- Теперь это всего-навсего мертвая груда металла...
Бонифаций медленно повернул голову к констеблю:
- Мертвая? Нет. Вовсе нет. Она просто ждет. Умоляю вас, заклинаю вас
всем святым: верните этот корабль в Бездну.
- Ради Бога! - воскликнул Кип, выведенный из себя настойчивостью
этого человека и пуще того смущенный силой, светившейся в его взгляде. -
Вы так долго проповедовали свое вуду и занимались спиритизмом, что теперь
в этой груде металлолома вам мерещатся духи и призраки!
Некоторое время священник молча переводил взгляд с Кипа на Мура,
словно оценивал, насколько сумел убедить и напугать их.
- Храни вас Господь, - наконец негромко проговорил он. - Мне пора -
нужно позаботиться о теле несчастного Кифаса, - он повернулся и пошел
прочь от них, вверх по берегу, прочерчивая песок перед собой концом черной
трости. На небольшом пригорке священник приостановился, чтобы бросить
последний взгляд на подводную лодку, после чего скрылся в лабиринте
дощатых лачуг, теснившихся вдоль Фронт-стрит.
Кип заметил, что Мура как будто бы что-то тревожит.
- Не слушай его, - сказал он приятелю. - Суеверия давно стали его
второй натурой. Но будь я проклят, если понимаю, как эта сволочь слезла с
рифа и вперлась в мою гавань.
На другой стороне гавани готовились отойти от торговой пристани
траулеры. Уже были отданы швартовы, грохотали двигатели, перекрикивались
рыбаки. Подводная лодка почти не оставила места, чтобы выйти из бухты в
открытое море. В небе, сулившем погожий день и ясную лазурь, повис
раскаленный желтый шар солнца, и огромная субмарина, несколько мгновений
назад казавшаяся мрачным призраком (впечатление усиливали водоросли,
намытые морем на корму и свисавшие с лееров) превратилась в обычное
разбитое штормом судно.
- Не подбросишь до конторы? - спросил Кип. Мур кивнул, и они
двинулись в сторону пикапа. - Плохо дело, - пробормотал констебль. -
Сейчас, верно, уже весь остров знает о том, что произошло... и, будь
уверен, Бонифаций не упустит случая укрепить свое влияние среди местных.
Нужно хоть что-нибудь сделать с этой лодкой, Дэвид. Нельзя оставить его
гнить здесь, но я ни за что на свете... - Кип вдруг умолк: луч солнца
блеснул в отдалении на жестяной крыше заброшенного дока. Нет, это было бы
чертовски рискованно... Более рискованно, чем бросить эту лодку на отмели
без присмотра?
Светло-зеленое оштукатуренное здание кокинского отделения полиции
выходило на деревенскую площадь. В центре площади, посреди небольшого
овального скверика, где росли карликовые пальмы - "пальметос" - высилось
носящее на себе следы карибских бурь гранитное изваяние: негр с занесенным
огромным гарпуном. Скульптура эта изображала вождя карибских индейцев по
имени Чейн - в 1600 году он возглавил народную армию и дал отпор пиратам,
пытавшимся захватить Кокину и превратить ее в свою крепость. Памятник
Чейну поставили англичане - в знак того, что желают мира с туземцами.
Племена карибских индейцев жили на островах за сотни лет до того, как нога
первого английского поселенца ступила на эту землю; они пробавлялись
плодами земли и моря и держались особняком - пока не чувствовали угрозу, и
тогда оказывалось, что в гневе они страшны. Стало ясно: этот народ лучше
оставить в покое (особенно если вспомнить, сколько британских поселенцев
сошло здесь в могилу во цвете лет). Сейчас на островах, в общем, царили
мир и покой; Мур мало знал о нынешней жизни аборигенов.
На другой стороне площади пестрели яркими красками "Бакалея для
всех", кафе, "Все для моряка" Лэнгстри, рынок под открытом небом, куда
вывозили по субботам свою продукцию фермеры из внутренних районов, и
местный хозяйственный магазин. Грязные улицы, подрезая владения джунглей,
вели к новым кварталам убогих домов. Совсем рядом вставала стена буйной,
сочной густой зелени.
Кокина, не один десяток лет служившая яблоком раздора между Британией
и Францией, была совсем невелика - пятнадцать миль в окружности, население
около семисот человек. На заре эпохи колонизации, в середине шестнадцатого
века, остров вместе с дюжиной других клочков суши, пятнавших синие воды
Карибского моря, принадлежал Испании. Время шло; испанская корона как
будто бы позабыла об острове - и спустя столетие над Кокиной заплескался
британский флаг: Британия отвоевывала Карибы ради плантаций сахарного
тростника и табака. Когда местные плантации доказали доходность
предприятия, в дело вмешалась Франция. Дальше история островов развивалась
бурно, по спирали, периоды дипломатических контактов сменялись эпохами
морских сражений и наоборот, пока, наконец, Британия не воцарилась на
Карибах безраздельно. В джунглях и по сей день сохранились дома
плантаторов, хотя их каменная кладка давным-давно пошла трещинами, в
которых пустили цепкие корни новые хозяева - лианы и вьюнки. Бродя по
длинным обветшалым коридорам, по пустым, призрачным комнатам, Мур иногда
явственно представлял себе ту прежнюю жизнь: местные землевладельцы
озирали из огромных окон зеленые поля, шхуны под тугими от ветра парусами
бежали по океанским волнам с новым грузом для матери-Англии... Кокина была
удачным вложением британского капитала, пока индейцы-карибы не подняли
мятеж и не перебили почти всех плантаторов.
Остров получил свое название за то, что очертаниями напоминал
раковину-кокину, к тому же в прибрежной полосе здесь водилось великое
множество разнообразных двустворчатых моллюсков. Их вымывало приливами, но
они вновь торопливо зарывались в спасительную влажную прохладу песка,
выдавая свое присутствие лишь цепочкой мгновенно лопающихся пузырьков на
воде.
Арена двухсотлетней борьбы между Англией и Францией, Кокина стал
домом для Дэвида Мура. Возможно, не навсегда, но пока Дэвиду здесь было
хорошо.
Боже, как быстро летят годы, думал он, подъезжая к площади. Вдруг
ожили события и переживания последних лет. Память Мура, точно шулер -
крапленого туза, держала их в рукаве и теперь разом обрушила на Дэвида
семь лет, промелькнувшие с тех пор, как его налаженный, уютный мирок
рухнул, смятый в одночасье, а самого Мура прибило к этим берегам, обрушила
на него все то, что он подсознательно избегал вспоминать - ураган,
взявшийся словно бы ниоткуда, грозовые тучи в небе над Чесапикским
заливом, буйство высоких серых валов с белыми гребнями... Обрывки видений,
осколки переживаний, смутные картины неизменно наполняли Мура глухой
клокочущей яростью, и тогда он сознавал, что в любую минуту безмятежное
течение человеческой жизни может быть нарушено, надежда убита, а твердая
почва уйдет из-под ног, словно прогнившая половица.
- С тобой все в порядке? - Кип осторожно дотронулся до руки Мура. -
Ты только что проехал мимо моей конторы. Притормози.
Мур стряхнул воспоминания.
- Верно. Надо же...
Он развернул пикап и остановился перед конторой Кипа.
- Ты завтракал? - поинтересовался Кип.
- Еще нет...
- Тогда заходи. Сковородка есть, сейчас что-нибудь спроворим. -
Констебль открыл дверь, и Мур вошел. В заставленной всякой всячиной
конторе Кипа негде было повернуться. Рабочий стол, на нем - лампа,
несколько стульев, книжная полка с юридической литературой, позади стола -
запертый оружейный шкаф, за стеклами которого виднелись два ружья. На
стене в рамочках красовались приказы кингстонского управления о присвоении
Кипу очередных званий и почетные грамоты, а чуть ниже - вид кокинской
гавани с двумя торговыми судами, рисунок пятилетней Минди, дочки Кипа.
Краски были яркие, а мачты судов напоминали телеграфные столбы. Место у
противоположной стены занимали большой шкаф и серые стеллажи с папками.
Вторая дверь, со стеклянным глазком, вела к двум камерам.
Кип раздернул шторы - в комнату хлынул солнечный свет, - приоткрыл
окна, впуская в душную контору ветер с моря, и отправился в дальний угол,
к маленькой раковине. Над раковиной висела полка с чашками и тарелками.
Рядом с посудой примостились электроплитка (Кип снял ее с полки и включил
в розетку) и портативный холодильник. Порывшись в холодильнике, констебль
достал пару яиц и отрезал несколько полосок от куска бекона.
Мур уселся на стул перед столом констебля и закрыл лицо руками. Потом
он устало вздохнул.
- Да что с тобой? - спросил Кип. - Не выспался? - Он бросил бекон на
сковородку и улыбнулся. - Ясно-понятно, дружочек. Слишком бурно провел
прошлую ночь...
- А ты откуда знаешь?
- Мне положено знать обо всем, что происходит в округе, - Кип взял с
полки две чашки и сполоснул их под краном, хотя те были абсолютно чистыми.
Залив воду в чайник, он стал ждать, чтобы подрумянился бекон. - Хватит уже
травить себя консервами, Дэвид. Думаю, Майра что-нибудь для тебя
придумает...
- Да она задушила бы тебя, если б это услышала...
- Возможно. - Кусочки бекона на сковороде начали скручиваться,
комнату наполнил аромат жареного мяса. Кипу как констеблю помимо прочего
вменялось в обязанность следить за тем, чтобы арестованные пребывали в
добром здравии, то есть обеспечивать им трехразовое питание, но бюджет
участка не позволял брать готовые обеды в кафе. Некоторое время Кип
молчал, занятый приготовлением завтрака, потом наконец сказал: - Вчера
вечером я звонил брату в Кингстон.
- И?..
- Без толку; сперва Сирил подумал, что я его разыгрываю, и мне
пришлось долго убеждать его в обратном. Но, как бы ни развивались события,
Сирил обещал проследить, чтобы газетчики ничего не разнюхали. - Кип вилкой
снял бекон со сковороды и разложил на тарелки, потом вылил на сковороду
яйца и дал им немного поджариться.
- Не нравится мне все это, - тихо буркнул Мур.
- Что именно?
- Подводная лодка. Что заставило ее поплыть? Что случилось с
командой?
Приподняв сковороду с яичницей, Кип через плечо оглянулся на Мура:
- Что случилось с командой?..
- Интересно, что за люди там служили и почему они оказались так
далеко от дома?..
- В самом начале войны карибские воды просто кишели немецкими
подводными лодками, - напомнил Кип. - А насчет команды не тревожься. Почти
все они, вероятно, благополучно состарились и спокойненько сидят себе у
камина, вытянув ноги в мягких шлепанцах, попыхивают трубкой, прихлебывают
пивко и плетут небылицы о прошедшей войне. На вот, держи, а я поставлю
чайник.
Мур взял у него тарелку.
- Но люки были задраены. Как же они выбирались из лодки?
Кип пожал плечами:
- На этих старых посудинах есть аварийные выходы - боюсь соврать,
специалист по подлодкам из меня не ахти, но, кажется, что-то вроде
аварийных люков. А ты так и будешь любоваться яичницей или все-таки поешь?
Мур ковырнул вилкой глазунью:
- Знаешь, мне кажется, куда безопасней будет просто смотреть на
нее...
Засвистел чайник; Кип заварил чай, передал одну чашку Муру, уселся за
свой стол и приступил к еде.
- Знаешь, что самое неприятное? - мрачно проговорил он с набитым
ртом. - Мне надо сходить к жене Кепхаса, но будь я проклят, если знаю, что
ей сказать! Черт побери! Один шанс на миллион, что этот несчастный случай
повторится, - Кип скрипнул зубами. - Меня беспокоит Бонифаций. Сам-то он
абсолютно безвреден, но на Кокине очень многие прислушиваются к его
словам. Ни к чему, чтобы он поднял тревогу из-за этой лодки. Ты, наверное,
не раз слышал в джунглях барабаны. Одному Богу известно, чем там
занимается Бонифаций во время своих чертовых церемоний. Разумеется, все
это противозаконно, стоит мне захотеть, и я раз навсегда положу этому
конец... но я не хочу. Мне плевать, каким богам молятся островитяне - лишь
бы все было спокойно. Но запугивать людей всякой чушью не дам. - Кип
яростно накинулся на яичницу и вдруг оттолкнул тарелку. - И что Бонифацию
с его боженькой было не остаться на Гаити...
- Кстати, а почему он там не остался?
Кип допил чай.
- Какая-то местная свара. - Он начал скатывать себе сигарету из
местного табака. - Думаю, не поделил территорию с другим
проповедником-вудуистом. Вот слушай, что мне удалось собрать буквально по
крохам: дом Бонифация сожгли, а его семья бежала в джунгли. Вскоре второго
колдуна-"хунгэна" нашли в бухте Порт-о-Пренса с полным брюхом гвоздей.
Полиция вышла на след, но ничего не сумела доказать - знаешь, как бывает.
Однако у покойного хунгэна отыскались очень влиятельные друзья. Началась
охота за головой Бонифация. Как бы то ни было, ему пришлось покинуть Гаити
и некоторое время скитаться по всем Карибам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41