Все, что в ней есть, высмотрено, приобретено и в чистоте поддерживается неутомимой миссис Куин, все, до последней вещицы. Разве что к подставке для трубок она не притрагивается, хотя сама же ее и купила, если уж на то пошло. Комната у Трасков тоже вроде бы женщиной убрана, но только с виду. Чересчур кокетливая, что ли, мужчиной придумана, с перебором. Наверняка китайские штучки. А Адам ничего не замечает, не говоря уже о том, чтобы твердой рукой порядок навести… Впрочем, нет, тут другое… Ли старается, чтобы у Трасков дом был, семейный очаг, так сказать, но Адам, видно, даже этого не замечает.
Гораций Куин вспомнил, как давным-давно допрашивал Адама н был поражен глубиной его горя. Он как сейчас видел его отрешенный затравленный взгляд. Он еще подумал тогда, какой перед ним чистый и честный человек, и даже растерялся. Впоследствии они часто бывали вместе. Оба принадлежали к братству вольных каменщиков. Они вместе проходили обряд посвящения в масоны, по очереди — сначала Адам, потом Гораций — занимали кресло мастера местной ложи и оба носили булавки экс-мастера. И тем не менее будто невидимая стена отгородила Адама от других людей. Никто не мог заглянуть к нему в душу, и он сам не мог распахнуть ее ни перед кем. Но во время того мучительного разговора стены между ними не было.
Женившись, Адам соприкоснулся с реальным миром. Гораций подумал о Кейт — лежит вся серая, обмытая, иглы в горле, к ним прикреплены спускающиеся с потолка резиновые трубки с формалином.
Адам не способен на бесчестный поступок. Бесчестные поступки совершают те, кто жаждет чего-нибудь. А ему ничего не нужно. Шериф старался понять, что же все-таки происходит за этой стеной, какие там заботы, радости и какая боль.
Он переменил положение, чтобы не сильно опираться на хромую ногу. В доме было тихо, слышалось только, как бурлит вода в кофеварке. Адам что-то задерживается. Старею, изумленно подумал шериф, и ничего, нравится.
Стукнула входная дверь, пришел Адам. Ли тоже услышал его и кинулся в прихожую.
— Шериф пришел, — предупредил он.
Адам вошел в гостиную и, улыбаясь, подал Куину руку.
— Здравствуй, Гораций! Ордер при себе? — Старая шутка, но срабатывает безотказно.
— Привет, — отозвался Куин. — Твой помощник собирался напоить меня кофе.
Ли скрылся в кухне и загремел тарелками.
— Что-нибудь случилось? — спросил Адам.
— В моей работенке всегда что-нибудь случается. Дай сначала кофейку испить.
— Говори, не стесняйся. Ли все равно услышит. Даже через закрытую дверь. У меня от него секретов нет. Бесполезно — обязательно разузнает.
Вошел Ли с подносом. Он улыбался, едва заметно, словно своим мыслям, разлил кофе и исчез. Адам снова спросил:
— Что-нибудь серьезное, Гораций?
— Нет, не очень. Скажи, ты не развелся с той особой?
Адам весь напрягся.
— Нет, а что?
— Сегодня ночью она с собой покончила.
Лицо у Адама исказилось, на покрасневших глазах выступили слезы, рот задергался. Он старался не дать волю чувствам, но потом упал лицом на стол и зарыдал.
— Бедная ты моя, бедная… — твердил он.
Куин терпеливо ждал, пока Адам успокоится. Через некоторое время тот взял себя в руки и поднял голову.
— Ты уж прости, Гораций.
Пришел Ли, вложил в руки Адаму смоченное в воде полотенце. Тот послушно протер лицо, отдал полотенце назад.
— Совсем не думал… — виновато сказал он. — Что я должен сделать? Я заберу ее. Сам похороню. — Я не стал бы, — возразил Гораций. — Впрочем, если считаешь, что это твой долг… Но я не за этим пришел. Он вытащил сложенный листок из кармана и протянул Адаму. Тот отпрянул.
— Это… это ее кровь?
— Да нет, не ее, не бойся. Прочти.
Адам прочитал и уставился в бумагу, словно за написанными двумя строками увидел что-то еще.
— Ведь он… он не знает, что она его мать, — сказал он.
— Как не знает? Ты что, никогда не рассказывал?
— Никогда.
— Вот тебе на… — протянул шериф.
— Не захочет он от нее ничего, — убежденно произнес Адам. — Давай порвем это, и дело с концом. Если узнает, ничего от нее не захочет.
— Не имеем права — порвать-то, — сказал Кунн. Мы и так кое в чем нарушили. Деньги она в банке хранит, в собственном сейфе. Неважно, где я раздобыл завещание и ключи. Решил не дожидаться судебного предписания и сам сходил в банк, чтобы проверить. — Шериф умолчал о том, что хотел, кроме того, посмотреть, нет ли там других фотографий. — Старина Боб все понял. Мы вдвоем сейф открыли, но никто это не докажет. Так вот, там больше ста тысяч в золотых сертификатах и наличные. Сколько там пачек — не считал. Одни деньги в сейфе, и ни единой вещицы, ничего, понял?
— Совсем ничего?
— Бумага еще есть — брачное свидетельство.
Адам откинулся в кресле. Взгляд принял отсутствующее выражение, и сам он заволакивался незримой пеленой, закрывающей его от других людей. Однако чашку на столе заметил, отхлебнул кофе и спросил спокойно:
— Что я, по-твоему, должен сделать?
— Скажу только, что я бы сделал на твоем месте, ответил шериф.Впрочем, ты вовсе не обязан слушаться моего совета. Я бы немедленно позвал парня и все ему рассказал — с самого начала до самого конца. Объяснил бы, почему раньше молчал. Сколько ему сейчас?
— Семнадцать.
— Взрослый мужик. Все равно потом узнает. Лучше уж сразу выложить, ничего не утаивать.
— Кейл и сейчас знает, — задумчиво проговорил Адам. — Интересно, почему она именно на Арона записала?
— Бог ее ведает. Ну, что решил?
— Ничего не решил. Поступлю, как ты говоришь. Ты побудешь со мной?
— Побуду, побуду.
— Ли, — позвал Адам, — скажи Арону, чтобы спустился. Он ведь пришел домой?
Ли появился в дверях. Его тяжелые веки на миг прикрылись, потом поднялись.
— Еще не пришел. Может, он в колледж уехал.
— Нет,он бы мне сказал. Понимаешь, Гораций, мы на праздник шампанского хватили. А Кейл где?
— У себя, — ответил Ли.
— Позови его. Пусть придет. Он наверняка знает.
Плечи у Кейла были опущены и выдавали усталость, но лицо, хоть и осунулось, было непроницаемое и настороженное, и вообще он смотрел вызывающе.
— Где брат, не знаешь? — спросил Адам.
— Не знаю.
— Ты что, совсем его не видел?
— Совсем.
— Два дня дома не ночует. Куда же он подевался?
— Откуда я знаю? — сказал Кейл. — Я не сторож ему.
Адам вздрогнул, совсем незаметно, и опустил голову. В самой глубине его глаз вспыхнул на миг и погас ослепительно-яркий голубой огонь.
— Может, он на самом деле в колледж уехал, — хрипло выдавил он. Губы у него отяжелели, и речь стала похожа на бормотанье спящего. — Как ты думаешь, в колледж уехал?
Шериф Куин поднялся с кресла.
— Ладно, мне не к спеху. А ты ложись, отдохни. Тебе надо в себя прийти.
Адам поднял голову.
— Да-да, лягу. Спасибо тебе, Джордж. Большое тебе спасибо.
— Джордж? Почему Джордж?
— Большое тебе спасибо, — повторил Адам.
Шериф ушел, Кейл поднялся к себе, а Адам откинулся в кресле и сразу же уснул. Рот у него открылся, он захрапел.
Ли немного постоял подле него и пошел в кухню. Там он приподнял хлебницу и достал из-под нее небольшой переплетенный в кожу томик с полустершимся золотым тиснением — «Размышления Марка Аврелия»в английском переводе. Он протер очки кухонным полотенцем и начал листать книгу. Потом заулыбался, найдя то, что искал. Читал он медленно, шевеля губами.
«Ничто не постоянно. Приходит и уходит и тот, кто помнит, и то, что помнится.
Наблюдение показывает, что все происходит из перемен. Размышление подсказывает: ничто так не угодно природе мира, как изменять вещи и создавать новые, на них похожие. Все сущее есть семя, из какового произрастает будущее «.
Несколькими строчками ниже он прочитал: «Ты скоро умрешь, но подступающее небытие не облегчает твой удел и не освобождает от треволнений; ты все еще подвержен внешним опасностям и не можешь быть равно добрым к каждому. Еще не срок ограничить мудрость единственно справедливыми поступками».
Ли поднял голову от книги и ответил писателю, квк будто тот был его дальним предком:
— Это верно, хотя и трудно принять, прости. Но не забудь, что ты сам же говорил: «Выбирай прямую дорогу, ибо прямая дорога — в природе вещей». Помнишь? — Он положил книгу, страницы перевернулись, и открылся форзац, на котором плотницким карандашом было размашисто написано: «Сэм Гамильтон».
Ли ни с того ни с сего повеселел. Интересно, Сэм хватился книги или нет, догадался, кто ее украл? Он счел тогда, что самый верный и самый простой способ раздобыть книгу — украсть ее. С тех пор он ни разу не пожалел об этом. Ли любовно погладил гладкую кожу переплета, потом положил томик под хлебницу. «Ну, конечно, он понял, кто взял книгу, — сказал он вслух. — Кому еще взбрело бы в голову красть Марка Аврелия?» Ли пошел в гостиную и подвинул кресло поближе к спящему Адаму.
2
Кейл сидел за столом, подпирая раскалывающуюся голову ладонями и надавливая пальцами на виски. В животе у него бурчало, в ноздри изо рта бил перегар, он словно был окутан перегаром, каждая пора его кожи и каждая складка одежды, казалось, пропитаны им.
Кейл до этого не пил — не было ни потребности, ни повода. Поход в бордель не облегчил боль обиды, и месть не принесла торжества. Рваными, клочковатыми облаками проносились в воспаленном мозгу звуки, образы, ощущения. Происшедшее никак не отделялось от воображаемого. Он помнил, что, когда они с братом вышли из заведения, он дотронулся до его рукава, и тот резким ударом свалил его на землю — точно хлыстом стеганул. Арон постоял над ним, потом вдруг круто повернулся и побежал в темноту, всхлипывая, как испуганный, исстрадавшийся ребенок. Кейл и сейчас различал сквозь топот тот хриплый, надрывный плач. Он лежал, не двигаясь, где упал, — под развесистой бирючиной в палисаднике, и до него доносилось пыхтение и шипение паровозов у поворотного круга и лязг составляемых товарных вагонов. Он закрыл глаза, но услышал легкие шаги, почувствовал, что кто-то подошел и нагнулся над ним. Он глянул, и ему показалось, что это Кейт. Фигура неслышно отошла.
Немного погодя Кейл встал, стряхнул с себя пыль и пошел к Главной улице, удивляясь, что почти ничего не чувствует. Он шел и напевал под нос: «Чудесно роза расцвела в ничейной полосе».
В пятницу Кейл весь день не находил себе места, а вечером Джо Лагуна принес ему литровую бутылку виски. Самому Кейлу по возрасту спиртное не отпускали. Джо очень хотелось присоединиться к Кейлу, но в конце концов он довольствовался полученным от того долларом и тут же отправился купить себе пол-литра граппы.
Кейл пошел в переулок за Торговым домом Эббота и спрятался в том самом укромном местечке позади фонарного столба, откуда совершил первый поход в заведение матери. Там он уселся на землю, скрестив ноги, и, превозмогая отвращение и подступавшую тошноту, начал вливать в себя виски. Два раза его вырвало, но он продолжал пить до тех пор, пока не закачалась под ним земля и не закружился каруселью фонарь
В конце концов бутылка выскользнула у него из рук, он потерял сознание, но его все еще рвало. В переулок забрел бродячий пес, короткошерстый, хвост кольцом, и, степенно останавливаясь, делал свои дела, но потом учуял Кейла и осторожно обошел его стороной. Джо Лагуна тоже учуял Кейла. Он взял бутылку, прислонившуюся к его ноге, встряхнул ее, посмотрел на свет, отбрасываемый фонарем: на треть полна. Джо поползал вокруг, понапрасну ища пробку, и пошел себе, заткнув горлышко большим пальцем, чтобы не расплескалось.
Когда на рассвете Кейл проснулся от холода, на душе у него и вокруг него все было погано. Он потащился домой, как полураздавленный жук, благо недалеко было — только из переулка выползти и улицу пересечь.
Ли слышал, как Кейл ввалился в дом — от него несло, как из бочки, — как он, шатаясь и хватаясь за стены, добрался до своей комнаты и свалился на кровать. Уснуть Кейл не мог: раскалывалась от боли голова и неотступно грызла совесть. Немного погодя он стал под ледяной душ и изо всех сил натерся пемзой — самое лучшее, что он был способен придумать. По всему телу разливалось жжение и успокаивало, возвращало силы.
Он знал, что должен повиниться перед отцом и просить у него прощения. Должен признать, что брат лучше и добрее его. Иначе ему не жить. И все-таки, когда Ли позвал Кейла, злость на себя обернулась у него злостью на целый свет, и перед отцом и шерифом Куином стоял сейчас затравленный, готовый огрызнуться щенок, которого никто не любит, и он сам не любит никого.
Когда Кейл вернулся к себе, его охватило острое чувство вины, и он не знал, как от него избавиться. Он вдруг испугался за брата. А что если Арон угодил в беду. Не умеет он за себя постоять. Кейл понял, что должен вернуть Арона домой, должен разыскать его и сделать так, чтобы он снова стал таким, как прежде. Это нужно сделать во что бы то ни стало, даже если придется пойти на жертву. Идея жертвы увлекла Кейла, как и любого, жаждущего искупить вину. Арон почувствует, что ради него чем-то пожертвовали и тогда обязательно вернется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99