Наконец он поднял глаза и с сомнением покачал головой.
- Я не думаю, чтобы она могла нам пригодиться, - сказал он
Протворнову.
Протворнов, похоже, был не удовлетворен таким выводом. Он собрался
ответить ему, затем передумал и посмотрел на Полу:
- Я бы хотел поговорить с майором Ускаевым наедине. Пожалуйста,
подождите снаружи.
Пола уселась за столиком в проходе, листала журнал, но страниц не
видела. Не так, не так, все не так. Она испортила все. Она была слишком
упрямой. Протворнов верно сказал - человек в ее положении может быть и
податливее. Она видела через окно в комнату дежурной сестры, как два
офицера о чем то спорили, размахивая руками. Ей нужно было прикинуться
податливой и согласной - только бы перевели из этой жуткой кухни - а
беспокоиться обо всем остальном уже потом, когда для них будет больше
хлопот отправить ее назад. Ну почему она всегда пытается сделать все
сразу? Ольга говорила ей, как русские достигают своих целей - медленно, не
торопясь, как будто каменотесы, вставляют клинья в узенькие трещинки. У
нее только что был шанс вставить свой клин. Вместо этого она со всего
размаху ударила кувалдой.
Наконец ее позвали обратно.
- Мы пришли к компромиссному соглашению, - сказал Протворнов. - Вы
будете работать с товарищем Ошкадовой, в течение испытательного срока. Она
лучше расскажет вам о всех возможностях, которые у вас могут быть. За это
время вы должны решить, что вы можете дать нам в обмен на более длительное
соглашение. Через месяц мы рассмотрим этот вопрос вновь. А пока мы
поверим, что вы ученая, а не профессиональная шпионка. Если вы
согласитесь, ваше положение будет соответственно изменено. Ну как?
- Я согласна! - выпалила Пола. К этому времени у нее не осталось
никаких сил быть непоколебимой.

Ей выдали светло-зеленую форму, наподобие той, что была на Ольге,
когда Пола увидела ее в штаб-квартире, и перевели в ту часть Замка, что
была на "поверхности", о которой она даже не догадывалась. Здесь
поверхность земли поднималась вверх к стене станции, к западу границей
исправительной колонии был огромный водяной резервуар, он же отделял их от
городского центра Новой Казани.
На этом клочке земли жила привилегированная категория заключенных, к
которой теперь принадлежала и Пола. И хотя редкая трава, жесткие
кустарники, сомнительного вида деревья, пытающиеся выжить на пепельной
почве, небольшие хижинки на четыре человека - все это напоминало больше
лагерь беженцев, а не загородный клуб где-нибудь во Флориде, тем не менее
после камер и кухни это была идиллия. У некоторых домиков росли цветы. На
берегу резервуара был даже небольшой пляж с купальней, отгороженной
сеткой. Правда, сейчас им не пользовались, из-за утечки масла неподалеку
из-за обилия водорослей - но ощущение ветра над водой, после многих недель
голой камеры и потрескавшихся стен было просто необыкновенным.
В первый вечер, когда она решила пройтись от домиков к резервуару и
обратно, вдоль внешней стены и через холм обратно к домикам, в этот вечер
пошел дождь.

24
В конце июля русские негласно передали ряду западных и азиатских
государств запись, как они утверждали, добровольного, признания
Волшебника. На пленке Волшебник выглядел спокойным, собранным, в добром
здравии. Доктора, психологи и профессиональные следователи, смотревшие эту
запись, пришли к единому мнению - никаких следов принуждения.
Волшебник утверждал, что многие годы он был обеспокоен международной
обстановкой, недоверие между западным миром и коммунистами его
отталкивало, а глобальные неприятности, которые могли из этого получиться,
ужасали. Когда у него появилась такая уникальная возможность, он попытался
сделать свой собственный вклад в дело разрядки международной
напряженности. Файл с информацией, которую он собирал, чтобы подтвердить
существование современных систем оружия на "Терешковой", был, оказывается,
фальшивкой. Он сам выдумал все данные и намеренно ввел в заблуждение
западную разведку, чтобы спровоцировать ее на публичные обвинения. Тогда
он думал, что это вынудит советское правительство вести более открытую
политику и приведет к полной международной инспекции. И тогда крупный
источник потенциальных проблем и непонимания исчезнет. Ему казалось, что
он исходит из самых благих намерений. Однако с тех пор у него было время
подумать и он понял, что действовал наивно, и даже наоборот, лишь усугубил
ситуацию. Он надеется, что этой своей записью он прояснит все дело и
как-то исправит нанесенный им ущерб. Он сожалел о своих поступках, просил
Запад понять его и выражал благодарность советским наставникам и докторам,
которые помогли ему взглянуть на вещи в правильном свете.
- И что ты скажешь по этому поводу? - спросил директор РУМО Филип
Борден у Фоледы, когда они посмотрели эту запись в конференц-зале в
Пентагоне.
Фоледа пожал плечами.
- А что вообще можно сказать по этому поводу? Ты же прекрасно знаешь,
Фил, сейчас у них есть такие средства, что за то время, как взяли
Волшебника, они могли бы превратить папу римского в атеиста. Они бы больше
убедили меня, если бы дали нашим людям поговорить с ним свободно, с глазу
на глаз. Если он настоящий, то что они теряют?
Фоледа был не единственным, кому пришла в голову такая мысль. После
нескольких консультаций американский посол в Москве от имени ряда
заинтересованных государств обратился к советскому правительству с
просьбой дать Волшебнику возможность свободно поговорить с западными
экспертами. Ко всеобщему удивлению, Советы согласились на это.

25
- ...в образовании класса с радикальными связями, класса гражданского
общества, не являющегося классом гражданского общества, сословия,
являющегося распадом всех сословий, сферы всеобщего характера благодаря
всеобщему страданию, заявляющей право не на частное добро, потому что
против них совершается не частное зло, а зло всеобщее, у которой нет
исторического названия, а только человеческое, которая находится не в
частной оппозиции к обстоятельствам, но во всеобщей оппозиции к
предрассудкам... - тощий бородатый эстонец, взобравшись на ящик на
площадке, с неутомимой монотонностью читал Маркса, будто долгоиграющий
вариант мусульманского призыва к молитве с верхушки минарета. Собравшиеся
перед ним о чем-то тихонько переговаривались между собой, совершенно не
обращая внимания на его чтение и справедливо полагая, что даже самый
усердный слухач из КГБ уже давно бы заснул, сидя у направленных
микрофонов, способных услышать даже самый тихий звук.
- Можно скинуться по несколько зачетов и попробовать выдувать стекло.
Сказать, что у нас такое хобби, декоративное стекло, что-то вроде этого, -
предложил Рашаззи. - Тогда мы сможем достать некоторые инструменты,
материалы. Для оптического резонатора нам нужно где-то метра два кварцевых
трубок. Затем...
- Чтобы запаять кварц, потребуется кислородная горелка, - возразил
Хабер. - А натриевое стекло можно размягчить обычной газовой горелкой, ее
роще достать.
- О'кей, натриевое стекло. Потом надо оптическое стекло для окошек
Брюстера, абразив для резки и полирования, и компоненты для зеркал...
Хабер покачал головой.
- Великолепно. Тебе все еще нужен вакуумный насос и манометр.
- Мы используем оборудование для стеклодувных работ.
- И электроды.
- Я знаю, где в городе можно достать электроды из неоновых трубок. Из
плоской пластины эпоксидной смолы можно сделать конденсатор на двадцать
киловольт. Выпрямители у нас уже есть.
Мак-Кейн помалкивал. Все равно ничего путного он сейчас сказать не
мог. Он просто спросил у них, возможно ли построить подходящее лазерное
устройство, чтобы передать из "Терешковой" наружу сообщение, как это
предложил Скэнлон.
- Газодинамический был бы проще, - заметил Хабер. - Хотя и тут
остается проблема с подходящими соплами и газом.
После двух месяцев наблюдения, прислушивания, знакомства с Замком
Мак-Кейн пришел к выводу, что у него все еще есть шанс выполнить свою
миссию. Правда, сейчас надежды на получение файла "Апельсин" уже не было,
но это было лишь средство узнать настоящую начинку "Терешковой". А его
уникальное положение по сравнению с другими западными разведчиками
заключалось в том, что он оказался в идеальном месте, чтобы выяснить это.
Правда, в одиночку этого ему не провернуть, и тут начинались вечные
проблемы Замка: кто надежен, а кто - нет. Но он уже "завербовал" Скэнлона
и Мунгабо, а теперь подбирался к Рашаззи и Хаберу. Трудно было
представить, что люди с такими знаниями, как они, будут зарабатывать себе
на жизнь, работая подсадными утками в тюремной камере.
- Возможно, ты прав, - сказал Рашаззи Хаберу наконец. - Это очень
сложно. Может быть, не стоит вообще пытаться сделать лазер самим. Может
быть, мы просто сможем найти достаточно запчастей, чтобы собрать что-то
похожее на настоящий русский лазер... а потом попробуем подменить им
настоящий - где-нибудь в лаборатории в Ландау. А как насчет геодезических
лазеров? По-моему, кое-где еще идет строительство.
Хабер с уважением отнесся к энтузиазму молодого израильтянина, но
сам, однако, такого оптимизма не испытывал.
- Из этого не выйдет ничего хорошего, - сказал он чуть погодя
Мак-Кейну. - У нас просто нет места, чтобы спрятать все эти запчасти,
которые нам понадобятся. Не говоря уже о том, чтобы собрать и испытать
устройство. Такую работу от слежки не укрыть.
Марксистский напев неутомимо звучал у них за спиной.
- Нам нужно место, где бы мы могли этим заниматься, не боясь слежки,
- буркнул Рашаззи, глядя в пол.
- Что-то вроде мастерской.
- Вот-вот. Нам нужна мастерская.

Если Андреев был подсадным, то это был лучший актер, которого
Мак-Кейн видел в жизни. Впрочем, толку от него все равно не было: он был
стар и любил поболтать. Тем не менее Мак-Кейн попытался ввернуть в
разговор несколько намеков на борьбу с системой, чтобы посмотреть - клюнет
или нет. Андреев ничего не понял, и ответил как всегда:
- Система не всегда была такой. Да, цари, авторитарная монархия... но
Россия всегда была авторитарной. Это разные вещи. Искусства процветали,
потому что художникам позволялось выражать то, что они думали. Толстой,
Чайковский, Бородин... Конечно, были казни, но в основном уголовники - и
это просто мелочь по сравнению с тем, что началось потом. При царе к
политическим относились неплохо, нет. Надзирателей наказывали, если они
грубили арестантам. Большинство из них были образованные. Джентльмены. Не
то, что эти сволочи потом - убийцы и уголовники, убийцы, ничем не лучше
Гитлера. Хуже Гитлера.
- Знаете, почему Гитлер проиграл войну? Из-за нацистских расовых
глупостей. Когда немцы пошли на Россию в 1941, целые завоеванные
большевиками народы поднимались на борьбу с коммунистами. Эстонцы, латыши,
литовцы, Украина. Они хотели сражаться. Но Гитлер думал, что они
недочеловеки. Ему хотелось, чтобы Россию победили немцы. А это невозможно.
- Я слышал анекдот о русских, - вмешался внимательно слушавший Чарли
Чан. - Иван и Борис встречаются на вокзале. Иван говорит Борису: "Борис,
куда ты едешь?". А Борис ему отвечает: "Я еду в Минск за хлебом". Тогда
Иван спрашивает: "Так хлеб же можно купить и здесь?" - "Да, но очередь
начинается в Минске!".

Мак-Кейн заинтересовался Гоньярешем, венгром, который жил в одной
секции со Смоваком и Воргасом. Его часто отправляли на работу в ось. На
официальных схемах "Терешковой" за стыковочными узлами в центральной части
станции располагались ядерные реакторы, производившие энергию для основных
генераторов и побочное тепло для нужд производства. В менее официальных
сообщениях указывалось, что объемы производства на оси меньше, чем
официально объявленные, а оставшееся место занято совершенно другими
конструкциями.
- Слушай, а чем вы там занимаетесь? - поинтересовался у него между
прочим Мак-Кейн.
- Разным. Иногда перетаскиваем грузы на складах. Иногда чистим
резервуары, стенки отскребаем, чтоб покрасить.
- На складах? Ты имеешь в виду - за стыковочными узлами, рядом с
реакторами?
- Ну, иногда, да. А что?
- Как все журналисты - вечное любопытство. Я просто попытался
составить себе ясную картину станции. Кто знает? Может быть, когда нибудь
придется писать об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67