И кстати, я, наверное, смогу убедить своего
издателя выделить несколько зачетов за несколько деталей... если они будут
ценными.
- Понятно... А какие детали?
- Ничего особенного. Что где внутри, расположение отсеков. Что там за
система безопасности. Может быть, одна-две схемки?
- А о какой сумме мы говорим?
- Какая сумма будет достаточной?
- Ну, может быть... Я подумаю.
Оскар Смовак потер свою лохматую фиделевскую бороду, приглядываясь к
Мак-Кейну, стоявшему на площадке перед блоком В. Немного помолчав, он
заговорил, его обычно громкий и резкий голос был приглушен:
- Ну, и что ты видишь?
Мак-Кейн обернулся.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты наблюдаешь за людьми, ты думаешь. Говоришь мало. На что ты
смотришь?
- Я просто смотрю за людьми.
- Это обычная привычка среди журналистов?
- Наверное. Как ты напишешь о том, чего не видел?
- Брось. Ты не журналист, Лью. Я просто хочу сказать... если я чем-то
смогу помочь, я помогу. О'кей?
- Помочь? В чем?
- Что бы ты ни замышлял.
- Если я что-то начну замышлять, я буду иметь тебя в виду.
Смовак вздохнул.
- Да, я знаю, трудно решить, кому верить, кому нет. Но все-таки, что
бы это для тебя ни значило - у меня есть информация об американке, с
которой ты сюда попал.
Мак-Кейн резко повернулся к нему. Смовак продолжал:
- Она была в камере строгого режима в блоке D до последней недели.
Потом она заболела и ее отправили в больницу. С тех пор она не
возвращалась.
- Кто тебе это сказал?
- Один друг из другой камеры. Он трахается с восточногерманской
девкой из той камеры, где сидела твоя американка. Похоже, ей было нелегко.
- Ясно... Что ж, спасибо, Оскар. Если мне понадобится твоя помощь - я
дам знать.
Боровский, поляк, предупредивший Мак-Кейна за несколько минут до
инцидента с Майскевиком. Однажды Мак-Кейн спросил его:
- Откуда ты знал?
- У меня было ощущение, что этим вечером они хотят кого-то вздуть. Я
прикинул, и решил, что это - ты.
- А как получилось, что меня оставили в покое потом?
- Ты мог рассказать о его методах. Наверное, он подкупил кого-то
наверху, чтобы дело не расследовали.
- Неужели об этом никто и не догадывается?
- Догадываются. Но зачем совать нос в чужое дерьмо, когда за это не
платят?
Это прекрасно совпадало с тем, что говорил и Андреев. Но Мак-Кейна
почему-то не удовлетворяли эти объяснения. Если бы начальство уже знало о
системе подкупа и взяток, которая процветала здесь, то если бы он раскрыл
ее, Лученко потерял бы немногое. Он бы спокойно продолжал бы свой бизнес и
наоборот, сохранил бы лицо, засадив Мак-Кейна. Что-то здесь не
складывалось - но Мак-Кейн сейчас не собирался разбираться во всем этом
деле до конца, да в этом и не было смысла.
- Почему ты сделал это? - спросил он. - У тебя было что-то личное
против Майскевика?
- У нас всех было личное против Майскевика. Прежде всего, я поляк. Я
слышал, как ты говоришь; ты знаешь историю. Как Сталин разделил Польшу с
Гитлером, как ударил нас в спину в 1939 в Катыни, что случилось с
варшавским сопротивлением. Русским никогда не нравилась сильная Польша. И
у нас никогда не было причин быть особенно благожелательными к русским.
- Не могу не заметить, ты вдруг стал довольно популярен, - сказал
Скэнлон за обедом. - Как ни поверну голову - тет-а-тет здесь, тет-а-тет
там. Я так понял, ты вербуешь?
- Как ты говоришь, просто довольно-таки популярен.
- Брось, мы с тобой сейчас, похоже, партнеры. Я что, не могу узнать,
с кем мне придется работать вместе?
- Если возникнет такая необходимость.
- Осторожность, осторожность и еще раз осторожность, а?
- Ты знаешь правила игры. Это помогает избежать неприятных
осложнений.
- Да, тебя хорошо научили. Исключительно из любопытства - на какую же
разведку ты работаешь?
- СИС - на бриттов. Они внедрили меня специально, чтобы присматривать
за тобой. Такая уж у тебя репутация в Лондоне.
- Ах, вот так? Ну что ж, мистер Эрншоу, журналист, вот он я с
маленьким приветом, который здорово облегчит тебе жизнь. Поговори с Ко. Он
свяжет тебя с комитетом побега. У них есть информация, которая может тебе
пригодиться.
Мак-Кейн недоверчиво уставился на Скэнлона.
- Комитет побега? Ты шутишь!
Скэнлон удовлетворенно кивнул:
- Ага, вот мы запели по-другому. Надеюсь, что у вас есть хоть капля
совести, Эрншоу, потому что тебе должно быть стыдно.
- А кто входит в этот комитет?
- Ладно, ладно. Ты знаешь правила игры. Я дал тебе зацепку. Теперь
тебе нужно поговорить с Ко.
26
Здание советского посольства в Кенсингтоне было построено не раньше
десяти лет назад. Серое одиннадцатиэтажное задние, прямые, ничем не
нарушенные линии, серые каменные стены. За оградой и густыми деревьями -
хорошо ухоженные газоны. За этой же оградой в соседнем похожем здании
живет большинство советского дипломатического персонала в Лондоне. Но
несмотря на такие удобства, как плавательный бассейн, сауна спортзал и
теннисные корты, Анне Доркас все же больше нравилось жить снаружи: это
была привилегия, которой с радостью пользовался ее муж, корреспондент
журнала "Новое Время".
Эта привилегия также значила, что она и Энрико могли увильнуть от
нудных партсобраний, обязательных для всех остальных, и жить своей,
приватной жизнью, а не монашески существовать, как существовали внутри.
Большинство из обитателей посольства об окружающем мире знали только то,
что могли увидеть во время поездок в город, специальными группами, под
надзором. Кроме того, это освобождало ее от вездесущей паутины
осведомителей, вынюхивающих что-нибудь предосудительное. У жен было в
порядке вещей доносить начальству услышанное в интимных беседах друг с
другом, а их мужья могли пропьянствовать вместе ночь, а утром наперегонки
кинуться писать доносы друг на друга. Впрочем, привилегия жить отдельно
давала Энрико, как оперативному офицеру КГБ, отвечающему за вербовку
источников среди британских граждан и иностранных резидентов, работать
более свободно: посольство было под постоянным наблюдением англичан. По
иронии судьбы это же давало Анне возможность заниматься своей внеурочной
диссидентской деятельностью.
Как обычно в свои рабочие дни, она села на метро до Холланд Парк, а
оттуда шла пешком. В этот день машиной пользовался Энрико, ему нужно было
съездить в Хэтфилд побеседовать за обедом с председателем Британской
Промышленной Ассоциации. Англичанин гордился своей политической
проницательностью и был удивлен просьбой использовать некоторые его
высказывания в бюллетене для служебного пользования, который каждый день,
да-да, каждый день читает вся советская верхушка. Энрико убедил его еще и
в том, что за это ему необходимо заплатить, конечно, и не возражайте, "...
бухгалтерия требует этого". Со временем, когда дружба, начинавшаяся,
исключительно как совместный деловой интерес, углубится, он постепенно
будет просить его о все более серьезных одолжениях, пока в один прекрасный
день его жертва не обнаружит, куда он влип и не попытается выбраться.
Тогда начнется более жесткий разговор. Иногда Энрико цитировал четыре
основных слабости, которые приводят людей к вербовке: деньги, идея,
шантаж, самомнение. В случае будущего советского агента, а ныне
британского промышленника, это, вне всякого сомнения, было самомнение.
Охранник у дверей махнул ей рукой, и она вошла через главный вход в
мраморное фойе посольства. Лифт поднял ее на мимо девяти посольских этажей
на десятый, где она вышла в просторную комнату без окон, "прихожую"
лондонской резидентуры первого управления КГБ, занимавшегося всеми
операциями за границей. Как и резидентуры в Вашингтоне, Париже, Бонне,
Риме, Бразилии, Бангкоке, Нью Дели и далее везде, здесь занимались
исключительно подрывными операциями и сбором информации. Специальным
ключом Анна открыла стальную дверь. Дежурный офицер взглянул на нее через
телекамеру и открыл вторую дверь, в трех футах от первой. Она вошла,
приветственно кивнула ему, проходя мимо дежурного поста и направилась по
коридору к своей комнате.
Первое, что замечает большинство людей, впервые попадая в
резидентуру, это могильная тишина. Внешние стены, пол и потолок двух
верхних этажей были двойными, чтобы обеспечить полное звукопоглощение, в
промежутках стояли электронные излучатели, забивавшие шумом любое
подслушивающее устройство. Немногие окна были сделаны из специального
зеркального стекла, которое тоже было звуконепроницаемым и непроницаемым
для всех известных видов подслушивающего оборудования. Целый жизненный
порядок, основанный на обмане, подлости, недоверии и паранойе, подумала
Анна. Как избежать быть втянутым в это вместе со всеми остальными?
Она прошла мимо большого зала агентурной работы, в котором стояло
штук двадцать рабочих секций, в которых офицеры по работе с агентурой уже
были заняты делом, писали рапорты, переводили документы, составляли
оперативные планы. Самой важной работой агентурных офицеров считалось не
получение секретной информации или документов - хотя и это было очень
ценным - а открытие, обработка и последующая вербовка "агентов влияния":
политиков, официальных чиновников, журналистов, ученых и тому подобных
людей, которые могут повлиять на процесс принятия решений и на
общественное мнение. Ведь миссия КГБ не изменилась: сохранить и расширить
влияние олигархии Советской Коммунистической Партии на весь мир -
исключительно незаконными методами.
С другой стороны коридора, был кабинет резидента, генерал-майора
Дмитрия Туренова, с приемной, обшитой деревянными панелями, обставленной
антикварными шкафами, диваном, кожаными креслами и столом для заседаний.
Дальше - еще два кабинета. Первый делили два начальника: руководитель
Линии Х - термин КГБ для подразделений управления Т, занимавшегося сбором
иностранных научных и технологических данных, и руководитель линии Н
(Управление С), отвечавший за поддержку нелегалов, граждан советского
блока, внедренных в другие страны под различными прикрытиями. Второй
кабинет принадлежал шефу линии КР (Управление К), занимавшемуся
контрразведкой против британской контрразведки, и офицеру, отвечавшему за
внутреннюю безопасность посольства, охрану важных советских деятелей,
приезжавших в страну, и розыск и задержание перебежчиков. Напротив них
была большая комната, в которой сидел шеф Американской Группы, собиравшей
досье на проживающих в Англии американцев, бизнесменов, ученых, инженеров,
военных и других потенциально полезных людей, попадавших в поле зрения.
Вместе с ним сидел начальник такой же группы, наблюдавшей за
западноевропейцами, и офицер по активным действиям, который отвечал за
тайные операции и руководил операциями по дезинформации и пропаганде в
средствах массовой информации.
Посередине коридора Анна свернула на лестничную клетку, мимо лифта,
соединявших десятый и одиннадцатый этажи. На полпути вверх ей встретились
Иван, один из оперативников, и Анатолий. Анатолий был одним из техников,
наблюдающих за радиочастотами местной полиции и контрразведки. Например,
если активность радиопереговоров резко возрастала как раз перед встречей
агента с одним из своих контактов, то агента отзывали по радио. Она
поздоровалась:
- Добрый день.
- Энрико приехал с тобой? - вместо приветствия спросил Иван.
- Нет. Он будет занят до обеда. Что-то важное?
- Попович хочет с ним поговорить. Он просил меня передать, если
увижу, вот и все.
Генерал-лейтенант Вадим Попович был вторым по должности в
резидентуре, начальником Линии ПР, политической разведки. Он был умен,
самолюбив и вносил идеальную толику жесткости, дополняя более
интеллектуальный и сложный стиль управления Туренова.
- Ты не знаешь, что случилось? - спросила Анна.
- Нет, извини.
- А куда он поехал? - поинтересовался Анатолий.
- Хэтфилд, по-моему.
- Ну ладно, пока, еще увидимся, - заторопился Иван.
- На обеде, может быть.
- До встречи, - попрощался Анатолий.
На одиннадцатом этаже были владения инженеров электронной разведки:
огромная комната, набитая радио- и микроволновыми приемниками,
магнитофонами, терминалами, компьютерами, спутниковым оборудованием,
подключенным к антеннам на крыше. Дальше по коридору шли кабинеты
техобеспечения, фотолаборатория и наконец, комната переводчиков, куда шла
Анна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
издателя выделить несколько зачетов за несколько деталей... если они будут
ценными.
- Понятно... А какие детали?
- Ничего особенного. Что где внутри, расположение отсеков. Что там за
система безопасности. Может быть, одна-две схемки?
- А о какой сумме мы говорим?
- Какая сумма будет достаточной?
- Ну, может быть... Я подумаю.
Оскар Смовак потер свою лохматую фиделевскую бороду, приглядываясь к
Мак-Кейну, стоявшему на площадке перед блоком В. Немного помолчав, он
заговорил, его обычно громкий и резкий голос был приглушен:
- Ну, и что ты видишь?
Мак-Кейн обернулся.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты наблюдаешь за людьми, ты думаешь. Говоришь мало. На что ты
смотришь?
- Я просто смотрю за людьми.
- Это обычная привычка среди журналистов?
- Наверное. Как ты напишешь о том, чего не видел?
- Брось. Ты не журналист, Лью. Я просто хочу сказать... если я чем-то
смогу помочь, я помогу. О'кей?
- Помочь? В чем?
- Что бы ты ни замышлял.
- Если я что-то начну замышлять, я буду иметь тебя в виду.
Смовак вздохнул.
- Да, я знаю, трудно решить, кому верить, кому нет. Но все-таки, что
бы это для тебя ни значило - у меня есть информация об американке, с
которой ты сюда попал.
Мак-Кейн резко повернулся к нему. Смовак продолжал:
- Она была в камере строгого режима в блоке D до последней недели.
Потом она заболела и ее отправили в больницу. С тех пор она не
возвращалась.
- Кто тебе это сказал?
- Один друг из другой камеры. Он трахается с восточногерманской
девкой из той камеры, где сидела твоя американка. Похоже, ей было нелегко.
- Ясно... Что ж, спасибо, Оскар. Если мне понадобится твоя помощь - я
дам знать.
Боровский, поляк, предупредивший Мак-Кейна за несколько минут до
инцидента с Майскевиком. Однажды Мак-Кейн спросил его:
- Откуда ты знал?
- У меня было ощущение, что этим вечером они хотят кого-то вздуть. Я
прикинул, и решил, что это - ты.
- А как получилось, что меня оставили в покое потом?
- Ты мог рассказать о его методах. Наверное, он подкупил кого-то
наверху, чтобы дело не расследовали.
- Неужели об этом никто и не догадывается?
- Догадываются. Но зачем совать нос в чужое дерьмо, когда за это не
платят?
Это прекрасно совпадало с тем, что говорил и Андреев. Но Мак-Кейна
почему-то не удовлетворяли эти объяснения. Если бы начальство уже знало о
системе подкупа и взяток, которая процветала здесь, то если бы он раскрыл
ее, Лученко потерял бы немногое. Он бы спокойно продолжал бы свой бизнес и
наоборот, сохранил бы лицо, засадив Мак-Кейна. Что-то здесь не
складывалось - но Мак-Кейн сейчас не собирался разбираться во всем этом
деле до конца, да в этом и не было смысла.
- Почему ты сделал это? - спросил он. - У тебя было что-то личное
против Майскевика?
- У нас всех было личное против Майскевика. Прежде всего, я поляк. Я
слышал, как ты говоришь; ты знаешь историю. Как Сталин разделил Польшу с
Гитлером, как ударил нас в спину в 1939 в Катыни, что случилось с
варшавским сопротивлением. Русским никогда не нравилась сильная Польша. И
у нас никогда не было причин быть особенно благожелательными к русским.
- Не могу не заметить, ты вдруг стал довольно популярен, - сказал
Скэнлон за обедом. - Как ни поверну голову - тет-а-тет здесь, тет-а-тет
там. Я так понял, ты вербуешь?
- Как ты говоришь, просто довольно-таки популярен.
- Брось, мы с тобой сейчас, похоже, партнеры. Я что, не могу узнать,
с кем мне придется работать вместе?
- Если возникнет такая необходимость.
- Осторожность, осторожность и еще раз осторожность, а?
- Ты знаешь правила игры. Это помогает избежать неприятных
осложнений.
- Да, тебя хорошо научили. Исключительно из любопытства - на какую же
разведку ты работаешь?
- СИС - на бриттов. Они внедрили меня специально, чтобы присматривать
за тобой. Такая уж у тебя репутация в Лондоне.
- Ах, вот так? Ну что ж, мистер Эрншоу, журналист, вот он я с
маленьким приветом, который здорово облегчит тебе жизнь. Поговори с Ко. Он
свяжет тебя с комитетом побега. У них есть информация, которая может тебе
пригодиться.
Мак-Кейн недоверчиво уставился на Скэнлона.
- Комитет побега? Ты шутишь!
Скэнлон удовлетворенно кивнул:
- Ага, вот мы запели по-другому. Надеюсь, что у вас есть хоть капля
совести, Эрншоу, потому что тебе должно быть стыдно.
- А кто входит в этот комитет?
- Ладно, ладно. Ты знаешь правила игры. Я дал тебе зацепку. Теперь
тебе нужно поговорить с Ко.
26
Здание советского посольства в Кенсингтоне было построено не раньше
десяти лет назад. Серое одиннадцатиэтажное задние, прямые, ничем не
нарушенные линии, серые каменные стены. За оградой и густыми деревьями -
хорошо ухоженные газоны. За этой же оградой в соседнем похожем здании
живет большинство советского дипломатического персонала в Лондоне. Но
несмотря на такие удобства, как плавательный бассейн, сауна спортзал и
теннисные корты, Анне Доркас все же больше нравилось жить снаружи: это
была привилегия, которой с радостью пользовался ее муж, корреспондент
журнала "Новое Время".
Эта привилегия также значила, что она и Энрико могли увильнуть от
нудных партсобраний, обязательных для всех остальных, и жить своей,
приватной жизнью, а не монашески существовать, как существовали внутри.
Большинство из обитателей посольства об окружающем мире знали только то,
что могли увидеть во время поездок в город, специальными группами, под
надзором. Кроме того, это освобождало ее от вездесущей паутины
осведомителей, вынюхивающих что-нибудь предосудительное. У жен было в
порядке вещей доносить начальству услышанное в интимных беседах друг с
другом, а их мужья могли пропьянствовать вместе ночь, а утром наперегонки
кинуться писать доносы друг на друга. Впрочем, привилегия жить отдельно
давала Энрико, как оперативному офицеру КГБ, отвечающему за вербовку
источников среди британских граждан и иностранных резидентов, работать
более свободно: посольство было под постоянным наблюдением англичан. По
иронии судьбы это же давало Анне возможность заниматься своей внеурочной
диссидентской деятельностью.
Как обычно в свои рабочие дни, она села на метро до Холланд Парк, а
оттуда шла пешком. В этот день машиной пользовался Энрико, ему нужно было
съездить в Хэтфилд побеседовать за обедом с председателем Британской
Промышленной Ассоциации. Англичанин гордился своей политической
проницательностью и был удивлен просьбой использовать некоторые его
высказывания в бюллетене для служебного пользования, который каждый день,
да-да, каждый день читает вся советская верхушка. Энрико убедил его еще и
в том, что за это ему необходимо заплатить, конечно, и не возражайте, "...
бухгалтерия требует этого". Со временем, когда дружба, начинавшаяся,
исключительно как совместный деловой интерес, углубится, он постепенно
будет просить его о все более серьезных одолжениях, пока в один прекрасный
день его жертва не обнаружит, куда он влип и не попытается выбраться.
Тогда начнется более жесткий разговор. Иногда Энрико цитировал четыре
основных слабости, которые приводят людей к вербовке: деньги, идея,
шантаж, самомнение. В случае будущего советского агента, а ныне
британского промышленника, это, вне всякого сомнения, было самомнение.
Охранник у дверей махнул ей рукой, и она вошла через главный вход в
мраморное фойе посольства. Лифт поднял ее на мимо девяти посольских этажей
на десятый, где она вышла в просторную комнату без окон, "прихожую"
лондонской резидентуры первого управления КГБ, занимавшегося всеми
операциями за границей. Как и резидентуры в Вашингтоне, Париже, Бонне,
Риме, Бразилии, Бангкоке, Нью Дели и далее везде, здесь занимались
исключительно подрывными операциями и сбором информации. Специальным
ключом Анна открыла стальную дверь. Дежурный офицер взглянул на нее через
телекамеру и открыл вторую дверь, в трех футах от первой. Она вошла,
приветственно кивнула ему, проходя мимо дежурного поста и направилась по
коридору к своей комнате.
Первое, что замечает большинство людей, впервые попадая в
резидентуру, это могильная тишина. Внешние стены, пол и потолок двух
верхних этажей были двойными, чтобы обеспечить полное звукопоглощение, в
промежутках стояли электронные излучатели, забивавшие шумом любое
подслушивающее устройство. Немногие окна были сделаны из специального
зеркального стекла, которое тоже было звуконепроницаемым и непроницаемым
для всех известных видов подслушивающего оборудования. Целый жизненный
порядок, основанный на обмане, подлости, недоверии и паранойе, подумала
Анна. Как избежать быть втянутым в это вместе со всеми остальными?
Она прошла мимо большого зала агентурной работы, в котором стояло
штук двадцать рабочих секций, в которых офицеры по работе с агентурой уже
были заняты делом, писали рапорты, переводили документы, составляли
оперативные планы. Самой важной работой агентурных офицеров считалось не
получение секретной информации или документов - хотя и это было очень
ценным - а открытие, обработка и последующая вербовка "агентов влияния":
политиков, официальных чиновников, журналистов, ученых и тому подобных
людей, которые могут повлиять на процесс принятия решений и на
общественное мнение. Ведь миссия КГБ не изменилась: сохранить и расширить
влияние олигархии Советской Коммунистической Партии на весь мир -
исключительно незаконными методами.
С другой стороны коридора, был кабинет резидента, генерал-майора
Дмитрия Туренова, с приемной, обшитой деревянными панелями, обставленной
антикварными шкафами, диваном, кожаными креслами и столом для заседаний.
Дальше - еще два кабинета. Первый делили два начальника: руководитель
Линии Х - термин КГБ для подразделений управления Т, занимавшегося сбором
иностранных научных и технологических данных, и руководитель линии Н
(Управление С), отвечавший за поддержку нелегалов, граждан советского
блока, внедренных в другие страны под различными прикрытиями. Второй
кабинет принадлежал шефу линии КР (Управление К), занимавшемуся
контрразведкой против британской контрразведки, и офицеру, отвечавшему за
внутреннюю безопасность посольства, охрану важных советских деятелей,
приезжавших в страну, и розыск и задержание перебежчиков. Напротив них
была большая комната, в которой сидел шеф Американской Группы, собиравшей
досье на проживающих в Англии американцев, бизнесменов, ученых, инженеров,
военных и других потенциально полезных людей, попадавших в поле зрения.
Вместе с ним сидел начальник такой же группы, наблюдавшей за
западноевропейцами, и офицер по активным действиям, который отвечал за
тайные операции и руководил операциями по дезинформации и пропаганде в
средствах массовой информации.
Посередине коридора Анна свернула на лестничную клетку, мимо лифта,
соединявших десятый и одиннадцатый этажи. На полпути вверх ей встретились
Иван, один из оперативников, и Анатолий. Анатолий был одним из техников,
наблюдающих за радиочастотами местной полиции и контрразведки. Например,
если активность радиопереговоров резко возрастала как раз перед встречей
агента с одним из своих контактов, то агента отзывали по радио. Она
поздоровалась:
- Добрый день.
- Энрико приехал с тобой? - вместо приветствия спросил Иван.
- Нет. Он будет занят до обеда. Что-то важное?
- Попович хочет с ним поговорить. Он просил меня передать, если
увижу, вот и все.
Генерал-лейтенант Вадим Попович был вторым по должности в
резидентуре, начальником Линии ПР, политической разведки. Он был умен,
самолюбив и вносил идеальную толику жесткости, дополняя более
интеллектуальный и сложный стиль управления Туренова.
- Ты не знаешь, что случилось? - спросила Анна.
- Нет, извини.
- А куда он поехал? - поинтересовался Анатолий.
- Хэтфилд, по-моему.
- Ну ладно, пока, еще увидимся, - заторопился Иван.
- На обеде, может быть.
- До встречи, - попрощался Анатолий.
На одиннадцатом этаже были владения инженеров электронной разведки:
огромная комната, набитая радио- и микроволновыми приемниками,
магнитофонами, терминалами, компьютерами, спутниковым оборудованием,
подключенным к антеннам на крыше. Дальше по коридору шли кабинеты
техобеспечения, фотолаборатория и наконец, комната переводчиков, куда шла
Анна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67