Мне с вашим шефом перетереть надо. Во-он хоть туда…
За столиком, на который кивнул Колун, сидели двое. Очень квадратные и очень неулыбчивые. Валерий едва заметно качнул головой, и его ребят как ветром сдуло.
— Что за базар насчет пленки?
— У мента, который в меня стрелял, был напарник. Напарник уехал на «опеле». «Опель» он бросил около парка, сбежал по лестнице вниз и уехал на другой тачке. По лестнице он бежал мимо вашей телекамеры.
Колун думал довольно долго. Девчушка на эстраде перестала петь, и Валерий искоса заметил, что она глядит на его собеседника с завороженной и жадной тоской.
— Ну что ж. Пошли, — наконец сказал Колун.
Они поднялись по деревянной лестнице на второй этаж. За балюстрадой обнаружилась стальная, обшитая деревом дверь. Дверь вела в коридор, узкий и длинный, с нехорошим бетонным запахом. В самом конце коридора оказалась еще одна сейфовая дверь с глазком и табличкой. На табличке значилось: "Агентство безопасности «Аргус».
Дверь убралась с пути Колуна мгновенно, словно ей сунули пистолет в зубы. В маленькой приемной сидели сразу трое парней. Дверь направо, в кабинет, была приотворена.
В кабинете скучал тот самый директор, который выходил к Валерию. Перед ним на столе стояла гроздь мониторов. На одном из мониторов был виден обеденный зал и двое ребят Валерия за столиком. Ребята держались довольно настороженно и то и дело поглядывали на бронированную дверь, за которой скрылся их шеф.
— Вчерашние пленки, — сказал Колун, — с заднего входа.
Директор помялся и пошел распорядиться. Вернулся он через пять минут с двумя видеокассетами.
— Когда была стрельба? В десять?
— Десять двадцать.
— Начни с десяти двадцати, — приказал Колун директору.
Но пленка оказалась пустышкой. Человек, выскочивший из «опеля», то ли помнил о телекамере, то ли просто случайно бежал не по асфальтированному пятачку, а тропкой, проложенной меж деревьев. А тропка в поле зрения телекамеры не попадала. А может, человека и вовсе не было — кто знает? Черная иномарка, которую вечером видел на площади бомж, — это, согласитесь, еще не доказательство.
Через некоторое время Валерий оторвался от экрана и увидел, что дверь в предбанник открыта и в этом предбаннике стоит Мирослава. Колун поднялся и вышел в предбанник, притворив за собой дверь. Валерий услышал его спокойный голос, потом резкий шлепок и короткую, но отчаянную возню.
Спустя несколько мгновений Колун вернулся в кабинет. Он был абсолютно спокоен. Судя по звукам, девушка попыталась дать ему пощечину. Ничего у нее, конечно, не вышло: не та у Колуна реакция, чтобы местная певичка успела бы съездить ему по щеке…
— Пусто, — сказал Колун через час, когда были просмотрены и десятичасовая пленка, и другие, более ранние, на которых редкие прохожие, закутавшись в плащи, шныряли по лестнице туда и обратно. — Возьмешь кассеты?
— Пожалуй, — ответил Сазан.
Был небольшой шанс, что сообщник Лесько все-таки попал под прицел видеокамеры — в том случае, если, оставив машину на набережной, он поднялся по тропинке и сел в поджидавший его «опель».
— Там поляну накрыли, — сказал Колун. — Пойдем вниз.
Внизу было уже довольно много народу. Ребята Сазана облегченно встрепенулись, заметив возвращающегося шефа. Мирославы нигде не было видно. Колун внимательно оглядел шумный зал, словно высматривая кого-то, рывком отодвинул стул и сел напротив Валерия.
— Ты, говорят, все утро в ментовке провел?
— Я же все-таки мента вчера застрелил.
— И что ментовка?
Валерий не спеша расправлялся с закуской.
— Ментовка, скажем так, на ушах не ходит. В ментовке уверяют, что этот самый Лесько зимой по указке некоего Спиридона шлепнул водилу.
— Ты в больницу ездил. С опером… Царьковым.
— Если быть точным, с Царьковым я никуда не ездил. Правильный мент Царьков не стал садиться в мой джип. Так что он ехал на своей сноповязалке, а я следом.
— И что тебе сказал этот Царьков? Что Лесько шестерил на Спиридона?
— Еще он сказал, что Спиридон шестерит на тебя.
Длинные, тонкие пальцы Колуна сжались в кулак.
— Брехня, — сказал Колун. — Я не общаюсь с отморозками. Только одного и надо ментам — людей поссорить.
— Странно, что Спиридон вздумал наезжать на «Зарю». Рылом Спиридон не вышел для такого занятия.
— Я не заказывал тебя, — сказал Колун. — Зачем мне тебя заказывать? Я тебя даже не знаю.
— А Спиридон?
— Откуда я знаю? Я Спиридона последний раз два года назад видел, когда наследство Сыча делили. Не скажу, чтоб дележ был особо мирный…
Колун некоторое время молчал.
— Ты правда Нетушкину приятель?
— Да. Мы росли в одном дворе.
— Ты же его старше.
— Ну и что?
— Зачем ты сюда приехал?
— За убийцей Игоря.
— И все?
— И все.
Колун усмехнулся.
— Послушай, Сазан, я не разевал рот на «Зарю». Если Санычев хочет ходить один — пусть ходит. Но если он будет ходить под тобой, это совсем другой расклад. Есть дело о том, кому достанется «Заря». Это одно дело. И есть дело о том, кто завалил твоего Игоря. Это другое дело. Если ты хочешь найти убийцу Игоря — это твое святое право. Только скажи — я тебе всем помогу. Если ты глаз положил на комбинат — тогда извини. Тогда кто-то из нас мертвым будет.
Валерий некоторое время смотрел на собеседника. Самое странное было то, что Колун ему нравился. Они были одного поля ягоды, и Валерий знал за собой штучки почище тех, что проделывал Колун. Валерий понимал, что, скорее всего, это самый опасный его враг в области и что слова Колуна о том, что он не виновен в убийстве Игоря, — это туфта, которую тот обязан был произнести, но ничего поделать с собой он не мог. Колун был слишком на него похож. Он нравился Валере, так же как вчера ему понравился губернатор, хотя губернатор не подал ему руки и чуть не во всеуслышание назвал бандитом.
— А почему ты думаешь, что дело о том, кому принадлежит «Заря», и мертвый Игорь — это два разных дела?
— Потому, что Игорь — это существенная часть капитала «Зари». Без него этот завод, как «мерс» без движка. Я так думаю, что даже Спиридон не стал бы портить собственное имущество.
— Но ведь Игорь должен был уехать с «Зари». И можно было решить, что если кого-то вычеркивать, так именно того, кто уже все равно снят с баланса…
Колун долго — очень долго — оценивающе глядел на Валерия.
— А ты знаешь, на чем завод зарабатывал деньги?
— На лекарствах.
— На новых лекарствах. Генноинженерные препараты, три в производстве, девять в испытаниях. Не много ли — двенадцать лекарств за полтора года?
— Много.
— Тогда откуда столько?
— От советских военных…
— Они их крали. На Западе.
Валерий слегка поднял брови.
— Не понял.
— Они их крали Срок испытания лекарства на Западе — десять лет, у нас — год. Санычев, Нетушкин и Чердынский просматривали западные публикации, выбирали то, что их интересует, и Игорь синтезировал вещество. Если он не мог его синтезировать, они платили штуку баксов, и какой-нибудь русский лаборант, работающий на «Новонордекс» или «Беррингер», садился писать письмо в Россию и капал в правый верхний угол капельку из пипеточки. Нетушкин капельку изымал и клал ее в питательный раствор…
Представляешь, какой кайф испытал какой-нибудь «Беррингер», когда обнаружил, что его новый препарат русские производят уже второй год и получают лицензию на экспорт его в Уругвай?
Валерий молчал.
— Ты знаешь, чем раньше занимался Чердынский?
— Он врач.
— Он такой же врач, как я — сантехник. Тарский химфармкомбинат занимался производством бактериологического оружия. Чердынский курировал комбинат по линии КГБ. В 1981 — 1984 годах Чердынский был в Сирии. Не то предотвращал эпидемии, не то организовывал… не знаю. Врать не буду. Важно, что у него был приятель. Приятеля звали Сайд Алихани. Тогда он был чиновником. Теперь он бизнесмен. В 1998 году Сайд Алихани выиграл у ООН какой-то конкурс на предмет поставки в Черную Африку цисплантина…
— Че-го?
— Штука распознавать СПИД. Делает шведско-американский концерн «Ланка-Гештальт». Стоит пять долларов порция, пятьдесят центов с каждого доллара откатывается чиновникам. Господин Сайд поставил цисплантин по три доллара порция, а чиновникам откатил аж по доллару. Цисплантин был точно такой, как у «Ланки», действовал так же, и коробочки были точно такие. Только сделали его не в Германии, а в Тарске. И себестоимость у него была не три доллара, а семь центов.
— Неслабо, — сказал Валерий.
— Доктор Гертцки входит в совет директоров «Ланки-Гештальт», Через три месяца после этой сделки «Ланка» появилась в Тарске. Через пять месяцев предложила Санычеву продать завод. Через шесть месяцев после сделки губернатор насмерть поссорился с Санычевым. А через семь премия, которую спонсирует «Ланка», досталась Нетушкину. Но после пули. Убедительная хронология?
Валерий помолчал.
— А ты как об этом узнал?
Колун усмехнулся.
— Коробочки. Гаибов поленился ездить далеко и заказал коробочки для цисплантина на Шакировском писчебумажном. А Шакиру контролирую я.
Колун плавно развел руками.
— Сечешь расклад? Фармацевтика — это единственная область, где Россия может опередить Запад. Тот, кто хочет делать телевизоры на Александровском радиозаводе — ему нужно снести завод и построить новый. Кто хочет делать автомобили на АЗЛК — ему нужно снести завод и поставить новый. У них — деньги, а у нас — одни чиновники. И только в фармацевтике наоборот: затрат никаких, мозги есть свои, ферментер стоит в институте, а бюрократические требования ниже на несколько порядков. И иностранные щуки секут нам это дело под корень.
Лощеный официант, приблизившись к Колуну, прошептал тому на ухо несколько слов.
— Извини, — сказал Семен, — сейчас вернусь. Будь как дома.
Поднялся и исчез в служебной двери.
Валерий остался один за роскошным столом, ломящимся от закусок. Зал понемногу заполнялся гостями. На сцене выламывалась вокруг шеста красивая девица в красном лифчике. В середине лифчика были проделаны аккуратные дырочки.
Валерий задумчиво смотрел куда-то за девицу. То, что сказал Колун, капитально меняло дело. Становилось понятно, отчего так процветает завод. Становилось понятно, за каким хреном и кто убил Игоря. И даже почему губернатор поссорился с заводом, тоже становилось ясно: «Ланка-Гештальт» занесла губернатору чемоданчик и попросила его прикрыть лавочку.
И еще одно было ясно. Если Семен Колунов по прозвищу Колун, профессионально разбирающийся в марках снайперских винтовок, озаботился выучить названия фармацевтических концернов и генноинженерных препаратов, значит, опер Царьков не соврал. За отъявленным отморозком Спиридоном действительно стоял Семен Колунов. И Семену Колунову было жизненно важно убедить московского авторитета в том, что к смерти Игоря он не имеет никакого отношения.
— Угостишь девушку? — послышался рядом бархатный низкий голос, и Валерий, оглянувшись, увидел рядом с собой Мирославу. Она была все в тех же джинсах и льняной черной рубахе, в которой пела на сцене. По легкой разболтанности движений можно было заподозрить, что девочка успела или забить косячок, или даже ширнуться.
— А как насчет спаивания малолетних? — спросил Валерий.
Девушка запрокинула голову. Из грубого воротника рубахи торчала беззащитная беленькая шейка.
— Мне восемнадцать, — сказала она. Валерий щелкнул пальцами, подзывая халдея.
— Меню и стул для девушки, — сказал он.
Мирослава засмеялась. В смехе ее была та же легкая хрипотца, что и в пении.
— Стула не надо, — сказала девушка.
В следующую секунду она скользнула на колени Валерию. Этого, безусловно, не стоило делать. У Нестеренко перехватило дыхание. Не то чтобы он влюбился сразу и в один момент — он, наверное, и неспособен был влюбиться. Но все мысли об Игоре, заводе и фармацевтическом концерне «Ланка-Гештальт» вдруг вышибло из головы, как пробку из шампанского. От волос Мирославы пахло как будто деревенским сеном, и она была необыкновенно легкая, несмотря на плотные джинсы и тяжелые складки льняной рубахи. И вся она — от коротко подстриженных волос до башмачков с толстой подошвой и низким каблуком — вызывала, несмотря на нарочито подростковый вид, одно-единственное и вполне естественное для мужика желание.
— Я — Мирослава. А ты — Валерий, да? Тебе нравится, как я пою?
— Да.
— А я нравлюсь?
«Что ты делаешь? — пронеслось в голове Валерия. — У девчонки явно что-то с Колуном. У нее заноза в мозгах, и они как-то рассорились. Она использует тебя, чтобы досадить Колуну, и дело кончится тем, что Колун на глазах у всего городского бомонда всадит в тебя автоматный рожок, а ментам скажет, что был в это время на проповеди в церкви».
Официант, деликатно кашлянув, поставил на стол нежно-розовую взвесь, поверх которой плавал ломтик лимона.
Мирослава подхватила бокал. На тонком безымянном пальце блеснуло тяжелое серебряное кольцо с плоским сапфиром. Видимо, подарок — и совершенно ясно чей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
За столиком, на который кивнул Колун, сидели двое. Очень квадратные и очень неулыбчивые. Валерий едва заметно качнул головой, и его ребят как ветром сдуло.
— Что за базар насчет пленки?
— У мента, который в меня стрелял, был напарник. Напарник уехал на «опеле». «Опель» он бросил около парка, сбежал по лестнице вниз и уехал на другой тачке. По лестнице он бежал мимо вашей телекамеры.
Колун думал довольно долго. Девчушка на эстраде перестала петь, и Валерий искоса заметил, что она глядит на его собеседника с завороженной и жадной тоской.
— Ну что ж. Пошли, — наконец сказал Колун.
Они поднялись по деревянной лестнице на второй этаж. За балюстрадой обнаружилась стальная, обшитая деревом дверь. Дверь вела в коридор, узкий и длинный, с нехорошим бетонным запахом. В самом конце коридора оказалась еще одна сейфовая дверь с глазком и табличкой. На табличке значилось: "Агентство безопасности «Аргус».
Дверь убралась с пути Колуна мгновенно, словно ей сунули пистолет в зубы. В маленькой приемной сидели сразу трое парней. Дверь направо, в кабинет, была приотворена.
В кабинете скучал тот самый директор, который выходил к Валерию. Перед ним на столе стояла гроздь мониторов. На одном из мониторов был виден обеденный зал и двое ребят Валерия за столиком. Ребята держались довольно настороженно и то и дело поглядывали на бронированную дверь, за которой скрылся их шеф.
— Вчерашние пленки, — сказал Колун, — с заднего входа.
Директор помялся и пошел распорядиться. Вернулся он через пять минут с двумя видеокассетами.
— Когда была стрельба? В десять?
— Десять двадцать.
— Начни с десяти двадцати, — приказал Колун директору.
Но пленка оказалась пустышкой. Человек, выскочивший из «опеля», то ли помнил о телекамере, то ли просто случайно бежал не по асфальтированному пятачку, а тропкой, проложенной меж деревьев. А тропка в поле зрения телекамеры не попадала. А может, человека и вовсе не было — кто знает? Черная иномарка, которую вечером видел на площади бомж, — это, согласитесь, еще не доказательство.
Через некоторое время Валерий оторвался от экрана и увидел, что дверь в предбанник открыта и в этом предбаннике стоит Мирослава. Колун поднялся и вышел в предбанник, притворив за собой дверь. Валерий услышал его спокойный голос, потом резкий шлепок и короткую, но отчаянную возню.
Спустя несколько мгновений Колун вернулся в кабинет. Он был абсолютно спокоен. Судя по звукам, девушка попыталась дать ему пощечину. Ничего у нее, конечно, не вышло: не та у Колуна реакция, чтобы местная певичка успела бы съездить ему по щеке…
— Пусто, — сказал Колун через час, когда были просмотрены и десятичасовая пленка, и другие, более ранние, на которых редкие прохожие, закутавшись в плащи, шныряли по лестнице туда и обратно. — Возьмешь кассеты?
— Пожалуй, — ответил Сазан.
Был небольшой шанс, что сообщник Лесько все-таки попал под прицел видеокамеры — в том случае, если, оставив машину на набережной, он поднялся по тропинке и сел в поджидавший его «опель».
— Там поляну накрыли, — сказал Колун. — Пойдем вниз.
Внизу было уже довольно много народу. Ребята Сазана облегченно встрепенулись, заметив возвращающегося шефа. Мирославы нигде не было видно. Колун внимательно оглядел шумный зал, словно высматривая кого-то, рывком отодвинул стул и сел напротив Валерия.
— Ты, говорят, все утро в ментовке провел?
— Я же все-таки мента вчера застрелил.
— И что ментовка?
Валерий не спеша расправлялся с закуской.
— Ментовка, скажем так, на ушах не ходит. В ментовке уверяют, что этот самый Лесько зимой по указке некоего Спиридона шлепнул водилу.
— Ты в больницу ездил. С опером… Царьковым.
— Если быть точным, с Царьковым я никуда не ездил. Правильный мент Царьков не стал садиться в мой джип. Так что он ехал на своей сноповязалке, а я следом.
— И что тебе сказал этот Царьков? Что Лесько шестерил на Спиридона?
— Еще он сказал, что Спиридон шестерит на тебя.
Длинные, тонкие пальцы Колуна сжались в кулак.
— Брехня, — сказал Колун. — Я не общаюсь с отморозками. Только одного и надо ментам — людей поссорить.
— Странно, что Спиридон вздумал наезжать на «Зарю». Рылом Спиридон не вышел для такого занятия.
— Я не заказывал тебя, — сказал Колун. — Зачем мне тебя заказывать? Я тебя даже не знаю.
— А Спиридон?
— Откуда я знаю? Я Спиридона последний раз два года назад видел, когда наследство Сыча делили. Не скажу, чтоб дележ был особо мирный…
Колун некоторое время молчал.
— Ты правда Нетушкину приятель?
— Да. Мы росли в одном дворе.
— Ты же его старше.
— Ну и что?
— Зачем ты сюда приехал?
— За убийцей Игоря.
— И все?
— И все.
Колун усмехнулся.
— Послушай, Сазан, я не разевал рот на «Зарю». Если Санычев хочет ходить один — пусть ходит. Но если он будет ходить под тобой, это совсем другой расклад. Есть дело о том, кому достанется «Заря». Это одно дело. И есть дело о том, кто завалил твоего Игоря. Это другое дело. Если ты хочешь найти убийцу Игоря — это твое святое право. Только скажи — я тебе всем помогу. Если ты глаз положил на комбинат — тогда извини. Тогда кто-то из нас мертвым будет.
Валерий некоторое время смотрел на собеседника. Самое странное было то, что Колун ему нравился. Они были одного поля ягоды, и Валерий знал за собой штучки почище тех, что проделывал Колун. Валерий понимал, что, скорее всего, это самый опасный его враг в области и что слова Колуна о том, что он не виновен в убийстве Игоря, — это туфта, которую тот обязан был произнести, но ничего поделать с собой он не мог. Колун был слишком на него похож. Он нравился Валере, так же как вчера ему понравился губернатор, хотя губернатор не подал ему руки и чуть не во всеуслышание назвал бандитом.
— А почему ты думаешь, что дело о том, кому принадлежит «Заря», и мертвый Игорь — это два разных дела?
— Потому, что Игорь — это существенная часть капитала «Зари». Без него этот завод, как «мерс» без движка. Я так думаю, что даже Спиридон не стал бы портить собственное имущество.
— Но ведь Игорь должен был уехать с «Зари». И можно было решить, что если кого-то вычеркивать, так именно того, кто уже все равно снят с баланса…
Колун долго — очень долго — оценивающе глядел на Валерия.
— А ты знаешь, на чем завод зарабатывал деньги?
— На лекарствах.
— На новых лекарствах. Генноинженерные препараты, три в производстве, девять в испытаниях. Не много ли — двенадцать лекарств за полтора года?
— Много.
— Тогда откуда столько?
— От советских военных…
— Они их крали. На Западе.
Валерий слегка поднял брови.
— Не понял.
— Они их крали Срок испытания лекарства на Западе — десять лет, у нас — год. Санычев, Нетушкин и Чердынский просматривали западные публикации, выбирали то, что их интересует, и Игорь синтезировал вещество. Если он не мог его синтезировать, они платили штуку баксов, и какой-нибудь русский лаборант, работающий на «Новонордекс» или «Беррингер», садился писать письмо в Россию и капал в правый верхний угол капельку из пипеточки. Нетушкин капельку изымал и клал ее в питательный раствор…
Представляешь, какой кайф испытал какой-нибудь «Беррингер», когда обнаружил, что его новый препарат русские производят уже второй год и получают лицензию на экспорт его в Уругвай?
Валерий молчал.
— Ты знаешь, чем раньше занимался Чердынский?
— Он врач.
— Он такой же врач, как я — сантехник. Тарский химфармкомбинат занимался производством бактериологического оружия. Чердынский курировал комбинат по линии КГБ. В 1981 — 1984 годах Чердынский был в Сирии. Не то предотвращал эпидемии, не то организовывал… не знаю. Врать не буду. Важно, что у него был приятель. Приятеля звали Сайд Алихани. Тогда он был чиновником. Теперь он бизнесмен. В 1998 году Сайд Алихани выиграл у ООН какой-то конкурс на предмет поставки в Черную Африку цисплантина…
— Че-го?
— Штука распознавать СПИД. Делает шведско-американский концерн «Ланка-Гештальт». Стоит пять долларов порция, пятьдесят центов с каждого доллара откатывается чиновникам. Господин Сайд поставил цисплантин по три доллара порция, а чиновникам откатил аж по доллару. Цисплантин был точно такой, как у «Ланки», действовал так же, и коробочки были точно такие. Только сделали его не в Германии, а в Тарске. И себестоимость у него была не три доллара, а семь центов.
— Неслабо, — сказал Валерий.
— Доктор Гертцки входит в совет директоров «Ланки-Гештальт», Через три месяца после этой сделки «Ланка» появилась в Тарске. Через пять месяцев предложила Санычеву продать завод. Через шесть месяцев после сделки губернатор насмерть поссорился с Санычевым. А через семь премия, которую спонсирует «Ланка», досталась Нетушкину. Но после пули. Убедительная хронология?
Валерий помолчал.
— А ты как об этом узнал?
Колун усмехнулся.
— Коробочки. Гаибов поленился ездить далеко и заказал коробочки для цисплантина на Шакировском писчебумажном. А Шакиру контролирую я.
Колун плавно развел руками.
— Сечешь расклад? Фармацевтика — это единственная область, где Россия может опередить Запад. Тот, кто хочет делать телевизоры на Александровском радиозаводе — ему нужно снести завод и построить новый. Кто хочет делать автомобили на АЗЛК — ему нужно снести завод и поставить новый. У них — деньги, а у нас — одни чиновники. И только в фармацевтике наоборот: затрат никаких, мозги есть свои, ферментер стоит в институте, а бюрократические требования ниже на несколько порядков. И иностранные щуки секут нам это дело под корень.
Лощеный официант, приблизившись к Колуну, прошептал тому на ухо несколько слов.
— Извини, — сказал Семен, — сейчас вернусь. Будь как дома.
Поднялся и исчез в служебной двери.
Валерий остался один за роскошным столом, ломящимся от закусок. Зал понемногу заполнялся гостями. На сцене выламывалась вокруг шеста красивая девица в красном лифчике. В середине лифчика были проделаны аккуратные дырочки.
Валерий задумчиво смотрел куда-то за девицу. То, что сказал Колун, капитально меняло дело. Становилось понятно, отчего так процветает завод. Становилось понятно, за каким хреном и кто убил Игоря. И даже почему губернатор поссорился с заводом, тоже становилось ясно: «Ланка-Гештальт» занесла губернатору чемоданчик и попросила его прикрыть лавочку.
И еще одно было ясно. Если Семен Колунов по прозвищу Колун, профессионально разбирающийся в марках снайперских винтовок, озаботился выучить названия фармацевтических концернов и генноинженерных препаратов, значит, опер Царьков не соврал. За отъявленным отморозком Спиридоном действительно стоял Семен Колунов. И Семену Колунову было жизненно важно убедить московского авторитета в том, что к смерти Игоря он не имеет никакого отношения.
— Угостишь девушку? — послышался рядом бархатный низкий голос, и Валерий, оглянувшись, увидел рядом с собой Мирославу. Она была все в тех же джинсах и льняной черной рубахе, в которой пела на сцене. По легкой разболтанности движений можно было заподозрить, что девочка успела или забить косячок, или даже ширнуться.
— А как насчет спаивания малолетних? — спросил Валерий.
Девушка запрокинула голову. Из грубого воротника рубахи торчала беззащитная беленькая шейка.
— Мне восемнадцать, — сказала она. Валерий щелкнул пальцами, подзывая халдея.
— Меню и стул для девушки, — сказал он.
Мирослава засмеялась. В смехе ее была та же легкая хрипотца, что и в пении.
— Стула не надо, — сказала девушка.
В следующую секунду она скользнула на колени Валерию. Этого, безусловно, не стоило делать. У Нестеренко перехватило дыхание. Не то чтобы он влюбился сразу и в один момент — он, наверное, и неспособен был влюбиться. Но все мысли об Игоре, заводе и фармацевтическом концерне «Ланка-Гештальт» вдруг вышибло из головы, как пробку из шампанского. От волос Мирославы пахло как будто деревенским сеном, и она была необыкновенно легкая, несмотря на плотные джинсы и тяжелые складки льняной рубахи. И вся она — от коротко подстриженных волос до башмачков с толстой подошвой и низким каблуком — вызывала, несмотря на нарочито подростковый вид, одно-единственное и вполне естественное для мужика желание.
— Я — Мирослава. А ты — Валерий, да? Тебе нравится, как я пою?
— Да.
— А я нравлюсь?
«Что ты делаешь? — пронеслось в голове Валерия. — У девчонки явно что-то с Колуном. У нее заноза в мозгах, и они как-то рассорились. Она использует тебя, чтобы досадить Колуну, и дело кончится тем, что Колун на глазах у всего городского бомонда всадит в тебя автоматный рожок, а ментам скажет, что был в это время на проповеди в церкви».
Официант, деликатно кашлянув, поставил на стол нежно-розовую взвесь, поверх которой плавал ломтик лимона.
Мирослава подхватила бокал. На тонком безымянном пальце блеснуло тяжелое серебряное кольцо с плоским сапфиром. Видимо, подарок — и совершенно ясно чей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51