Почему? Чего они добиваются? Насколько он понимал в
советской технике допросов, Поле сейчас приходится похуже. Во-первых, она
женщина, и, по стандартной КГБшной логике, ее легко можно запугать.
Во-вторых, в ней легко опознать технаря, а не профессионального
разведчика, и это делает ее более уязвимой, ведь она не знает, чего
ожидать.
Но почему с ним обходятся так сдержанно? Может быть, потому, что
опасаются международного мнения и не хотят ослаблять свою позицию менее
чем безупречными методами следствия? Если они действительно собираются
предать это дело огласке, то очевидно, нажмут на Полу, чтобы добиться от
нее письменного заявления. А что касается его, то, видя, что от подобной
просьбы не будет толку, его просто постараются убедить в том, что Советы в
конце концов не такие уж плохие ребята. Возможно, потом они решат, как
воспользоваться преимуществами такой ситуации. Да, решил он, поднимая
глаза на решетку кондиционера, это вытекает из их предыдущих действий.
Как же тебя угораздило к тридцати шести годам оказаться заключенным
на советской космической станции в сотнях тысяч миль от Земли?
Когда его спрашивали, что привело его в военную разведку, он отвечал
просто: по идеологическим причинам. Западный образ жизни стоит того, чтоб
его защищать. Несмотря на свои недостатки, демократия, основанная на
свободном предпринимательстве, позволяла ему быть самим собой, думать и
говорить то, что он считает нужным, и, за исключением некоторых понятных
ограничений, жить так, как он хочет. Это вполне устраивало его, и ответ
был искренним, предсказуемым, и люди принимали его, не задумываясь. Но
была и другая сторона вопроса, на этот раз личная.
Мак-Кейн родился в Айове, но его мать Джулия была родом из
Чехословакии. Она сбежала из страны во время антисоветского восстания в
1968, и он помнил ее рассказы о том, как Англия и Франция продали Гитлеру
в 1938 в Мюнхене страну, которую сами же и создали двадцать лет назад,
поклявшись защищать ее от врагов. Вместо этого, в то самое время, когда
Чехословакия готовилась защитить себя, они на шесть лет отдали ее во
власть нацистских варваров. Эта история произвела глубокое впечатление на
молодого Мак-Кейна. Тиранов и диктаторов нельзя "умиротворить". Соблазн
легкой добычи только разожжет их аппетит. Совсем, как у людей, в покое
оставят только те нации, которые могут защитить себя и готовы защитить
себя.
Джулия повторяла рассказы родителей о том, как они слушали по
запрещенному радиоприемнику известия о гитлеровских армиях, рвущихся на
восток, сокрушая русских столь же легко, как перед этим Польшу. За сотни
километров от линии фронта, над Чехословакией взошли кошмарные сумерки,
которые, казалось, будут длиться на много поколений. Но потом стали
приходить другие новости. Русские контратаковали фашистов у ворот Москвы,
русские держатся в Ленинграде, русские остановили и окружили немцев под
Сталинградом. Гитлеровцы были беспощадно отброшены назад и наступил день,
когда Красная Армия вошла в Чехословакию. В тот день, когда по улицам
Праги загрохотали Т-34, дед Льюиса, шагнув в дверь дома, объявил голосом,
дрожащим от волнения и гордости: "Я коммунист!". Чехословакия стала самым
верным из союзников Советов.
Но праздничное настроение быстро ушло. По странной иронии судьбы
русские, как и гитлеровцы до того, стали угнетателями народа, который
приветствовал их, как освободителей. Вместо обещанной независимости они
установили у власти марионеточное правительство, управляемое из Москвы, со
знакомым большевистским аппаратом безжалостных расправ, ночных допросов,
бредовых обвинений, грубо выбиваемых признаний, ссылок и расстрелов
потенциальной оппозиции. Фанатически следуя социалистическим идеалам,
Советы захватили землю, дома и фабрики, которые отныне принадлежали
государству. Литейная и слесарная мастерские, которые дед Льюиса построил
и сохранил даже в тяжелые тридцатые годы, были отобраны у семьи и
национализированы. Теперь ими распоряжались бюрократы, в жизни не видевшие
ни токарного станка, ни шлифовального круга, не знавшие, что такое
гордость своим трудом, не способные мыслить иначе, как цитатами. Через
шесть месяцев мастерские пришли в упадок, а дед лишился своего дохода,
получив вместо этого зарплату, которой едва хватало на жизнь. Когда
копившаяся годами злоба и возмущение коррупцией, невежеством и ложью
выплеснулось в открытое восстание, деда убили в перестрелке с русскими
танками на улицах Праги. Это было последним, что помнила Джулия, потом она
с товарищами ушли через границу. Она оказалась в Голландии, и там
встретила своего первого мужа, торгового представителя американской фирмы.
Они переехали в Штаты, но брак не сложился, и Джулия прожила несколько лет
одна, воспитывая сына Ральфа. Потом она второй раз вышла замуж, на этот
раз за фермера из Айовы, шотландского происхождения. Малькольм и стал
отцом Льюиса. Он родился в 1981, в последние годы кризиса Америки.
Закончив войну самыми сильными из победителей, американцы два
десятилетия наслаждались процветанием и экономическим ростом, невиданными
в мировой истории. Не обращая внимания на страсти и учения, превратившие
полмира в развалины, поколение, выросшее в тощие голодные годы Депрессии,
нашло воплощения всех мечтаний в Сирс и Робак, в Дженерал Моторс, Дженерал
Электрик и банковских кредитах. На глазах исчезали проблемы, терзавшие
людей в течение всего существования человечества: бедность, болезни,
голод, невежество. Люди гордились своими достижениями и обществом,
сделавшим их возможными. Они надеялись, что их дети будут благодарны своим
родителям. Они пытались распространить эту систему по всему миру и тоже
надеялись на благодарность.
Но маятник качнулся в другую сторону.
Следующее поколение следило за проблемами остального мира по цветному
телевизору, жуя бифштексы, вынутые из холодильника, вернувшись из школы в
автомобиле с кондиционером. И это поколение чувствовало не благодарность,
а вину. По какой-то странной логике Америка оказалась виновата в том, что
у всего остального мира еще оставались какие-то проблемы. Синдром
недоеденной картошки, "Доедайте картошку - ведь в Китае голодают дети",
странным образом привел к тому, что стремление Америки навести порядок в
собственном доме сделало ее ответственной за беспорядок в остальном мире.
Как будто каждая недоеденная картофелина в Миннесоте приводит к
исчезновению такого же количества риса из миски где-нибудь в Пекине.
Результатом стал крестовый поход против американской системы и
институтов, ее создавших: капитализма и корпораций, технологии и
промышленности, создавших корпорации, науки, создавшей технологию, и,
наконец, разума, основы науки. Оружием в борьбе стал страх. Покрытая
облаками кислотных дождей, радиации, канцерогенов, покрытая слоем
практически вечных пластиков, затопленная микробами-мутантами, планета
сама разложится под грудой мусора - если Бомба или Ядерная Зима не
прикончит ее раньше. И Америка спровоцировала Советы, отказавшись взаимно
разоружиться и тем самым обеспечить мир во всем мире - подобно тому, как
разоружились в тридцатых европейские демократы.
Чем больше вклад в успех системы, тем больше вина. И одной из
наиболее пострадавших жертв процесса станет, наряду с химиком,
автостроителем, фармакологом и ядерным инженером простой американский
фермер. Ведь это он, в конце концов, довел продуктивность до такого
уровня, когда три процента населения могут кормить остальное население
лучше, чем семьдесят процентов пытались столетие назад, да еще и
экспортировать порядочно излишков - позволяя многим интеллектуалам
сосредоточиться на сочинении статей о вреде перепроизводства и на
кампаниях за гражданские права малярийных вирусов, гибнущих в борьбе с
загрязнением-человеком.
Естественно, что после многих лет, устав от бесконечного беспокойства
высматривающих чиновников, ограничивающих рост продукции и политических
активистов, видящих зло во всем - от удобрений до механизмов, Малькольм
продал ферму и уехал с семьей в Калифорнию, где вложил полученные деньги в
производство сельскохозяйственной техники, обеспечив достаточный доход. И,
сколько помнил себя Льюис маленьким, отец не переставал метать громы в
адрес "корпоративного социализма", как он называл агропромышленный гигант,
купивший его землю в Айове; точно так же, как мать предупреждала его о
коллективизме. Эта корпорация представляет дух истинной Америки не больше,
чем всякие социал-либералы в Вашингтоне, ворчал отец, это они виноваты в
этой заварухе с экономикой и с культурой. Шли семидесятые.
Таким образом: мать Льюиса бежала от тирании, разрушившей плоды целой
человеческой жизни, а отец стал жертвой легальной охоты за ведьмами во имя
идеологии. Сознание этого родило в молодом Льюисе чувство обиды и
несправедливости. Он пришел к выводу, что не существует неотъемлемых
"естественных" прав - только те права, которые можно защитить обычаем,
законом, и, если нужно - силой.
Мак-Кейн закончил Лос-Анджелесский университет в двадцать два, с
двумя степенями бакалавра - истории политики и современных языков. Такое
образование, вместе с его врожденным скептицизмом и желанием сохранить
свою индивидуальность, составили хороший фундамент для работы в разведке.
Пытаясь вырваться из скуки сельской жизни, во время собеседований в
студенческом городке, он попросился в армию. Но вместо этого к нему
приехал вербовщик из другого ведомства. И таким образом он снова оказался
в школе, на этот раз в разведшколе РУМО в Мэриленде. По окончании курса
его перевели в штаб-квартиру административным помощником, и Мак-Кейн
наивно полагал, что это будет лишь прикрытием для более интересных и
славных занятий. Но должность действительно оказалась должностью клерка,
как и было сказано, и два года он подтверждал свою лояльность, передвигая
бумаги, заполняя формуляры, проверяя входящие материалы и факты...
проверяя их еще раз... и еще. Этот опыт оказался жизненно важным для
будущего отличного агента.
После этого он провел несколько лет в Европе, работая для разведки
НАТО, а потом прошел еще один шестимесячный курс обучения в США. Его учили
шифрам и связи, наблюдению за другими и контрнаблюдению, умению уходить от
хвоста и скрываться, владению оружием и самообороне, взлому и
проникновению, подслушиванию и другим почтенным занятиям. Потом Мак-Кейн
опять вернулся в Европу, чтобы ловить с контрразведкой советских шпионов,
вынюхивавших секреты западного оружия, опять в Штаты, курсы восточных
языков, курс русского - он сам говорил на чешском и немецком, на эти языки
его родители часто переходили, когда он был ребенком. Очередное
направление - на Дальний Восток, где ему дали пост в американском
посольстве. Последней работой перед вызовом в Вашингтон было налаживание
разведсети в Пекине. Он повидал многое, и виденное им только убеждало в
том, что западный образ жизни - не самый скверный. И тем не менее многие
люди по разным причинам, и выдуманным, и реальным, при первой же
возможности постарались бы уничтожить Запад.
В дверях щелкнул ключ, и Мак-Кейн сел. Для обеда было слишком рано.
Вошел Протворнов вместе с майором Ускаевым, следом охранник с матерчатой
сумкой. Протворнов оглянулся, темные глаза неторопливо двигались под
веками; он вынул из кармана голубую пачку советских сигарет, вынул одну,
и, словно вспомнив, протянул пачку Мак-Кейну. Мак-Кейн покачал головой.
- Вы уже должны чувствовать себя, как дома, - громко сказал
Протворнов. - Ну, как мы к вам относимся? Все в порядке, я думаю?
- Могло быть хуже. - нейтрально ответил Мак-Кейн.
Протворнов закурил, снял с полки одну из книг, присмотрелся к
названию.
- Как жаль, что вас так трудно убедить в нашей цивилизованности. Вы,
знаете ли, чрезвычайно подозрительный человек, мистер Эрншоу - это,
по-моему, недостаток для журналиста. Ваша спутница думает так же. Я думаю,
что и многие ваши знакомые сказали бы то же самое. Вы не задумывались над
этим? Вам не приходило в голову, что в чем-то вы можете ошибаться, и общее
мнение других тоже может иметь какой-то вес? - Он листал книжку и случайно
- а может быть, сделав вид, что случайно - провел пальцем по краю задней
обложки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
советской технике допросов, Поле сейчас приходится похуже. Во-первых, она
женщина, и, по стандартной КГБшной логике, ее легко можно запугать.
Во-вторых, в ней легко опознать технаря, а не профессионального
разведчика, и это делает ее более уязвимой, ведь она не знает, чего
ожидать.
Но почему с ним обходятся так сдержанно? Может быть, потому, что
опасаются международного мнения и не хотят ослаблять свою позицию менее
чем безупречными методами следствия? Если они действительно собираются
предать это дело огласке, то очевидно, нажмут на Полу, чтобы добиться от
нее письменного заявления. А что касается его, то, видя, что от подобной
просьбы не будет толку, его просто постараются убедить в том, что Советы в
конце концов не такие уж плохие ребята. Возможно, потом они решат, как
воспользоваться преимуществами такой ситуации. Да, решил он, поднимая
глаза на решетку кондиционера, это вытекает из их предыдущих действий.
Как же тебя угораздило к тридцати шести годам оказаться заключенным
на советской космической станции в сотнях тысяч миль от Земли?
Когда его спрашивали, что привело его в военную разведку, он отвечал
просто: по идеологическим причинам. Западный образ жизни стоит того, чтоб
его защищать. Несмотря на свои недостатки, демократия, основанная на
свободном предпринимательстве, позволяла ему быть самим собой, думать и
говорить то, что он считает нужным, и, за исключением некоторых понятных
ограничений, жить так, как он хочет. Это вполне устраивало его, и ответ
был искренним, предсказуемым, и люди принимали его, не задумываясь. Но
была и другая сторона вопроса, на этот раз личная.
Мак-Кейн родился в Айове, но его мать Джулия была родом из
Чехословакии. Она сбежала из страны во время антисоветского восстания в
1968, и он помнил ее рассказы о том, как Англия и Франция продали Гитлеру
в 1938 в Мюнхене страну, которую сами же и создали двадцать лет назад,
поклявшись защищать ее от врагов. Вместо этого, в то самое время, когда
Чехословакия готовилась защитить себя, они на шесть лет отдали ее во
власть нацистских варваров. Эта история произвела глубокое впечатление на
молодого Мак-Кейна. Тиранов и диктаторов нельзя "умиротворить". Соблазн
легкой добычи только разожжет их аппетит. Совсем, как у людей, в покое
оставят только те нации, которые могут защитить себя и готовы защитить
себя.
Джулия повторяла рассказы родителей о том, как они слушали по
запрещенному радиоприемнику известия о гитлеровских армиях, рвущихся на
восток, сокрушая русских столь же легко, как перед этим Польшу. За сотни
километров от линии фронта, над Чехословакией взошли кошмарные сумерки,
которые, казалось, будут длиться на много поколений. Но потом стали
приходить другие новости. Русские контратаковали фашистов у ворот Москвы,
русские держатся в Ленинграде, русские остановили и окружили немцев под
Сталинградом. Гитлеровцы были беспощадно отброшены назад и наступил день,
когда Красная Армия вошла в Чехословакию. В тот день, когда по улицам
Праги загрохотали Т-34, дед Льюиса, шагнув в дверь дома, объявил голосом,
дрожащим от волнения и гордости: "Я коммунист!". Чехословакия стала самым
верным из союзников Советов.
Но праздничное настроение быстро ушло. По странной иронии судьбы
русские, как и гитлеровцы до того, стали угнетателями народа, который
приветствовал их, как освободителей. Вместо обещанной независимости они
установили у власти марионеточное правительство, управляемое из Москвы, со
знакомым большевистским аппаратом безжалостных расправ, ночных допросов,
бредовых обвинений, грубо выбиваемых признаний, ссылок и расстрелов
потенциальной оппозиции. Фанатически следуя социалистическим идеалам,
Советы захватили землю, дома и фабрики, которые отныне принадлежали
государству. Литейная и слесарная мастерские, которые дед Льюиса построил
и сохранил даже в тяжелые тридцатые годы, были отобраны у семьи и
национализированы. Теперь ими распоряжались бюрократы, в жизни не видевшие
ни токарного станка, ни шлифовального круга, не знавшие, что такое
гордость своим трудом, не способные мыслить иначе, как цитатами. Через
шесть месяцев мастерские пришли в упадок, а дед лишился своего дохода,
получив вместо этого зарплату, которой едва хватало на жизнь. Когда
копившаяся годами злоба и возмущение коррупцией, невежеством и ложью
выплеснулось в открытое восстание, деда убили в перестрелке с русскими
танками на улицах Праги. Это было последним, что помнила Джулия, потом она
с товарищами ушли через границу. Она оказалась в Голландии, и там
встретила своего первого мужа, торгового представителя американской фирмы.
Они переехали в Штаты, но брак не сложился, и Джулия прожила несколько лет
одна, воспитывая сына Ральфа. Потом она второй раз вышла замуж, на этот
раз за фермера из Айовы, шотландского происхождения. Малькольм и стал
отцом Льюиса. Он родился в 1981, в последние годы кризиса Америки.
Закончив войну самыми сильными из победителей, американцы два
десятилетия наслаждались процветанием и экономическим ростом, невиданными
в мировой истории. Не обращая внимания на страсти и учения, превратившие
полмира в развалины, поколение, выросшее в тощие голодные годы Депрессии,
нашло воплощения всех мечтаний в Сирс и Робак, в Дженерал Моторс, Дженерал
Электрик и банковских кредитах. На глазах исчезали проблемы, терзавшие
людей в течение всего существования человечества: бедность, болезни,
голод, невежество. Люди гордились своими достижениями и обществом,
сделавшим их возможными. Они надеялись, что их дети будут благодарны своим
родителям. Они пытались распространить эту систему по всему миру и тоже
надеялись на благодарность.
Но маятник качнулся в другую сторону.
Следующее поколение следило за проблемами остального мира по цветному
телевизору, жуя бифштексы, вынутые из холодильника, вернувшись из школы в
автомобиле с кондиционером. И это поколение чувствовало не благодарность,
а вину. По какой-то странной логике Америка оказалась виновата в том, что
у всего остального мира еще оставались какие-то проблемы. Синдром
недоеденной картошки, "Доедайте картошку - ведь в Китае голодают дети",
странным образом привел к тому, что стремление Америки навести порядок в
собственном доме сделало ее ответственной за беспорядок в остальном мире.
Как будто каждая недоеденная картофелина в Миннесоте приводит к
исчезновению такого же количества риса из миски где-нибудь в Пекине.
Результатом стал крестовый поход против американской системы и
институтов, ее создавших: капитализма и корпораций, технологии и
промышленности, создавших корпорации, науки, создавшей технологию, и,
наконец, разума, основы науки. Оружием в борьбе стал страх. Покрытая
облаками кислотных дождей, радиации, канцерогенов, покрытая слоем
практически вечных пластиков, затопленная микробами-мутантами, планета
сама разложится под грудой мусора - если Бомба или Ядерная Зима не
прикончит ее раньше. И Америка спровоцировала Советы, отказавшись взаимно
разоружиться и тем самым обеспечить мир во всем мире - подобно тому, как
разоружились в тридцатых европейские демократы.
Чем больше вклад в успех системы, тем больше вина. И одной из
наиболее пострадавших жертв процесса станет, наряду с химиком,
автостроителем, фармакологом и ядерным инженером простой американский
фермер. Ведь это он, в конце концов, довел продуктивность до такого
уровня, когда три процента населения могут кормить остальное население
лучше, чем семьдесят процентов пытались столетие назад, да еще и
экспортировать порядочно излишков - позволяя многим интеллектуалам
сосредоточиться на сочинении статей о вреде перепроизводства и на
кампаниях за гражданские права малярийных вирусов, гибнущих в борьбе с
загрязнением-человеком.
Естественно, что после многих лет, устав от бесконечного беспокойства
высматривающих чиновников, ограничивающих рост продукции и политических
активистов, видящих зло во всем - от удобрений до механизмов, Малькольм
продал ферму и уехал с семьей в Калифорнию, где вложил полученные деньги в
производство сельскохозяйственной техники, обеспечив достаточный доход. И,
сколько помнил себя Льюис маленьким, отец не переставал метать громы в
адрес "корпоративного социализма", как он называл агропромышленный гигант,
купивший его землю в Айове; точно так же, как мать предупреждала его о
коллективизме. Эта корпорация представляет дух истинной Америки не больше,
чем всякие социал-либералы в Вашингтоне, ворчал отец, это они виноваты в
этой заварухе с экономикой и с культурой. Шли семидесятые.
Таким образом: мать Льюиса бежала от тирании, разрушившей плоды целой
человеческой жизни, а отец стал жертвой легальной охоты за ведьмами во имя
идеологии. Сознание этого родило в молодом Льюисе чувство обиды и
несправедливости. Он пришел к выводу, что не существует неотъемлемых
"естественных" прав - только те права, которые можно защитить обычаем,
законом, и, если нужно - силой.
Мак-Кейн закончил Лос-Анджелесский университет в двадцать два, с
двумя степенями бакалавра - истории политики и современных языков. Такое
образование, вместе с его врожденным скептицизмом и желанием сохранить
свою индивидуальность, составили хороший фундамент для работы в разведке.
Пытаясь вырваться из скуки сельской жизни, во время собеседований в
студенческом городке, он попросился в армию. Но вместо этого к нему
приехал вербовщик из другого ведомства. И таким образом он снова оказался
в школе, на этот раз в разведшколе РУМО в Мэриленде. По окончании курса
его перевели в штаб-квартиру административным помощником, и Мак-Кейн
наивно полагал, что это будет лишь прикрытием для более интересных и
славных занятий. Но должность действительно оказалась должностью клерка,
как и было сказано, и два года он подтверждал свою лояльность, передвигая
бумаги, заполняя формуляры, проверяя входящие материалы и факты...
проверяя их еще раз... и еще. Этот опыт оказался жизненно важным для
будущего отличного агента.
После этого он провел несколько лет в Европе, работая для разведки
НАТО, а потом прошел еще один шестимесячный курс обучения в США. Его учили
шифрам и связи, наблюдению за другими и контрнаблюдению, умению уходить от
хвоста и скрываться, владению оружием и самообороне, взлому и
проникновению, подслушиванию и другим почтенным занятиям. Потом Мак-Кейн
опять вернулся в Европу, чтобы ловить с контрразведкой советских шпионов,
вынюхивавших секреты западного оружия, опять в Штаты, курсы восточных
языков, курс русского - он сам говорил на чешском и немецком, на эти языки
его родители часто переходили, когда он был ребенком. Очередное
направление - на Дальний Восток, где ему дали пост в американском
посольстве. Последней работой перед вызовом в Вашингтон было налаживание
разведсети в Пекине. Он повидал многое, и виденное им только убеждало в
том, что западный образ жизни - не самый скверный. И тем не менее многие
люди по разным причинам, и выдуманным, и реальным, при первой же
возможности постарались бы уничтожить Запад.
В дверях щелкнул ключ, и Мак-Кейн сел. Для обеда было слишком рано.
Вошел Протворнов вместе с майором Ускаевым, следом охранник с матерчатой
сумкой. Протворнов оглянулся, темные глаза неторопливо двигались под
веками; он вынул из кармана голубую пачку советских сигарет, вынул одну,
и, словно вспомнив, протянул пачку Мак-Кейну. Мак-Кейн покачал головой.
- Вы уже должны чувствовать себя, как дома, - громко сказал
Протворнов. - Ну, как мы к вам относимся? Все в порядке, я думаю?
- Могло быть хуже. - нейтрально ответил Мак-Кейн.
Протворнов закурил, снял с полки одну из книг, присмотрелся к
названию.
- Как жаль, что вас так трудно убедить в нашей цивилизованности. Вы,
знаете ли, чрезвычайно подозрительный человек, мистер Эрншоу - это,
по-моему, недостаток для журналиста. Ваша спутница думает так же. Я думаю,
что и многие ваши знакомые сказали бы то же самое. Вы не задумывались над
этим? Вам не приходило в голову, что в чем-то вы можете ошибаться, и общее
мнение других тоже может иметь какой-то вес? - Он листал книжку и случайно
- а может быть, сделав вид, что случайно - провел пальцем по краю задней
обложки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67