Мак упал ничком на матрац. Джим долго смотрел на
него. Наконец Мак спросил:
- Ты в чем-то меня обвиняешь?
- Нет. Просто думаю: вот сейчас, кажется, мы дрались и победили, и
тем не менее, как никогда, близки к поражению. Ведь мы сюда приехали,
чтобы помогать. Мак. А мы только все портим!
Мак грубо бросил:
- Не слишком ли высоко нас ставишь? Не переоцениваешь ли грошовый
успех? Полетит наша забастовка сейчас к чертовой матери - нам по
заслугам. Ведь и по сей день столько людей верят сказке о Благородном
Американском Рабочем, о его дружбе с Добрым Капиталистом. А теперь они
прозрели, поняли, как капиталисты о них заботятся, как могут их в два
счета, словно тараканов, из вести. А мы нашим ребятам показали,
во-первых, что они могут, а во-вторых, что должны делать. И последняя
стычка показала, что ребятам по силам. Видишь, каким стал Сэм после
забастовки во Фриско? Так вот, и наши парни будут кое в чем на него
смахивать.
- А хватит ли у них ума правильно рассудить?
- Дело не в уме, Джим. Ум здесь ни при чем. Кончится забастовка,
но в душах у ребят она еще долго бушевать будет. И рассуждать ни о чем
не придется, они нутром все почуют.
- Ну, а как, по-твоему, что же нас ожидает?
Мак почистил пальцем передние зубы.
- Думаю, вышвырнут нас отсюда, только косточки затрещат. Может,
днем сегодня, может, вечером.
- И что ж нам лучше: "исчезнуть" бесследно или все таки дать бой?
- Лучше - бой, если удастся ребят настроить. Разбегутся - и на
душе гадко у всех будет, а бой - даже проигранный - дело достойное.
Джим опустился на одно колено.
- Слушай, но ведь если они с пулеметами нагрянут, много наших
положат.
Глаза у Мака сузились, взгляд сделался холодным.
- Подойдем с другой стороны. Допустим, убьют кое кого из наших.
Нам это только на руку. Вместо каждого убитого в наших рядах десяток
новобранцев окажется. Вся страна в одночасье обо всем узнает, и народ
повсюду всполошится. Те, кто колебался, на нашу ст орону перейдут. А
удерем отсюда втихомолку, народ прознает, скажет: "Э-э, да они даже боя
дать не сумели!" А вся наша трудовая братия уверенность в своих силах
потеряет. Вот дадим бой, разнесется о нем молва, и другие забастовщики
тоже биться будут, окаж ись они в таких же условиях.
Джим подогнул и вторую ногу, сел на пятки.
- Я просто хотел ясности, вот и спросил. Но согласятся ли ребята
биться?
- Не знаю. Сейчас вряд ли. Еще в себя не пришли. А попозже, кто
знает. Подкинь им еще одного Бэрка и, чем черт не шутит, вдруг
поднимутся. Пьяный Бэрк очень кстати объявился. Сейчас, глядишь, еще
кто кровь прольет ради общего дела.
- Мак, если не хватает всего лишь крови, так я сорву сейчас
повязку - кровища рекой потечет.
- Чудной ты, Джим, - добродушно бросил Мак. - Все буквально
понимаешь.
- По-моему, ничего чудного нет.
- Еще как есть! Помнишь анекдот про даму, что покупала собаку? Она
спрашивает: "А вы точно знаете, пес чистокровный?" Владелец ей: "Точно!
Ну-ка, Оскар, покажи даме, какая у тебя кровь".
Джим слабо улыбнулся. А Мак продолжал:
- Нет, Джим, свою кровь побереги. Ты в нашем деле сотни ребят
стоишь.
- Ничего, небольшое кровопускание не повредит.
Мак беспокойно теребил нижнюю губу.
- Ты видел когда-нибудь, чтобы дрались сразу четыре или пять
собак?
- Нет.
- Просто если одну из них ранят или свалят наземь, остальные ее
непременно загрызут.
- Ну, и что?
- И у людей порой так же. Сам не знаю, почему. Выходит, док прав.
Он мне раз сказал: "Люди ненавидят что то в самих себе".
- Док - парень славный, но не больно-то помогли ему высокие
рассуждения. Они бесцельны, просто замкнутый круг.
- Как бы там ни было, его очень не хватает. Плечо у тебя еще
болит?
- Ни капли. Правда, я его пока берегу.
Мак поднялся.
- Давай-ка посмотрим. Снимай куртку.
Это оказалось делом непростым. Мак отковырнул пластырь, осторожно
разбинтовал плечо.
- Почти зажило. Только краснота кое-где. Все эти марли я выброшу.
До города бы поскорее добраться. Там врачи за дело возьмутся. А сейчас
пока чистым лоскутом перевяжу. - Он снова залепил повязку пластырем,
долго не отпускал руку, пока пластырь не нагрел ся и не "схватил"
повязку.
- Может, в городе и дока встретишь, - предположил Джим. - Он
больно чудно говорил перед тем, как пропал. Вдруг ему просто тошно
стало или страшно, вот он и дал деру - Давай-ка я помогу тебе в куртку
влезть. Чего сейчас о доке вспоминать! Если б ему тошн о стало, он бы
давно от нас откололся. Видел я его и под огнем! Страха он не знает.
В палатку тихо вошел Лондон и остановился. Вид у него был
озабоченный, даже испуганный.
- Надо ж, я его чуть не до смерти зашиб. Челюсть сломал. Боюсь,
умрет, если доктора не найти.
- Можно, конечно, в город его отправить, но, думается, не очень-то
ему там помогут.
- А как его жена разошлась! - продолжал Лондон. Кричит: "Засужу
вас всех за убийство! И забастовку вы, дескать, нарочно устроили, чтоб
мужа доконать!"
- И то не напрасный труд, - съязвил Мак. - Не очень то этот Бэрк
мне нравился. Больно на стукача смахивал. Как там ребята?
- Сидят по палаткам, сбылись твои слова: морды у всех кислые, как
у малышей, что леденцов объелись.
- Понятно, - кивнул Мак. - Столько сил потратили, что на неделю б
хватило. Надо б их накормить, если есть чем. Потом отоспятся, глядишь,
и отойдут. Ты, Лондон, совершенно прав: без доктора не обойтись. Как
дела у парня, что ногу вывихнул?
- Он тоже бочку на нас катит. Не так, кричит, ногу вправили.
Больше, говорит, ходить не смогу. Ребятам и без того невесело, а тут
еще всякие вопли да причитания.
- Да, мы совсем забыли про Альфа! - спохватился Мак. - Как у
него-то дела? Надо бы сходить проведать. Как, по-твоему, те, кого ты
при нем дежурить оставил, сбежали?
- Кто их знает, - пожал плечами Лондон.
- Наберем мы с полдюжины ребят, чтоб его навестить?
- Сейчас никого никуда не вытащишь. Сидят да на мозоли любуются.
- Ну и бог с ними. Один пойду! Альф - хороший малый.
- И я с тобой, Мак, - вызвался Джим.
- Нет, останешься здесь.
- Смотри, одному-то небезопасно, - заметил Лондон.
- Джим, прошу тебя, останься, - настаивал Мак. Вдруг нас обоих
схватят? И некому будет здесь наше дело продолжать. Так что оставайся.
- Нет, пойду. Хватит, насиделся, нанянчился со своей рукой.
Хочешь, сам оставайся, а я пойду.
- Ну, ладно, - сдался Мак. - Будем смотреть в оба, а ухо держать
востро. Постарайся, Лондон, ребят хоть не много в чувство привести к
нашему возвращению. Накорми
говядиной да фасолью, что осталась. Их, конечно, уже воротит от такой жратвы, но
какая-никакая, а все - пища. Уж скоро известие должно прийти и о тех машинах.
Лондон проворчал:
- А себе я, пожалуй, открою баночку персиков да ба ночку сардин.
Говорят же ребята, что у меня до потолка все консервами завалено.
Вернетесь и вас угощу.

15

Их встретил ясный солнечный день. Серыми и замызганными предстали
палатки в лагере, умытом чистым полуденным светом. С тех пор, как исчез
доктор Бертон, никто не убирал мусор, повсюду клочки бумаги, на
палаточных веревках развешаны комбинезоны. Мак с Д жимом вышли из
лагеря и зашагали полем - за ним начинался сад. У самых деревьев Мак
остановился, оглядел, сколько мог охватить глаз, окрестности.
- Джим, смотри в оба! Скорее всего, мы сваляли дурака,
отправившись одни. Отказал нам здравый смысл, он пристально вглядывался
в каждую яблоню, в долгие тенистые межрядья с солнечными прогалинками.
Ни звука. Ни шороха.
- Уж больно тихо. Я такой тишине не доверяю, - он потянулся и
сорвал с ветки маленькое, кособокое яблоко, оставленное сборщиками. -
Смотри-ка, вкусное. А я и забыл о яблоках. То, что под рукой, рядом,
всегда в последнюю очередь вспоминается.
- Никого пока не приметил, - доложил Джим. - Ни души.
- Мы пойдем по самой кромке сада, если кто вдоль рядов следит - нас
не заметит. - И оба, настороженно озираясь, скрылись под раскидистыми
яблонями. Порой теплый яркий солнечный луч выхватывал их из-под сени
крон.
- Мак, а как ты думаешь, можно когда-нибудь взять отпуск и укатить
туда, где никто нас не знает, и просто по сидеть в саду?
- Да тебе ж через два часа надоест, снова будешь в бой рваться.
- Мне всегда недоставало времени приглядеться ко всему вокруг.
Например, как лист из почки прорастает. Я ничего вокруг не замечаю.
Утром в палатке по полу ниточкой тянулись куда-то муравьи. Но мне
некогда было наблюдать за ними, о чем-то думал. А иной раз так хочется
целый день на букашек смотреть, просто бездумно смотреть.
- Спятишь ты с этими букашками, - бросил Мак. С людьми-то психом
станешь, а с букашками и подавно.
- Время от времени прямо оторопь берет: мы смотрим, но не видим.
Некогда. Жизнь пройдет, а я так и не узнаю, как, скажем, яблоко растет.
Шли они медленно. Мак обшаривал взглядом каждое дерево.
- Всего не узнаешь, не увидишь, - ответил он. - Я раз решил
отдохнуть, да и рванул в Канаду, в леса. Так дня через два примчал
обратно. По делу изголодался, по хорошей заварухе.
- И я когда-нибудь съезжу. Старый Дан прямо взахлеб про лес
рассказывал...
- Всюду не поспеешь, Джим! Всего не заграбастаешь. У нас есть
много такого, о чем Дан и не мечтал. Всюду не поспеешь. Вернемся днями
в город, и снова так потянет какуюнибудь бучу устроить, что хоть вой. А
пока рука не зажила, сиди и не рыпайся. Поселю
тебя в ночлежке, там клопов и всякой живности навалом, любуйся на здоровье. Ближе,
ближе к деревьям держись. А то выставился, как корова на холме.
- А хорошо здесь, - вздохнул Джим.
- Слишком уж хорошо. Того и гляди на засаду напорешься.
За деревьями уже маячил белый домик Андерсона с палисадом,
пламенела герань во дворе.
- Да нет здесь никого, - повторил Джим.
- Погоди, погоди, - Мак остановился, в последний раз оглядел
открытое место, вокруг дома черным квадратом пепелище; там, где был
амбар, и сейчас еще чуть заметно курится едкий дымок; одиноко высится
на пустыре белый водяной бак.
- Вроде никого, - решил наконец Мак. - Пойдем с черного хода.
Он попытался неслышно отворить калитку, но клацнул засов, и
заскрипели петли. Шаг-другой - и они уже на крыльце, обсаженном желтым
страстоцветом. Мак постучал.
- Кто там? - раздался голос из-за двери.
- Это ты, Альф?
- Я.
- Один дома?
- Один. Это кто?
- Да это я. Мак.
- Заходи. Дверь не заперта.
Они вошли в кухню. Альф лежал на узкой койке у стены. Он сильно
исхудал за последние дни. Кожа на лице обвисла.
- Привет, Мак. Я уж думал, никто меня больше не навестит.
Старик-то мой спозаранку уехал.
- Мы, Альф, давно уже к тебе собираемся. Идет дело на поправку?
- Все тело болит. А когда один - совсем невмоготу. Кто поджег
сарай?
- Горожане из "бдительных". Ты не представляешь, Альф, как мы вам
сочувствуем. Мы ж охрану выставили. Да их обманом отвлекли.
- Старик мой всю ночь успокоиться не мог. Все говорил, говорил,
меня поносил через каждые пять минут. И так всю ночь напролет.
- Мы очень сочувствуем.
Альф высвободил руку из-под простыни, почесал щеку.
- Я, Мак, все одно, с вами. А старик мой хочет вас отсюда
вышвырнуть. Поехал к шерифу, чтоб управу на вас найти. Говорит, вы
"нарушили границы частных владений", и потому вас надо выдворить.
Говорит, вот, послушал их, теперь расплачиваюсь. А мне велит убираться
ко всем чертям, если я и впредь с вами буду. Ой, Мак, он так разошелся!
- Этого я и опасался, Альф. Мы знаем, что ты с нами. Но что толку
еще больше досаждать старику? Была б какая польза - Другое дело. А пока
сделай вид, что ты на его стороне. А связь с нами будешь поддерживать.
Мне просто очень жалко старика.
Альф глубоко вздохнул.
- Я хотел, да боялся, что вы меня предателем посчитаете. А раз
так, конечно, скажу, что порвал с вами.
- Вот это дело! А уж в городе мы тебе такую рекомендацию дадим -
лучше не придумаешь. Да, чуть не забыл: док вчера вечером к тебе не
наведывался?
- Нет. А что?
- Да он пошел к тебе еще до пожара и с той поры не вернулся.
- Ну и дела! Что ж с ним стряслось?
- Боюсь, беднягу похитили.
- Они вас вокруг пальца то и дело обводят.
- Не без этого. Правда, мы сегодня утром с ними чуток
расквитались. Но случись твоему старику на нас на жаловаться, они
завтра же нас в порошок сотрут.
- Забастовка не удалась?
- Не в этом дело. Что мы задумали, то удалось. Борьба
продолжается. Альф. С отцом помирись, пусть думает что ты после всех
этих пожаров угомонился. - Мак прислушался. - Никак кто-то идет, - он
выбежал из кухни в комнату, выглянул в окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40