Они попали на большую широкую площадку, по обеим сторонам которой
было два ряда дверей. Уровнем выше, сквозь решетчатую галерею, куда вела
металлическая лестница, виднелись еще два ряда дверей. Галерея окружала
площадку со всех четырех сторон. В дальнем конце стояло несколько длинных
столов, на лавках сидело несколько человек. Самые разные расы, как и в той
группе, что Мак-Кейн видел на платформе монорельса. Кто-то читал, кто-то
играл в карты, кто просто сидел. На маленьком пространстве за столами,
собравшись в круг, играли в какую-то игру с подбрасыванием монеты.
Пока его вели через площадку, Мак-Кейн услышал обрывки разговоров на
самых разных языках. Когда он проходил мимо, голоса затихали, чьи-то
любопытные глаза следили за ним. Его подвели к одной из дверей на правой
стороне, с большой желтой цифрой 3. Один их охранников показал рукой на
дверь, Мак-Кейн шагнул вперед; опять огонек и гудок. Он толкнул дверь, она
открылась. Не говоря ни слова, охрана развернулась и ушла. Мак-Кейн широко
распахнул дверь и вошел. Внутри было темнее, чем снаружи, и он постоял,
давая глазам привыкнуть, а затем прошел в центр комнаты, закрыв за собою
дверь.
Посередине комнаты стояло несколько столов, стулья. Мак-Кейн бросил
на ближайший стол сумки, которые он нес. Вдоль стен стояли двухярусные
нары, пять или шесть секций вдоль каждой стены, между ними в узких
промежутках - тумбочки. На стенах висело несколько картинок, на полках -
немного посуды, кружки, книги, на блюде лежала большая, украшенная резьбой
деревянная трубка, на одном из столов стояла шахматная доска с
неоконченной партией. Все было довольно чисто, но в воздухе чувствовался
заметный запах, в эту комнату было втиснуто слишком много людей. Но сейчас
комната была пуста.
В противоположном конце комнаты была открытая дверь, и как только
слух Мак-Кейна привык к тишине после шума снаружи, он услышал внутри звуки
движения. Через мгновение в двери появился мужчина со шваброй. Мак-Кейн не
двигался. Человек вышел наружу и подошел к крайнему столу. Восточные черты
лица, худой, вдобавок к положенной серой робе на нем была черная ермолка.
У него было непонятное лицо, и подтверждавшее и спорившее с годами,
которые чувствовались в фигуре, морщинки возле мудрых глаз и странно
гладкое лицо. Он носил короткую бороду, уже начавшую седеть, но глаза его
были яркими и внимательными, как у любопытного ребенка.
- Вы, наверное, американец. - сказал он. - Мое имя Накадзима Лин
Комеи Цо Лян. - Голос и выражение лица были нейтральными, в них не было ни
поспешного тепла, ни враждебности. Мак-Кейн смешался. Имя было типично
азиатским, сначала фамилия, но сначала было сказано японское имя, а
остальные два были определенно китайскими. Он с любопытством глядел на
Мак-Кейна, явно пытаясь понять, значит ли это противоречие что-то для
Мак-Кейна или нет.
- А вообще меня зовут Ко.
- Льюис Мак-Кейн. Можно просто Лью.
Ко подошел к Мак-Кейну и жестом показал ему на нижнюю койку в первой
секции слева.
- Ваше место будет здесь. - Потом он кивнул на койку напротив.
Верхние нары были подняты к стене на шарнирах, и Мак-Кейн подумал, что в
камере еще есть свободные места.
- А здесь живу я. Похоже, что нам придется быть соседями. - Ко хорошо
говорил по-английски, с неторопливой и старательной артикуляцией.
- Отлично. Кстати, ваше имя - вы китаец или японец?
- И то и другое, это случилось уже много поколений назад. Вполне в
духе нашего столетия.
- Я жил в обоих странах. Вы говорили так, как будто знали о моем
прибытии.
- Старосту блока обычно предупреждают о новичках.
- А что такое староста?
- Вы не знаете местную систему?
- Как я могу ее знать?
- Разве вас не перевели из другой секции Замка?
- Нет, я приехал только что.
Ко кивнул:
- Понятно. В каждой камере есть староста. Это заключенный, которому
доверяют, он отвечает за дисциплину, принимает жалобы у других заключенных
и передает их начальству, назначает на работы. Нашего старосту зовут
Лученко, он русский. - Ко махнул рукой в дальний конец комнаты. - Его
койка там. Когда он вернется, поговорит с тобой.
- Ну и как он?
- Когда как, но в общем - все в порядке.
Мак-Кейн посмотрел на свою койку, на ней не было ничего, кроме
матраса.
- А где взять простыни, одеяло и все остальное?
- Ты получишь на складе полный набор - миску, ложку, кружку и все
остальное.
- А где это?
- В комплексе Центр, по ту сторону улицы Горького.
- Улицы Горького?
- Откуда ты попал в блок. Если хочешь, я покажу тебе, где это, когда
закончу.
- Ты здесь все время, Ко?
- Полдня в течение недели отведено для уборки камеры. В эту неделю -
моя очередь. Отличная возможность подумать в тишине и спокойствии. Здесь,
в Замке, редко можно побыть одному.
- Долго ты здесь?
- Около года.
Мак-Кейн кивнул и подошел ближе, чтобы рассмотреть верхнюю койку
своей секции, пытаясь узнать, что за человек будет его ближайшим соседом.
Над подушкой несколько вырезок из журналов с голыми бабами, обложка
рок-журнала с какой-то поп-группой, играющей на фоне звездно-полосатых
букв USA, на подушке свернутая футболка с эмблемой Университета Огайо.
- За что ты здесь? - поинтересовался он.
- Вы говорите по-русски? - неожиданно спросил его Ко. - Ты говоришь
по-русски?
Мак-Кейн повернул голову и секунду посмотрел на него, потом кивнул:
- Да.
- Где ты жил в Америке? - продолжал Ко, все еще по-русски. - Ты давно
на "Терешковой"? В чем состоит твое нарушение?
Мак-Кейн понял, в чем дело, и кивнул, соглашаясь.
- Я не знаю вас. - согласился он, переходя обратно на английский.
- И я - вас. И вы, наверное, уже поняли, что здесь приучаешься не
задавать таких вопросов иностранцам.
- А я бы признался в том, что знаю русский, если был подсадным?
- Маловероятно. Впрочем, если ты очень умен, то мог бы.
- А они часто очень умны?
- Нет. Но когда такое случается, то они опаснее всего.
Мак-Кейн вздохнул. Ему нечего было сказать, чтобы рассеять
подозрения. Для этого потребуется время и терпение. Он сел на койку и
занялся содержимым своих сумок.
- А что за парень надо мной? - спросил он. - Еще один американец?
Ко коротко рассмеялся:
- Нет, на американец. Американофил. Его зовут Мунгабо, он зигандиец.
У русских странное представление об американском образе жизни, особенно в
том, что касается расовых предрассудков, которые раздувает их пропаганда.
Они решили, что будет забавно положить американца под негром. У Лученко
странное чувство юмора. - Ко повернулся и пошел к двери в конце камеры. -
Туалет и раковина здесь. Когда я закончу с этим, я отведу тебя на склад.
- А что такого этот зигандиец сделал для Америки, что его привезли
сюда?... или я не должен спрашивать и об этом?
- Нет, об этом знают все. Он угнал к ним секретный русский самолет -
МиГ-55. По крайней мере, так решил трибунал. Мунгабо твердил им, что
электронная навигационная система вышла из строя, но КГБ не верило ему.
Они решили, что это было умышленно.
- А почему они так решили?
- Это элементарно. Компьютеры, сделанные при марксистской экономике,
сказали ему, не ломаются.

10
Доктор Филип Кресс, из национальной лаборатории Брукхейвен, Лонг
Айленд, грустно смотрел из-за стола президиума на ряды делегатов Третьей
конференции по физике связи, устроенной Японским Научным Советом в
университетском городке Цукуба.
- Несомненно, эксперименты по подводному детектированию нейтрино дают
неоднозначные результаты по нескольким причинам. - продолжил он. -
Основная проблема - чисто статистическая. Мы говорим об выделении ничтожно
редкого явления на огромном шумовом фоне. Как бы вы не подходили к решению
этой проблемы, вам придется отнимать от одного большого и неточно
вычисленного числа отнимать другое большое число, чтобы получить то
маленькое значение, которое мы ищем. Это сложная проблема, и мы работаем
над ее решением. Вот все, что я могу сказать. - Он развел руками, давая
понять, что закончил, и откинулся в кресле, разжигая свою трубку.
Председатель, Жюль Дюпальм, из французской телекоммуникационной
корпорации Алкатель, посмотрел по сторонам:
- Итак? Вопросов из зала нет? Хорошо. Тогда одно объявление и мы
делаем перерыв на обед. Не могут ли все те, кто...
- Один вопрос. - В середине зала встал один японец. Из пятого ряда на
него со вздохом обернулся доктор Мелвин Бауэрс, из института физики плазмы
в Ливерморе, Калифорния. Он уже проголодался, кроме того, коммуникация с
помощью пучков нейтрино, пропускаемых сквозь Землю, была не его отраслью.
Он поерзал в своем кресле, пытаясь вспомнить, как назывался тот бар, что
Сэм и Макс обнаружили прошлым вечером - тот, где девочки из бара не носили
трусиков и садились гостям на колени. Японец тем временем продолжал:
- Я вижу одну трудность с теми данными, которые были выбраны, как
возможные. Нет никаких положительных указаний на то, что это именно
нейтрино-индуцированные мюоны, а не атмосферные мюоны. Конечно, если
зарегистрированный мюон пришел снизу, то это несомненно
нейтриноиндуцированный мюон. Но в данном случае это не так. Все
регистрированные мюоны попали на детектор сверху. Даже в этом маленьком
примере такая асимметрия беспокоит меня.
- Фил? - повернулся Дюпальм.
Кресс помахал спичкой в воздухе, погасил ее и бросил в пепельницу:
- Да, я согласен с вами, это не совсем то, что вы могли бы ожидать...
- Ответ был неудовлетворительным даже для него самого. - Но мы увеличили
пороговую чувствительность наших детекторов на порядок. Может быть, нам
необходимо еще раз проверить их. Трудно сказать без дальнейшего анализа.
- Благодарю вас. - Японец неудовлетворенно кивнул и сел на место.
Дюпальм еще раз взглянул в свои бумаги, собираясь сделать объявление.
В этот момент микрофон притянул к себе профессор Масаки Куришода из
университета Осака, выглядевший в течение всего заседания загадочно
отстраненным. Боуэрс простонал про себя. Куришода улыбнулся аудитории
из-под тяжелых очков:
- Конечно, может быть и еще одна причина, по которой вы, джентльмены,
не можете получить однозначных доказательств существования нейтрино, их
может просто не существовать. - Кто-то в передних рядах рассмеялся, но
осекся, поняв, что Куришода не шутит. Профессор внимательно смотрел на
аудиторию, переводя взгляд с одного края зала на другой, пока не убедился,
что его внимательно слушают. Даже Боуэрс на мгновение забыл про обед.
Куришода широко развел руками:
- Объяснение незнаемого ненаблюдаемым - это всегда сомнительный путь.
Существование нейтрино было постулировано Паули, чтобы соблюсти закон
сохранения момента и спина в бета-распаде нейтрона на протон и электрон.
Все последующие исследования на эту тему только углубили это допущение.
Иногда мы... видите ли, иногда мы представляем мир так, как нам кажется,
диктуют факты, и ошибаемся. Мы ищем решение проблемы в рамках
господствующего академического течения. - Он сделал паузу и еще раз широко
улыбнулся. Никто не перебивал его.
Тогда профессор продолжил:
- Если мы расширим закон сохранения и примем существование
отрицательной энергии, предложенное Дираком, - а почему мы, собственно,
должны ограничивать энергию только положительными рамками - только потому,
что так принято? - тогда этот распад объясняется очень просто, без
необходимости представлять фотон, как электронно-позитронную пару:
позитрон становится просто "дырой", оставленной в море Дирака электроном,
перешедшим в положительное состояние в результате поглощения протона.
Понятие о пустом месте со свойствами частицы могло бы быть странным во
времена Дирака, но сегодня, в эпоху полупроводников, мы принимаем это, как
должное. И тогда распад нейтрона становится простым событием, электрон
испускается, позитрон поглощается. Мы больше не нуждаемся в нейтрино,
уносящем прочь недостающую энергию, так как электрон поглотил ее, перейдя
с отрицательного уровня. И так как в процесс вовлечено три частицы,
условие сохранения спина также соблюдено.
Его перебил Кресс с другой стороны стола:
- Но... минутку, минутку, а как быть со слабым взаимодействием? Вы
только что вообще выдернули опору из-под слабого взаимодействия. Я хочу
сказать...
Куришода пожал плечами:
- Я понял. Вы хотите напомнить мне о теории, объединившей в 80-х
слабое и электромагнитное взаимодействие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67