- Шпионы. Их там была целая команда.
- Милостыню, благородный сэр! Ты унес ноги? Милостыню во имя ваших
отца и матери!
- Конечно.
- Возьми чашку. - Баслим двинулся на руках и на одном колене.
- Папа! Дай я помогу тебе.
- Останься здесь.
Торби остался, сожалея, что папа не выслушал его рассказа. С
темнотой, поспешив домой, он обнаружил Баслима на кухоньке-ванной в
окружении диктофона и проектора для книг; все принадлежности валялись
вокруг. Торби посмотрел на изображение страниц, увидел, что не понимает
их, и прикинул, какой это может быть язык - странный, во всех словах было
по семь букв, не больше и не меньше.
- Эй, папа! Приготовить ужин?
- Нет места... и нет времени. Поешь хлеба. Что сегодня произошло? Жуя
хлеб, Торби рассказал ему все. Баслим только кивал.
- Ложись, - наконец сказал он. - Сегодня нам снова надо заняться
гипнозом. У нас впереди долгая ночь.
Материал, который Баслим хотел впечатать в него, состоял из рисунков,
цифр и бесконечных бессмысленных трехсложных слов. Легкое забытье
погрузило его в приятный сон, и голос Баслима, доносящийся из диктофона,
был тоже приятен.
Во время одного из перерывов, когда Баслим заставил его проснуться,
он спросил:
- Папа, для кого все эти послания?
- Если сможешь доставить их, узнаешь; ты ни в чем не должен
сомневаться. Если тебе будет трудно припомнить их, попроси, чтобы тебя
погрузили в легкий сон, и все вернется.
- Кого попросить?
- Его. Неважно. Теперь - снова спать. Ты спишь. - Баслим щелкнул
пальцами.
Под слабое бормотание диктофона Торби ощутил смутное беспокойство:
ему показалось, что Баслим куда-то собрался. Он пристегнул свою
искусственную ногу, что заставило Торби удивиться во сне; папа носил ее
только в доме. Затем он ощутил запах дыма и подумал, что на кухне что-то
горит и надо пойти посмотреть. Но он был не в состоянии двинуться, пока в
его мозг вливались слова.
Он беспокоился, сможет ли повторить тот урок, что вытвердил.
- Все правильно?
- Да. А теперь иди спать. Остальную часть ночи ты можешь спокойно
отдыхать.
Баслим ушел под утро. Торби не удивился: теперь все действия папы
предсказать было еще труднее, чем раньше. От съел завтрак, взял чашку и
занял свое место на Площади. Дела шли плохо - папа был прав; для своей
профессии Торби теперь выглядел слишком здоровым и сытым. Может, ему стоит
подучиться вывертывать суставы, как Гранни Змея. Или прикупить контактные
линзы с нанесенной на них катарактой.
К полудню в порту вне расписания приземлился грузовой корабль.
Приступив к обычным расспросам, Торби выяснил, что это был Свободный
Торговец "Сису", порт приписки Нью-Финляндия на Шиве-3.
Как обычно, это были те минимальные сведения, которые он должен был
сообщить папе, увидевшись с ним. Но Капитан Крауса с "Сису" был одним из
тех пятерых, которым Торби должен был когда-нибудь, если это понадобиться,
передать послание.
Это беспокоило Торби. Он знал, что не может встретиться с Капитаном
Крауса - пока папа жив и здоров, эта возможность представала лишь в
отдаленном будущем. Но может быть, папа торопится узнать, что "Сису"
совершила посадку. Рейсовые грузовики приходят и уходят, и никто не знает,
когда это случится, потому что порой они проводят в порту всего несколько
часов.
Торби сказал про себя, что должен быть дома через пять минут - и
папа, возможно, поблагодарит его. В худшем случае, он его обругает за то,
что ушел с Площади, но, черт возьми, из сплетен он почерпнет все, что
упустил.
Торби ушел.
Руины старого амфитеатра простирались до одной трети периферии
нового. Дюжина дыр вела в лабиринт, который образовался из старых загонов
для рабов; и от этих входов внутрь вело бессчетное количество путей в ту
часть, которую Баслим избрал себе под жилье. Каждый раз и он, и Торби
прокладывали себе путь по-новому и старались, чтобы никто не видел, как
они входят или выходят.
Торопясь, Торби направился к ближайшему входу и едва не попался:
рядом с ним стоял полисмен. Торби не замедлил шага, делая вид, что его
цель - маленькая лавчонка зеленщика на улочке, примыкавшей к развалинам.
Остановившись, он заговорил с ее владелицей.
- Привет, Инга. Никак ты собралась выбрасывать на помойку эти
прекрасные спелые дыни?
- Нет тебе дыни.
Он позвякал монетами.
- Как насчет вон той побольше? Полцены, и я не буду обращать
внимание, что у нее подгнил бок. - Он нагнулся к ней. - Что за пожар?
Она мигнула, указывая на полисмена.
- Исчезни.
- Рейд?
- Исчезни, я говорю.
Торби бросил монеты на прилавок, взял грушу и пошел прочь, высасывая
мякоть. Он не спешил.
Осторожное изучение окрестностей дало ему понять, что полиция
окружила руины кольцом. У одного из входов под присмотром патрульных
грустно толпилась группа оборванных пещерных жителей. Баслим считал, что в
подземельях живет самое малое до пятисот человек. Торби не очень верил в
это число, потому что редко видел или слышал кого-то поблизости. Среди
пленников он узнал только двоих.
Через полчаса, уже чувствуя серьезное беспокойство, Торби обнаружил
проход, рядом с которым не было полиции: похоже, она о нем не знала.
Понаблюдав за ним в течение нескольких минут, он рванулся вперед и под
прикрытием кустов нырнул вниз. Внутри он сразу же оказался в сплошной
темноте, и поэтому двигался осторожно, все время прислушиваясь. Нельзя
исключить, что у полиции могли быть очки, с помощью которых они видели в
темноте. Торби не был уверен, что на этот раз темнота, как всегда, поможет
ему увильнуть он них. Но выбора не было.
Внизу в самом деле была полиция; он слышал разговоры двух-трех из них
и видел свет фонариков - если соглядатаи в самом деле могли пользоваться
приборами ночного видения, у этих ничего не было. Держа автоматы
наперевес, они старательно искали что-то. Но они были на чужой территории,
которую Торби считал своим домом. Опытный исследователь подземного мира,
он знал все его коридоры так же хорошо, как собственную ладонь; весь год
он прокладывал дороги в сплошной темноте и делал это дважды в день.
В тот момент, когда они его заметили, Торби был уже далеко. Он
прыгнул в дыру, которая вела на следующий уровень, пролетел ее, шагнул в
проход и замер.
Найдя дыру, они заглянули в ее узкую щель, которой так свободно
воспользовался Торби, и один из ни сказал:
- Нам нужна лестница.
- Брось, мы найдем ступеньки или спуск. - И они ушли.
Подождав, Торби через несколько минут уже был у своих дверей. Он
смотрел, слушал, принюхивался и прикидывал, пока не пришел к убеждению,
что поблизости никого нет, затем нагнулся к дверям и приложил палец к
замку. И как только он это сделал, то сразу же понял: что-то не в порядке.
Двери не было; вместо нее зияла дыра.
Он застыл; нервы его были напряжены. Он чувствовал чужой запах, но
запах был уже старым, и звуков дыхания не было слышно. Тишину нарушали
только капли из крана.
Торби решил - он должен увидеть, что случилось. Обернувшись, он
убедился, что отсветов фонариков нет и, войдя внутрь, повернул выключатель
на "тускло".
Ничего не изменилось. Он крутил выключатель во всех позициях, но
света по-прежнему не было. Он вошел внутрь, опасаясь наткнуться на
кого-то, притаившегося в уютной гостиной, добрался до кухни и зажег свечу.
Она была не там, где обычно, но Торби нащупал ее, а затем спички.
Все полки, все шкафчики были разломаны, еда и посуда валялись на
полу. В большой комнате оба матраца были вспороты и их содержимое выкинуто
наружу. Полный разгром жилища говорил о поспешном обыске, когда ищут не
что-то определенное, но заботятся лишь о быстроте. Торби оглядел побоище,
и подбородок его задрожал. А когда он нашел около дверей протез папы,
раздавленный тяжелым сапогом, то разразился рыданиями, и должен был
поставить свечу на пол, чтобы не выронить ее. Подобрав сломанный протез,
он, как куклу, прижал его к груди и опустился на пол, со стонами качаясь
вперед и назад.

5
Следующие несколько часов Торби провел в темном коридорчике, рядом с
первым ответвлением, откуда мог услышать Баслима, если бы тот вернулся.
Он ловил себя на том, что погружается в дремоту, затем внезапно
пробуждался и понимал, что надо узнать, который час; ему казалось, что он
бодрствует не меньше недели. Вернувшись домой, он зажег свечу. Но их
единственные часы, домашняя "Вечность", были раздавлены. Радиоактивная
капсула, без сомнения, продолжала отсчитывать вечность, но часы молчали.
Торби посмотрел на них и заставил себя задуматься над практическими
делами.
Если бы папа был свободен, он бы вернулся. Но его увела полиция.
Может, они только поспрашивают его и отпустят?
Нет, они его не отпустят. Насколько Торби было известно, папа никогда
не делал того, что могло бы принести вред Саргону - но он давно понял, что
папа отнюдь не был простым и безобидным старым нищим. Он никак не
представлял себе, зачем папа делал многое из того, что никак не
согласовывалось с обликом "безобидного старого нищего", но было ясно -
полиция что-то знала или подозревала его в чем-то. Раз в год полиция
обычно "чистила" развалины, бросая в наиболее подозрительные дыры бомбы с
рвотным газом; как правило, это приводило лишь к тому, что пару ночей
приходилось устраиваться на ночевку где-нибудь в другом месте. Они
целились арестовать именно папу, и они что-то искали.
Полиция Саргона руководилась несколько иными правилами, чем юстиция;
там уже заранее знали, что человек виновен, затем допрашивали его,
прибегая к внушительным и жестоким методам, пока он не начинал говорить...
методы были столь серьезны, что арестованный обычно старался рассказать
все еще до того, как его начинали допрашивать. Но Торби знал, что полиции
не удастся выжать из папы ничего, если он не захочет говорить.
Так что допросы могли продолжаться долго.
Может, именно в эту минуту они и трудятся над ним. Торби
почувствовал, как у него сжался желудок.
Он должен вырвать папу из их рук.
Как? Как моль может атаковать Президиум? У Торби было не больше
шансов, чем у мотылька.
Баслим может находиться в тайных камерах участка полиции, что было бы
самым логичным по отношению к столь незначительному заключенному. Но Торби
подсознательно чувствовал, что папа относится не к таким... и в этом
случае он может быть где угодно, вплоть до недр Президиума.
Торби может отправиться пряма в полицейский участок и осведомиться,
куда дели его хозяина - но такое уважительно отношение к саргонской
полиции вряд ли дало бы ему что-нибудь: скорее всего как ближайший
родственник он бы оказался в роли очередного допрашиваемого, и Торби
воочию увидел, как в закрыто камере из него вытягивают ответы (которые,
возможно, он и не знает) на те вопросы, которыми мучают Баслима.
Торби не был трусом: просто он знал, что не зная броду, не стоит
соваться в воду. Все, что он может сделать для папы, должно быть сделано
косвенным образом. Он не мог требовать своих "прав", потому что не обладал
ими; такая идея никогда и не приходила ему в голову.
Если бы он был человеком с карманом, полным стелларов, можно было бы
дать взятку. А у Торби было не больше двух минимов. Ему оставалось
действовать украдкой, и для этого нужна информация. Он пришел к этому
заключению, как только понял, что реальной возможности освобождения папы
из полиции не существует. Но на тот невероятный случай, если Баслим сможет
выговорить себе свободу, Торби оставил записку, в которой сообщал папе,
что вернется на следующий день, и положил ее на полку, которую они
использовали как почтовый ящик. И затем двинулся в путь.
Была уже ночь, когда он высунул из дыры голову. Он никак не мог
сообразить, провел ли он в развалинах полдня или полтора. Ситуация
заставила его изменить свои планы: первым делом он собирался навестить
Ингу, зеленщицу, и выяснить, что ей известно. Но так как полиции вокруг не
было видно, он может передвигаться свободно, если не наткнется на ночной
патруль. Но куда? Кто сможет или захочет снабдить его информацией?
У Торби была дюжина приятелей и сотни людей он знал в лицо. Но все
его знакомцы были вынуждены соблюдать комендантский час; он встречался с
ними только днем, и в большинстве случаев даже не знал, где они спят. Но в
этих местах комендантский час не имел силы. Во имя коммерции и для
удобства посещения баров, игорных и других гостеприимных заведений
прибывающими космонавтами двери в районе Веселой Улицы рядом с космопортом
никогда не закрывались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37