И я это изменил.
Валерий откинулся в кресле. Н-да. Что и говорить, хорошо герою западного боевика. Он берет штурмом гнездо наркоторговцев, крошит в мелкую щепку всякую упившуюся нечисть, предпочтительно изнасиловавшую пару заложниц или заложников, сжигает кокаин на одном большом костре и пляшет вокруг, размахивая надувным гранатометом и повторяя: «Я самый справедливый!» Легко быть справедливым, когда крошишь в щепку уродов.
А тут кого крошить в щепку?
Людей, которые спасли завод?
— Кто убил Игоря? — спросил Сазан.
Санычев опустил глаза. Губернатор нервно постукивал пальцами по столешнице. Сазан мельком взглянул на него, Жечков смутился и убрал руки.
— Я, — спокойно сказал Чердынский.
Двумя пальцами вынул сигарету изо рта, взмахнул ею в воздухе и неторопливо затушил в стеклянной пепельнице.
— Игорем занимался я, — повторил Чердынский, — точно так же, как и Корзуном. Эти двое, — небрежный кивок в сторону менеджеров, — были поставлены перед фактом. Когда об этом зашел разговор, Демьян Михайлович был категорически против. Просто устроил мне истерику. И до, и после.
— То есть отъезд в Америку был только предлогом? — уточнил Сазан. — Ты убил Игоря, чтобы вернуть себе Яну?
Чердынский брезгливо дернул ртом.
— Я не принимаю деловых решений из-за женщин. Игорь был опасен. Он нам здесь, в России, все сломал — вон Жечков из-за него нам изжогу принялся устраивать. Неужели ты думаешь, что он молчал бы в Америке?
Валерий небрежным жестом сунул руку под пиджак. Чердынский слегка побледнел.
— Валера, я тебя прошу, подумай о Яне. Она не переживет. Она снова колоться начнет, это я тебе гарантирую, я врач… Получится, что у нее убили двух мужчин за три недели…
— Я не принимаю деловых решений из-за женщин, — сказал Сазан.
Выстрел в звуконепроницаемом помещении был оглушителен. Пуля попала Чердынскому точно в переносицу, вдавив внутрь дужку очков. Толстые стекла и ошметки кожи брызнули во все стороны. Чердынский медленно завалился в кресло.
Ствол в руках Валерия плавно качнулся. Теперь дуло глядело прямо в лоб Санычеву.
— Ты меня кинуть хотел, да? — сказал Валерий. — Ты убил Игоря. Ты убил человека, которого сам звал молодым Менделеевым. А потом ты три недели измывался надо мной и тыкал мне в лицо своей честностью…
Директор прерывисто дышал. Гаибов, рядом с ним, сидел совершенно неподвижно. Перед дулом пистолета в обрусевшем таджике вновь проснулся восточный человек: Гаибов слегка улыбался, и его черные, как миндалины, глаза были безразличными и отрешенными, как глаза дервиша, который готовится идти по углям.
— Ты, лох, хотел развести меня — бандита? — продолжал Валерий. — Ты…
Санычев захрипел и медленно стал сползать со взбитых подушек. На этот раз он не прикидывался. Гаибов вскочил.
— Сесть! — заорал Сазан. Ствол дернулся в направлении таджика.
Гаибов, не обращая внимания, хлопотал над старшим товарищем.
— Демьян, Демьянушка, — жарко шептал он, — ничего, мы сейчас укольчик.
Сазан кивнул. Муха молча захватил руки Гаибова и поволок его прочь от свалившегося на пол директора. Гаибов отчаянно забился, но куда там! Его сжимали уже двое — железной хваткой, и пожилой таджик не смог бы справиться ни с одним из этих быков.
Губернатор вскочил со своего стула и кинулся к потерявшему сознание директору.
— Назад, — велел Сазан.
Жечков обернулся. Валерий увидел побелевшее от гнева лицо.
— Убери пушку, бандит, — заорал Жечков. — Демьян, ну прошу тебя, Демьян, о черт, да есть тут кто-нибудь врач…
Но единственный врач, бывший в этой компании, молча сидел в кресле с развороченным затылком. Жечков в отчаянии бросился к Сазану.
— Убирайся, понял? — заорал Жечков. — Я не дам тебе гробить завод, понятно? Это мой завод! То есть — это наш… восемь тысяч рабочих…
— Забыл, как они тебя гробили? — спокойно сказал Сазан. — Статьи в «Тарском вестнике» забыл о себе и своих замах? Ты не понял, что я тебе объяснил? Демьян меня развел, чтобы я тебя пристрелил. Ты поверил тому, что тут Чердынский сказал насчет того, что эти двое Игоря не убивали? А когда Санычев тут из себя инфарктника разыгрывал днем, он тоже не знал, что делает? Они убили Колунова и сказали, что это сделал ты! Они взорвали «Волгу» и сказали, что это сделал ты! Эти двое мне тебя заказали, вьехал? И хотели еще сэкономить на оплате…
Жечков, совершенно белый, опустился на колени рядом с Санычевым.
— Валера, — сказал губернатор, — я не могу… Четверть бюджета… Если ты убьешь Демьяна, тебе и меня придется пристрелить. Или я тебя посажу за Демьяна.
Валерий молча повернулся и вышел из комнаты.
— Вызови «скорую», — бросил он Мухе. На мгновение остановился подле Гаибова.
— И еще. Если вздумаете на меня охотиться, все документы уйдут «Ланке». Я вам тут гарантирую полный букет, от мирового скандала до операции американских спецназовцев…
ЭПИЛОГ
— Господи, Валерочка, как я рада, что ты приехал! А ты вроде поздоровел, а то такой бледный был два месяца назад! Видишь, у нас тут уже клубника цветет, а в Москве как? В Москве, наверное, холоднее?
Валерий Нестеренко, улыбаясь, стоял на песчаной дорожке, ведущей к дому генерального директора. Дело было спустя два месяца после описываемых событий, в середине мая. Снег с директорского участка давно стаял, обнажив неухоженную черную землю, кое-где засыпанную строительным мусором — типичный пейзаж новорусского участка.
Возле дорожки эта черная земля была уложена в грядочку и испещрена аккуратно вырытыми ямками. При каждой ямке лежал саженец низкорослой японской айвы, и в начале дорожки красовалось ведерко с золой и другое — с аммофоской.
Сразу за забором, на тщательно забетонированной площадке, предназначенной для машины Санычева, стояли два темно-вишневых джипа с московскими номерами. Валерий, в джинсах и светлой майке-безрукавке, стоял рядом с дверцей, а рядом с ним улыбалась Виктория Львовна. Руки ее, в резиновых перчатках, были по локоть обсыпаны жирной землей, и издали ее стройная фигурка в перепачканных землей брюках и старой рубашке казалась совсем девичьей. Только вблизи хорошо были заметны и лапки морщинок, разбегающихся от глаз, и рано поседевшие волосы, упрятанные под тугую косынку.
— Да что же мы здесь стоим! Заходи в дом.
На летней веранде было уже тепло и дремотно. Яркое майское солнце сияло сквозь настежь распахнутые французские окна, в стеклянную перегородку билась проснувшаяся жирная муха, и за ней плотоядным взором следил толстый рыжий кот.
Виктория Львовна, отряхивая вымытые руки, опустилась в плетеную качалку у столика, крикнула куда-то в раскрытую дверь:
— Антон! Поставьте нам, пожалуйста, чаю! Потом Дема приедет, мы ужинать будем, а сейчас просто чаю.
Валерий, перегнувшись через ручку кресла, гладил рыжего кота. Тот испуганно косил на незнакомого человека глазом, но не убегал.
— Ты останешься на ужин? — спросила Виктория Львовна. — К нам Жечков ужинать приедет, он часто приезжает, почти каждую неделю…
— Помирились, стало быть? — с едва заметной усмешкой спросил Валерий.
— Помирились, — кивнула Виктория Львовна, — сразу после того, как Демьян заболел… У него же инфаркт был, сразу после покушения, совершенно ужасный, он неделю еле дышал. Ты-то уехал, а вот Виктор Гордеич очень хорошо себя повел. Представляешь — чуть ли не каждый день в больницу ездил, меня утешал, говорил, что все будет хорошо… А выиграл он выборы, знаешь, с каким отрывом? В первом туре семьдесят процентов набрал…
Виктория Львовна помолчала, а затем проговорила:
— Виктор Гордеевич сказал, что вся беда вокруг завода началась из-за этого… Колунова. Хоть и грех так говорить, а как только его убили, так все сразу и нормально стало.
И Виктория Львовна посмотрела на Валерия немного сбоку, настороженно и лукаво, как будто ожидала, что старый приятель Игоря вот сейчас сощурится, подмигнет и признается, что Колуна пристрелил он.
— Никто заводу больше не докучает? — спросил Валерий.
— Совершенно никто не докучает, — сказала Виктория Львовна. — Нам опять льготную электроэнергию дали. Этот Молодарчук такой вежливый ходит, все кредиторы мировое соглашение подписали. Опять же — нам «Тарэксимбанк» кредит дал под гарантию областного бюджета…
— Большой кредит?
— Да.
Виктория Львовна помрачнела.
— У нас же беда была большая. Леша Чердынский сбежал…
— Куда?
Виктория Львовна развела руками.
— Просто растворился в синем воздухе, представляешь? И какие-то деньги, говорят, со счетов снял, заводу от этого было очень трудно. У него, оказывается, были проблемы с зарубежными покупателями, он их надул, они даже сюда приезжали…
— Европейцы?
— А кто их знает? Два араба таких здоровых, и один белый, вальяжный, ну совершенно как итальянских донов в кино рисуют… Два дня с ними Демьян ругался, они денег, видно, требовали. Он с этой компанией расстался, и теперь у нас другой дистрибьютор.
— Сильно шумели?
— Очень. Кончилось тем, что они на завод приезжают, а вокруг завода стоит весь наш тарский СОБР… Собровцы их за ворота не пускают, а потом к ним вышли Демьян с губернатором, и Жечков говорит: «Или вы сию минуту из Тарска убираетесь и никаких претензий к заводу не имеете, или вас из Тарска СОБР вышвырнет…» — Виктория Львовна вздохнула. — Вот кого жалко, так это Яну. Ты просто представь себе — Игоря убили, а Чердынский пропал, и все за месяц… Хорошо хоть квартиру оставил…
Валерий чуть заметно сузил глаза. Квартира от пропавшего Чердынского действительно осталась неплохая: шестикомнатная и в престижной семиэтажке в центре Москвы. Вместе с дачей в Селятине и банковским счетом в Швейцарии, который Чердынский весьма предусмотрительно открыл и на имя жены, это делало его вдову весьма обеспеченной невестой.
— А у Игоря монография на Западе выйдет, — сказала Виктория Львовна, — Игорь, доктор Гертцки и еще какой-то аспирант. На основе опытов, которые Игорь ставил, им только еще контрольную серию проделать, и летом начнут готовить монографию…
Толстый кот встрепенулся. Дверь на террасу открылась, и пожилой охранник, улыбаясь, внес на мельхиоровом подносе пузатый чайник с чашками и грубо нарезанный торт.
— Господи, Антон, да кто же так торт режет? — всполошилась Виктория Львовна. — Ты, вообще, есть, Валера, хочешь?
— Хочу, — сказал Валерий, — я на ужин вряд ли останусь.
Пока Виктория Львовна хлопотала на кухне, Валерий вышел в сад, разглядывая аккуратно нарезанные грядки, из которых уже тянулись кверху зеленые иголочки. Странно было видеть эти грядки на новорусском участке.
Валерий наклонился и вынул из земли тоненький и прозрачный, как луковая кожица, зеленый стебелек с двумя листочками, похожими на сердечко.
— Это редиска, — сказала неслышно подошедшая сзади Виктория Львовна, — видишь, у нее сначала растут два этих смешных листочка из семядоли, а потом уже настоящие листья. Но тут больше сорняков растет, чем редиски. Ужасно много сорняков.
Валерий повертел тонкий стебелек и равнодушно бросил.
— Ты знаешь, Валера, — поколебавшись, сказала Виктория Львовна, — мне кажется, с этими зарубежными партнерами все-таки не все в порядке.
— То есть?
— Мне кажется… завод им заплатил. Несмотря на СОБР и все такое…
— В смысле?
— Ну… Я один раз зашла вечером в кабинет Демьяна, а у него на столе дипломат лежит. Открываю, а там деньги. Представляешь, все доверху набито пачками долларов, и дипломат такой не маленький…
— И что?
— Ничего. Через час дипломата не было, а Демьян со мной разговаривать не стал. А утром Фархад Гафурович в Москву уехал…
Валерий неторопливо щелкнул зажигалкой.
— Не берите себе в голову, тетя Вика, — сказал он, — мало ли зачем по нынешним временам заводу чемодан налички нужен.
На улице под колесами подъехавшей машины заскрипел гравий, штанга ворот поползла в сторону, и водитель директорской «Волги» негодующе забибикал, увидев, что его место занято двумя московскими джипами. Откуда-то вышел один из ребят Сазана, между водителями произошло короткое препирательство, в результате которого московский джип выкатился на улицу, а директорская тачка заняла свое законное место.
Санычев, у калитки, уже обнимал жену. Тревожно поискал глазами по участку, заметил худощавую фигуру Нестеренко у разлапистой елки и напряженно помахал рукой. Валерий вернулся к крыльцу. Рука Санычева, которую он пожал, была холодной и слегка липкой.
— Как завод? — спросил Валерий.
— Дышим помаленьку Вон «Тарскнефтеоргсинтез» на аукционе купили…
Извинившись, Санычев прошел с Валерием наверх в свой кабинет, щелкнул дверцей обшитого деревом сейфа и достал оттуда небольшой серебристый дипломат. Неторопливо отстегнул замки. В дипломате лежали стодолларовые купюры, плотно, как свежая треска на палубе траулера.
— Последние пятьсот тысяч, — сказал директор, — мы в расчете?
— Да.
Директор поколебался, хотел еще что-то спросить, потом махнул рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Валерий откинулся в кресле. Н-да. Что и говорить, хорошо герою западного боевика. Он берет штурмом гнездо наркоторговцев, крошит в мелкую щепку всякую упившуюся нечисть, предпочтительно изнасиловавшую пару заложниц или заложников, сжигает кокаин на одном большом костре и пляшет вокруг, размахивая надувным гранатометом и повторяя: «Я самый справедливый!» Легко быть справедливым, когда крошишь в щепку уродов.
А тут кого крошить в щепку?
Людей, которые спасли завод?
— Кто убил Игоря? — спросил Сазан.
Санычев опустил глаза. Губернатор нервно постукивал пальцами по столешнице. Сазан мельком взглянул на него, Жечков смутился и убрал руки.
— Я, — спокойно сказал Чердынский.
Двумя пальцами вынул сигарету изо рта, взмахнул ею в воздухе и неторопливо затушил в стеклянной пепельнице.
— Игорем занимался я, — повторил Чердынский, — точно так же, как и Корзуном. Эти двое, — небрежный кивок в сторону менеджеров, — были поставлены перед фактом. Когда об этом зашел разговор, Демьян Михайлович был категорически против. Просто устроил мне истерику. И до, и после.
— То есть отъезд в Америку был только предлогом? — уточнил Сазан. — Ты убил Игоря, чтобы вернуть себе Яну?
Чердынский брезгливо дернул ртом.
— Я не принимаю деловых решений из-за женщин. Игорь был опасен. Он нам здесь, в России, все сломал — вон Жечков из-за него нам изжогу принялся устраивать. Неужели ты думаешь, что он молчал бы в Америке?
Валерий небрежным жестом сунул руку под пиджак. Чердынский слегка побледнел.
— Валера, я тебя прошу, подумай о Яне. Она не переживет. Она снова колоться начнет, это я тебе гарантирую, я врач… Получится, что у нее убили двух мужчин за три недели…
— Я не принимаю деловых решений из-за женщин, — сказал Сазан.
Выстрел в звуконепроницаемом помещении был оглушителен. Пуля попала Чердынскому точно в переносицу, вдавив внутрь дужку очков. Толстые стекла и ошметки кожи брызнули во все стороны. Чердынский медленно завалился в кресло.
Ствол в руках Валерия плавно качнулся. Теперь дуло глядело прямо в лоб Санычеву.
— Ты меня кинуть хотел, да? — сказал Валерий. — Ты убил Игоря. Ты убил человека, которого сам звал молодым Менделеевым. А потом ты три недели измывался надо мной и тыкал мне в лицо своей честностью…
Директор прерывисто дышал. Гаибов, рядом с ним, сидел совершенно неподвижно. Перед дулом пистолета в обрусевшем таджике вновь проснулся восточный человек: Гаибов слегка улыбался, и его черные, как миндалины, глаза были безразличными и отрешенными, как глаза дервиша, который готовится идти по углям.
— Ты, лох, хотел развести меня — бандита? — продолжал Валерий. — Ты…
Санычев захрипел и медленно стал сползать со взбитых подушек. На этот раз он не прикидывался. Гаибов вскочил.
— Сесть! — заорал Сазан. Ствол дернулся в направлении таджика.
Гаибов, не обращая внимания, хлопотал над старшим товарищем.
— Демьян, Демьянушка, — жарко шептал он, — ничего, мы сейчас укольчик.
Сазан кивнул. Муха молча захватил руки Гаибова и поволок его прочь от свалившегося на пол директора. Гаибов отчаянно забился, но куда там! Его сжимали уже двое — железной хваткой, и пожилой таджик не смог бы справиться ни с одним из этих быков.
Губернатор вскочил со своего стула и кинулся к потерявшему сознание директору.
— Назад, — велел Сазан.
Жечков обернулся. Валерий увидел побелевшее от гнева лицо.
— Убери пушку, бандит, — заорал Жечков. — Демьян, ну прошу тебя, Демьян, о черт, да есть тут кто-нибудь врач…
Но единственный врач, бывший в этой компании, молча сидел в кресле с развороченным затылком. Жечков в отчаянии бросился к Сазану.
— Убирайся, понял? — заорал Жечков. — Я не дам тебе гробить завод, понятно? Это мой завод! То есть — это наш… восемь тысяч рабочих…
— Забыл, как они тебя гробили? — спокойно сказал Сазан. — Статьи в «Тарском вестнике» забыл о себе и своих замах? Ты не понял, что я тебе объяснил? Демьян меня развел, чтобы я тебя пристрелил. Ты поверил тому, что тут Чердынский сказал насчет того, что эти двое Игоря не убивали? А когда Санычев тут из себя инфарктника разыгрывал днем, он тоже не знал, что делает? Они убили Колунова и сказали, что это сделал ты! Они взорвали «Волгу» и сказали, что это сделал ты! Эти двое мне тебя заказали, вьехал? И хотели еще сэкономить на оплате…
Жечков, совершенно белый, опустился на колени рядом с Санычевым.
— Валера, — сказал губернатор, — я не могу… Четверть бюджета… Если ты убьешь Демьяна, тебе и меня придется пристрелить. Или я тебя посажу за Демьяна.
Валерий молча повернулся и вышел из комнаты.
— Вызови «скорую», — бросил он Мухе. На мгновение остановился подле Гаибова.
— И еще. Если вздумаете на меня охотиться, все документы уйдут «Ланке». Я вам тут гарантирую полный букет, от мирового скандала до операции американских спецназовцев…
ЭПИЛОГ
— Господи, Валерочка, как я рада, что ты приехал! А ты вроде поздоровел, а то такой бледный был два месяца назад! Видишь, у нас тут уже клубника цветет, а в Москве как? В Москве, наверное, холоднее?
Валерий Нестеренко, улыбаясь, стоял на песчаной дорожке, ведущей к дому генерального директора. Дело было спустя два месяца после описываемых событий, в середине мая. Снег с директорского участка давно стаял, обнажив неухоженную черную землю, кое-где засыпанную строительным мусором — типичный пейзаж новорусского участка.
Возле дорожки эта черная земля была уложена в грядочку и испещрена аккуратно вырытыми ямками. При каждой ямке лежал саженец низкорослой японской айвы, и в начале дорожки красовалось ведерко с золой и другое — с аммофоской.
Сразу за забором, на тщательно забетонированной площадке, предназначенной для машины Санычева, стояли два темно-вишневых джипа с московскими номерами. Валерий, в джинсах и светлой майке-безрукавке, стоял рядом с дверцей, а рядом с ним улыбалась Виктория Львовна. Руки ее, в резиновых перчатках, были по локоть обсыпаны жирной землей, и издали ее стройная фигурка в перепачканных землей брюках и старой рубашке казалась совсем девичьей. Только вблизи хорошо были заметны и лапки морщинок, разбегающихся от глаз, и рано поседевшие волосы, упрятанные под тугую косынку.
— Да что же мы здесь стоим! Заходи в дом.
На летней веранде было уже тепло и дремотно. Яркое майское солнце сияло сквозь настежь распахнутые французские окна, в стеклянную перегородку билась проснувшаяся жирная муха, и за ней плотоядным взором следил толстый рыжий кот.
Виктория Львовна, отряхивая вымытые руки, опустилась в плетеную качалку у столика, крикнула куда-то в раскрытую дверь:
— Антон! Поставьте нам, пожалуйста, чаю! Потом Дема приедет, мы ужинать будем, а сейчас просто чаю.
Валерий, перегнувшись через ручку кресла, гладил рыжего кота. Тот испуганно косил на незнакомого человека глазом, но не убегал.
— Ты останешься на ужин? — спросила Виктория Львовна. — К нам Жечков ужинать приедет, он часто приезжает, почти каждую неделю…
— Помирились, стало быть? — с едва заметной усмешкой спросил Валерий.
— Помирились, — кивнула Виктория Львовна, — сразу после того, как Демьян заболел… У него же инфаркт был, сразу после покушения, совершенно ужасный, он неделю еле дышал. Ты-то уехал, а вот Виктор Гордеич очень хорошо себя повел. Представляешь — чуть ли не каждый день в больницу ездил, меня утешал, говорил, что все будет хорошо… А выиграл он выборы, знаешь, с каким отрывом? В первом туре семьдесят процентов набрал…
Виктория Львовна помолчала, а затем проговорила:
— Виктор Гордеевич сказал, что вся беда вокруг завода началась из-за этого… Колунова. Хоть и грех так говорить, а как только его убили, так все сразу и нормально стало.
И Виктория Львовна посмотрела на Валерия немного сбоку, настороженно и лукаво, как будто ожидала, что старый приятель Игоря вот сейчас сощурится, подмигнет и признается, что Колуна пристрелил он.
— Никто заводу больше не докучает? — спросил Валерий.
— Совершенно никто не докучает, — сказала Виктория Львовна. — Нам опять льготную электроэнергию дали. Этот Молодарчук такой вежливый ходит, все кредиторы мировое соглашение подписали. Опять же — нам «Тарэксимбанк» кредит дал под гарантию областного бюджета…
— Большой кредит?
— Да.
Виктория Львовна помрачнела.
— У нас же беда была большая. Леша Чердынский сбежал…
— Куда?
Виктория Львовна развела руками.
— Просто растворился в синем воздухе, представляешь? И какие-то деньги, говорят, со счетов снял, заводу от этого было очень трудно. У него, оказывается, были проблемы с зарубежными покупателями, он их надул, они даже сюда приезжали…
— Европейцы?
— А кто их знает? Два араба таких здоровых, и один белый, вальяжный, ну совершенно как итальянских донов в кино рисуют… Два дня с ними Демьян ругался, они денег, видно, требовали. Он с этой компанией расстался, и теперь у нас другой дистрибьютор.
— Сильно шумели?
— Очень. Кончилось тем, что они на завод приезжают, а вокруг завода стоит весь наш тарский СОБР… Собровцы их за ворота не пускают, а потом к ним вышли Демьян с губернатором, и Жечков говорит: «Или вы сию минуту из Тарска убираетесь и никаких претензий к заводу не имеете, или вас из Тарска СОБР вышвырнет…» — Виктория Львовна вздохнула. — Вот кого жалко, так это Яну. Ты просто представь себе — Игоря убили, а Чердынский пропал, и все за месяц… Хорошо хоть квартиру оставил…
Валерий чуть заметно сузил глаза. Квартира от пропавшего Чердынского действительно осталась неплохая: шестикомнатная и в престижной семиэтажке в центре Москвы. Вместе с дачей в Селятине и банковским счетом в Швейцарии, который Чердынский весьма предусмотрительно открыл и на имя жены, это делало его вдову весьма обеспеченной невестой.
— А у Игоря монография на Западе выйдет, — сказала Виктория Львовна, — Игорь, доктор Гертцки и еще какой-то аспирант. На основе опытов, которые Игорь ставил, им только еще контрольную серию проделать, и летом начнут готовить монографию…
Толстый кот встрепенулся. Дверь на террасу открылась, и пожилой охранник, улыбаясь, внес на мельхиоровом подносе пузатый чайник с чашками и грубо нарезанный торт.
— Господи, Антон, да кто же так торт режет? — всполошилась Виктория Львовна. — Ты, вообще, есть, Валера, хочешь?
— Хочу, — сказал Валерий, — я на ужин вряд ли останусь.
Пока Виктория Львовна хлопотала на кухне, Валерий вышел в сад, разглядывая аккуратно нарезанные грядки, из которых уже тянулись кверху зеленые иголочки. Странно было видеть эти грядки на новорусском участке.
Валерий наклонился и вынул из земли тоненький и прозрачный, как луковая кожица, зеленый стебелек с двумя листочками, похожими на сердечко.
— Это редиска, — сказала неслышно подошедшая сзади Виктория Львовна, — видишь, у нее сначала растут два этих смешных листочка из семядоли, а потом уже настоящие листья. Но тут больше сорняков растет, чем редиски. Ужасно много сорняков.
Валерий повертел тонкий стебелек и равнодушно бросил.
— Ты знаешь, Валера, — поколебавшись, сказала Виктория Львовна, — мне кажется, с этими зарубежными партнерами все-таки не все в порядке.
— То есть?
— Мне кажется… завод им заплатил. Несмотря на СОБР и все такое…
— В смысле?
— Ну… Я один раз зашла вечером в кабинет Демьяна, а у него на столе дипломат лежит. Открываю, а там деньги. Представляешь, все доверху набито пачками долларов, и дипломат такой не маленький…
— И что?
— Ничего. Через час дипломата не было, а Демьян со мной разговаривать не стал. А утром Фархад Гафурович в Москву уехал…
Валерий неторопливо щелкнул зажигалкой.
— Не берите себе в голову, тетя Вика, — сказал он, — мало ли зачем по нынешним временам заводу чемодан налички нужен.
На улице под колесами подъехавшей машины заскрипел гравий, штанга ворот поползла в сторону, и водитель директорской «Волги» негодующе забибикал, увидев, что его место занято двумя московскими джипами. Откуда-то вышел один из ребят Сазана, между водителями произошло короткое препирательство, в результате которого московский джип выкатился на улицу, а директорская тачка заняла свое законное место.
Санычев, у калитки, уже обнимал жену. Тревожно поискал глазами по участку, заметил худощавую фигуру Нестеренко у разлапистой елки и напряженно помахал рукой. Валерий вернулся к крыльцу. Рука Санычева, которую он пожал, была холодной и слегка липкой.
— Как завод? — спросил Валерий.
— Дышим помаленьку Вон «Тарскнефтеоргсинтез» на аукционе купили…
Извинившись, Санычев прошел с Валерием наверх в свой кабинет, щелкнул дверцей обшитого деревом сейфа и достал оттуда небольшой серебристый дипломат. Неторопливо отстегнул замки. В дипломате лежали стодолларовые купюры, плотно, как свежая треска на палубе траулера.
— Последние пятьсот тысяч, — сказал директор, — мы в расчете?
— Да.
Директор поколебался, хотел еще что-то спросить, потом махнул рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51