Он не был
выдающимся человеком, кроме одного качества, которое не давало ему обрести
цель в жизни. Заурядный человек вряд ли завоюет расположение незаурядной
женщины. А такой как он, и _л_ю_б_о_й_ женщины.
Теперь ему стало понятно, насколько он недооценивал свою
восприимчивость к простой плотской красоте. Он любил Афру с первого
взгляда, до того, как узнал что-то существенное о ней. Побежденный, он мог
надеяться только на милость.
- Я думала, что хуже уже никогда не будет, - сонно проговорила Афра в
подушку, - когда потеряла отца. А теперь Брад - опять все то же.
Иво промолчал, зная, что ответ не нужен. Она забыла о нем, омраченный
горем разум все время возвращался к пережитому. Но новость несколько
удивила его, раньше она не упоминала об этой трагедии. Должно быть, ее
отец умер или потерял рассудок внезапно, и она вспомнила об этом в
состоянии сильного стресса, после несчастья с Брадом. Иво отметил про
себя, что не следует при ней заводить разговор о родителях.
- Он мне сказал... не могу вспомнить... что-то про Шена.
Внезапно Иво почувствовал, что это касается его. "Он" - это Брад. Что
он сказал ей о Шене? Иво ждал продолжения, но Афра уже уснула. Глаза
закрыты, на ресницах слезы.
Девушка Брада...
Иво вышел, ему было больно смотреть на нее. Он тоже горевал о Браде,
но разве можно сравнить...
Он направился в изолятор. Шесть тел восседали на стульях. Казалось,
они так и не сдвинулись. На станции была ночь.
- Здравствуйте, доктор Джонсон, - бросил Брад проходя. Патриарх
проводил его взглядом. - Здравствуйте, доктор Смит, доктор Санг, мистер
Холт, доктор Карпентер.
Появился, зевая, санитар.
- Что вам угодно?
Иво продолжал смотреть на мирно спящего Брада Карпентера. Тот спал
мирно для стороннего наблюдателя, мертвому мозгу было безразлично, что
происходит с телом.
Почему Брад пошел на это, он ведь знал цену? Это был акт
самоубийства, он ведь мог отказать сенатору, если бы захотел. Повестка,
конечно же, вызвала бы страшный скандал, но это все же меньшее зло.
Частичная смерть была вдвойне ужасна. Рассудок утрачен, а тело осталось -
бремя обществу и мука тем, кто знал Брада при жизни.
- А, вы были с ним друзьями на Земле, - сказал санитар, узнав Иво. -
Сожалею.
Брад проснулся. Вялые черты лица задрожали, глаза уставились на Иво.
Губы слабо сжались. Казалось, рассудок ненадолго вернулся к Браду.
- Ш-ш-ш... - выдавил Брад.
Санитар успокаивающе поглядел на него.
- Все в порядке, мистер Карпентер. Все в порядке. Расслабьтесь. -
Затем санитар обратился к Иво: - Не следует их перетруждать. Может,
удастся частично восстановить мозг, если будут соответствующие условия. Мы
пока ничего толком не знаем, так что не будем рисковать. Вы понимаете? Вам
лучше уйти.
Брад напряженно смотрел на Иво.
- Ш-ш-ш...
- Шен, - сказал Иво.
Тело Брада обмякло. Санитар удивленно поднял брови:
- Что вы сказали?
- Это по-немецки, - коротко бросил Иво.
- Он пытался говорить, это удивительно! Прошло всего несколько часов.
- Это много для него значит.
Брад уже спал, его сверхзадача была выполнена.
- Другие-то несколько дней и рта раскрыть не могли, - продолжал
санитар. - Вдруг он не так сильно пострадал и сможет выздороветь?
- Может быть. - Иво покидал изолятор, думая о тщете этих надежд.
Вероятно, одна отчаянная попытка, попытка произнести одно слово -
все, на что он был способен. Жуткая в своей простоте истина предстала
перед Иво: Брад пожертвовал собой, надеясь таким образом призвать Шена. Он
был уверен, что только Шен способен нейтрализовать разрушитель и решить
проблему макроскопа.
Но все было зря. Как можно допустить Шена к этому колоссальному
источнику знания и власти, зная, что аморальное всемогущество Шена будет
ничем не лучше тщеславных устремлений сенатора Борланда? Он не мог этого
сделать.
Иво встретил Гротона на полпути к главному залу станции.
- Иво, остановил его Гротон. - Я понимаю, что сейчас не время, но мне
хотелось бы от вас кое-что узнать.
- Время сейчас не хуже, чем когда бы то ни было. - Иво был рад поводу
отвлечься от мыслей о катастрофе. Он знал, что Гротон не просто
надоедливый инженер, как показал его рассказ об опыте преподавания, у него
нетривиальные мысли о важных вещах. Опасно поддаваться первому впечатлению
и вести себя предвзято, как произошло во время первой встречи с Гротоном.
- Что вы хотите знать? Мне известно немногое.
- Я работал над вашим гороскопом - до сих пор не мог уснуть, - и, ну,
было бы неплохо, если бы вы мне рассказали о кризисах в вашей жизни.
Гротон тоже это почувствовал.
Каждый по-своему реагирует на стресс. Астрология, несомненно,
позволяет отвлечься не хуже, чем что-либо другое.
- Об этом кризисе? Пока я не могу объективно судить о нем.
Он что, решил его помучить? Да, но он только что думал о
предвзятости. То, что Иво считает астрологию пустым занятием вовсе не
означает, что нужно грубить Гротону. У людей бывает странное хобби.
- Я имел ввиду вашу прошлую жизнь. Может, что-то произошло в детстве,
что изменило всю дальнейшую жизнь...
- Я думал, звезды вам поведали о всей моей жизни, начиная с самого
рождения. - Кажется, получилось не слишком вежливо.
- Не совсем так. Лучше получить информацию из первых рук. Тогда мы
сможем более уверенно трактовать диаграммы. Астрология точная наука, и она
использует самые настоящие научные методы.
- А также немного философии, - сказал Иво, вспомнив замечание
сенатора по этому поводу.
- Разумеется. Так что если вы...
Они вошли в жилище Гротона. Из кухни доносился запах готовящейся
пищи, очевидно, Беатрикс была у плиты. Иво почувствовал необъяснимую
ностальгию: на станции никто, если только имел малейшую возможность, не
питался в столовой, хотя кормили там вполне сносно.
- У меня не было детства, - сказал Иво.
- Вы говорите о проекте. Вся жизнь под контролем, воспоминания
нечеткие. Ну а после того, как вы вышли из проекта?
Иво вспомнил тот момент, когда наступил перелом в его жизни. Тогда-то
все и началось, если можно сказать, что у этого вообще было начало. В тот
день, когда ему исполнилось двадцать три. 3 февраля 1865 года.
В этот день он обнаружил у себя воспаление легких.
Пойнт Лукаут - кошмарнее места не выдумаешь. Это был настоящий ад, а
майор Брейди - дьявол в нем. Двадцать акров голой земли, обнесенной
частоколом. Пленниками были белые южане, а большинство охранников - негры.
Неграм доставляло удовольствие мучить заключенных и издеваться над ними,
но хуже всего были зимние холода. Еды и одежды не хватало, медицинская
помощь не оказывалась. Поили протухшей водой. Единственным типом жилища
были армейские палатки. Заключенные спали на голой, сырой земле, подстилки
или нары считались излишеством, жечь костры в палатках было запрещено.
Попытки пожаловаться на условия приводили к ответным жестким мерам и
уменьшению и без того скудного рациона.
Кроме него, в палатке спало еще двенадцать несчастных. Сгрудившиеся
тела позволяли хоть немного согреться, но также способствовали быстрому
распространению болезней.
Дифтерия, дизентерия, тиф, цинга, лишай - от четырнадцати до двадцати
человек умирало ежедневно.
Он уже не мог не замечать туберкулезный кашель и истощение тела.
Стало ясно, что конец близок.
Неужели только четыре года назад штат Джорджия проголосовал за выход
из Союза? Поначалу он не был конфедератом. Голосование проходили в
Милледжвилле, в двух милях от города, где он перебивался преподавателем.
Эти настроения, словно чума, были чрезвычайно заразны - даже священники
стали воинственными патриотами. _Н_а _н_и_х _п_о_в_е_я_л_о
д_ы_х_а_н_и_е_м _в_о_й_н_ы_. И через некоторое время он, непонятно почему,
был уверен, что может одной рукой сразить, как минимум, пятерых янки, и
что любой истинный джорджинец сможет тоже самое.
А теперь он медленно умирал в Пойнт Лукаут.
- Какие же мы были идиоты! - прошептал он.
Обман отдельного человека смешон, ведь один ничего не решает, но
обман нации - это трагедия.
Его поманили патриотические миражи, и он записался добровольцем. Он,
чьим призванием была музыка!
Война сама по себе не была большой тяжестью.
Иво вспомнил, как он, оборванный солдат, проходил в каком-то городе
под окнами местного филармонического клуба, в котором репетировал оркестр.
Он достал свою флейту и заиграл. Оркестр прервал репетицию, все
прислушались к его игре, и после этого его чествовали как освободителя
города.
Во время отпуска случались концерты с друзьями и, конечно, женщины.
Он был все время в кого-нибудь влюблен и не видел ничего зазорного в том,
что завоевывал с помощью флейты женские сердца.
Ему удалось пронести флейту в лагерь, и музыка доставляла ему редкие
приятные минуты. Флейта была единственной вещью, с которой он не
расстался, когда "Люси" в Гольфстриме захватили янки. Они тогда пытались
прорвать блокаду. Он, сигнальный офицер, отказался назваться англичанином,
предпочитая плен позорному бегству.
Теперь это решение его погубит, так же, как погубят нацию союзные
армии.
До сего дня у него еще теплилась надежда.
Где же, Господи, твоя справедливость?!
Гарольд Гротон ждал ответа. Что он мог ему сказать?
- Это трудно определить. Я чуть было не умер, когда мне было двадцать
три. Это то, что вы хотели?
- Это было для вас сильным потрясением. Некоторые люди, находясь на
волосок от смерти, едва замечают это, а других глубоко задевает безобидное
замечание в их адрес. Дело не столько в самом событии, сколько в отношении
индивидуума к нему.
- Для меня это многое значит. Я заболел и... был в тюрьме. Друзья
собрали деньги для залога. Я возвращался на корабле домой.
- Вы были не в Америке?
- Не совсем. Мой корабль на три дня был затерт во льдах на пути в
Сити Порт, Вирджиния.
Гротон воздержался от замечаний. Стоило ли пытаться ему объяснить,
что же произошло? Для того, чтобы он получил точные данные для своей
псевдонауки?
Иво был сражен горем, и ему было все равно.
Три дня во льдах, начало марта, 1865 год.
Он и другие репатриированные пленные сгрудились в трюме, содрогаясь
от холода.
Иво умирал.
Один из заключенных пробовал наигрывать на флейте. Маленькая девочка
дочь пассажира с верхней палубы, услышала и была зачарована мелодией.
- Если ты думаешь, что я играю хорошо, то тебе следует послушать
этого парня, - сказал этот человек. - Жаль, он вряд ли долго протянет на
таком холоде.
Девочка рассказала обо всем матери. Та ответила:
- Я знаю только одного человека, который по-настоящему умеет играть
на флейте. Один мой старый друг, но здесь оказаться он не мог никак.
Но она все-таки спустилась в трюм, надеясь на невозможное, и нашла
его там - завернутого в грязное одеяло, с обезумевшим взглядом,
сотрясаемым конвульсиями. Женщина узнала своего друга.
В трюм набилось столько народу, что его пришлось передавать по рукам.
Она плеснула ему в рот виски, но он даже не смог его проглотить.
Вместе с девочкой они согрели его и оказали первую помощь.
К полуночи он немного пришел в себя. Женщина протянула ему флейту -
лучшее лекарство, - и он принялся тихонько наигрывать.
Бывшие заключенные шумно радовались, услышав его игру. Он выживет!
- Это проявление милосердия и было отправной точкой, - сказал Иво. -
Иначе бы я умер.
Гротон покачал головой.
- Странную историю вы мне рассказали. Но, как я уже говорил, ее
ценность в том, насколько она важна для вас, детали роли не играют. Я
воспользуюсь ее в своих изысканиях.
Иво почувствовал неловкость и отказался завтракать с Гротоном. Он был
сильно голоден и направился в главный зал станции.
Было довольно рано по станционному времени. Позавтракав, он вновь
ощутил беспокойство. Спит ли еще Афра в комнате Брада? Не зайти ли туда?
Он остановился напротив уборной - и ему внезапно бросилось в глаза,
что двери всех туалетов направлены в одну сторону. Конструкция была
такова, что сидящий в туалете смотрел в направлении "вперед" относительно
ориентации тора.
- Когда тебе придется присесть, знай, что твоя задница смотрит на
корму, - произнес он вслух, наконец-то до конца поняв каламбур Брада - тот
прошелся насчет станционных терминов.
Иво моргнул, на глаза навернулись слезы.
Брадли Карпентер, доктор наук в области космических технологий в
двадцать два года, в двадцать пять лет, собрав уцелевший рассудок, смог
прошептать лишь одну букву из немецкого слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81