В тридцати милях от Шронка они наткнулись на неожиданную сцену. Внизу на дороге четверо крестьянских парней, вооруженных дубинками, тщательно забивали до смерти визжащее существо, лежавшее в пыли у них под ногами. Несмотря на хлещущую кровь и переломанные кости, существо пыталось защищаться и дралось за свою жизнь с отчаянным мужеством, что показалось Фэйтам признаком сильного и благородного духа.
Они посадили флиттер прямо на дорогу и заставили парней отступиться от своей поверженной жертвы, которая при ближайшем рассмотрении оказалась темноволосым мальчишкой пяти или шести лет от роду, изможденным от голода и одетым буквально в лохмотья.
Крестьянские парни не ушли, а продолжали стоять поодаль. Самый старший из них поспешил объяснить, что существо это совершенно дикое, настоящий зверек, который, дай ему волю, вырастет в настоящего разбойника. Поэтому самое разумное – уничтожить такого молодца, пока есть такая возможность. Словом, если путешественники будут столь добры, что отойдут, парни быстренько закончат свою работу, и всем будет хорошо.
Фэйты презрительно промолчали в ответ на предложение крестьянского парня с мощными челюстями. С крайней осторожностью супруги подняли искалеченное дитя на свой флиттер, на что истязатели смотрели с нескрываемым разочарованием. Потом они долго рассказывали в поселке о том, как странная пара в диких одеждах, по всей вероятности, пришельцев из других миров, не позволила им привести в исполнение справедливый приговор.
Фэйты поместили полуживого мальчика в клинику Шронка, где Соулек и Фексель, местные военные врачи, долго выхаживали едва теплившуюся жизнь маленького существа. Наконец состояние больного стабилизировалось, и мальчик оказался вне опасности.
Соулек и Фексель, ссутулившись от усталости и с потемневшими от напряжения лицами, отошли от больного. В глазах их светилось удовлетворение.
– Вот работенка, – вздохнул Соулек. – Я уж думал, мы его потеряем.
– Ничего, стоило вытянуть наш единственный шанс, – подхватил Фексель. – Мальчишка уж очень не хотел умирать.
– Прекрасный парнишка, даже в этих шрамах и повязках, – продолжил Соулек. – Как можно было бросить такого красавчика!?
Фексель еще раз тщательно осмотрел руки, горло и зубы малыша.
– Лет шесть, не больше. Он вполне может сойти за человека из других миров, причем – высшего класса.
Мальчик спал, и врачи позволили себе пойти отдохнуть, оставив дежурную сиделку.
А мальчик продолжал спать, медленно наливаясь во сне новой жизненной силой. Фрагменты памяти в его сознании, понемногу соединяясь, начали восстанавливаться. Ребенок беспокойно завертелся, и сиделка, заглянув ему в лицо, поразилась увиденному и тут же вызвала Соулека и Фекселя. Врачи прибыли в тот момент, когда больной вовсю боролся с повязками, связывавшими его движения. Глаза его были закрыты, но он шипел и пыхтел по мере того, как все активнее начинало работать его сознание. Обрывки памяти, сплавляясь воедино, превращались в цельные блоки, порождавшие фейерверки образов, слишком страшных для маленького ребенка. У мальчика началась истерика, заставившая биться в конвульсиях его переломанное тело. Какое-то время врачи стояли в полном недоумении, но, поборов шок, ввели седативные средства.
Почти сразу же малыш расслабился и затих. Глаза его оставались закрытыми, но ни один из врачей не мог поручиться, что он спит.
Прошло шесть часов, во время которых Соулек и Фексель успели отдохнуть. Вернувшись в клинику, они рискнули отменить седативные лекарства. Первые несколько мгновений все казалось нормальным, но вскоре мальчик опять впал в буйство. Жилы на его шейке напряглись, глаза готовы были выскочить из орбит. Однако напряжение постепенно ослабло, и с губ малыша сорвался такой скорбный стон, что оба врача испугались и снова ввели лекарство, чтобы предупредить худшее.
На этот раз рядом с ними присутствовал и еще один врач, коллега из центрального медицинского отдела Танцига, проводивший в Шронке спецсеминары. Его звали Мюрил Уониш, он специализировался на церебральных нарушениях и на гипертрофических патологиях мозга в целом. Обрадовавшись такой возможности, Соулек и Фексель препоручили изувеченного ребенка специалисту.
Доктор Уониш просмотрел список переломов, трещин, смещений, повреждений и контузий, имевшихся у мальчика, и покачал головой.
– Почему он не умер?
– Мы уже задавали себе этот вопрос не единожды, – ответил Соулек.
– До сих пор он просто отказывался умирать – вот и все, – пояснил Фексель. – Но долго он так не выдержит.
– У него в памяти какой-то ужаснейший жизненный опыт, – добавил Соулек. – Во всяком случае, мне так кажется.
– Избиение?
– Возможно, но моя интуиция говорит другое. Когда он вспоминает нечто, воспоминание становится для него непереносимым. Или это мы сделали что-то неправильно?
– Все правильно, – отрезал Уониш. – Я подозреваю, что события его жизни сомкнулись в некую петлю с искаженной обратной связью. И теперь вместо улучшения наступает ухудшение.
– И неужели… никакого лечения?
– Что вы! Петля обязательно должна быть разорвана. Это единственный выход, – Уониш еще раз обследовал мальчика. – О его прошлом, конечно, ничего неизвестно?
– Ничего.
– Давайте-ка, попробуем сами заглянуть ему в голову. Введите еще успокаивающего, пока я готовлю инструменты.
Уониш провозился час, присоединяя к мальчику свою аппаратуру. Наконец две металлических полусферы охватили детскую голову, оставив свободными только тонкий носик, рот и подбородок. Металлические рукава охватили запястья и лодыжки, металлические ленты намертво держали грудь и бедра.
– Начинаем, – объявил Уониш и нажал кнопку. Экран пришел в движение, на нем явственно изобразились ярко-желтые линии паутины, которую Уониш определил как схематический план сознания мальчика. – Здесь явно имеются топологические нарушения, и все же… – его голос дрогнул, и доктор невольно склонился ближе к экрану. Несколько минут он прилежно изучал дрожащую паутину и фосфоресцирующие клубки, издавая при этом то короткие восклицания, то пронзительное шипение, подобное свисту изумления. Наконец Уониш обернулся к Соулеку и Фекселю, – Видите эти желтые линии? – Он ткнул в экран карандашом. – Они представляют собой сверхактивные связи. Когда эти линии спутываются в клубки, это причиняет беспокойство, что мы с вами и наблюдаем. Надеюсь, излишне говорить, что я, конечно же, все чрезмерно упрощаю.
Соулек и Фексель уткнулись в экран. Некоторые линии были тонкими как паутина, другие – сильно и активно пульсировали. Эти последние Уониш определил как сегменты самовосстанавливающейся петли. В некоторых местах линии сгущались настолько, что среди них терялся нерв самого больного.
Уониш снова ткнул в экран карандашом.
– Проблема именно в этих переплетениях. Они существуют в сознании как некие черные дыры, и ничто не может убрать их. Но, тем не менее, они могут быть уничтожены, и я сделаю это.
– А что потом? – осторожно поинтересовался Соулек.
– Мальчик выживет, но в памяти у него навсегда останутся большие провалы.
Ни Соулек, ни Фексель ничего не ответили. Уониш приготовил инструменты, что-то подключил к монитору, и на экране появилась синяя искра. Уониш начал с ней работать. Искра двигалась то снаружи, то внутри пульсирующих желтых сплетений, разделяя их на пряди, которые постепенно таяли и исчезали совсем.
Наконец специалист по церебральным нарушениям выключил аппарат.
– Вот так. Я сохранил ему все рефлексы, речь и моторные навыки, но первоначальная память уничтожена. Впрочем, один или два пучка все же остались, они смогут дать ему какие-то образы. Но это будут не более чем видения, которые могут беспокоить, но ни в коем случае не приведут к истерии.
Врачи освободили мальчика от железных обручей, рукавов и полушарий.
Малыш открыл глаза и долго смотрел на троих мужчин с выражением настоящего горя на маленьком личике.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Уониш.
– Больно шевелиться, – тоненько, но отчетливо проговорил мальчик.
– Так и должно быть, на самом деле это хороший признак. Скоро все придет в порядок. Как тебя зовут? Мальчик бесхитростно поднял глаза к потолку.
– Меня зовут… – он какое-то мгновение колебался и вдруг сказал: – Я не знаю.
Затем малыш снова закрыл глаза, и откуда-то из глубин его горла раздался мягкий и одновременно грубый звук, произведенный невероятным усилием. Из этого звука выкристаллизовались слова: «Его зовут Джейро».
Удивленный Уониш наклонился к ребенку поближе.
– Кто ты?
Мальчик глубоко и горестно вздохнул и тут же заснул. Трое врачей не отходили от постели до тех пор, пока Дыхание мальчика не стало спокойным и размеренным.
– Что мы скажем Фэйтам? – поинтересовался Соулек. Уониш скривился.
– Все это весьма подозрительно, если не сказать сверхъестественно. И все же… Я свел бы информацию к минимуму. Словом, только то, что мальчик сказал, как его зовут. Его зовут Джейро. И ничего больше.
Соулек и Фексель одновременно кивнули.
– Я думаю, что и мы не слышали большего, – добавил последний.
Доктор Уониш вышел в приемную, где ждали Фэйты.
– Можете отдохнуть, – сказал он. – Все худшее уже позади. Малыш скоро поправиться. Останутся лишь некие провалы в памяти, вот и все.
Фэйты восприняли известие с радостью, и Алтея осторожно спросила:
– Но как велики будут эти провалы?
– Предугадать сейчас сложно… Причина его болезни в чем-то очень страшном, и мы были вынуждены уничтожить некую информацию. Он никогда не узнает теперь, что и как с ним произошло, и кто он, за исключением того, что зовут его Джейро.
– То есть вы говорите, что его памяти практически больше не существует! – веско произнес Хайлир Фэйт.
Уониш на мгновение вспомнил о загадочном голосе, говорившем, что мальчика зовут Джейро.
– Я еще раз повторю, что предугадать сейчас что-либо очень трудно. В его сознании остались некие отдельные фрагменты, вспышки, которые предполагают форму бывших матриц; они могут дать некоторые образы и намеки… Но ничего… ничего связного…
3
Разумеется, Фэйты предприняли свое расследование, расспрашивая о мальчике жителей в долине Фуаси-ривер, но ничего, касающегося Джейро и его происхождения, так и не выяснили. Везде их встречали недоумевающие пожатия плеч и удивление, что кому-то приходит в голову задавать столь бесполезные и бессмысленные вопросы.
Возвратившись в Шронк, Фэйты пожаловались на свои неудачи Уонишу, на что тот ответил, мол, здесь существует несколько более-менее доступных для общения организованных сообществ. Но кроме них есть еще много маленьких отдельных групп или кланов, каждый из которых очень независим и подозрителен. И все эти люди давно уяснили себе, что у них собственные занятия и привычки, до которых никому на земле не должно быть дела. Так живет весь Камбервелл. Важная деталь: обувь и одежда мальчика имеют явно нездешнее происхождение. В конце концов Фэйты поверили, что Джейро каким-то неизвестным образом однажды попал на Камбервелл с другой планеты через единственный космический терминал в Танциге.
При первой же возможности Алтея задала мальчику несколько очень деликатных вопросов, но, как и предполагал доктор Уониш, память Джейро оказалась девственной, если, конечно, не считать каких-то случайных проблесков, которые исчезали, прежде чем успевали оформиться. Но один из них, несмотря на свою краткость, был все же настолько силен, что причинял ребенку непреодолимый страх.
Этот образ или видение явилось Джейро без всякого предупреждения неким поздним полуднем. Плотные ставни едва пропускали в комнату закатный свет солнца, и в ней стоял тихий уютный полумрак. Алтея сидела у кроватки и, как могла, исследовала раны, нанесенные памяти мальчика. Неожиданно он забеспокоился, и разговор, каким бы нелепым он ни был, прервался. Джейро издал судорожный и всхлипывающий звук, стиснул ручонки и застыл с открытым ртом.
Алтея моментально вскочила и впилась взглядом в испуганное личико.
– Джейро! Джейро! Что случилось? Скажи мне, что с тобой!?
Джейро не ответил, но понемногу отошел. Алтея попыталась придать голосу настойчивость: – Джейро! Скажи же мне что-нибудь! С тобой все в порядке?
Джейро посмотрел на нее с каким-то сомнением во взгляде и прикрыл глаза.
– Я увидел что-то… что очень испугало меня, – пробормотал он.
– Скажи мне, что это, – не отступала Алтея. И спустя мгновение мальчик заговорил, но столь тихо, что Алтее пришлось совсем склониться над ним.
– Я стоял перед домом. Это, наверное, там, где я жил. Солнце уже село, и было почти темно. А за изгородью стоял дядька. Но мне была видна только его фигура, такая черная на фоне неба… – Джейро умолк и словно застыл.
– Но кто это? Что за дядька? Ты знаешь его?
– Нет.
– Но как он выглядел?
И дрожащим голосом, с помощью наводящих вопросов, мальчик изобразил высокую одинокую фигуру в узком пальто и низко надвинутой на глаза широкополой шляпе, силуэтом вырисовывавшуюся на сером фоне вечернего неба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66