«На нас, как на доверенных лицах покойного, лежит приятный долг сообщить Вам, что брат Ваш, благодаря своему трудолюбию и здравомыслию, скопил порядочное состояние; стоимость его земли вместе с ценными бумагами и деньгами превышает сто тысяч долларов. Завещание его, составленное и подписанное им в нашей конторе, находится у нас на руках и будет выслано Вам по получении Вашего запроса. Согласно завещанию все деньги, имущество и ценные бумаги должны быть разделены поровну между Вами и Вашей женой. Если жена Ваша умерла, все состояние отходит к Вам. В случае же Вашей кончины все достается жене. Но судя по Вашему письму. Вы живы и здравствуете; примите же поздравления от Ваших покорных слуг, Беллоуза и Харви.
Джордж Б. Харви «.
И внизу листа приписка от руки:
«Дорогой Адам! Не забудь слуг твоих во дни благоденствия твоего. Карл был скаред. За каждый доллар держался мертвой хваткой. Желаю вам с женой радости от этих денег. Нет ли в ваших местах вакансии для хорошего юриста (то есть для меня)? Твой старый друг Дж. Харви».
Адам поднял глаза на мальчиков, на Ли. Все трое ожидали, что он скажет еще. Адам сжал губы. Вложил письмо обратно в конверт, спрятал во внутренний карман пиджака.
— Какие-то сложности? — спросил Ли.
— Нет.
— Мне показалось, вас что-то озаботило.
— Нет. Просто брата жаль.
Адам старался освоиться с вестью, и мысли беспокойно копошились, как наседка на гнезде. Надо будет потом, у себя в комнате обдумать… Он сел за руль, уставился отсутствующим взглядом на рычаги. Он начисто забыл, что с ними делать.
— Подсказка требуется? — спросил Ли.
— Странно! — сказал Адам. — Не помню, с чего и начать.
— Искра вверх — газ вниз — переключить на «Бат», затянул негромко Ли вместе с мальчиками.
— Да, да. Конечно.
Зажужжала пчела в аккумуляторном ящике; заведя рукояткой мотор, Адам кинулся дать искру и переключить на магнето.
Когда медленно подъезжали к дому по выбоинам дубовой аллеи. Ли сказал:
— Мясо купить забыли.
— А ведь и верно. Обойтись не сможем?
— Яичница с грудинкой устроит?
— Вполне. Вполне устроит.
— Завтра вы отправите ответное письмо. Тогда и мясо купите.
— Пожалуй, — сказал Адам.
Пока готовилась еда, Адам сидел, глядя куда-то перед собой. Он уже понимал, что ему не обойтись будет без Ли, — пусть даже Ли только выслушает, одно уж это поможет прояснить мысли.
А Кейл повел брата в сарай, где отдыхал форд. Открыл дверцу, сел за руль.
— Залезай, садись рядом, — сказал он.
— Отец нам не велел, — возразил Арон.
— Он не узнает. Садись!
Арон робко сел на краешек сиденья, затем поглубже. Кейл завращал руль влево-вправо.
— Ду-ду! — И тут же: — А сказать, что я думаю? По-моему, дядя Карл был богатый.
— Нет, не был.
— Спорим на что хочешь.
— По-твоему, отец врет.
— Да нет. Но спорим, дядя был богатый. Помолчали. Кейл яростно рулил, мчась по воображаемым извивам трассы.
— Спорим, что дознаюсь, — опять заговорил он.
— Каким способом? — спросил Арон.
— А на что поспоришь?
— У меня ничего нет.
— А свисток из оленьей кости? Ставлю этот шарик мраморный против твоего свистка, что нас отошлют спать сразу после ужина. Спорим?
— Ну, спорим, — неуверенно сказал Арон. — Зачем нас отсылать так рано?
— Отец захочет поговорить с Ли. А я подслушаю.
— Ты не посмеешь.
— Посмею.
— А я скажу отцу.
Взгляд у Кейла стал холодным, лицо потемнело. Он придвинулся к брату, понизил голос до шепота:
— Не скажешь. А то я скажу, кто украл у него ножик.
— Никто не крал. Ножик у него. Он конверт им разрезал.
Кейл криво усмехнулся.
— Завтра у него этого ножика не будет, — пригрозил он.
И Арон понял угрозу и понял, что бессилен перед ней и сказать отцу не сможет. Кейлу опасаться нечего.
Кейл увидел на лице у брата смятение, беспомощность, и это исполнило его чувством собственной силы. Он радостно ощутил, что способен перехитрить, перемудрить брата. И даже, возможно, отца. А вот китайца Ли — нет. Разум Ли понимающе-спокойно, без усилия опережает Кейла и всегда ждет там впереди, чтобы в последний миг предостеречь: «Не делай этого». Кейл питает к Ли уважение и побаивается его. А вот Арон, так беспомощно сейчас глядящий, в руках у Кейла как податливая глина. И внезапно сердце Кейла затопила любовь к брату, захотелось защитить слабенького. Кейл обнял Арона одной рукой.
Арон не сбросил руку, но и не прижался к брату. Чуть отстранился и взглянул ему в лицо.
— Что так смотришь? — спросил Кейл. — Никогда не видел, что ли?
— Не знаю, зачем тебе все эти штуки, — сказал Арон.
— Какие штуки?
— Все эти уловки-украдки.
— Какие уловки-украдки?
— Ну, с кроликом тогда, и за руль сейчас сел без разрешения. И Абре что-то сказал. Не знаю что, но она из-за этого коробку выбросила.
— Хо, — сказал Кейл, пряча смущение. — Не знаешь, а, небось, хочется узнать.
— Нет, не хочется, — медленно проговорил Арон. Хочется только узнать, зачем тебе все это. Ты всегда хитришь, ловчишь. А для чего? Какая в этом радость?
Боль пронзила душу Кейла. Все его хитрости показались ему бесчестными и скверными. Брат разглядел их, раскусил его. И Кейл затосковал по любви Арона. Ощутил себя растерянным, потерянным и сирым.
Арон открыл дверцу форда, слез наземь, ушел из сарая. Кейл повращал еще баранку, силясь вообразить, что мчится по дороге. Но воображалось плохо, и скоро он тоже вернулся в дом.
2
Отужинали, и когда Ли помыл посуду, Адам сказал:
— Идите-ка, ребята, спать. День был утомительный.
Арон взглянул на Кейла, медленно вынул из кармана костяной свисток.
— Не надо, — сказал Кейл.
— Он теперь твой, — сказал Арон.
— Не надо мне его. Не хочу.
Арон положил свисток на стол, сказал:
— Возьмешь, когда захочешь. Он будет тут лежать.
— Кончайте, мальчики, — вмешался Адам. — Я сказал — идите спать.
— А почему? — спросил Кейл, умело придав лицу наивно-детское выражение. — Еще же рано.
— Правду говоря, мне надо потолковать с Ли. А уже сумерки, и во двор идти поздно, так что идите в постель — во всяком случае, к себе в комнату. Поняли?
— Да, отец, — сказали оба мальчика и вслед за Ли пошли коридором в глубь дома, в свою спальню. Потом в ночных рубашках вернулись сказать отцу спокойной ночи.
Ли возвратился в гостиную, закрыл дверь. Взял в руки костяной свисток, оглядел, положил обратно.
— Любопытно бы знать, что было предметом их спора.
— Какого спора? — спросил Адам.
— Они до ужина о чем-то поспорили, и после ужина обнаружилось, что Арон проиграл спор, — и вот он расплатился. О чем шла у нас речь за столом?
— Помню только, что я велел им идти спать.
— Ну что ж. Может быть, это раскроется позднее, — сказал Ли.
— Ты, по-моему, придаешь слишком большую важность ребячьим делам. Пустяки какие-нибудь, наверное.
— Нет, не пустяки. — И, помолчав. Ли сказал: — Мистер Траск, вы полагаете, что устремления людей приобретают важность лишь с определенного возраста? Разве у вас теперь чувства острей или мысли ясней, чем в десять лет? Разве звуки, краски, запахи мира вы воспринимаете так же ярко и живо, как тогда?
— Пожалуй, ты прав, — сказал Адам. — Время старит и печалит, и мало что дает человеку сверх этого. Те, кто думает иначе, впадают, по-моему, в одно из величайших заблуждений.
— И еще оно дает воспоминания.
— Да, воспоминания — единственное оружие времени против нас. О чем вы хотели со мной говорить?
Адам вынул письмо из кармана, положил на стол.
— Прочти это письмо, прочти внимательно, а потом поговорим о нем.
Ли достал свои узкие, полукружьями, очки и надел. Развернул письмо под лампой, прочитал.
— Что скажешь? — спросил Адам.
— А есть в наших местах вакансия для юриста?
— Какая вакансия? А, понимаю. Шутить изволишь.
— Нет, — сказал Ли. Это по-восточному, непрямо и учтиво, я даю понять, что желал бы узнать ваше мнение прежде, чем выразить свое.
— Ты это мне в укор говоришь?
— Да, в укор, — сказал Ли. — Отложив в сторону свою восточную учтивость, скажу прямо, что старею и становлюсь брюзглив. Раздражителен становлюсь. Разве вы не слышали, что все китайцы-слуги, старея, сохраняют верность, но характер у них портится.
— Я не хотел тебя обидеть.
— Я не обиделся. Вы хотели поговорить о письме. Так говорите, и я пойму из ваших слов, могу ли сказать, свое честное мнение или же будет разумней поддержать ваше собственное.
— Не пойму я это завещание, — сказал Адам растерянно.
— Но вы-то ведь знали своего брата. И если не можете его понять, то как же могу я, никогда его не видевший?
Адам встал и вышел в коридор; он не заметил тени, скользнувшей за дверь. Принес из своей комнаты блеклый коричневый дагерротип и положил на стол перед Ли.
— Вот это мой брат Карл, — сказал Адам и, вернувшись к двери, затворил ее.
Ли вгляделся в старинную, на металле, фотографию, наклоняя ее под лампой в одну, в другую сторону, гася блики.
— Давным-давно снято, — сказал Адам. — Еще до того как я в армию ушел.
— Трудно разобрать, — сказал Ли, нагнувшись ближе к металлической пластинке. — Но, судя по выражению лица, я бы не сказал, что у вашего брата было очень тонкое чувство юмора.
— У Карла его не было вовсе, — сказал Адам. — Он никогда не смеялся.
— Я не о том. Читая в письме об условиях завещания, я подумал, что он, возможно, обладал чувством юмора, но грубым и жестоким. Он любил вас?
— Не знаю, — сказал Адам. — Иногда казалось, что любил. А однажды он чуть не убил меня.
— Да, это есть у него в лице — и любовь, и способность убить. И сочетание этих двух свойств сделало из него скрягу; скряга, скаред — это ведь, испуганный человек, прячущийся за крепостной стеною денег. Он знал вашу жену?
— Да.
— Любил ее?
— Терпеть не мог.
— В сущности, это не важно, — вздохнул Ли. — Не в этом же ваша проблема?
— Не в этом.
— И вы хотите ее четко выразить и рассмотреть?
— Вот именно.
— Ну что же, я слушаю вас.
— Голова моя что-то плохо работает.
— Хотите, чтобы я разложил за вас карты? Со стороны иногда видней.
— Давай, раскладывай.
— Хорошо же. — И вдруг Ли хмыкнул, на лице у него выразилось удивление. Худенькой рукой он взялся за подбородок, сказал: — Черт побери! Странная мысль мелькнула.
Адам пошевелился неуютно.
— О чем ты? Не скрытничай, — раздраженно произнес он. — А то смотрю на тебя, как неграмотный в книгу.
Ли, не отвечая, достал из кармана трубку — медную круглую чашечку с тонким, черного дерева чубуком. Набил чашечку-наперсток табаком тонкой, как волос, резки, зажег, длинно пыхнул четыре раза и положил трубку, и она погасла.
— Это опиум? — жестко спросил Адам.
— Нет, — ответил Ли. — Это дешевый сорт китайского табака, неприятный на вкус.
— Зачем же ты куришь его?
— Не знаю, — сказал Ли. — Наверно, потому что, как мне кажется, он проясняет мне ум. — Ли сощурил веки. Ладно, попробую расправить ваши мысли, как лапшу после нарезки, и просушить на солнце. Эта женщина и посейчас жива, и посейчас ваша жена. По букве завещания ей достается пятьдесят с лишним тысяч долларов. Это крупная сумма. На эти деньги можно сделать много добра и много зла. Знай ваш брат, где она и чем занимается, пожелал бы он оставить ей эти деньги? Суд всегда бывает склонен выполнить волю завещателя.
— Нет, не оставил бы ей брат, — сказал Адам. Но тут же вспомнил визиты Карла к девушкам в гостиницу, на верхний этаж.
— Решите-ка, подумайте-ка за него, — сказал Ли. То, чем занимается ваша жена, само по себе ни хорошо, ни худо. Святость может произрасти из любой почвы. На эти деньги она, возможно, сотворит какое-нибудь доброе дело. Нет мощнее толчка к творению добра, чем угрызения совести.
— Она сказала мне, что сделает, когда накопит деньги, — поежился Адам. Тут убийством пахнет, а не добрыми делами.
— Значит, по-вашему, лучше, чтобы у нее этих денег не было?
— Она грозилась погубить многих уважаемых людей в Салинасе. И это в ее силах.
— Понятно, — сказал Ли. — Я рад, что мое дело тут сторона. У этих уважаемых людей, должно быть, порядком подмокла репутация. Значит, по-вашему, нравственнее будет не давать ей этих денег?
— Да.
— Ну что ж. Она здесь безымянна и безродна. Шлюха возникает, как гриб из земли. Если она и узнает об этих деньгах, все равно без вашей помощи не сможет их заполучить.
— Пожалуй. Да, без моей помощи она их вряд ли получит.
Ли взял трубку, медной палочкой выковырнул золу, снова набил табаком. Четырежды пыхнул неторопливо, приподняв тяжелые веки и глядя на Адама.
— Проблема весьма деликатная, — сказал он. — С вашего позволения, я предложу ее на рассмотренье моим почтенным родичам — не называя имен, разумеется. Они обследуют ее тщательно, как мальчишка, выискивающий у собаки клещей. Я уверен, они достигнут интересных результатов. — Он положил трубку на стол. — Но у вас-то нет ведь выбора?
— Ты о каком выборе?
— О том, которого у вас нет. Неужели вы настолько хуже знаете себя, чем я вас?
— Не знаю я, как поступить, — сказал Адам. — Надо будет крепко подумать.
— Я вижу, что теряю время попусту, — сердито сказал Ли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99