Заплатили им кучу денег — тысяч шестьдесят долларов. Но они свои деньги отработали. Появились в Петербурге, разнюхали, что это за фирма «Витязь». Выяснилось — мелкие бандиты.Они с ними переговорили и объяснили: да, ребята, договора у вас правильные. Но вы учтите, что если вы не возьмете из суда иск, то мы за каждой копейкой, которая вам от иска пришла на счет, проследим. Мы вас наизнанку вывернем вот за то, это и третье. И ментовке сдадим. Они тихо сдулись и иск забрали.
— А за что Корзуна убили?
Гаибов несколько мгновений молча смотрел на Нестеренко.
— Господи, да вы… вы что, всерьез думаете, что мы наняли бы такое агентство, которое… Да там ведь и иск-то не Корзун предъявлял, а «Витязь»…
— Так что случилось с Корзуном?
— Откуда я знаю? Мне рассказывали так, что этот директор занимался достаточно погаными делами, влез в долги. Этот иск — Корзун явно выступал какой-то подставной фигурой от бандитов, которым он задолжал. Когда бандиты увидели, что денег им не получить и, наоборот, из-за иска у них пошли обыски, засветки, — ну все, что это наше агентство обещало… Ну они Корзуна с досады и убили.
Валерий помолчал.
— Значит, сначала они сняли иск, а потом убили Корзуна? В такой последовательности?
— Да. Поймите, я этой историей не занимался. Демьян этой историей не занимался. Мы наняли охранное агентство…
— Как оно называлось?
— «Утес».
Сазан поднял брови.
«Утес» был агентством красным и респектабельным, а потом настолько далеким от уголовщины, насколько это вообще возможно для охранного агентства. «Быть далеким от уголовщины», с точки зрения «Утеса», означало следующее: когда возникала конфликтная ситуация, «утесовцы» не били никому морду и не вынимали из чехлов снайперские винтовки, а просто мирно и тихо сдавали злодея в ментовку, где имели обширные связи. Вот и в деле с Корзуном их почерк угадывался: вместо того чтобы шлепнуть нашкодившего директора, они угрожали ему органами. Милое дело — и у самих нервные клетки не горят, и бывшие коллеги вместо «висяка» рубят палку за раскрытое экономическое преступление. С точки зрения Нестеренко, так вели себя только трусы, он бы Корзуна повез не в ментовку, а в подвал, но… у каждого своя точка зрения.
Дверь гаибовского кабинета раскрылась, в нее просунулась круглая, довольная собой и миром физиономия средних лет. Нестеренко узнал кандидата в губернаторы, г-на Борщака. За Борщаком маячил вчерашний знакомый — Алексей Чердынский.
— О, какие люди! Что, Валерий Игоревич, как вам наш городок? В храме св. Иоанна еще не были?
— Нет, — сказал Валерий, — времени как-то не нашлось.
— Обязательно сходите. Храм XIII века, перестроен в XVI веке, большевиками приспособлен под склад, за красоту неописуемую вошел в губернаторскую программу реставрации центра города…
— Что-то я не заметил, — сказал Валерий, — чтобы центр города был восстановлен.
— А он и не восстановлен. Но деньги из областного бюджета, что характерно, куда-то потрачены.
Валерий чуть скривил губы. Репертуар кандидата в губернаторы Афанасия Ивановича Борщака был предсказуем, как меню советской тошниловки. Губернатор — гад, губернатор — вор, губернатор — нехороший человек.
— Вот в кабак я бы сходил, — зевнув, сообщил Валерий. — Жрать пора, я чегой-то не завтракал…
***
Ресторан «БизнесменЪ» помещался в красивом белокаменном доме на высокой набережной Тары. В отличие от прочих зданий, подлежавших реставрации в рамках уже упомянутой губернаторской программы, дом был действительно вылизан от крыльца и до конька, и матовые стеклопакеты в окнах были украшены витиеватыми надписями с неизбежными «ерами».
Первый этаж здания был оборудован под стилизованную корчму: стены были выложены половинками круглых бревен, высоко вверху над головами обедающих пересекались стропила, и с них свисали косички крупного бордового лука и связки терпко пахнущих трав.
По случаю дневного времени ресторан был почти пуст: две или три обедающих парочки оглянулись на новоприбывших и тут же перешепнулись: судя по всему, безобразную склоку на утреннем заседании уже успели показать в областных новостях, и внешний облик московского гостя навек запечатлелся в сердцах падкого до скандалов местного сообщества. Улыбающаяся полная хозяйка проводила гостей к выбранному ими столику, застеленному чистой белой скатертью с букетиком искусственных фиалок посередине.
Гаибов решительно отобрал у Валерия меню в тяжелой папке из искусственной кожи.
— Позвольте, я сам, Валерий Игоревич… Вы к рыбной окрошке как относитесь?
Валерий к рыбной окрошке относился положительно. Отрицательно он относился к своей резко возросшей популярности.
Окрошка прибыла и в самом деле оказалась превосходна, а еще превосходней были крепенькие белые груздочки, красная рыба и черная икра — словом, весь тот натюрморт, который обыкновенно ассоциируется с чисто русским столом и в провинции стоит еще и впятеро дешевле против московских цен.
— А какая доля «Зари» принадлежала Игорю? — полюбопытствовал Валерий.
— Никакая Контрольный пакет «Зари» принадлежит «Фармэкспорту». Вот в «Фармэкспорте» у Игоря доля была… — ответил Чердынский.
— И кому она теперь достанется?
— Не знаю. Наверное, матери. А зачем такой вопрос?
— Валера все размышляет, не мы ли убили Игоря, — поджав губы, ответил Гаибов.
— А что, Валера, ты правда думаешь, что если бы,например, я убивал Игоря — я бы нанял для этого киллера? — усмехнулся Чердынский.
— А что бы ты сделал?
— Ты знаешь, что такое направленный карциногенез?
— Че?!
Чердынский полуприкрыл глаза.
— Сотые доли миллиграмма — и человек через месяц умирает от злокачественной опухоли. И все. И никто ничего не докажет. Можно намазать презерватив. Можно — вон этот груздь у тебя на вилочке…
Валерий так и замер с груздем, поднесенным ко рту, потом опомнился и проглотил.
— Я и Игорь — мы были в одном и том же институте, Валерий Игоревич. И поверь мне, что, хотя исследования наши, в силу ряда международных договоров, рекламировались не столь широко, как достижения физиков-ядерщиков, вреда от них было не меньше.
Десятки клеточных ядов не распознаются никем и ничем. Самый эффективный — рицин — получают из обычной касторки. Да что касторка! Берешь бледную поганочку и метиловый спирт или ацетон — яд бледной поганки растворяется в любом биполярном растворителе, выделяешь искомое вещество и подсыпаешь в грибной супчик… Знаешь, как усыпляют в зоопарке животных? Берут такую духовую трубочку, стреляют из нее стрелочкой, жираф засыпает. Стандартное вещество — заводят мешками. Этот препарат для человекообразных смертелен. Ты вкатываешь его здоровому человеку, у него останавливается сердце, и ни один тухлый российский судмедэксперт не будет исследовать организм на этот яд…
— Леша, кончай, — сказал Гаибов, — ты посмотри, как тебя Валерий Игоревич слушает. Не хватало тебе новую моду среди бандитов ввести — людей рицином травить.
— Я просто к тому, — ответил Чердынский, — что мы, ученые, люди смирные. Где киллеры водятся, не знаем, а вот в наших пробирках невесть что может отыскаться…
Разговор как-то затих, и все присутствующие принялись за окрошку.
В углу ресторана, из-за дневного времени, висел плоскоэкранный «Филлипс», и местная аналитическая программа, видимо, обозревала губернаторскую гонку. Во всяком случае, сначала телевизор показал губернатора Жечкова на фоне служебного «мерседеса», а потом телевизор показал Борщака. Господин Борщак руководил процедурой сожжения губернаторского чучела непосредственно на площади перед обладминистрацией. При сожжении присутствовало довольно много пенсионеров. Церемония продолжалась минут пять, а потом подъехала милиция и начала всех мочить, правда, не из автоматов, а из обыкновенных брандспойтов. Голос за кадром сказал, что в результате этой акции рейтинг бывшего зама губернатора, а ныне его политического противника Борщака поднялся на два пункта.
— А ты давно был его замом? — спросил Валерий у Борщака.
— Два года назад
— А за что уволили?
— Ни за что и в один день, — ответил за приятеля Гаибов. — Представляешь? Приносит ему человек на подпись бумаги, Жечков через час выходит из кабинета и говорит: «Ты уволен».
— И что было в бумагах?
— Абсолютно ничего, — удивился Борщак, — какие-то предложения по местному самоуправлению. Сам же меня и позвал из Москвы, я тогда в таможне работал, два года никаких проблем — и вдруг пожалуйста!
Борщак резким движением опрокинул в себя рюмку, и на скулах кандидата в губернаторы заиграли красные пятна.
— Дурак, демократ и хам! — сказал Борщак. — Из комсомольских активистов. Знаете, кто у нас разбирается в экономике меньше, чем коммунисты? Демократы. Помню, была одна замечательная история. Приехали к нему в 1993 году иностранные консультанты и говорят: «Вы знаете, чего не хватает вашей областной экономике? Ей не хватает иностранных кредитов». Мысль справедливая. У Жечкова уже в уме радостные картинки, как на заводы идут иностранные деньги и превращаются в русскую прибыль. «Идите, — говорит, — на заводы и дайте им кредиты» Иностранцы пришли на заводы и возвращаются обратно к Жечкову.
«Не можем, — говорят, — давать кредитов, потому что у ваших заводов нет бизнес-планов». Как так нет? Производственные мощности есть, станки есть, стены есть, а бизнес-планов нет? Нет — так будут. Губернатор Жечков собирает директоров и подписывает постановление: в течение двух месяцев каждый завод обязан разработать и представить бизнес-план. Ну директора посмеялись и отрядили на это дело каких-то «шестерок». Опять приходят консультанты к губернатору: «Непорядок, отче! Несерьезно директора относятся к бизнес-планам». Губернатор опять распоряжается: пусть, мол, второго декабря каждый завод представит на семинаре иностранцам бизнес-план, да представит его не кто-нибудь, а лично директор… Директора озадачились, побежали к своим «шестеркам» смотреть, что там хоть за бизнес-план такой…
Борщак улыбнулся.
— Наступает второе декабря. Собирают штук двадцать директоров. В партере губернатор и консультанты. Директоров одного за другим просят на сцену. Те подготовились, аж от зубов отскакивает — рассказывают и про маркетинг, и про сбытовую политику, и про черта рогатого. Советское воспитание — если человек умел цех к 7 ноября без крыши пустить, так что ему про франчайзинг не рассказать? Раз плюнуть… А четвертым выходит на сцену Сергей Синичкин, директор «Тарскнефтеоргсинтеза». И начинает откровенно плавать. Его спрашивают: «А какая у вас сбытовая политика?» А чего ему отвечать про сбытовую политику, если у него Сыч на комбинате сидит и тридцать процентов за «крышу» бартером забирает? Его спрашивают: «А вот почему вы фирме „Русский контракт“ продали на тридцать тыщ долларов солярки, а когда она вам не заплатила, другие сорок тысяч поставили?»
— А действительно, почему?
— Да Сыча эта была фирма, Сыч ему за это с Ярославля долги выбил… А как это все объяснить иностранцам? В бизнес-план вписать? А иностранцы не унимаются: "Почему вы в прошлом году при недостатке средств пожертвовали два миллиарда в благотворительный фонд «Закон и порядок?» Так и отвечать, что иначе ОМОН бы комбинат затрахал, а так начальник УВД выстроил себе дачу и успокоился? «А почему налоговая проверка насчитала два миллиарда штрафов?» Как отвечать? Так и отвечать, что, мол, у начальника налоговой с Сычом был серьезный конфликт за универмаг и налоговики на сычовской точке отыгрались? Они четвертый вопрос, пятый, а Синичкин на сцене схватился за сердце и бряк об пол! Инфаркт.
— А иностранцы?
— А иностранцы покрутили носом, почитали бизнес-планы, вздохнули и говорят: «Извините, господин губернатор, ваши директора хоть и написали бизнес-планы, но на самом деле все это сплошные филькины грамоты, и в западном способе ведения бизнеса они понимают не больше, чем этот ваш Сергей Синичкин. И хотя у нас есть венчурный фонд в 30 миллионов долларов, который мы должны разместить в какой-нибудь российской области, ваша область для этого не подходит да и любая другая тоже. Но мы вас поздравляем, поскольку вы очень прогрессивный губернатор, и нам очень жалко, что у вас такие отсталые директора». И уехали.
— А Синичкин?
— Полгода болел, а потом на пенсию ушел. Пока он болел, завод до косточек и растащили…
Валерий медленно перемешивал ложкой наваристую уху. Утром он ничего не ел, только выпил стакан сока, но есть почему-то не хотелось, тяжелая мельхиоровая ложка была покрыта неприятными глазками осетрового жира. Голова слегка кружилась. Валерий повернул голову и внезапно увидел, что за ним спокойными немигающими глазами наблюдает Чердынский. Наблюдает не как за собеседником, а как за готовым пациентом.
— Афанасий, не надо рассказывать гадости, — спокойно сказал Гаибов, — если бы Жечков дурак был, он бы на этом месте не удержался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— А за что Корзуна убили?
Гаибов несколько мгновений молча смотрел на Нестеренко.
— Господи, да вы… вы что, всерьез думаете, что мы наняли бы такое агентство, которое… Да там ведь и иск-то не Корзун предъявлял, а «Витязь»…
— Так что случилось с Корзуном?
— Откуда я знаю? Мне рассказывали так, что этот директор занимался достаточно погаными делами, влез в долги. Этот иск — Корзун явно выступал какой-то подставной фигурой от бандитов, которым он задолжал. Когда бандиты увидели, что денег им не получить и, наоборот, из-за иска у них пошли обыски, засветки, — ну все, что это наше агентство обещало… Ну они Корзуна с досады и убили.
Валерий помолчал.
— Значит, сначала они сняли иск, а потом убили Корзуна? В такой последовательности?
— Да. Поймите, я этой историей не занимался. Демьян этой историей не занимался. Мы наняли охранное агентство…
— Как оно называлось?
— «Утес».
Сазан поднял брови.
«Утес» был агентством красным и респектабельным, а потом настолько далеким от уголовщины, насколько это вообще возможно для охранного агентства. «Быть далеким от уголовщины», с точки зрения «Утеса», означало следующее: когда возникала конфликтная ситуация, «утесовцы» не били никому морду и не вынимали из чехлов снайперские винтовки, а просто мирно и тихо сдавали злодея в ментовку, где имели обширные связи. Вот и в деле с Корзуном их почерк угадывался: вместо того чтобы шлепнуть нашкодившего директора, они угрожали ему органами. Милое дело — и у самих нервные клетки не горят, и бывшие коллеги вместо «висяка» рубят палку за раскрытое экономическое преступление. С точки зрения Нестеренко, так вели себя только трусы, он бы Корзуна повез не в ментовку, а в подвал, но… у каждого своя точка зрения.
Дверь гаибовского кабинета раскрылась, в нее просунулась круглая, довольная собой и миром физиономия средних лет. Нестеренко узнал кандидата в губернаторы, г-на Борщака. За Борщаком маячил вчерашний знакомый — Алексей Чердынский.
— О, какие люди! Что, Валерий Игоревич, как вам наш городок? В храме св. Иоанна еще не были?
— Нет, — сказал Валерий, — времени как-то не нашлось.
— Обязательно сходите. Храм XIII века, перестроен в XVI веке, большевиками приспособлен под склад, за красоту неописуемую вошел в губернаторскую программу реставрации центра города…
— Что-то я не заметил, — сказал Валерий, — чтобы центр города был восстановлен.
— А он и не восстановлен. Но деньги из областного бюджета, что характерно, куда-то потрачены.
Валерий чуть скривил губы. Репертуар кандидата в губернаторы Афанасия Ивановича Борщака был предсказуем, как меню советской тошниловки. Губернатор — гад, губернатор — вор, губернатор — нехороший человек.
— Вот в кабак я бы сходил, — зевнув, сообщил Валерий. — Жрать пора, я чегой-то не завтракал…
***
Ресторан «БизнесменЪ» помещался в красивом белокаменном доме на высокой набережной Тары. В отличие от прочих зданий, подлежавших реставрации в рамках уже упомянутой губернаторской программы, дом был действительно вылизан от крыльца и до конька, и матовые стеклопакеты в окнах были украшены витиеватыми надписями с неизбежными «ерами».
Первый этаж здания был оборудован под стилизованную корчму: стены были выложены половинками круглых бревен, высоко вверху над головами обедающих пересекались стропила, и с них свисали косички крупного бордового лука и связки терпко пахнущих трав.
По случаю дневного времени ресторан был почти пуст: две или три обедающих парочки оглянулись на новоприбывших и тут же перешепнулись: судя по всему, безобразную склоку на утреннем заседании уже успели показать в областных новостях, и внешний облик московского гостя навек запечатлелся в сердцах падкого до скандалов местного сообщества. Улыбающаяся полная хозяйка проводила гостей к выбранному ими столику, застеленному чистой белой скатертью с букетиком искусственных фиалок посередине.
Гаибов решительно отобрал у Валерия меню в тяжелой папке из искусственной кожи.
— Позвольте, я сам, Валерий Игоревич… Вы к рыбной окрошке как относитесь?
Валерий к рыбной окрошке относился положительно. Отрицательно он относился к своей резко возросшей популярности.
Окрошка прибыла и в самом деле оказалась превосходна, а еще превосходней были крепенькие белые груздочки, красная рыба и черная икра — словом, весь тот натюрморт, который обыкновенно ассоциируется с чисто русским столом и в провинции стоит еще и впятеро дешевле против московских цен.
— А какая доля «Зари» принадлежала Игорю? — полюбопытствовал Валерий.
— Никакая Контрольный пакет «Зари» принадлежит «Фармэкспорту». Вот в «Фармэкспорте» у Игоря доля была… — ответил Чердынский.
— И кому она теперь достанется?
— Не знаю. Наверное, матери. А зачем такой вопрос?
— Валера все размышляет, не мы ли убили Игоря, — поджав губы, ответил Гаибов.
— А что, Валера, ты правда думаешь, что если бы,например, я убивал Игоря — я бы нанял для этого киллера? — усмехнулся Чердынский.
— А что бы ты сделал?
— Ты знаешь, что такое направленный карциногенез?
— Че?!
Чердынский полуприкрыл глаза.
— Сотые доли миллиграмма — и человек через месяц умирает от злокачественной опухоли. И все. И никто ничего не докажет. Можно намазать презерватив. Можно — вон этот груздь у тебя на вилочке…
Валерий так и замер с груздем, поднесенным ко рту, потом опомнился и проглотил.
— Я и Игорь — мы были в одном и том же институте, Валерий Игоревич. И поверь мне, что, хотя исследования наши, в силу ряда международных договоров, рекламировались не столь широко, как достижения физиков-ядерщиков, вреда от них было не меньше.
Десятки клеточных ядов не распознаются никем и ничем. Самый эффективный — рицин — получают из обычной касторки. Да что касторка! Берешь бледную поганочку и метиловый спирт или ацетон — яд бледной поганки растворяется в любом биполярном растворителе, выделяешь искомое вещество и подсыпаешь в грибной супчик… Знаешь, как усыпляют в зоопарке животных? Берут такую духовую трубочку, стреляют из нее стрелочкой, жираф засыпает. Стандартное вещество — заводят мешками. Этот препарат для человекообразных смертелен. Ты вкатываешь его здоровому человеку, у него останавливается сердце, и ни один тухлый российский судмедэксперт не будет исследовать организм на этот яд…
— Леша, кончай, — сказал Гаибов, — ты посмотри, как тебя Валерий Игоревич слушает. Не хватало тебе новую моду среди бандитов ввести — людей рицином травить.
— Я просто к тому, — ответил Чердынский, — что мы, ученые, люди смирные. Где киллеры водятся, не знаем, а вот в наших пробирках невесть что может отыскаться…
Разговор как-то затих, и все присутствующие принялись за окрошку.
В углу ресторана, из-за дневного времени, висел плоскоэкранный «Филлипс», и местная аналитическая программа, видимо, обозревала губернаторскую гонку. Во всяком случае, сначала телевизор показал губернатора Жечкова на фоне служебного «мерседеса», а потом телевизор показал Борщака. Господин Борщак руководил процедурой сожжения губернаторского чучела непосредственно на площади перед обладминистрацией. При сожжении присутствовало довольно много пенсионеров. Церемония продолжалась минут пять, а потом подъехала милиция и начала всех мочить, правда, не из автоматов, а из обыкновенных брандспойтов. Голос за кадром сказал, что в результате этой акции рейтинг бывшего зама губернатора, а ныне его политического противника Борщака поднялся на два пункта.
— А ты давно был его замом? — спросил Валерий у Борщака.
— Два года назад
— А за что уволили?
— Ни за что и в один день, — ответил за приятеля Гаибов. — Представляешь? Приносит ему человек на подпись бумаги, Жечков через час выходит из кабинета и говорит: «Ты уволен».
— И что было в бумагах?
— Абсолютно ничего, — удивился Борщак, — какие-то предложения по местному самоуправлению. Сам же меня и позвал из Москвы, я тогда в таможне работал, два года никаких проблем — и вдруг пожалуйста!
Борщак резким движением опрокинул в себя рюмку, и на скулах кандидата в губернаторы заиграли красные пятна.
— Дурак, демократ и хам! — сказал Борщак. — Из комсомольских активистов. Знаете, кто у нас разбирается в экономике меньше, чем коммунисты? Демократы. Помню, была одна замечательная история. Приехали к нему в 1993 году иностранные консультанты и говорят: «Вы знаете, чего не хватает вашей областной экономике? Ей не хватает иностранных кредитов». Мысль справедливая. У Жечкова уже в уме радостные картинки, как на заводы идут иностранные деньги и превращаются в русскую прибыль. «Идите, — говорит, — на заводы и дайте им кредиты» Иностранцы пришли на заводы и возвращаются обратно к Жечкову.
«Не можем, — говорят, — давать кредитов, потому что у ваших заводов нет бизнес-планов». Как так нет? Производственные мощности есть, станки есть, стены есть, а бизнес-планов нет? Нет — так будут. Губернатор Жечков собирает директоров и подписывает постановление: в течение двух месяцев каждый завод обязан разработать и представить бизнес-план. Ну директора посмеялись и отрядили на это дело каких-то «шестерок». Опять приходят консультанты к губернатору: «Непорядок, отче! Несерьезно директора относятся к бизнес-планам». Губернатор опять распоряжается: пусть, мол, второго декабря каждый завод представит на семинаре иностранцам бизнес-план, да представит его не кто-нибудь, а лично директор… Директора озадачились, побежали к своим «шестеркам» смотреть, что там хоть за бизнес-план такой…
Борщак улыбнулся.
— Наступает второе декабря. Собирают штук двадцать директоров. В партере губернатор и консультанты. Директоров одного за другим просят на сцену. Те подготовились, аж от зубов отскакивает — рассказывают и про маркетинг, и про сбытовую политику, и про черта рогатого. Советское воспитание — если человек умел цех к 7 ноября без крыши пустить, так что ему про франчайзинг не рассказать? Раз плюнуть… А четвертым выходит на сцену Сергей Синичкин, директор «Тарскнефтеоргсинтеза». И начинает откровенно плавать. Его спрашивают: «А какая у вас сбытовая политика?» А чего ему отвечать про сбытовую политику, если у него Сыч на комбинате сидит и тридцать процентов за «крышу» бартером забирает? Его спрашивают: «А вот почему вы фирме „Русский контракт“ продали на тридцать тыщ долларов солярки, а когда она вам не заплатила, другие сорок тысяч поставили?»
— А действительно, почему?
— Да Сыча эта была фирма, Сыч ему за это с Ярославля долги выбил… А как это все объяснить иностранцам? В бизнес-план вписать? А иностранцы не унимаются: "Почему вы в прошлом году при недостатке средств пожертвовали два миллиарда в благотворительный фонд «Закон и порядок?» Так и отвечать, что иначе ОМОН бы комбинат затрахал, а так начальник УВД выстроил себе дачу и успокоился? «А почему налоговая проверка насчитала два миллиарда штрафов?» Как отвечать? Так и отвечать, что, мол, у начальника налоговой с Сычом был серьезный конфликт за универмаг и налоговики на сычовской точке отыгрались? Они четвертый вопрос, пятый, а Синичкин на сцене схватился за сердце и бряк об пол! Инфаркт.
— А иностранцы?
— А иностранцы покрутили носом, почитали бизнес-планы, вздохнули и говорят: «Извините, господин губернатор, ваши директора хоть и написали бизнес-планы, но на самом деле все это сплошные филькины грамоты, и в западном способе ведения бизнеса они понимают не больше, чем этот ваш Сергей Синичкин. И хотя у нас есть венчурный фонд в 30 миллионов долларов, который мы должны разместить в какой-нибудь российской области, ваша область для этого не подходит да и любая другая тоже. Но мы вас поздравляем, поскольку вы очень прогрессивный губернатор, и нам очень жалко, что у вас такие отсталые директора». И уехали.
— А Синичкин?
— Полгода болел, а потом на пенсию ушел. Пока он болел, завод до косточек и растащили…
Валерий медленно перемешивал ложкой наваристую уху. Утром он ничего не ел, только выпил стакан сока, но есть почему-то не хотелось, тяжелая мельхиоровая ложка была покрыта неприятными глазками осетрового жира. Голова слегка кружилась. Валерий повернул голову и внезапно увидел, что за ним спокойными немигающими глазами наблюдает Чердынский. Наблюдает не как за собеседником, а как за готовым пациентом.
— Афанасий, не надо рассказывать гадости, — спокойно сказал Гаибов, — если бы Жечков дурак был, он бы на этом месте не удержался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51