– Ваше право выслушать меня или нет.
Бариано вскинул брови.
– Ага! Кажется, вас посетила некая элементарная идея! К счастью, вы обратились по правильному адресу!
– Эта проблема запросто разрешается парой хорошо вооруженных охранников, – ответил я, не обращая внимания на сарказм собеседника.
Бариано задумчиво принялся чесать подбородок.
– Идея, конечно, до приятного проста. Мы нанимаем нескольких охранников и вооружаем их, как вы выразились, хорошим оружием. Они едут с нами, пристреливают парочку партизан и не дают им взять пива. Отлично, отлично! Но что дальше? Банды собираются на Бересфордовских утесах, гонят вниз по склонам булыжники, устраивают крушение. И вот поезда нет, охрана убита, равно как и пассажиры. Хорошее оружие оказывается у них в руках. В Роумарте, конечно, волнения, посылается карательная экспедиция, но партизаны уходят и растворяются в лесах. Однако ничего не забыв и не простив! Наконец однажды они окружают Роумарт, проникают в город под покровом ночи, и отмщение свершено! Лучше уж принять неизбежное и платить дань. Так что ваша элементарная идея, несмотря на всю ее простоту и естественность, гибельна.
– Может, и так, – не сдавался я. – Но есть и другая, которую вы тоже, надеюсь, не откажетесь выслушать.
– С удовольствием.
– Если вы перенесете космопорт в Роумарт, то решите все ваши проблемы разом!
Бариано кивнул.
– Этот план, как и предыдущий, исходит из благородной простоты. Такая мысль приходила в голову и нам, но также была отвергнута по слишком многим причинам.
– По каким же?
– В двух словах. Наши предки путешествовали, куда хотели. Однажды они выбрались за пределы галактики и, в конце концов, добрались до Лампы Ночи. Кругом было только бездонное ничто. И тогда идея тотальной изоляции сделалась главным принципом нашей жизни. Она оставалась и в расцвете нашей истории, и остается теперь, в печальной славе нашего заката. Мы хотим изолировать Роумарт от всей Сферы Гаеана.
– Такая меланхолия – всеобщее настроение в Роумарте? – немного подумав, спросил я.
– Неужели я выгляжу таким уж меланхоликом? – закашлялся Бариано. – Не забывайте, я только что отбыл срок во Фладе, поэтому сейчас несколько сумрачен. Но я здесь не типичный шевалье и не отклоняю любые идеи, едва лишь почувствовав в них подвох и опасность. Типичный роум строит свой мир и свои представления о нем в контексте собственного рашудо. Он фиксирует все свое внимание на настоящем и не отвлекается от него ни на йоту. Тем не менее здесь не все так уж плохо, хотя факты и неутешительны. Рост населения падает, половина дворцов пуста, зато полны сумасшедшие дома, которые мы называем «домами белых вампиров». Через сто лет – чуть больше или чуть меньше – дворцы совсем опустеют. И роумы исчезнут, все, за исключением последних бойцов, скитающихся по пустынным улицам, и единственными звуками станут шаги белых вампиров, крадущихся по залитым лунным светом переулкам старого Роумарта.
– Безрадостная перспектива!
– Воистину. Но мы стараемся не думать об этом и с холодной решимостью отдаемся делам. Мы хотим выжать последнюю каплю наслаждения из всех проявлений жизни. Но не считайте нас гедонистами, нет. Даже мыли о наркотиках или опьянении нет в нашем сознании! Мы преданные рыцари истинных наслаждений, которые дают грация, красота, творчество, и все это держится на прочных убеждениях. Например, я начал исповедовать скептицизм, и он не сослужил мне хорошей службы. На симпозиуме я заявил, что современные усилия создать красоту тривиальны, я утверждал, что все по-настоящему красивое уже создано сотни тысяч лет назад и… Мое утверждение сочли преступным, и меня сослали во Флад, где я должен был хорошенько обо всем подумать и пересмотреть свое мировоззрение.
– И что, пересмотрели?
– Естественно. Впредь я просто стану держать язык за зубами. Фабрика жизни в Роумарте тонкая, там любое мнение способно изменить звучание социального хора. Так что, если космопорт будет расположен прямо в Роумарте, начнут сновать туда-сюда круизные корабли, привозя тысячи туристов. Эти туристы будут ходить по нашим проспектам, превращать старинные дворцы в отели, сидеть в кафе на прекрасной Площади Гамбойе или в Цирке Лаллакиллани. И к нам потянется бесконечный поток всяких новомодных и противоречивых идей. Нет, космопорт останется во Фладе. Надо избегать социальной заразы.
– Но такой изоляцией вы можете погубить больше, чем сберечь, – заметил я. – Сфера огромна. Почему вы не хотите покинуть Фадер и освоить новые миры?
Бариано откровенно удивился.
– Кончено, мы сталкиваемся с такими безумными порывами время от времени. Страсть к бродяжничеству – один из них. И все же есть некие практические причины, благодаря которым мы редко путешествуем. Мы народ привередливый. Мы не выносим грязи, предпочитая не пользоваться общественным транспортом из-за толп дурно пахнущих аборигенов. Мы не любим невкусной еды и очень ценим привычную пищу. Мы не хотим устраивать жизнь по-новому неизвестно где, предпочитая обжитую квартиру… Нет, мы предпочтем оставаться дома, чураясь какой угодно новизны.
– Не могу не возразить вам! – сказал я. – Ваши страхи преувеличены. Конечно, я согласен, когда путешествуешь, приходится терпеть какие-то неудобства, это естественно. Но настоящие удобства и вообще найти непросто и…
– Может быть, и так, – горестно вздохнул Бариано. – Но эта проблема слишком велика, чтобы ее разрешить. Мы можем рассчитывать лишь на самый скромный импорт, поскольку не имеем возможности покрыть его своими товарами. Наш государственный запас гаеанских солов очень и очень ограничен. Даже если мы и захотели бы попутешествовать, наших денег хватило бы лишь добраться до Лури.
– Лорквин занимается и экспортом, и импортом? – поинтересовался я.
– Да. И приносит доход, который накапливается на наших счетах в Естественном Банке в Лури. Но эти накопления ничтожны, их явно не хватит на большое турне по Сфере Гаеана.
– Но неужели никто здесь все же не отваживается на путешествие!?
– Редко. Я лично знаю только двух джентльменов, отважившихся на это. Они отправились в Лури, взяли свои накопления из Естественного Банка, уехали в неизвестные миры Сферы и никогда не вернулись. И никаких известий от них нет. Они просто затерялись в океане из десяти триллионов безликих душ. И разделить их судьбу здесь никто не хочет.
Через час я заметил еще одну группу партизан, стоявших на круглой песчаной дюне; их силуэты четко вырисовывались на фоне неба. Партизаны неподвижно стояли, наблюдая, как проходит поезд, и почему-то даже не попытались получить накнока.
Бариано не смог объяснить мне такой пассивности, заметив только, что эти люди вообще непредсказуемы.
– Это голки, почти такие же дикие и кровожадные, как и штренки.
– Но как вы их различаете? – не удержался я.
– В случае с голками это весьма просто. Голкские женщины носят одежды из травы-угорь. Как вы заметите впоследствии, эти щеголи и вообще предпочитают кожаным передникам юбки из соломы.
Я действительно увидел, что бедра этих колоссов прикрывали сероватые подобия юбок, оставляя рыжие груди на виду. Я смотрел на голков, пока они не скрылись из виду, и затем вновь вернулся к разговору с Бариано.
– Они разумны?
– В определенном смысле, да. Иногда они выглядят настоящими каннибалами. Но им не откажешь в специфическом чувстве юмора.
– Они считаются людьми?
– Чтобы ответить на этот вопрос, мне сначала придется пояснить их происхождение. Их история длинна и сложна, но я буду краток.
– Не спешите, – великодушно разрешил я. – Все равно делать больше нечего.
– Вот и славно. Но нам придется вернуться на пять тысячелетий назад. Тогда первые поселенцы включали в себя группу биологов-идеалистов, которые пытались создать род специальных рабочих. Их наилучшим достижением оказались сейшани, а неудача вылилась в лоуклоров. Вот и вся история вкратце. Таким образом, лоуклоры не являются ни разновидностью человека, ни ветвью его развития. И сравнивать их с людьми, все равно что сравнивать ночные кошмары с вечеринкой.
Ближе к полуночи поезд добрался до темного леса высоких деревьев, который Бариано назвал Невозмутимой Глубиной; Танганская степь кончилась. А еще через час мы остановились на берегу Скейна – реки, не представлявшей собой ничего особенного. Около полуразрушенных доков стояла баржа из блестящего черного дерева, построенная по самым высшим канонам кораблестроительного искусства. В нее явно были вложены немалые деньги. От высоко поднятого носа обшивка переходила к средней части, весьма значительной ширины, и далее грациозно перетекала в устойчивую корму, на которой красовались шесть иллюминаторов. Рубка и все прочие части баржи тоже были выполнены воистину с барочной элегантностью; на носу и на корме виднелись тяжелые светильники из черного железа и цветного стекла.
Мы перебрались в лодку, которая доставила нас на баржу. Там нам выделили роскошные каюты. Спустя несколько минут баржа медленно закачалась вниз по течению. Через четверть мили Скейн сделала поворот и потекла через Невозмутимый Лес, причем ее нос почти скрывался в мягкой тени деревьев.
Так прошло несколько дней и ночей. Река текла медленно и плавно, петляя под раскидистыми старыми деревьями.
Тишина стояла немыслимая, если не считать плеска воды за кормой. Ночью обе огромные луны лили сквозь листву нежный спокойный свет, который показался мне почти волшебным. Я поделился своим наблюдением с Бариано.
– Я и не думал, что вы так сентиментальны, – равнодушно ответил он. – Это простая игра природы.
– А я и не думал, что вы настолько равнодушны, – съязвил я в ответ.
– Наоборот! Это у вас не хватает способности к наслаждению эстетическими различиями! Впрочем, чему тут удивляться? Как человек с другого мира, вы не можете разделить всю тонкость восприятия роума.
– Уели, – признался я. – Ваш уровень и метод мышления ушли далеко вперед по сравнению с моими. Так уходит волк от опытной гончей.
Бариано холодно улыбнулся.
– Если я стану поправлять вас, то вынужден буду говорить без эвфемизмов, так что не обижайтесь.
– Говорите откровенно. Ведь вы сообщаете мне нечто, чего я не знаю.
– Хорошо. Ясно, что ваши эстетические суждения аморфны, они не способны различить красоту там, где она специально не обозначена. А объект красоты велик. Конечно, иногда вы можете заметить даже некий природный аспект, красота которого подчеркнута математикой или другой наукой. Такая красота, конечно, тоже существует, но все же она вторична, поскольку является результатом человеческих деяний. В настоящей же красоте не должно присутствовать ни тени позитивного творчества.
Я был сражен столь бескомпромиссным анализом Бариано.
– Вы проводите очень тонкие различия, – осторожно заметил я.
– Разумеется! Такова природа чистого мышления.
Я указал туда, где лунный свет, проникая сквозь листву, ложился на черную воду филигранными серебряными лепестками.
– Разве это не красиво? Разве недостойно хотя бы быть замеченным?
– Шарм здесь, конечно, есть. Но ваши умственные процессы несколько… неаккуратны. Вы должны были бы заметить, что в этом явлении отсутствует концептуальная цельность. Это хаос, абстракция, ничто.
– Но это «ничто» создает настроение! Разве не такова главная функция красоты?
– В принципе, да, – спокойно ответил Бариано. – Но позвольте мне рассказать вам одну притчу или, если предпочитаете иное название, указать парадокс. Представьте, что вы спите. И вот ваши сны уводят вас в общество соблазнительных женщин, которые начинают делать вам не менее соблазнительные предложения. В это время к вам на постель взбирается крупный грязный щенок, укладывается к вам на живот и начинает беззаботно стучать длинным волосатым хвостом вам по лбу. Вы поворачиваетесь, и ваше лицо оказывается прижатым прямо к его соответствующему органу. Но во сне вам кажется, что это прекрасная женщина целует вас влажными от желания губами, давая нежнейшее наслаждение. Вы возбуждены, вы испытываете почти оргазм! Но вдруг просыпаетесь и обнаруживаете истинное положение вещей. Какое разочарование! И вот теперь будьте внимательны! Порадует ли вас тот восторг, который вы пережили? Или, побив нахальное животное, вы погрузитесь в неприятное, обиженное состояние разочарования? Аргументы есть за любое развитие событий. Если хотите, я могу привести некоторые из этих аргументов.
– Нет, спасибо, – отказался я. – Вы сказали достаточно. В будущем, однако, если я вдруг стану наслаждаться чем-либо в моих снах, я сначала непременно постараюсь убедиться в реальности моего объекта наслаждений.
– Мудрое решение, – пробормотал Бариано. Больше я решил ни о чем не спрашивать своего попутчика, опасаясь, что только усугублю его теоретический пыл относительно примитивности жителей Сферы Гаеана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66