Он по дешевке продал Карлу свою долю в ферме, прибавил эти деньги к тем, что получил в наследство, и чувствовал себя свободным и богатым.
Братья теперь были друг Другу чужими. На станции они пожали руки, поезд тронулся, и, провожая его взглядом, Карл долго тер шрам на лбу. Затем пошел в салун, выпил подряд четыре стопки и, пошатываясь, поднялся на второй этаж. Как положено, заплатил девице вперед, но потом ничего не смог. И плакал у нее в объятиях, пока она его не выгнала. Свою ярость он обрушил на ферму: он выжимал из земли все соки, он прикупал новые участки, он бурил колодцы, он содержал хозяйство в идеальном порядке и расширял границы своих владений. Он не знал ни покоя, ни отдыха, он богател, но богатство не приносило ему радости, и, хотя его уважали, друзей у него не было.
Чтобы приодеть себя и Кэти, Адам задержался в Нью-Йорке, но едва все покупки были сделаны, молодожены сели в поезд, и он повез их на другой конец континента. Как они оказались в Салинас-Валли, понять нетрудно.
В те годы железнодорожные компании — набиравшие силу, дравшиеся между собой, стремившиеся обскакать друг друга и подмять конкурентов — шли на все, лишь бы увеличить приток пассажиров. Не довольствуясь обычной рекламой в газетах, они выпускали еще и брошюры, а также плакаты, наглядно изображавшие красоту и изобилие американского Запада. Чего только не сулили рекламы, но богатства того края действительно были безграничны! Компания «Южная Тихоокеанская Дорога» (ЮТД) благодаря неукротимой энергии своего президента Лиленда Станфорда начинала главенствовать на Тихоокеанском побережье не только в сфере транспорта, но и в политике. Ее рельсы подползали и к долинам. Возникали новые города, осваивались и заселялись новые районы, потому что для роста перевозок компания должна была обеспечить себя пассажирами.
Не осталась без внимания и вытянувшаяся меж гор долина Салинас-Валли. Если верить красочному плакату, который Адам долго и внимательно изучал, рай был лишь жалким подобием этой долины. Ну, а после ознакомления с соответствующей литературой, обосноваться там не захотел бы разве что сумасшедший.
Приобретать участок Адам не спешил. Он купил бричку и, разъезжая по Долине, беседовал с теми, кто жил тут давно, интересовался, какая здесь земля и вода, расспрашивал о климате, об урожаях, о ценах. Любопытство его не было праздным. Ведь он приехал сюда, чтобы пустить корни, чтобы жить здесь со своей семьей и, может быть, основать династию.
Полный радостных надежд Адам объезжал ферму за фермой, мял в руках комочки земли, вел обстоятельные разговоры, строил планы и мечтал. Жителя1М Долины он понравился, они были довольны, что он здесь поселится, потому что сразу распознали в нем человека солидного.
Если что и печалило Адама, то только состояние Кэти. Она чувствовала себя неважно. Вместе с Адамом она колесила по Долине, но ничто ее не трогало и не радовало. Однажды утром Кэти пожаловалась, что нездорова, и осталась в Кинг-Сити, а Адам поехал осматривать фермы один. В гостиницу он вернулся только под вечер, когда Кэти уже почти умирала от потери крови. По счастью, доктор Тилсон в этот день ужинал дома, и, не дав ему доесть ростбиф, Адам вытащил его из-за стола. Быстро осмотрев Кэти, доктор повернулся к Адаму.
— Вы бы подождали внизу.
— Но она поправится?
— Да-да, я вас скоро позову.
Адам потрепал Кэти по плечу, и она в ответ улыбнулась. Закрыв за Адамом дверь, доктор Тилсон вернулся к кровати. Лицо его пылало гневом.
— Почему вы это сделали?
Кэти сжала губы в узкую полоску.
— Ваш муж знает, что вы беременны?
Она медленно покачала головой.
— Чем вы это сделали?
Глаза ее застыли.
Доктор оглядел комнату. Шагнул к низкому комоду, протянул руку и, повернувшись к Кэти, потряс у нее перед лицом вязальной спицей.
— Как же, как же… эта старая негодяйка давно нам знакома, — сказал он. — Дура вы, и больше никто. Чуть себя в могилу не свели, а ребенка не скинули. И небось еще всякую дрянь глотали, камфорой травились, керосином, красным перцем… Боже мой! До чего вы, женщины, иногда доходите! Взгляд ее был холоден, как стекло. Доктор придвинул стул ближе к кровати и сел.
— Почему вы не хотите ребенка? — тихо спросил он. — У вас хороший муж. Разве вы его не любите? Что, так и будете молчать? Объясните мне, черт возьми! Упрямиться глупо.
Губы ее не шевелились, глаза смотрели не мигая.
— Голубушка моя, неужели вы не понимаете? Человеческую жизнь губить нельзя. Уж если что меня и бесит, то именно такие дела! Бог свидетель, случается, больные умирают, потому что я не знаю, чем им помочь. Но я хотя бы стараюсь их спасти… стараюсь всегда! А тут на моих глазах — умышленное убийство! — Он говорил все быстрее. Его пугало тягостное молчание, заполнявшее паузы. Эта женщина вызывала у него недоумение. В ней было что-то нечеловеческое. — Вы еще не знакомы с миссив Лорел? Бедняжка слезами обливается, вся извелась, так хочет ребенка. Все на свете отдала бы, чтобы родить, а вы… вы своего ребенка решили спицей проткнуть!.. Вот, значит, как! — Он сорвался на крик.Не хотите говорить — никто вас не заставляет! Только я сам кое-что вам скажу. Не погиб ваш ребенок, жив он. Промахнулись. И еще скажу: придется вам его родить! В нашем штате за аборт знаете, что полагается? Можете не отвечать, но выслушать вам придется! Если вы не образумитесь, если вы скинете, а я пойму, что дело нечисто, я сообщу в полицию, я все расскажу и позабочусь, чтобы вас наказали. Надеюсь, у вас хватит ума понять, что я не шучу.
Кэти облизала губы острым маленьким язычком. Холод в ее глазах сменился грустью.
— Простите меня, — сказала она. — Я виновата. Но вы не понимаете.
— Почему же вы не хотите объяснить? — Его гнев тотчас растаял. — Расскажите мне, голубушка.
— Мне трудно об этом говорить. Адам такой хороший, такой сильный, а я… одним словом, плохая наследственность. Эпилепсия.
— У вас?!
— У меня-то нет, но и у деда была, и у отца… и у брата. — Она закрыла лицо руками. — А сказать об этом мужу я не решилась.
— Бедная девочка. — Он вздохнул. — Несчастная вы моя. Но это же необязательно передается. Вероятнее всего, ребенок у вас родится нормальный, здоровый. И не делайте больше никаких глупостей — обещаете?
— Да.
— Вот и хорошо. Тогда я вашему мужу ничего не скажу. А сейчас дайте-ка посмотрю, остановилось ли кровотечение.
Через несколько минут он закрыл саквояж и сунул спицу в карман. — Завтра утром я к вам загляну.
Едва он спустился по узкой лестнице в холл, Адам накинулся на него с расспросами:
— Как она? Все в порядке? Отчего это случилось? Можно мне к ней подняться?
— Да подождите вы, подождите, — отмахнулся доктор Тилсон. И, верный своей старой традиции, привычно пошутил: — Вашей жене плохо, но…
— Доктор…
— …но это очень хорошо.
— Доктор…
— Ваша жена ждет ребенка. — И он выскользнул за дверь мимо остолбеневшего Адама.
Трое сидевших у печки мужчин ухмыльнулись. Один из них как бы вскользь заметил:
— Лично я бы по такому случаю пригласил кого-нибудь выпить… скажем, человек трех. — Но его намек пропал даром. Адам уже вихрем мчался по лестнице наверх.
Ранчо мистера Бордони, расположенное в нескольких милях к югу от Кинг-Сити, а вернее, на полпути между Кинг-Сити и Сан-Лукасом, все больше привлекало внимание Адама.
У Бордони было девятьсот акров земли — все, что осталось от поместья в десять тысяч акров, пожалованного прапрадеду миссис Бордони испанской короной. Сам Бордони переселился сюда из Швейцарии, но миссис Бордони была прямой наследницей Санчесов, испанцев, осевших в Долине еще в давние времена. Как случалось с большинством старых семей, Санчесы растеряли свои земли. Сколько-то проиграли в карты, сколько-то было съедено налогами, а кроме того, от поместья часто отстригали, как купоны, изрядные куски в уплату за разные роскошества — за лошадей, за бриллианты, за любовь хорошеньких женщин… Оставшиеся девятьсот акров лежали в самом сердце изначального имения Санчесов, и это были их лучшие земли. Раскинувшееся по обоим берегам реки ранчо утыкалось боками в холмы предгорий, потому что Салинас-Валли в этом месте сужается, а дальше опять расширяется. Глинобитный дом, построенный еще при Санчесах, до сих пор годился для жилья. Он стоял в ложбине между холмами, в миниатюрной долине, по которой катил воду драгоценный, никогда не пересыхающий ручей. Конечно же, именно поэтому первый Санчес поставил свой дом здесь. Мощные виргинские дубы укрывали крохотную долину от солнца, и земля здесь была жирная, с густой травой, что совершенно необычно для этого района Салинас-Валли. Стены приземистого дома в толщину достигали четырех футов, бревенчатые стропила и балки были связаны ремнями из сыромятной кожи, предварительно намоченными водой. Высохнув, кожа прочно стянула бревна, а сами ремни стали твердыми, как железо, и время почти не оставляло на них следов. Такой метод строительства имеет только один недостаток. Если в доме заведутся крысы, они могут сгрызть кожаные крепления.
Дом Санчесов, казалось, рос прямо из земли, и в атом была своя прелесть. Бордони приспособили старый дом под коровник. Эмигрант, швейцарец, мистер Бордони сохранил присущую его нации страсть к чистоте. Толстые глинобитные стены не внушали ему доверия, и он построил неподалеку обычный каркасный дом, а из глубоких оконных проемов старинного дома Санчесов выглядывали коровы.
Детей у четы Бордони не было, и когда миссис Бордони в расцвете лет скончалась, ее мужа охватила тоска по родным Альпам. Он мечтал поскорее продать землю и вернуться в Швейцарию. Торопиться с покупкой Адам не желал, а Бордони к тому же запрашивал большую цену и, действуя испытанным способом, притворялся, будто ему наплевать, продаст он свое ранчо или нет. Бордони намного раньше Адама понял, что тот купит его землю.
Адаму не хотелось, чтобы он сам и его будущие дети кочевали. Он боялся, что купит какую-нибудь ферму, а потом ему приглянется другая, лучше, и все же его неотступно притягивала земля Санчесов. С появлением Кати он уверовал, что впереди у него долгая и счастливая жизнь. Тем не менее он тщательно взвешивал все до последней мелочи. На бричке, верхом и на своих двоих он обследовал каждый фут ранчо Бордони. Он сверлил коловоротом дыры, чтобы проверить, пощупать и понюхать землю под верхним слоем почвы. Он узнавал, что мог, о свойствах диких растений, встречавшихся ему в полях, у реки и в холмах. В местах посырее он опускался на колени в грязь и изучал следы животных: вот пума, а вот олень, вот койоты и дикие кошки, скунсы и еноты, куницы и кролики, а поверх всех этих следов — узор, оставленный лапками куропаток. Он бродил меж ив и платанов, продирался сквозь заросли ежевики, гладил стволы виргинских и карликовых дубов, земляничных деревьев и лавра.
Бордони, прищурившись, наблюдал за ним и знай подливал в стаканы красное вино из урожаев своего маленького виноградника, разбитого у подножия гор. Не было дня, чтобы Бордони отказал себе в удовольствии слегка накачаться после обеда. И Адам, никогда прежде не пивший вина, стал находить в нем вкус.
Снова и снова допытывался он у Кати, что она думает об этом ранчо. Ей оно нравится? Ей будет приятно там жить? Ее уклончивые ответы он не слушал. Он верил, что она разделяет его восторг. В холле гостиницы он толковал с мужчинами, приходившими посидеть у печки и почитать газеты, которые пересылались в Кинг-Сити из Сан-Франциско.
— Меня беспокоит только вода, — сказал он в один из вечеров. — Ведь нужен колодец, а глубоко ли там до воды, не знаю.
Его собеседник, фермер в грубых рабочих штанах, закинул ногу на ногу.
— Вам бы съездить, поговорить с Сэмом Гамильтовом, — посоветовал он. Сэм у нас в этом деле лучше всех понимает. Он и воду находит, и колодцы бурит. Все вам разъяснит. Половина колодцев в наших краях — его работа. Приятель фермера хохотнул.
— Еще бы Гамильтону про воду не звать. У самого то земля — сплошной камень.
— А как мне его найти? — спросил Адам.
— Я вам вот что предлагаю. Мне угольники железные нужны, и, стало быть, я все равно к нему поеду. Так что, если хотите, возьму вас с собой. Мистер Гамильтон вам понравится. Хороший человек.
— А уж пошутить — мастер, каких мало, — добавил его приятель.
3
На ранчо Гамильтонов Адам Траск и Луис Липло отправились в повозке Луиса. За спиной у них громыхали в дощатом кузове железные обрезки, а по обрезкам перекатывалась оленья нога, обернутая мокрой мешковиной, чтобы мясо не испортилось на солнце. В те годы, собираясь кого-нибудь навестить, обычно прихватывали с собой что либо из съестного, да побольше, потому что тебя непременно оставляли обедать, и ты не смел обидеть хозяев отказом. Но наезды гостей основательно истощали недельный запас продовольствия, и твой долг был восполнить причиненный ущерб. Привезешь четверть свиной туши или говяжий огузок — и всех делов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Братья теперь были друг Другу чужими. На станции они пожали руки, поезд тронулся, и, провожая его взглядом, Карл долго тер шрам на лбу. Затем пошел в салун, выпил подряд четыре стопки и, пошатываясь, поднялся на второй этаж. Как положено, заплатил девице вперед, но потом ничего не смог. И плакал у нее в объятиях, пока она его не выгнала. Свою ярость он обрушил на ферму: он выжимал из земли все соки, он прикупал новые участки, он бурил колодцы, он содержал хозяйство в идеальном порядке и расширял границы своих владений. Он не знал ни покоя, ни отдыха, он богател, но богатство не приносило ему радости, и, хотя его уважали, друзей у него не было.
Чтобы приодеть себя и Кэти, Адам задержался в Нью-Йорке, но едва все покупки были сделаны, молодожены сели в поезд, и он повез их на другой конец континента. Как они оказались в Салинас-Валли, понять нетрудно.
В те годы железнодорожные компании — набиравшие силу, дравшиеся между собой, стремившиеся обскакать друг друга и подмять конкурентов — шли на все, лишь бы увеличить приток пассажиров. Не довольствуясь обычной рекламой в газетах, они выпускали еще и брошюры, а также плакаты, наглядно изображавшие красоту и изобилие американского Запада. Чего только не сулили рекламы, но богатства того края действительно были безграничны! Компания «Южная Тихоокеанская Дорога» (ЮТД) благодаря неукротимой энергии своего президента Лиленда Станфорда начинала главенствовать на Тихоокеанском побережье не только в сфере транспорта, но и в политике. Ее рельсы подползали и к долинам. Возникали новые города, осваивались и заселялись новые районы, потому что для роста перевозок компания должна была обеспечить себя пассажирами.
Не осталась без внимания и вытянувшаяся меж гор долина Салинас-Валли. Если верить красочному плакату, который Адам долго и внимательно изучал, рай был лишь жалким подобием этой долины. Ну, а после ознакомления с соответствующей литературой, обосноваться там не захотел бы разве что сумасшедший.
Приобретать участок Адам не спешил. Он купил бричку и, разъезжая по Долине, беседовал с теми, кто жил тут давно, интересовался, какая здесь земля и вода, расспрашивал о климате, об урожаях, о ценах. Любопытство его не было праздным. Ведь он приехал сюда, чтобы пустить корни, чтобы жить здесь со своей семьей и, может быть, основать династию.
Полный радостных надежд Адам объезжал ферму за фермой, мял в руках комочки земли, вел обстоятельные разговоры, строил планы и мечтал. Жителя1М Долины он понравился, они были довольны, что он здесь поселится, потому что сразу распознали в нем человека солидного.
Если что и печалило Адама, то только состояние Кэти. Она чувствовала себя неважно. Вместе с Адамом она колесила по Долине, но ничто ее не трогало и не радовало. Однажды утром Кэти пожаловалась, что нездорова, и осталась в Кинг-Сити, а Адам поехал осматривать фермы один. В гостиницу он вернулся только под вечер, когда Кэти уже почти умирала от потери крови. По счастью, доктор Тилсон в этот день ужинал дома, и, не дав ему доесть ростбиф, Адам вытащил его из-за стола. Быстро осмотрев Кэти, доктор повернулся к Адаму.
— Вы бы подождали внизу.
— Но она поправится?
— Да-да, я вас скоро позову.
Адам потрепал Кэти по плечу, и она в ответ улыбнулась. Закрыв за Адамом дверь, доктор Тилсон вернулся к кровати. Лицо его пылало гневом.
— Почему вы это сделали?
Кэти сжала губы в узкую полоску.
— Ваш муж знает, что вы беременны?
Она медленно покачала головой.
— Чем вы это сделали?
Глаза ее застыли.
Доктор оглядел комнату. Шагнул к низкому комоду, протянул руку и, повернувшись к Кэти, потряс у нее перед лицом вязальной спицей.
— Как же, как же… эта старая негодяйка давно нам знакома, — сказал он. — Дура вы, и больше никто. Чуть себя в могилу не свели, а ребенка не скинули. И небось еще всякую дрянь глотали, камфорой травились, керосином, красным перцем… Боже мой! До чего вы, женщины, иногда доходите! Взгляд ее был холоден, как стекло. Доктор придвинул стул ближе к кровати и сел.
— Почему вы не хотите ребенка? — тихо спросил он. — У вас хороший муж. Разве вы его не любите? Что, так и будете молчать? Объясните мне, черт возьми! Упрямиться глупо.
Губы ее не шевелились, глаза смотрели не мигая.
— Голубушка моя, неужели вы не понимаете? Человеческую жизнь губить нельзя. Уж если что меня и бесит, то именно такие дела! Бог свидетель, случается, больные умирают, потому что я не знаю, чем им помочь. Но я хотя бы стараюсь их спасти… стараюсь всегда! А тут на моих глазах — умышленное убийство! — Он говорил все быстрее. Его пугало тягостное молчание, заполнявшее паузы. Эта женщина вызывала у него недоумение. В ней было что-то нечеловеческое. — Вы еще не знакомы с миссив Лорел? Бедняжка слезами обливается, вся извелась, так хочет ребенка. Все на свете отдала бы, чтобы родить, а вы… вы своего ребенка решили спицей проткнуть!.. Вот, значит, как! — Он сорвался на крик.Не хотите говорить — никто вас не заставляет! Только я сам кое-что вам скажу. Не погиб ваш ребенок, жив он. Промахнулись. И еще скажу: придется вам его родить! В нашем штате за аборт знаете, что полагается? Можете не отвечать, но выслушать вам придется! Если вы не образумитесь, если вы скинете, а я пойму, что дело нечисто, я сообщу в полицию, я все расскажу и позабочусь, чтобы вас наказали. Надеюсь, у вас хватит ума понять, что я не шучу.
Кэти облизала губы острым маленьким язычком. Холод в ее глазах сменился грустью.
— Простите меня, — сказала она. — Я виновата. Но вы не понимаете.
— Почему же вы не хотите объяснить? — Его гнев тотчас растаял. — Расскажите мне, голубушка.
— Мне трудно об этом говорить. Адам такой хороший, такой сильный, а я… одним словом, плохая наследственность. Эпилепсия.
— У вас?!
— У меня-то нет, но и у деда была, и у отца… и у брата. — Она закрыла лицо руками. — А сказать об этом мужу я не решилась.
— Бедная девочка. — Он вздохнул. — Несчастная вы моя. Но это же необязательно передается. Вероятнее всего, ребенок у вас родится нормальный, здоровый. И не делайте больше никаких глупостей — обещаете?
— Да.
— Вот и хорошо. Тогда я вашему мужу ничего не скажу. А сейчас дайте-ка посмотрю, остановилось ли кровотечение.
Через несколько минут он закрыл саквояж и сунул спицу в карман. — Завтра утром я к вам загляну.
Едва он спустился по узкой лестнице в холл, Адам накинулся на него с расспросами:
— Как она? Все в порядке? Отчего это случилось? Можно мне к ней подняться?
— Да подождите вы, подождите, — отмахнулся доктор Тилсон. И, верный своей старой традиции, привычно пошутил: — Вашей жене плохо, но…
— Доктор…
— …но это очень хорошо.
— Доктор…
— Ваша жена ждет ребенка. — И он выскользнул за дверь мимо остолбеневшего Адама.
Трое сидевших у печки мужчин ухмыльнулись. Один из них как бы вскользь заметил:
— Лично я бы по такому случаю пригласил кого-нибудь выпить… скажем, человек трех. — Но его намек пропал даром. Адам уже вихрем мчался по лестнице наверх.
Ранчо мистера Бордони, расположенное в нескольких милях к югу от Кинг-Сити, а вернее, на полпути между Кинг-Сити и Сан-Лукасом, все больше привлекало внимание Адама.
У Бордони было девятьсот акров земли — все, что осталось от поместья в десять тысяч акров, пожалованного прапрадеду миссис Бордони испанской короной. Сам Бордони переселился сюда из Швейцарии, но миссис Бордони была прямой наследницей Санчесов, испанцев, осевших в Долине еще в давние времена. Как случалось с большинством старых семей, Санчесы растеряли свои земли. Сколько-то проиграли в карты, сколько-то было съедено налогами, а кроме того, от поместья часто отстригали, как купоны, изрядные куски в уплату за разные роскошества — за лошадей, за бриллианты, за любовь хорошеньких женщин… Оставшиеся девятьсот акров лежали в самом сердце изначального имения Санчесов, и это были их лучшие земли. Раскинувшееся по обоим берегам реки ранчо утыкалось боками в холмы предгорий, потому что Салинас-Валли в этом месте сужается, а дальше опять расширяется. Глинобитный дом, построенный еще при Санчесах, до сих пор годился для жилья. Он стоял в ложбине между холмами, в миниатюрной долине, по которой катил воду драгоценный, никогда не пересыхающий ручей. Конечно же, именно поэтому первый Санчес поставил свой дом здесь. Мощные виргинские дубы укрывали крохотную долину от солнца, и земля здесь была жирная, с густой травой, что совершенно необычно для этого района Салинас-Валли. Стены приземистого дома в толщину достигали четырех футов, бревенчатые стропила и балки были связаны ремнями из сыромятной кожи, предварительно намоченными водой. Высохнув, кожа прочно стянула бревна, а сами ремни стали твердыми, как железо, и время почти не оставляло на них следов. Такой метод строительства имеет только один недостаток. Если в доме заведутся крысы, они могут сгрызть кожаные крепления.
Дом Санчесов, казалось, рос прямо из земли, и в атом была своя прелесть. Бордони приспособили старый дом под коровник. Эмигрант, швейцарец, мистер Бордони сохранил присущую его нации страсть к чистоте. Толстые глинобитные стены не внушали ему доверия, и он построил неподалеку обычный каркасный дом, а из глубоких оконных проемов старинного дома Санчесов выглядывали коровы.
Детей у четы Бордони не было, и когда миссис Бордони в расцвете лет скончалась, ее мужа охватила тоска по родным Альпам. Он мечтал поскорее продать землю и вернуться в Швейцарию. Торопиться с покупкой Адам не желал, а Бордони к тому же запрашивал большую цену и, действуя испытанным способом, притворялся, будто ему наплевать, продаст он свое ранчо или нет. Бордони намного раньше Адама понял, что тот купит его землю.
Адаму не хотелось, чтобы он сам и его будущие дети кочевали. Он боялся, что купит какую-нибудь ферму, а потом ему приглянется другая, лучше, и все же его неотступно притягивала земля Санчесов. С появлением Кати он уверовал, что впереди у него долгая и счастливая жизнь. Тем не менее он тщательно взвешивал все до последней мелочи. На бричке, верхом и на своих двоих он обследовал каждый фут ранчо Бордони. Он сверлил коловоротом дыры, чтобы проверить, пощупать и понюхать землю под верхним слоем почвы. Он узнавал, что мог, о свойствах диких растений, встречавшихся ему в полях, у реки и в холмах. В местах посырее он опускался на колени в грязь и изучал следы животных: вот пума, а вот олень, вот койоты и дикие кошки, скунсы и еноты, куницы и кролики, а поверх всех этих следов — узор, оставленный лапками куропаток. Он бродил меж ив и платанов, продирался сквозь заросли ежевики, гладил стволы виргинских и карликовых дубов, земляничных деревьев и лавра.
Бордони, прищурившись, наблюдал за ним и знай подливал в стаканы красное вино из урожаев своего маленького виноградника, разбитого у подножия гор. Не было дня, чтобы Бордони отказал себе в удовольствии слегка накачаться после обеда. И Адам, никогда прежде не пивший вина, стал находить в нем вкус.
Снова и снова допытывался он у Кати, что она думает об этом ранчо. Ей оно нравится? Ей будет приятно там жить? Ее уклончивые ответы он не слушал. Он верил, что она разделяет его восторг. В холле гостиницы он толковал с мужчинами, приходившими посидеть у печки и почитать газеты, которые пересылались в Кинг-Сити из Сан-Франциско.
— Меня беспокоит только вода, — сказал он в один из вечеров. — Ведь нужен колодец, а глубоко ли там до воды, не знаю.
Его собеседник, фермер в грубых рабочих штанах, закинул ногу на ногу.
— Вам бы съездить, поговорить с Сэмом Гамильтовом, — посоветовал он. Сэм у нас в этом деле лучше всех понимает. Он и воду находит, и колодцы бурит. Все вам разъяснит. Половина колодцев в наших краях — его работа. Приятель фермера хохотнул.
— Еще бы Гамильтону про воду не звать. У самого то земля — сплошной камень.
— А как мне его найти? — спросил Адам.
— Я вам вот что предлагаю. Мне угольники железные нужны, и, стало быть, я все равно к нему поеду. Так что, если хотите, возьму вас с собой. Мистер Гамильтон вам понравится. Хороший человек.
— А уж пошутить — мастер, каких мало, — добавил его приятель.
3
На ранчо Гамильтонов Адам Траск и Луис Липло отправились в повозке Луиса. За спиной у них громыхали в дощатом кузове железные обрезки, а по обрезкам перекатывалась оленья нога, обернутая мокрой мешковиной, чтобы мясо не испортилось на солнце. В те годы, собираясь кого-нибудь навестить, обычно прихватывали с собой что либо из съестного, да побольше, потому что тебя непременно оставляли обедать, и ты не смел обидеть хозяев отказом. Но наезды гостей основательно истощали недельный запас продовольствия, и твой долг был восполнить причиненный ущерб. Привезешь четверть свиной туши или говяжий огузок — и всех делов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99