь получив духовную инициацию.
— В смысле — от Бога?
— Нет, это внутреннее состояние. Когда человек вдруг ощущает в себе силу…
— Не очень-то научные термины, — удивляюсь я.
— Силу — решимость, призвание, предназначение. В дискуссиях звучал такой образ — зрячий в толпе слепых. Человек, который видит, что делать, знает, куда вести и осознает свою роль лидера.
— Хм… — говорю. — Ну так это каждый надоедливый проповедник считает, что видит свет!
— Есть разница, — говорит Миняжев. — Проповедник не осознает себя лидером. И люди относятся к нему не как к лидеру.
— Так, значит, важнее отношение людей? Получается замкнутый круг?
— Видимо, я не смогу вполне толково объяснить, — смущается Миняжев. — Ведь есть лидеры-одиночки, особенно идеологические лидеры. Учителя-отшельники. А есть лидеры-гуру, окруженные учениками. А есть лидеры толпы, которые ведут за собой целые государства. Но ученые считают, что лидер — это внутреннее состояние. Он не будет мелочиться, ходить по улице, приставать к прохожим и объяснять, что видит свет. Он просто видит свет и знает об этом. Его нервная система работает иначе, он трудится дни и ночи, мало спит, он в постоянном поиске. И готов вести за собой, а люди готовы идти за ним. Ломоносов. Гитлер. Папа Римский.
— Опять непонятно, — говорю. — Ну ладно, допустим. Есть прирожденные лидеры. А как становится лидером обычный человек?
— Вот это как раз очень просто, — говорит Миняжев. — Это природный механизм животной стаи. Как только стая остается без вожака — кто-то другой занимает его место и осознает себя вожаком. И тогда у него включается состояние вожака.
— Как у Жюля Верна, — вспоминаю я. — “Пятнадцатилетний капитан”?
— Виноват, не помню, — говорит Миняжев. — У людей это может быть не только вожак стаи, в смысле шеф и подчиненные, но и символический вожак, возглавляющий идеологическую линию.
— Ну и что, удались эксперименты?
— Никак нет, я уже доложил. Методов вызвать состояние вожака не найдено.
— Значит, программа экспериментов свернута? — спрашиваю я.
— Так точно.
— А какие еще эксперименты на людях были?
— М-м-м… — глубоко задумывается Миняжев. — Ну, боевая подготовка… Рукопашный бой на тренажерах…
— Это не то. Хирургические?
— Вживление датчиков радиации. Вживление… м-м-м… А, ну да. Вживление ампул для самоуничтожения разведчиков. Вживление… Кажется, все.
— А генетические?
— В каком смысле? — настораживается Миняжев.
— Генетические эксперименты над людьми были? В этом институте?
— Никак нет, — говорит Миняжев искренне. — У нас и базы нет для этого никакой. У нас же институт разведки. В основном-то…
— Так-так, — говорю я задумчиво и сам смотрю на Миняжева — вроде не врет.
— Нет! — спохватывается Миняжев и успокоенно тычет пальцем в стенгазету. — Если про это, то это же шутка! Мы ее снимем к приезду проверяющих, давно пора снять!
Он порывается снять газету, но я его останавливаю.
Оглядываю газету и вижу:
ПРАВДА О ЧЕЛОВЕКЕ-НЕВИДИМКЕ
В сверхсекретном институте для разведки и войны
Невидимки-суперлюди были изобретены.
Невидимка в штабе НАТО, всем дающий пендаля, —
Это было то, что надо генералам из Кремля.
Но случилась перестройка, и взорвался натрий хлор.
Инкубаторную стойку отнесли на задний двор.
Там, под действием рентгенов, децибелов и дождей,
Колбу семь пробил коленом человек, рожденный в ней.
„ Крах Советского Союза подорвал его мораль.
Незаметный, как медуза, он ушел куда-то вдаль.
И с тех пор в газеты пишут сотни удивленных дам,
Чувство секса ощутивших в людном месте тут и там.
И тревожит наше сердце феномен последних лет —
Появление младенцев, мутноватых на просвет.
Господи! Вздымаем руки, о прощении моля
За преступные науки и агрессию Кремля!
Слишком тяжела расплата…
Больно за судьбу детей…
Но больней всего, что НАТО не дождалось пендалей!!!
— Хм… — говорю я и смотрю на Миняжева. — Так все-таки проводились опыты на людях?
— Это шутка! — говорит Миняжев, отцепляет газету и сворачивает в рулон. — КВН гарнизона.
— Ага, понятно, — говорю, хотя сосредоточиться на важном разговоре уже сложно после такого. — Но все-таки, значит, вы, Миняжев, не знаете ни о каких экспериментах с генами человека?
— Никак нет, — отвечает Миняжев.
— То есть ни генной инженерии, ни этого… выращивания клонов?
— Виноват, — говорит Миняжев. — Клонов? Не слышал про клонов.
И тут у него звонит мобильник. Ты уже догадываешься, да? Я — так поначалу и не подумал, ну мало ли, звонит мобильник и звонит. Мой бы тоже звонил, если б я его не разгрохал в лепешку.
— Разрешите ответить? — спрашивает меня Миняжев. Я киваю. Миняжев вытаскивает крохотный аппаратик — а я почему-то думал, что военные носят большие мобильники камуфляжной расцветки. Вытаскивает его, подносит к уху:
— Слушаю?
И тут его лицо вытягивается. А я все еще не понимаю, тупо смотрю на стеллажи, на рулон стенгазеты в его руке.
— Пострадавший? — говорит Миняжев хриплым голосом, поднимает на меня взгляд, смотрит прямо в рот, а глаза у него круглые и испуганные. — Так точно… Никак нет…
И вот только тут до меня доходит. И снова мысль очень неприятная в голову идет, но я гоню ее решительно. Что делать теперь? Смотрю на него сурово.
— Так точно. К вашему приезду, — говорит Миняжев и выключает аппарат.
— Так, значит, — говорю, ехидно прищурившись, — нет экспериментов по клонированию?
— Никак нет, — говорит Миняжев растерянно, а затем постепенно приходит в себя. — Разрешите, товарищ генерал, показать вам наши секретные документы?
И словно бы упор делает на слове “наши”. Значит, не раскусил пока? Все, думаю, пора сматываться.
— А то я секретных документов наших не видел, — говорю аккуратно. — Извольте, покажите.
— Пройдемте за мной к сейфу, — говорит Миняжев и выходит из кабинета.
Я иду за ним. Идем мы коридорами, ведет он меня по дальней лестнице к лифту, нажимает на десятый, и мы поднимаемся снова мимо конторки, мимо вахтенного, к нему в кабинет. Миняжев открывает дверь ключом, входит первым и показывает мне стену. На стене — я только сейчас заметил — висит ковер громадный.
— Обратите внимание на узор, — говорит Миняжев, — а я сейчас достану документы.
А сам уходит в дальний конец кабинета за свой стол — и лезет в сейф. Я машинально поворачиваюсь к ковру и глажу его рукой. Хороший ковер, настоящий. Узор, конечно, глуповат, но вот эта багровая пушистая масса — это, конечно, пять баллов.
— Хороший ковер, — говорю. — Да только не первый же раз я его тут вижу, верно?
Миняжев молчит. Ладно, думаю, покажи свои документы — и я по-тихому прощаюсь и сваливаю отсюда. Понятно, что ничего уже здесь толком не добиться. Мыши, муравьи да плантация отравляющих веществ. И тут я слышу щелчок.
— Замереть! Стреляю! — рявкает Миняжев оглушительно, Я бы и не подумал, что он так может. Вот так история.
Раскусил, значит. За шпиона принял. Дошло. В кабинет, значит, специально меня привел, чтобы до пистолета своего дотянуться… Боится. А то как дурак мне выбалтывал секреты два часа — это нормально? Медленно-медленно поворачиваюсь, становлюсь спиной вплотную к ковру. Вижу лицо Миняжева — белое, трясущееся. Глаза навыкате.
— Ну что, — говорю, — стрелять будем в генерала? Вот набрал я психопатов на работу…
— Ты не генерал!!! — кричит Миняжев.
Наверно, специально кричит, чтобы дежурный услышал. Ну да, так и есть — еще и кнопку жмет на столе побелевшими, словно насквозь костлявыми пальцами. Пора уходить. Откуда я только не уходил — и отсюда уйду.
— Я не генерал, — говорю Миняжеву, а сам аккуратно выращиваю из шеи сзади тоненкое щупальце и запускаю в ковер. — Не генерал я совсем. Я знаешь кто?
Миняжев молчит, сверлит меня глазами, палец на спусковом крючке. Да вот только стрелять он не будет. А я выращиваю из шеи еще несколько щупалец, и они медленно протекают в фактуру ковра, вытекают с внутренней стороны и текут по стене. Медленно это происходит, хотелось бы побыстрее, но что поделать. Приходится отвлекать разговором.
— Знаешь, я кто? — говорю.
— Тревога!!! — вдруг как завизжит Миняжев, — Тревога! Товарища генерала подменили!!!
— Я твоя галлюцинация, — говорю. — Ты сегодня в цехе хватанул дозу, и вот тебе результат, верно? То ли еще будет!
Миняжев в лице немного меняется, замолкает. Но пистолет не кладет. Тут открывается дверь, и входит дежурный. Без оружия, естественно, а чего Миняжев ожидал? А я уже на четверть свою массу тела за ковер перекачал и по стене растек. Или растекся? Как правильно? Растекаю себя, в общем, по изнанке ковра эдаким пятном. А в помощь из поясницы выпустил ленту из плоти — и тоже туда, в ковер утекаю, как только могу.
— Отставить! — говорю дежурному. — Почему без стука?! Выйти и не мешать! У нас важный разговор!
Дежурный испуганно козыряет, ловко выходит за дверь и закрывает ее за собой.
— Назад! — кричит Миняжев. — Сюда!!!
Дежурный кратко стучит с той стороны и мигом заглядывает в кабинет. И тут только замечает Миняжева, который стоит за столом с пистолетом в руке.
— Врача сюда, — говорю. — Быстро! Миняжев дозу хватанул.
А сам из носка, из-под штанины, выпускаю еще щупальце. Дежурный переводит взгляд на меня, кивает и закрывает дверь. По коридору слышны его удаляющиеся шаги. Рука Миняжева с пистолетом трясется. А я-то уже почти весь за ковром! Тоненькая оболочка осталась, как скорлупа какая-нибудь надувная, — еле держит костюм. Я все щупальца убираю, одно лишь из носка тянется, тянется, тянет мою тушку сквозь ковер.
— Смотри, — говорю, — Миняжев, лечись. Береги печень. Ну и ты тоже извини меня, если что. Обидеть не хотел. — Чувствую, что слова мне произносить все труднее, последнее совсем уже шепотом. — И вообще я не со зла. Вот такая я… галлюцинация…
И тут костюм на мне рушится, все рушится, и я быстро — хлюп — и втягиваю под ковер остатки тела. И темнота. И тишина.
Не знаю, что там происходило в кабинете, что Миняжев делал — я просто отдыхал некоторое время, распластавшие тонким слоем за ковром, огромное квадратное пятно. Ковер с изнанки шершавый, висеть на нем одно удовольствие. Про шло минут, наверно, десять, я отдохнул и вырастил в самом верхнем углу ковра маленькое ухо. С изнанки, конечно.
Слышу — суета в комнате, сапоги топают, отрывистые фразы бросают. Убрал я ухо и еще немного поотдыхал. мысль у меня одна — тоскливая. Опять домой придется тащиться не по-человечески, как собака…
Но надо ж выбираться отсюда, черт побери. Поэтому я отращиваю маленькую ложноножку — так это называется? — в общем, щупальце, и на ощупь веду его под самым потолком — там короб с электропроводкой. Вот ты спросишь — а чего на ощупь-то? Чего бы глаз на конце щупальца не вырастить какой-никакой?
Объясняю. Щупальце — с нитку толщиной. Ну никак иначе нельзя, заметят. Глаз вырастить на таком щупальце — выйдет крохотный, подслеповатый, толком им ничего не разглядишь — только свет и темноту. Не знаю, может, всякие мухи и кузнечики носят крохотные фасетки и все прекрасно видят, а у меня такое не получается. У меня либо там зрачок с сетчаткой — и все дела, и получай картинку в высоком разрешении, либо просто свет-тьму отличать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Так точно. Мы называем это харизмой.
Я подхожу задумчиво к столу. Стол обалденный, я уже говорил, да? Полированное ореховое дерево. Дорогущий. Хочется верить, что куплен он на средства военного бюджета, а не посторонними спонсорами. Страшно подумать, за какие услуги могут давать деньги частные лица такому институту…
— А на людях? — говорю. — На людях были такие опыты?
— На людях проводилось сорок три серии экспериментов, но все они закончились неудачно. Ни хирургическое иссечение зон мозга, ни электростимулирование мозговых центров, ни допинги, ни психологическое обучение — ничто не смогло сделать из обычного человека лидера, даже в среде заключенных.
— Опыты проводились только на заключенных?
— Да.
— Может, в этом дело?
— Не могу знать, — сказал Миняжев. — Но ученые пришли к выводу, что дело не в этом.
— Почему? — удивляюсь я.
— Очень сложная психика, — кивает Миняжев. — У муравья психика элементарная — значение имеет внешний вид и психическая энергия. У крыс, помимо психической энергии и растормаживания поведения, необходимо еще и дополнительное обучение на роль вожака. А у людей все еще сложнее. Очень сложная социальная культура, не имеет значения ни внешний вид, ни сила, ни активность, ни умения.
— Значит, эксперимент провалился?
— М-м-м… — говорит Миняжев. — Эксперимент дал свои результаты…
— Но он показал, что обычный человек не может стать вожаком?
— Не совсем так. Человек не может гарантированно выйти в статус вожака с помощью фармакологии, хирургии и обучения — это да.
— А как тогда?
— Обычный человек может стать лидером, лишь получив духовную инициацию.
— В смысле — от Бога?
— Нет, это внутреннее состояние. Когда человек вдруг ощущает в себе силу…
— Не очень-то научные термины, — удивляюсь я.
— Силу — решимость, призвание, предназначение. В дискуссиях звучал такой образ — зрячий в толпе слепых. Человек, который видит, что делать, знает, куда вести и осознает свою роль лидера.
— Хм… — говорю. — Ну так это каждый надоедливый проповедник считает, что видит свет!
— Есть разница, — говорит Миняжев. — Проповедник не осознает себя лидером. И люди относятся к нему не как к лидеру.
— Так, значит, важнее отношение людей? Получается замкнутый круг?
— Видимо, я не смогу вполне толково объяснить, — смущается Миняжев. — Ведь есть лидеры-одиночки, особенно идеологические лидеры. Учителя-отшельники. А есть лидеры-гуру, окруженные учениками. А есть лидеры толпы, которые ведут за собой целые государства. Но ученые считают, что лидер — это внутреннее состояние. Он не будет мелочиться, ходить по улице, приставать к прохожим и объяснять, что видит свет. Он просто видит свет и знает об этом. Его нервная система работает иначе, он трудится дни и ночи, мало спит, он в постоянном поиске. И готов вести за собой, а люди готовы идти за ним. Ломоносов. Гитлер. Папа Римский.
— Опять непонятно, — говорю. — Ну ладно, допустим. Есть прирожденные лидеры. А как становится лидером обычный человек?
— Вот это как раз очень просто, — говорит Миняжев. — Это природный механизм животной стаи. Как только стая остается без вожака — кто-то другой занимает его место и осознает себя вожаком. И тогда у него включается состояние вожака.
— Как у Жюля Верна, — вспоминаю я. — “Пятнадцатилетний капитан”?
— Виноват, не помню, — говорит Миняжев. — У людей это может быть не только вожак стаи, в смысле шеф и подчиненные, но и символический вожак, возглавляющий идеологическую линию.
— Ну и что, удались эксперименты?
— Никак нет, я уже доложил. Методов вызвать состояние вожака не найдено.
— Значит, программа экспериментов свернута? — спрашиваю я.
— Так точно.
— А какие еще эксперименты на людях были?
— М-м-м… — глубоко задумывается Миняжев. — Ну, боевая подготовка… Рукопашный бой на тренажерах…
— Это не то. Хирургические?
— Вживление датчиков радиации. Вживление… м-м-м… А, ну да. Вживление ампул для самоуничтожения разведчиков. Вживление… Кажется, все.
— А генетические?
— В каком смысле? — настораживается Миняжев.
— Генетические эксперименты над людьми были? В этом институте?
— Никак нет, — говорит Миняжев искренне. — У нас и базы нет для этого никакой. У нас же институт разведки. В основном-то…
— Так-так, — говорю я задумчиво и сам смотрю на Миняжева — вроде не врет.
— Нет! — спохватывается Миняжев и успокоенно тычет пальцем в стенгазету. — Если про это, то это же шутка! Мы ее снимем к приезду проверяющих, давно пора снять!
Он порывается снять газету, но я его останавливаю.
Оглядываю газету и вижу:
ПРАВДА О ЧЕЛОВЕКЕ-НЕВИДИМКЕ
В сверхсекретном институте для разведки и войны
Невидимки-суперлюди были изобретены.
Невидимка в штабе НАТО, всем дающий пендаля, —
Это было то, что надо генералам из Кремля.
Но случилась перестройка, и взорвался натрий хлор.
Инкубаторную стойку отнесли на задний двор.
Там, под действием рентгенов, децибелов и дождей,
Колбу семь пробил коленом человек, рожденный в ней.
„ Крах Советского Союза подорвал его мораль.
Незаметный, как медуза, он ушел куда-то вдаль.
И с тех пор в газеты пишут сотни удивленных дам,
Чувство секса ощутивших в людном месте тут и там.
И тревожит наше сердце феномен последних лет —
Появление младенцев, мутноватых на просвет.
Господи! Вздымаем руки, о прощении моля
За преступные науки и агрессию Кремля!
Слишком тяжела расплата…
Больно за судьбу детей…
Но больней всего, что НАТО не дождалось пендалей!!!
— Хм… — говорю я и смотрю на Миняжева. — Так все-таки проводились опыты на людях?
— Это шутка! — говорит Миняжев, отцепляет газету и сворачивает в рулон. — КВН гарнизона.
— Ага, понятно, — говорю, хотя сосредоточиться на важном разговоре уже сложно после такого. — Но все-таки, значит, вы, Миняжев, не знаете ни о каких экспериментах с генами человека?
— Никак нет, — отвечает Миняжев.
— То есть ни генной инженерии, ни этого… выращивания клонов?
— Виноват, — говорит Миняжев. — Клонов? Не слышал про клонов.
И тут у него звонит мобильник. Ты уже догадываешься, да? Я — так поначалу и не подумал, ну мало ли, звонит мобильник и звонит. Мой бы тоже звонил, если б я его не разгрохал в лепешку.
— Разрешите ответить? — спрашивает меня Миняжев. Я киваю. Миняжев вытаскивает крохотный аппаратик — а я почему-то думал, что военные носят большие мобильники камуфляжной расцветки. Вытаскивает его, подносит к уху:
— Слушаю?
И тут его лицо вытягивается. А я все еще не понимаю, тупо смотрю на стеллажи, на рулон стенгазеты в его руке.
— Пострадавший? — говорит Миняжев хриплым голосом, поднимает на меня взгляд, смотрит прямо в рот, а глаза у него круглые и испуганные. — Так точно… Никак нет…
И вот только тут до меня доходит. И снова мысль очень неприятная в голову идет, но я гоню ее решительно. Что делать теперь? Смотрю на него сурово.
— Так точно. К вашему приезду, — говорит Миняжев и выключает аппарат.
— Так, значит, — говорю, ехидно прищурившись, — нет экспериментов по клонированию?
— Никак нет, — говорит Миняжев растерянно, а затем постепенно приходит в себя. — Разрешите, товарищ генерал, показать вам наши секретные документы?
И словно бы упор делает на слове “наши”. Значит, не раскусил пока? Все, думаю, пора сматываться.
— А то я секретных документов наших не видел, — говорю аккуратно. — Извольте, покажите.
— Пройдемте за мной к сейфу, — говорит Миняжев и выходит из кабинета.
Я иду за ним. Идем мы коридорами, ведет он меня по дальней лестнице к лифту, нажимает на десятый, и мы поднимаемся снова мимо конторки, мимо вахтенного, к нему в кабинет. Миняжев открывает дверь ключом, входит первым и показывает мне стену. На стене — я только сейчас заметил — висит ковер громадный.
— Обратите внимание на узор, — говорит Миняжев, — а я сейчас достану документы.
А сам уходит в дальний конец кабинета за свой стол — и лезет в сейф. Я машинально поворачиваюсь к ковру и глажу его рукой. Хороший ковер, настоящий. Узор, конечно, глуповат, но вот эта багровая пушистая масса — это, конечно, пять баллов.
— Хороший ковер, — говорю. — Да только не первый же раз я его тут вижу, верно?
Миняжев молчит. Ладно, думаю, покажи свои документы — и я по-тихому прощаюсь и сваливаю отсюда. Понятно, что ничего уже здесь толком не добиться. Мыши, муравьи да плантация отравляющих веществ. И тут я слышу щелчок.
— Замереть! Стреляю! — рявкает Миняжев оглушительно, Я бы и не подумал, что он так может. Вот так история.
Раскусил, значит. За шпиона принял. Дошло. В кабинет, значит, специально меня привел, чтобы до пистолета своего дотянуться… Боится. А то как дурак мне выбалтывал секреты два часа — это нормально? Медленно-медленно поворачиваюсь, становлюсь спиной вплотную к ковру. Вижу лицо Миняжева — белое, трясущееся. Глаза навыкате.
— Ну что, — говорю, — стрелять будем в генерала? Вот набрал я психопатов на работу…
— Ты не генерал!!! — кричит Миняжев.
Наверно, специально кричит, чтобы дежурный услышал. Ну да, так и есть — еще и кнопку жмет на столе побелевшими, словно насквозь костлявыми пальцами. Пора уходить. Откуда я только не уходил — и отсюда уйду.
— Я не генерал, — говорю Миняжеву, а сам аккуратно выращиваю из шеи сзади тоненкое щупальце и запускаю в ковер. — Не генерал я совсем. Я знаешь кто?
Миняжев молчит, сверлит меня глазами, палец на спусковом крючке. Да вот только стрелять он не будет. А я выращиваю из шеи еще несколько щупалец, и они медленно протекают в фактуру ковра, вытекают с внутренней стороны и текут по стене. Медленно это происходит, хотелось бы побыстрее, но что поделать. Приходится отвлекать разговором.
— Знаешь, я кто? — говорю.
— Тревога!!! — вдруг как завизжит Миняжев, — Тревога! Товарища генерала подменили!!!
— Я твоя галлюцинация, — говорю. — Ты сегодня в цехе хватанул дозу, и вот тебе результат, верно? То ли еще будет!
Миняжев в лице немного меняется, замолкает. Но пистолет не кладет. Тут открывается дверь, и входит дежурный. Без оружия, естественно, а чего Миняжев ожидал? А я уже на четверть свою массу тела за ковер перекачал и по стене растек. Или растекся? Как правильно? Растекаю себя, в общем, по изнанке ковра эдаким пятном. А в помощь из поясницы выпустил ленту из плоти — и тоже туда, в ковер утекаю, как только могу.
— Отставить! — говорю дежурному. — Почему без стука?! Выйти и не мешать! У нас важный разговор!
Дежурный испуганно козыряет, ловко выходит за дверь и закрывает ее за собой.
— Назад! — кричит Миняжев. — Сюда!!!
Дежурный кратко стучит с той стороны и мигом заглядывает в кабинет. И тут только замечает Миняжева, который стоит за столом с пистолетом в руке.
— Врача сюда, — говорю. — Быстро! Миняжев дозу хватанул.
А сам из носка, из-под штанины, выпускаю еще щупальце. Дежурный переводит взгляд на меня, кивает и закрывает дверь. По коридору слышны его удаляющиеся шаги. Рука Миняжева с пистолетом трясется. А я-то уже почти весь за ковром! Тоненькая оболочка осталась, как скорлупа какая-нибудь надувная, — еле держит костюм. Я все щупальца убираю, одно лишь из носка тянется, тянется, тянет мою тушку сквозь ковер.
— Смотри, — говорю, — Миняжев, лечись. Береги печень. Ну и ты тоже извини меня, если что. Обидеть не хотел. — Чувствую, что слова мне произносить все труднее, последнее совсем уже шепотом. — И вообще я не со зла. Вот такая я… галлюцинация…
И тут костюм на мне рушится, все рушится, и я быстро — хлюп — и втягиваю под ковер остатки тела. И темнота. И тишина.
Не знаю, что там происходило в кабинете, что Миняжев делал — я просто отдыхал некоторое время, распластавшие тонким слоем за ковром, огромное квадратное пятно. Ковер с изнанки шершавый, висеть на нем одно удовольствие. Про шло минут, наверно, десять, я отдохнул и вырастил в самом верхнем углу ковра маленькое ухо. С изнанки, конечно.
Слышу — суета в комнате, сапоги топают, отрывистые фразы бросают. Убрал я ухо и еще немного поотдыхал. мысль у меня одна — тоскливая. Опять домой придется тащиться не по-человечески, как собака…
Но надо ж выбираться отсюда, черт побери. Поэтому я отращиваю маленькую ложноножку — так это называется? — в общем, щупальце, и на ощупь веду его под самым потолком — там короб с электропроводкой. Вот ты спросишь — а чего на ощупь-то? Чего бы глаз на конце щупальца не вырастить какой-никакой?
Объясняю. Щупальце — с нитку толщиной. Ну никак иначе нельзя, заметят. Глаз вырастить на таком щупальце — выйдет крохотный, подслеповатый, толком им ничего не разглядишь — только свет и темноту. Не знаю, может, всякие мухи и кузнечики носят крохотные фасетки и все прекрасно видят, а у меня такое не получается. У меня либо там зрачок с сетчаткой — и все дела, и получай картинку в высоком разрешении, либо просто свет-тьму отличать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51