За самым
Кингстоном, на опушке леса, жили тетя и дядя Кипа, люди странные. Их
верования, привычки, заведенный в доме порядок пугали Кипа, казались
противоестественными - и необъяснимым образом меняли будничный облик
хозяев. Кип терпеть не мог ходить к ним в гости.
Мать Кипа, женщина неграмотная, с великим трудом читавшая по складам,
настояла на том, чтобы сын учился. Если ты научишься читать, твердила она,
ты научишься думать. Только тот, кто умеет думать, может выжить в этом
мире. И Кип взялся за учение. Пока какая-то женщина занималась с ним, отец
сидел отдельно от них в крохотной комнатушке, любуясь игрой света и слушая
призывный рокот далекого моря.
Кип уехал в Соединенные Штаты, во Флориду, и стал самостоятельно
зарабатывать себе на жизнь. Там с ним случилась неприятность: какой-то
ухмыляющийся белый с лошадиной физиономией напал на него, избил и забрал
все деньги, которые Кип заработал, подметая полы в общественном бассейне
Майами. Это переполнило чашу его терпения. Днем он жадно впитывал все, что
мог увидеть и услышать на улице, а по ночам взахлеб читал книги, все,
какие сумел купить или одолжить. Некоторые из них произвели на него
сильнейшее впечатление - например, "Длинная рука закона", повесть о жизни
лондонских "бобби". И вот Кип на борту океанского лайнера пересек
Атлантику, сошел на берег в Ливерпуле и устроился матросом на портовый
буксир. Поначалу было трудно, белые "старички" с буксира всячески
насмехались и издевались над ним, но постепенно Кипу удалось завоевать
если не их дружбу, то по крайней мере уважение - ведь он работал за троих.
Потом, на счастье Кипа, британское правительство развернуло программу
защиты правопорядка, и в шестидесятых он вернулся на острова в офицерском
чине, получив образование и накопив жизненный опыт. На Больших Багамах он
встретил свою будущую жену, потом родился их первенец, Эндрю. Потом Кипу
предложили стать констеблем на Кокине. Он принял предложение в силу
неопределенности будущих обязанностей, а также из желания сделать в этой
жизни хоть что-нибудь стоящее.
Жизнь на Кокине показалась им с Майрой прекрасной, мирной и
спокойной, и они остались. Сразу после того, как они переехали, родилась
Минди, а еще через пять лет Эндрю - ему тогда уже сравнялось семнадцать -
на борту китобойного судна отбыл в Штаты, чтобы найти свою дорогу в жизни.
Кип увидел, что все повторяется, но, хотя очень скучал по сыну, понимал:
не стоит отодвигать неизбежное. Таков уж этот мир.
Баркас выключил двигатели и причалил к пристани. Мальчишки привязали
швартовы к специальным тумбам. Мур взял Кипа под руку:
- Смотри, кто идет.
- Его превосходительство пожаловали, - хмыкнул Кип, наблюдая за
приближавшимся к ним негром в темном костюме и белой рубашке.
Мур перелез через борт и спрыгнул на пристань. Неподалеку двое
готовили наживку для предстоящей рыбалки. Их ножи были в крови. Работая,
они время от времени поглядывали на странный объект, застрявший среди
рифов.
- Что это? - спросил у Мура негр с блестящим золотым зубом во рту. Он
покосился на риф. - Повезло кому-то, большую рыбину поймал...
- Верно, - отозвался Мур. - Рыбка чертовски большая.
- Мур! - окликнул человек в темном костюме, пробираясь между
штабелями ящиков и контейнеров, сохнущими сетями и бочками с рыбьими
потрохами, облепленными мухами.
Кип следом за приятелем вышел навстречу мэру. Нюх у Рейнарда был, как
у ищейки: стоило произойти чему-нибудь такому, что Кип представал не в
лучшем свете, и мэр оказывался тут как тут.
- Откуда это? - поинтересовался Рейнард у Мура, глядя поверх плеча
Кипа на силуэт лодки у Кисс-Боттома. Мэр щеголял в чистом, опрятном
костюме, но тугой узел темно-синего галстука был вывязан из рук вон плохо,
а воротник и рукава рубашки заметно обтрепаны. Когда он хмурился, морщинки
у носа и ниже редкой седой шевелюры превращались в глубокие трещины,
отчего лицо Рейнарда приобретало сходство со старым написанным маслом
портретом.
- Боже милостивый! - воскликнул он, не глядя ни на хозяина гостиницы,
ни на констебля. - Вы знаете, что это такое?
- Она всплыла из Бездны, - ответил Мур. - И - да, я знаю, что это...
- Она открыта? - повернулся мэр к Кипу.
- Нет.
- Похоже, застряла? Благодарение Господу, что она не пришла в гавань,
а то нам пришлось бы чертовски дорого платить за это, джентльмены. Отсюда
она кажется совершенно невредимой...
- Да, - согласился Мур. - Все две сотни футов.
Мэр скривился, словно проглотил что-то горькое.
- Что вы намерены предпринять, констебль?
- Еще не знаю. До поры до времени мы здесь в полной безопасности.
Пока это судно не снялось с рифа...
- А нет ли способа снова утопить его? - спросил Рейнард, переводя
взгляд с одного собеседника на другого.
- Можно было бы вскрыть все люки или проделать дыру в днище, -
ответил Кип. - Но я не уверен, что мы рискнем это сделать. Есть законы о
спасенном или найденном имуществе, и с ними необходимо считаться. Пожалуй,
выходит, что эта посудина - собственность Дэвида...
Мур взглянул на него. Он впервые подумал о такой возможности. И
верно, он обнаружил эту лодку и в некотором смысле собственноручно выкопал
ее из песков Бездны. Конечно, ее трудно было поставить в один ряд с теми
вещами, на которые он обычно пытался заявлять свои права как на спасенное
имущество, - некоторые подводные лодки скорее подходили под категорию
исторических реликвий. Но эта по-прежнему была в хорошей форме и на
поверхности... об этом стоило подумать.
- Кроме того, - продолжал Кип, - это странное судно. Ни одного
опознавательного знака или метки, но, смею вам заметить, очень многие
историки и военно-морские музеи проявят к нему большой интерес. Так что я
не спешил бы возвращать его в морские глубины. Если хочешь, Дэвид, я
специально для тебя могу написать свидетельство. Сомневаюсь, что там
внутри есть хоть что-то, что не рассыпалось бы при первом же
прикосновении, однако прекрасную бронзовую табличку в каком-нибудь музее
мы точно получим...
- Я хочу, чтобы этот корабль исчез с моего рифа, - сердито пробурчал
мэр. - Мне не нравится, что он так близко от гавани. А вдруг там
что-нибудь взорвется?
- Говорю вам, мы ничего не станем предпринимать, пока хорошенько не
обдумаем все возможности и последствия, - решительно заявил констебль. - Я
мало смыслю в подводных лодках и взрывах, но думаю, что трогать эту
посудину с места не стоит: беды не оберешься. Лучше оставить ее, где она
есть.
Рейнард достал из заднего кармана платок и отер блестящие от пота
щеки и лоб:
- Лучше б она вообще не всплывала. Гнила бы на дне с другими - мало
ли здесь тонет кораблей! Так нет же, нате вам, повисла на Кисс-Боттоме,
точно черная пиявка! Господи, да я в жизни ничего подобного не видал!
- А нет соображений, что это может быть за корабль? - спросил его
Мур.
- Я приехал сюда только после войны, - с некоторым вызовом проговорил
мэр. - Мне неизвестно, что именно лежит на дне Бездны, вероятно, всякий
хлам. Но этот корабль... Не знаю, что и думать.
- Может, рыбаки что подскажут, - сказал Кип. - Но сперва, Дэвид, надо
сходить в бюро находок, сделать заявление. А уж оттуда двинем к рыбакам...
Они с Муром пошли с пристани. Рейнард крикнул им вслед:
- Не забывайте, эта лодка - не только ваша, но и моя проблема. Я за
него отвечаю и возлагаю полную ответственность на вас двоих...
- Понятно, - отозвался Кип.
Пробравшись сквозь толпу островитян, бежавших из деревни на пристань,
поглазеть на диковинку, они с Муром сели в старенький полицейский джип,
припаркованный в тени высоких пальм. Кип завел мотор и поехал по
Фронт-стрит, где по обочинам в беспорядке теснились рыбачьи хибарки из
дранки, к пересечению с Хай-стрит, которая вела прямо к центральной части
деревни. Они миновали квартал баров, вереницу мелких магазинов и покатили
в сторону Сквер, где помещался полицейский участок.
Худой угрюмый негр в рабочем комбинезоне проводил взглядом
промчавшийся по Хай-стрит джип констебля и вновь уставился на гавань и на
то, что - он сам видел - вынес на рифы океан. Лопни мои глаза, это
корабль, сказал он себе и дрожащими пальцами поднес к губам самодельную
папиросу. Это наверняка тот самый корабль, _т_о_т _с_а_м_ы_й_. Но ведь то
было так давно... тридцать пять, сорок лет назад... и вот эта сволочь
всплыла из Бездны. Нет, быть того не может, чушь. Как он мог подняться
оттуда?.. Но ведь я вижу его и, Господь свидетель, узнаю... Он бросил
окурок на землю, придавил носком башмака и медленно побрел по Хай-стрит -
мимо баров, мимо людей, глазевших на него со ступенек парадных крылечек,
мимо девиц легкого поведения, слонявшихся по центру поселка в поисках
клиентов. Обычно он не упускал случая воспользоваться их услугами,
особенно когда видел стройную высокую азиатку из Олд-Мэнс-Ки, которая
появилась на острове несколько дней назад, чтобы подзаработать на поездку
на Тринидад. Но сейчас ему было не до развлечений.
Свернув на Фронт-стрит, он миновал столпившихся у входа на пристань
островитян, которые обсуждали появление на рифах Кисс-Боттома загадочного
корабля. По глазам нескольких старых рыбаков он понял, что они знали
правду, но не хотели ее знать, как не хотел ее знать он сам. Пристань
осталась позади; он шел теперь мимо рыбацких хибарок. Из-под облупленной
стены на него с яростным лаем кинулась черная собака. Он прогнал ее. Он
шел туда, где за деревней вставали густые, буйные зеленые джунгли, где
высоко в красноватых кронах деревьев, похожих на кухонные ершики, щебетали
птицы и где Фронт-стрит превращалась в песчаную колдобистую тропинку. Он
уходил все дальше, углубляясь в чащу под пронзительные, печальные крики
птиц. Обогнув заросли колючего кустарника, он увидел впереди церковь.
Церковь была небольшая, приземистая, с высоким шпилем. Здесь
заканчивалась Фронт-стрит. За церковью было кладбище, обнесенное оградой
из заостренных кольев, а сбоку к ней примыкал курятник. На кладбище давно
проникли джунгли, они держали деревянные надгробия цепкими, корявыми
зелено-бурыми пальцами. Стены церкви пестрели рисунками и надписями: здесь
были рожи, цифры, обведенные кружком, и всевозможные имена - Эрзули, Зок,
Легба. Широкие, жирные потеки черной и красной краски спускались к самой
земле. Два церковных окна, закрытые кем-то, как видно, совсем недавно,
были разбиты.
Негр приблизился ко входу, взялся за простой металлический дверной
молоток и тихо стукнул в дверь.
Тишина.
Он приложил ухо к двери, потом снова легонько стукнул по филенке.
- Ваше преподобие, это Томас Лэйси! - сказал он через несколько
мгновений.
Последовала длительная пауза, слышалось лишь пение птиц и шелест
листвы под ветерком. Потом загремел отодвигаемый засов. Дверь
распахнулась. В проеме возникло скуластое лицо с козлиной бородкой и
большими, как плошки, глазами за стеклами очков в роговой оправе. Показав
глазами: входи, его преподобие с заметным французским акцентом пригласил:
- Прошу!
Томас вошел в помещение с голыми полами и длинными рядами деревянных
скамей. В центре был алтарь, а где-то сбоку - хоры. Пахнуло пылью,
сыростью и старением; аромат ладана едва пробивался сквозь табачную вонь.
Когда священник захлопнул за Томасом дверь, церковь погрузилась в темноту,
лишь слабые лучики света проникали через разбитые створки окон, бросая на
стены тусклые неясные тени. Его преподобие поставил засов на место и
повернулся к посетителю:
- Что вам угодно?
- Я насчет того, что выплыло из моря, - едва слышно заговорил Томас,
но даже его тихий голос эхом отразился от стен церкви и наполнил ее, как
дым - коробку. - Насчет того, что сегодня выбросило на рифы Кисс-Боттома.
Глаза его преподобия, темные стеклянные шарики, плавающие в
желтоватой белизне, сузились. Его длинное, на вид хрупкое тело склонилось
к Лэйси:
- Что-что? Простите, мне некогда.
- Один белый по имени Мур сегодня нырял в тех местах, - продолжал
Томас, пытаясь говорить медленно. - Он поднял это на поверхность, он
откопал это на дне. Вы говорите, оно, мол, давным-давно сгинуло. Но
сейчас, вот сейчас вот, эта пакость на рифе...
- Чепуха! - не дрогнув, проговорил по-французски его преподобие.
Почти все его лицо пряталось в тени, видны были только шевелящиеся губы.
- Корабль! - сказал Томас, и капелька слюны выступила в уголке его
рта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41