Гаибов пожал плечами.
— Странный вопрос. Потому что были выборы… А мы хотели быть уверены, что в областном собрании будут представлены интересы отечественной промышленности… Зачем еще становятся депутатами?
— Чтобы избежать уголовной ответственности.
Гаибов ошеломленно улыбнулся.
— Ну, Валера… Это в ваших кругах, может быть, и принято…
— Ты знаешь, что Игорь переоформил дом и машину на Яну семь месяцев назад? Когда еще никакого Спиридона не было?
— Ну… это дело Игоря…
В дверь вежливо постучали. Валерий обернулся — на пороге, слегка бледный и поддерживаемый под локоток Лешкой Мухой стоял губернатор области.
— Садись, Виктор Гордеич, — сощурился Сазан, — гостем будешь.
Санычев беспокойно завертел головой. Жечков опустился в кресло, стоявшее в углу комнаты.
— У меня к тебе, Демьян, несколько вопросов, — усмехнулся Сазан, — как к профессионалу-биофизику.
— Я не биофизик, — покачал головой Санычев.
— Да. В отличие от Игоря. Демьян Михайлович, ведь Игорь занимался генной инженерией?
— Да.
— Скажи, Демьян Михайлович, ведь кокаин — это наркотик растительного происхождения?
— Да.
— Его возможно синтезировать химическим путем?
— Я не специалист. Но думаю, что будет довольно дорого. Гораздо дороже обычного кокаина. Легче делать другие синтетические наркотики: МДМА, ЛСД.
Валерий кивнул.
— А сколько будет стоить генноинженерный кокаин?
— Что?!
— Насколько я понимаю, — холодно сказал Валерий, — в мире до сих пор существовали только растительные и синтетические наркотики. Никто не пытался получать генноинженерных наркотиков, ведь так? Игорь Нетушкин был первый…
Санычев, слегка побледнев, нашел в себе силы усмехнуться.
— Вы не представляете себе, какую вы чушь несете, Валерий Игоревич. Вы что кончали — ПТУ? Вы ферментер от роллера не можете отличить…
— И в чем же чушь?
— Это невозможно. Если кто-то всерьез задумается над такой проблемой… Кока — эукариот… За синтез кокаина будет отвечать очень сложная последовательность генов, не меньше сорока килобаз. Такая последовательность не влезет в плазмиду…
Валерий прервал директора.
— Можно я опишу процесс так, как мне о нем рассказали?
Санычев только пожал плечами.
— Из листа коки берется клетка, — сказал Валерий. — Та самая, которая синтезирует кокаин. На клетку воздействуют вирусом…
Валерий достал блокнотик и тщательно прочитал название.
— Вирусом Эпштейна — Барра. Это онкологический вирус. Из-за него клетка будет бесконечно делиться. На птичьем вашем языке это называется иммортализация. Получается то, что называется клеточной линией. Берете плашечку на 96 лунок, рассеиваете по лункам клеточные линии и проверяете линии на предмет синтеза коки. На перспективные линии вы воздействуете мутагенами. Если вы очень талантливый биофизик или если вам сказочно повезло, то вы выводите суперпродуцентный штамм. С выходом кокаина до 50% от общей клеточной массы. После этого вы рассаживаете культуру по роллерам, и с учетом того, что штамм у вас получился суспензионный, все, что вам надо, — это регулярно сливать культуру, очищать ее от белка и продавать суперчистый кокаин. Я все правильно разъяснил, Виктор Гордеич?
Губернатор с трудом кивнул, Было ясно, что Нестеренко говорит то, что ему растолковал только что губернатор, а губернатор, в свою очередь, получил объяснения непосредственно от Игоря Нетушкина. Было также ясно, что сам губернатор, в силу интеллигентской ли трусости или иных причин, никогда не решится повторить эти объяснения в лицо Санычеву и Чердынскому.
— Трепло, — прерывисто сказал Чердьшский, имея в виду, очевидно, Игоря.
— Спроси у него, что такое суспензионный штамм, — процедил Гаибов.
— Штамм, который плавает на поверхности. А не крепится к стенкам. Его чистить легче, — любезно сказал Нестеренко. Усмехнулся и добавил:
— Должен сказать, что крайне оригинальная идея. Во-первых, получается дешевле колумбийской коки. Коку надо вырастить, переработать, наконец, перевезти на самолете. А здесь достаточно пары роллеров, умещающихся в лаборатории. Издержки — ноль. Исходный материал не стоит ничего. Вместо тысяч крестьян достаточно одного ученого И, конечно, безопасность. Народ привык, что кокаин возят из Южной Америки. Кому придет в голову, что кокаин можно производить в Магадане или в средней полосе России на заводе «Заря»?
Гаибов прятал глаза. Чердынский сидел, брезгливо усмехаясь.
— Надо сказать, — продолжал Валерий, — что Игорь не остановился на достигнутом. Как всякий гениальный ученый, он стремился не столько подражать природе, сколько превзойти ее. Он принялся экспериментировать дальше, не так ли? На этот раз непосредственно методами генной инженерии. То метильную группу пришьет, то бензольное кольцо к свободному радикалу приварит и так далее… Основными объектами экспериментов были, как я понимаю, кокаин и мескалин. Результатом явилось создание несколько менее высокопродуктивных штаммов, которые, однако, по силе воздействия на человека отличаются от кокаина тем же, чем ЛСД — от марихуаны.
В комнате наступило тяжелое молчание.
— Вы ошиблись в последовательности, Валерий Игоревич. Работы по синтезу генноинженерных наркотиков на базе мескалина, псилобицина и кокаина начались в 1990 году в рамках концерна «Биопрепарат», специализировавшегося на создании бактериологического оружия, — сказал Алексей Чердынский. — Первое, что создал Игорь, были два штамма с условным названием «бета-мескалин» и «бета-кокаин-2». И только в рамках гарского проекта мы потребовали от Игоря создать обычный суперпродуцентный штамм кокаина.
— Почему?
— Вы сами сказали — генноинженерных наркотиков не производил никто и никогда. «Бета-кокаин-2», попади он в руки специалистов, немедленно бы обнаружил свое генноинженерное происхождение. Другое дело кокаин. Вы правильно заметили, что все привыкли к тому, что кокаин производят в Южной Америке, и никто не станет искать производителей кокаина в городе Тарске. С точки зрения Интерпола, это все равно что искать клубнику в Антарктиде.
В спальне стало тихо-тихо. Санычев бледнел на глазах. Его первый зам нервно улыбался. Один Чердынский сидел неподвижно, выпрямившись на стуле, и был столь же спокоен, как и три недели назад во время налета Спиридона. Валерий щелкнул пальцами. Муха почтительно выступил вперед и подал ему папку с желтыми завязочками.
— А почему пуля, Алексей? — спросил Сазан. — Ты мне так красочно расписывал достижения советской военной химии, что я три дня в кабак заходить боялся… Так почему пуля, а не яд?
Чердынский молчал.
— Так я тебе скажу, почему пуля, — проговорил Сазан, — потому что пуля имеет большой воспитательный эффект. Это одно дело, когда ты лезешь на завод, где главный технолог только что захворал и умер, а другое — когда ты лезешь на завод, где главного технолога неведомо кто убил. Боязно. Сорок шансов из ста, что тебя либо пришьют, либо обвинят в этом убийстве. И ты почти выиграл. Колун неделю боялся подойти к заводу, пока не уверил себя, что Игоря убил Спиридон.
Валерий резко встал, отодвинув стул, и принялся расхаживать по комнате. Тень его, похожая на большую летучую мышь, металась за ним по стенам. Нестеренко вдруг резко остановился перед Гаибовым.
— Я одного не понимаю. Вы двое — вы два года бегали от бандитов. Вы два завода сгубили, лишь бы не запачкать воротничок. Зачем? Чтобы через Ирак или кого там начать травить пол-Европы? Ведь вы в Ирак поставляете лекарства, мне Чердынский это как-то сдуру сказал…
— Валерий! Это не правда!
— Заткнись, Фархад, — спокойно сказал Санычев. — Я боюсь, Валерий Игоревич, вы неверно оценили наши мотивы. Ни я, ни Фархад — мы не собирались делать наркотики. Мы купили этот завод, и мы хотели сделать из него конфетку. Купили, между прочим, не совсем бесплатно. Губернатору в карман откатилась некая сумма… сумма, которую я, лично я, занял.
У нас была куча проектов — феноцистин, гамма-лейкин, но, когда мы пришли на завод, мы увидели, что все, что можно украсть, здесь украдено. Физически. Я не цеха имею в виду, я имею в виду, например, запас пробирок… Чтобы реализовать проекты, были нужны деньги. Большие деньги. Но нам их никто не дал. Российские банки были заняты важным делом, они брали бюджетные деньги и на эти деньги кредитовали государство, покупая у него ГКО. Эго приносило им 200% в год, и на хрен им было кредитовать загибающийся химзаводик в городе Парнокопытновске или еще где…
— И вам дал денег Леша Чердынский? — уточнил Сазан.
Истинный хозяин завода даже не шевельнулся.
— Для начала он сказал, что деньги надо вернуть. Те деньги, которые пошли на взятку губернатору. Мелочь, сорок тысяч долларов. Я, кстати, мог бы их вернуть, раскрав еще половину завода. Я не стал. Меня поставили на «счетчик». Это когда… Ах, впрочем, что такое «счетчик», вы знаете…
Санычев помолчал.
— В общем, это была общая идея, — сказал он тихо. — Всем нам был довольно хорошо известен круг вопросов, над которыми работал Игорь в институте. Все это было гораздо сложнее, его темой были измененные состояния сознания, он довольно искренне хотел сконструировать такую штуку, которая обостряет восприятие и не вызывает привыкания… Собственно, он ее почти сделал…
— И как вы уговорили Игоря? Пришли и сказали: слушай, старик, погоди пока с твоим экстрактом гениальности, езжай в Тарск, там есть классный завод, кокаин варить…
— Я не знаю. Они очень хитро себя вели, у него мать была больная, с почками. Мы же в Алицке тоже делали препараты для Судана, ну в рамках договоренностей с Алихани. Они как-то подъехали от меня, дали денег, мать повезли в Швейцарию, говорят, вот, мол, это Тарский химзавод, нам нужно узнать, как сделать феноцистин. Легальная совершенно консультация. А там операция матери делалась в два этапа. Первая операция прошла, а после этого они говорят: «Хочешь вторую — будь добр, паши…» Ну он все им и сделал… Была такая договоренность, что он нам — кокаин, а мы ему на опыты отстегиваем столько, сколько он на Западе еще пять лет не добьется…
— Они — это ты, Леша? — уточнил Валерий, поворачиваясь к Чердынскому.
— Я не собирался этим заниматься, — спокойно сказал Чердынский, — хотя я и бывший кагебешник и вообще, с вашей точки зрения, — «красный». Я вам, кажется, рассказывал, в чем дело. Лекарства — это деньги. Громадные деньги. На избирательную кампанию. На дачу со стульями, инкрустированными самоцветами… Мафия Кремля. Мафия Москвы. Когда ты из года в год лечил в своей больнице самых высокопоставленных чиновников, ты получаешь гигантские права… Мы там на фиг никому не были нужны, на празднике дележки бюджетных денег. А на Западе нас тоже не ждали с распростертыми объятиями…
— И вы решили делать вместо лекарств наркотики?
— А когда в Кремле подписывают контракт на заведомо некачественный инсулин — это что, лучше? — вскрикнул Чердынский. — Когда на строительство завода в Майкопе дают 700 млн долларов и денег нет, — это что, лучше? Когда нам западная фирма впарила устаревшее оборудование для производства медицинских приборов, а в обмен получает нефть и норму прибыли в 4800 процентов, — это как?
— Ты не уточнишь, Леша, кому ты все-таки продавал кокаин? И сколько человек вчера мочили Колуна? И эти люди — они еще работают на Лубянке или уже приватизировались?
— Я ничего не уточню и тебе, Валера, не советую в это дело лезть. Вон господин губернатор и то завод не решился закрыть, а уж губернатор у нас, хотя и завалящий, так покруче московского авторитета будет…
— Я… — с достоинством сказал Жечков, — я… как я мог… четверть областного бюджета…
— Вранье, — осклабился Чердынский. — Дело не в бюджете. Дело в том, что на тебя кое-кто мог серьезно обидеться…
— Кто конкретно? — уточнил Валерий.
— Я уже сказал — не отвечу…
— И так все ясно, — усмехнулся московский авторитет, — ты ведь, Алексей, здешнюю шарашку по линии КГБ курировал. А красные друг друга не бросают… Вот только делать они ничего больше не умеют, кроме как заказывать людей. Даже я или Семка Колун — мы выучились, что есть арбитраж, есть юристы, есть закон купленый, а при тебе осталась только чистая уголовщина. Убитый Варковский, убитый Сыч, убитый Колун. Это даже удивительно, Леша, что под вами ходило полстраны, а вы всего-то и выучились, что мочить, мочить и мочить…
— Это немало, Валера, — холодно бросил Чердынский. — Ты сам с этого начинал.
— Я-то с этого начинал, — усмехнулся Нестеренко, — а вы-то этим кончили.
— А что мне было делать, Валера? — вдруг осипшим голосом сказал Санычев. — Что мне было делать, если мы могли сделать кучу добра, а денег не было, и на рынок нас не пускали? Если бы мой завод не стал делать кокаин, он бы не стал делать и ничего другого. А люди вокруг бы просто сдохли от пьянства, восемь тысяч рабочих… Здесь депрессивный регион, Валерий. Здесь у людей одно будущее — нарваться на нож во время пьяной драки или сесть за то, что кто-то нарвался на твой нож.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51