- У него есть права, друг мой. Он утвердился на троне по праву оружия, по закону…
- по своему закону.
- … и благодаря всеобщей поддержке. Его, кажется, любят - во всяком случае, простой люд и «фримэны». - Английское слово прозвучало в устах Ирина как ругань. - Хотя, как я слышал, среди баронов им довольны не все… - Гильдмастер пожал плечами, прекращая обсуждение.
- Но большинство довольно, ведь так? И он на удивление любим черным людом - для императора, - добавил Лициндил, приподняв бровь. - Он весьма популярная личность, этот Карл Куллинан.
Венциус, юноша, чья мрачная красота была почти женственной, играл с бокалом вина: погрузив наманикюренный палец в алую жидкость, водил им по краю сосуда, извлекая мгновенно угасающую звенящую ноту.
- Он очень любим, Армин. Или ты слишком… раздражен, чтобы это заметить?
- Как я сказал, мастер Армин, - суровым взглядом Ирин призвал Венциуса и эльфа к молчанию, - когда бы гильдия ни сталкивалась с Карлом Куллинаном - мы всегда пожинали беду. В первый раз твой отец проиграл ему в Колизее. Потом, когда Карл Куллинан освободил дракона-золотаря, Ольмин попытался захватить негодяя - в результате мы потеряли и его, и почти две дюжины добрых гильдейцев. И потом, в Мелавэе…
- Мне все это известно, и все же…
- … и когда Термин решил, что поймал Карла Куллинана в западню близ Ландейла, и… - Гильдмастер откинулся в кресле и задумчиво отпил из кубка воды. - Хуже всего нам пришлось в последний раз, когда ты решил использовать войну в Срединных Княжествах, чтобы получить дешевый товар…
- Война должна была стать его источником.
- Вот именно: должна была.
Тон, каким Венциус произнес это, способен был разъярить кого угодно.
Ирин поджал губы.
- Но не стала, мастер Армин. Мы не получили никакой выгоды, зато очень многое потеряли - порох, ружья и куда больше добрых гильдейцев, чем мне бы хотелось.
- Тогда позвольте мне нанять наемников! Я… - Армин вскинул руки и спрятал в ладонях лицо. - Прости, гильдмастер. Прошу тебя, продолжай.
Ирин улыбнулся.
- Теперь и Бим, и Холтун - и большая часть Срединных Княжеств - закрыты для нас. А это нехорошо, мастер Армин, - это очень нехорошо. Ради блага гильдии мы оставим Карла Куллинана в покое. Пусть себе правит своей карликовой империйкой; гильдия это переживет. Мы переживем его, Армин.
Армин ответил не сразу; пальцы его бегали по изуродованной правой щеке.
Карл Куллинан действительно очень любим. Было время - годы, годы назад, - когда Армин глядел вслед этому всеобщему любимцу, этому лучшему из людей: тот мчался по коридору горящего корабля, а сам Армин лежал на палубе и, корчась от боли в сломанной челюсти, тянулся перебитыми пальцами к бутыли с целительным бальзамом…
Ирин снова постучал по пергаменту.
- И еще кое-что. Я переговорил с Гильдией магов. Они не хотят ничего предпринимать против него. В дело вовлечен этот проклятый меч - а значит, вовлечен Арта Мирддин. Никто из их гильдии не желает связываться с Арта Мирддином; в последний раз, когда гильдмастер Люций выступил против Арта Мирддина, они превратили Элрудский лес в Элрудскую пустошь - ты хотел бы увидеть пустошь Пандатавэйскую? Ты хотел бы, чтобы нас - теперешних мастеров гильдий - винили в этом?
«Нет, - подумал Армин, - я не хотел бы, чтобы меня помнили за это. А вот за что я хотел бы, чтоб меня помнили, - так это за то, что я обезглавил Карла Куллинана».
- Может прийти время, Армин, - проговорил Ирин, - может прийти время, когда мы сумеем получить эту голову. Но не теперь, когда он тот, кто он есть. Не теперь, когда он настолько - и по-настоящему - опасен. До тех пор, покуда он остается в пределах своей империйки, - ты оставишь его в покое. Оставишь на самом деле - ты понял?
Армин подавил раздражение.
- Я понял, гильдмастер. Мастера, братья и друзья! - как велит обычай, проговорил он. - Я повинуюсь воле совета. - Он обвел взглядом лица.
- Я повинуюсь, - повторил он.
А себе сказал: хватит. Хватит ждать, хватит терпеть - хватит. В последние пять лет он даже не пытался охотиться за головой Карла Куллинана, лишь несколько раз - тайно - посылал наемных убийц. Он надеялся вновь получить поддержку совета, но, с поддержкой или нет, терпение Армина истощилось.
Способ должен найтись. Ожидание должно завершиться, не то Армин возьмет дело в свои руки. Вопреки всему - вопреки сопротивлению членов совета, вопреки стремлению трусов из Гильдии магов забиться в угол при одном упоминании Арта Мирддина - он будет действовать. Будет.
Однако начинать надо осторожно. Найти правильную приманку, точное место для западни.
Разумеется, покуда Карл Куллинан в пределах Холтунбима - с ним ничего не сделаешь; слишком много такого, что может расстроить любой план.
Но в мире полным-полно мест, кроме этой мелкой империйки, - иные места, иные чары.
Сколько заплатит гильдмастер Люций за меч, убивающий магов?
И сколько - за голову того, единственного, кто может взять его оттуда, где он сокрыт?
И чем готов рисковать Карл Куллинан ради тех, кого любит?
Ответы были те же: всё и всем.
И все же - способ придется искать. Все должно быть сделано аккуратно. Слухи, что будут распущены, должны быть взвешенными: чтобы их можно было опровергнуть - но лишь кое в чем, а кое-чему можно было бы и поверить. И пусть им поверят и поддержат их не везде - они станут той тропкой, что выманит Карла Куллинана из дому, уведет подальше от его империи, от Приюта.
Нет, не выманит - вытащит.
Я умней тебя. Карл Куллинан. Я сделаю неожиданный шаг. Распустить слухи - и ждать. Вот он - путь. Когда-нибудь императору придется отправиться за мечом. Возможно - и в спешном порядке.
Это потребует большой ловкости - но может быть сделано. Медленно, осторожно, вкрадчиво.
Это должно быть сделано. И сделано будет.
Одним годом ранее. Венест: Дорня и Эльмина
«Мне тревожно за Карла», - думала Дория.
- Дория, Дория! - Эльмина с упреком покачала головой, сбросив капюшон и открыв дотоле скрытые тугие завитки черных волос.
Бледность Эльмины - кожа ее по цвету походила на рыбье брюхо - в других обстоятельствах способна была напугать; в этом же случае она была естественна. И даже успокаивала, ибо говорила об исцелении. Исцелении, хотя удержать в жизни кого-то, раненного столь серьезно, как их нынешний пациент, можно было лишь отдав все силы - равно магические, физические и душевные. Эльмина только что выложилась до конца.
- Тревога не для нас, Дория. Мы успокаиваем. Возрождаем. Целим. - Дрожа от слабости, она коснулась ладонью руки пациента - немытого крестьянина, которого доставили в храм Длани в Венесте - доставили едва живым, в той же повозке, что его случайно и переехала; ее окованные железом колеса размозжили ему руку, смяли грудную клетку, сломали позвоночник.
Дория кивнула.
- Нам - исцеление, - согласилась она, потом положила на больного ладони.
Фермер был плох - но он был жив, а раны исцелятся.
Главным было не дать жизни человека покинуть его, а после - утишить его боль. Эльмина сделала и то, и другое. Теперь человек был без сознания, но жив, кровь, стоящая в его развороченной груди, не сворачивалась, но и не истекала из тела.
- Дория…
- Я знаю. Тише, Эльмина; отдыхай.
Дория облизнула губы и на миг задумалась, подыскивая заклинание. Мгновение - и быстро тающие слова сами потекли с ее губ, а вместе с ними - потекла сила. И, как всегда, она не была уверена, что теплое сияние, окружившее фермера, существует на самом деле, а не привиделось ей или не возникло лишь в ее голове.
Но, как всегда, исцеляя человека, оно согрело Дорию.
Раздробленные кости соединялись, разодранные мышцы и хрящи восстанавливались, нервы прорастали сквозь новую плоть, кровеносные сосуды заново пронизывали ее стенки.
Оставалась кровь. Возродить поврежденные красные кровяные тельца, заставить кровь вновь наполнить сосуды, просочиться в капилляры и застыть, дожидаясь приказа, как армии перед боем, - все это было безумно тяжело, отнимало все силы.
Дория отдала приказ; кровь потекла. Исцеление продолжалось, пока жуткая смертная бледность не оставила лица больного и он не начал - медленно - приходить в себя.
- Отлично сделано, Дория, - сказала Эльмина. Она коснулась пальцем сухих, растресканных губ фермера, все еще покрытых коркой рвоты и спекшейся крови. - Спокойней, дружок. Ты в руке Длани, с тобой все будет в порядке.
Она повернулась к Дории.
- И с тобой тоже, сестра, - так или иначе.
Дория кивнула. То, что Матриарх называла «ощущением порядка вещей», росло в ней день ото дня - и указывало на противостояние. По крайней мере - одно.
И потом - она помнила, что сказала Матриарх Карлу. Никогда более не станет Длань помогать тебе, сказала она. Никогда более не станет.
- Я понимаю, - кивнула Эльмина. - Но сейчас мы должны… - она сглотнула и помолчала, но собралась с силами - ее восковая, почти прозрачная кожа на глазах обретала и плотность, и цвет, - сейчас мы должны восстановить силы. Мы обе. Мы продолжим наше дело, но, возможно, когда-нибудь станем делать его из разных побуждений. Не так ли?
Дория кивнула:
- Так.
Несколькими днями ранее, перед Старонорьем: Ахира и Уолтер Словотский
- Я тревожусь за Карла.
Ахира, щурясь на закатное солнце, откинулся в каменном кресле.
- Ты тревожишься слишком много. Больше действуй; меньше тревожься. - Словотский смотрел, как, Ахира перечитывает последнее письмо Карла. В который раз.
Не то чтобы волноваться было совсем не о чем.
Во-первых, не так давно Ахира сообразил, что дочери Словотского Джейни скоро замуж, а вокруг и выбрать-то не из кого.
Ахира крякнул про себя. Мне очень нравится быть гномом - но не хотелось бы, чтобы моя крестница за гнома вышла.
- Ты тревожишься слишком много, - повторил великан; сидя рядом с другом на скамье у входа в пещеры Энделла, он строгал свежую сосновую ветку. Близилась ночь. - Особенно для конца дня. Я считал тебя гномом, а не человеком. Тебе полагалось бы любить сумерки.
- Отчасти ты прав, - кивнул Ахира. - Вечер - лучшее время; суета дневных забот медленно уступает место покою грядущей ночи…
Во всяком случае, так должно быть. Беда Словотского в том, что, рассуждая, он не учитывает гномьего отношения к времени.
Беда, да… но не вина.
Кровь и кости - лишь плоть; мир обращает их в тлен,
Они осыпаются прахом - хрипя и стеная, вопя и скрипя,
Дрожа, трепеща и трясясь.
Так пусть мир уходит прочь - на закате, с исходом дня…
Так начинается древняя вечерняя песнь; простое напоминание, что ночь - время для сна и отдыха и что тревоги завтрашнего дня вполне могут подождать до завтра.
Простая мысль - но гномы вообще любят простоту. Такими уж они уродились.
Чувство времени - часть этой простоты.
Пока друзья не торопясь перебрасывались фразами, гномы, живущие в Старонорье - так звались эти, хоть и не самые древние в Энделле, пещеры, - готовились завершить дневные труды, вернуться в тепло и уют родных жилищ.
Кто верхом на пони, кто пешком, все они стекались к входу в пещеры, ожидая прихода ночи. Иных покрывали пот и пыль - они трудились на полях царя Маэреллена, иные - немногие - возвращались домой из южных походов, восседая на облучках груженных добром повозок; но все они умудрились прибыть к входу на закате - не раньше и не позже.
Чувство времени - особый дар гномов, что-то вроде способности людей к плаванию. Гномы не плавают; им и на воде-то не удержаться.
В конце концов, и люди ненамного легче воды, но плавать все же могут. У гномов куда более плотные мышцы, да и кости тяжелей - гномы камнем идут ко дну.
Это была потеря. Джеймс Майкл Финнеган всегда любил плавать - одетое в спасательный жилет, в бассейне непослушное тело не предавало его.
Плавание было, пожалуй, единственным, о чем Ахира жалел - из всей своей человеческой жизни. Обо всем остальном вспоминать не хотелось. Но плавание…
Люди плавают так же легко, как убивают и предают, подумал Ахира - и устыдился самого себя.
Как ни посмотри, лучшие его друзья - люди. Те, кого он любит больше всего, - люди: Уолтер Словотский, его жена Кира, Джейни - он выделял ее из всех - и крошка Дория Андреа Словотская. Если Дория Андреа и не была милейшим существом во вселенной, то лишь потому, что ее затмевала Джейни.
А был ведь еще Карл Куллинан, который - буквально - вырвал его у смерти - Карл тоже был человеком. Так же, как Чак и все остальные…
И сам он тоже был человеком - когда-то.
Он был калекой Джеймсом Майклом Финнеганом. И больше никогда - хвала богам! - им не будет.
Люди в общем-то не так уж и плохи. И все же гномы - совсем другое дело. Так же, как то, где они живут - и как живут.
К северу от Эрена ночь - опасная штука. Большие, неуклюжие люди наловчились убивать существ, которых почитают опасными; гномы предпочитают избегать опасности, в бой вступают, лишь когда вынуждены. Крестовые походы - будь то начинание Пап на Той Стороне или то, что ощущалось человеческой частью Ахиры как совершенно справедливый Поход Карла Куллинана на Этой - было нечто, совершенно чуждое гномам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
- по своему закону.
- … и благодаря всеобщей поддержке. Его, кажется, любят - во всяком случае, простой люд и «фримэны». - Английское слово прозвучало в устах Ирина как ругань. - Хотя, как я слышал, среди баронов им довольны не все… - Гильдмастер пожал плечами, прекращая обсуждение.
- Но большинство довольно, ведь так? И он на удивление любим черным людом - для императора, - добавил Лициндил, приподняв бровь. - Он весьма популярная личность, этот Карл Куллинан.
Венциус, юноша, чья мрачная красота была почти женственной, играл с бокалом вина: погрузив наманикюренный палец в алую жидкость, водил им по краю сосуда, извлекая мгновенно угасающую звенящую ноту.
- Он очень любим, Армин. Или ты слишком… раздражен, чтобы это заметить?
- Как я сказал, мастер Армин, - суровым взглядом Ирин призвал Венциуса и эльфа к молчанию, - когда бы гильдия ни сталкивалась с Карлом Куллинаном - мы всегда пожинали беду. В первый раз твой отец проиграл ему в Колизее. Потом, когда Карл Куллинан освободил дракона-золотаря, Ольмин попытался захватить негодяя - в результате мы потеряли и его, и почти две дюжины добрых гильдейцев. И потом, в Мелавэе…
- Мне все это известно, и все же…
- … и когда Термин решил, что поймал Карла Куллинана в западню близ Ландейла, и… - Гильдмастер откинулся в кресле и задумчиво отпил из кубка воды. - Хуже всего нам пришлось в последний раз, когда ты решил использовать войну в Срединных Княжествах, чтобы получить дешевый товар…
- Война должна была стать его источником.
- Вот именно: должна была.
Тон, каким Венциус произнес это, способен был разъярить кого угодно.
Ирин поджал губы.
- Но не стала, мастер Армин. Мы не получили никакой выгоды, зато очень многое потеряли - порох, ружья и куда больше добрых гильдейцев, чем мне бы хотелось.
- Тогда позвольте мне нанять наемников! Я… - Армин вскинул руки и спрятал в ладонях лицо. - Прости, гильдмастер. Прошу тебя, продолжай.
Ирин улыбнулся.
- Теперь и Бим, и Холтун - и большая часть Срединных Княжеств - закрыты для нас. А это нехорошо, мастер Армин, - это очень нехорошо. Ради блага гильдии мы оставим Карла Куллинана в покое. Пусть себе правит своей карликовой империйкой; гильдия это переживет. Мы переживем его, Армин.
Армин ответил не сразу; пальцы его бегали по изуродованной правой щеке.
Карл Куллинан действительно очень любим. Было время - годы, годы назад, - когда Армин глядел вслед этому всеобщему любимцу, этому лучшему из людей: тот мчался по коридору горящего корабля, а сам Армин лежал на палубе и, корчась от боли в сломанной челюсти, тянулся перебитыми пальцами к бутыли с целительным бальзамом…
Ирин снова постучал по пергаменту.
- И еще кое-что. Я переговорил с Гильдией магов. Они не хотят ничего предпринимать против него. В дело вовлечен этот проклятый меч - а значит, вовлечен Арта Мирддин. Никто из их гильдии не желает связываться с Арта Мирддином; в последний раз, когда гильдмастер Люций выступил против Арта Мирддина, они превратили Элрудский лес в Элрудскую пустошь - ты хотел бы увидеть пустошь Пандатавэйскую? Ты хотел бы, чтобы нас - теперешних мастеров гильдий - винили в этом?
«Нет, - подумал Армин, - я не хотел бы, чтобы меня помнили за это. А вот за что я хотел бы, чтоб меня помнили, - так это за то, что я обезглавил Карла Куллинана».
- Может прийти время, Армин, - проговорил Ирин, - может прийти время, когда мы сумеем получить эту голову. Но не теперь, когда он тот, кто он есть. Не теперь, когда он настолько - и по-настоящему - опасен. До тех пор, покуда он остается в пределах своей империйки, - ты оставишь его в покое. Оставишь на самом деле - ты понял?
Армин подавил раздражение.
- Я понял, гильдмастер. Мастера, братья и друзья! - как велит обычай, проговорил он. - Я повинуюсь воле совета. - Он обвел взглядом лица.
- Я повинуюсь, - повторил он.
А себе сказал: хватит. Хватит ждать, хватит терпеть - хватит. В последние пять лет он даже не пытался охотиться за головой Карла Куллинана, лишь несколько раз - тайно - посылал наемных убийц. Он надеялся вновь получить поддержку совета, но, с поддержкой или нет, терпение Армина истощилось.
Способ должен найтись. Ожидание должно завершиться, не то Армин возьмет дело в свои руки. Вопреки всему - вопреки сопротивлению членов совета, вопреки стремлению трусов из Гильдии магов забиться в угол при одном упоминании Арта Мирддина - он будет действовать. Будет.
Однако начинать надо осторожно. Найти правильную приманку, точное место для западни.
Разумеется, покуда Карл Куллинан в пределах Холтунбима - с ним ничего не сделаешь; слишком много такого, что может расстроить любой план.
Но в мире полным-полно мест, кроме этой мелкой империйки, - иные места, иные чары.
Сколько заплатит гильдмастер Люций за меч, убивающий магов?
И сколько - за голову того, единственного, кто может взять его оттуда, где он сокрыт?
И чем готов рисковать Карл Куллинан ради тех, кого любит?
Ответы были те же: всё и всем.
И все же - способ придется искать. Все должно быть сделано аккуратно. Слухи, что будут распущены, должны быть взвешенными: чтобы их можно было опровергнуть - но лишь кое в чем, а кое-чему можно было бы и поверить. И пусть им поверят и поддержат их не везде - они станут той тропкой, что выманит Карла Куллинана из дому, уведет подальше от его империи, от Приюта.
Нет, не выманит - вытащит.
Я умней тебя. Карл Куллинан. Я сделаю неожиданный шаг. Распустить слухи - и ждать. Вот он - путь. Когда-нибудь императору придется отправиться за мечом. Возможно - и в спешном порядке.
Это потребует большой ловкости - но может быть сделано. Медленно, осторожно, вкрадчиво.
Это должно быть сделано. И сделано будет.
Одним годом ранее. Венест: Дорня и Эльмина
«Мне тревожно за Карла», - думала Дория.
- Дория, Дория! - Эльмина с упреком покачала головой, сбросив капюшон и открыв дотоле скрытые тугие завитки черных волос.
Бледность Эльмины - кожа ее по цвету походила на рыбье брюхо - в других обстоятельствах способна была напугать; в этом же случае она была естественна. И даже успокаивала, ибо говорила об исцелении. Исцелении, хотя удержать в жизни кого-то, раненного столь серьезно, как их нынешний пациент, можно было лишь отдав все силы - равно магические, физические и душевные. Эльмина только что выложилась до конца.
- Тревога не для нас, Дория. Мы успокаиваем. Возрождаем. Целим. - Дрожа от слабости, она коснулась ладонью руки пациента - немытого крестьянина, которого доставили в храм Длани в Венесте - доставили едва живым, в той же повозке, что его случайно и переехала; ее окованные железом колеса размозжили ему руку, смяли грудную клетку, сломали позвоночник.
Дория кивнула.
- Нам - исцеление, - согласилась она, потом положила на больного ладони.
Фермер был плох - но он был жив, а раны исцелятся.
Главным было не дать жизни человека покинуть его, а после - утишить его боль. Эльмина сделала и то, и другое. Теперь человек был без сознания, но жив, кровь, стоящая в его развороченной груди, не сворачивалась, но и не истекала из тела.
- Дория…
- Я знаю. Тише, Эльмина; отдыхай.
Дория облизнула губы и на миг задумалась, подыскивая заклинание. Мгновение - и быстро тающие слова сами потекли с ее губ, а вместе с ними - потекла сила. И, как всегда, она не была уверена, что теплое сияние, окружившее фермера, существует на самом деле, а не привиделось ей или не возникло лишь в ее голове.
Но, как всегда, исцеляя человека, оно согрело Дорию.
Раздробленные кости соединялись, разодранные мышцы и хрящи восстанавливались, нервы прорастали сквозь новую плоть, кровеносные сосуды заново пронизывали ее стенки.
Оставалась кровь. Возродить поврежденные красные кровяные тельца, заставить кровь вновь наполнить сосуды, просочиться в капилляры и застыть, дожидаясь приказа, как армии перед боем, - все это было безумно тяжело, отнимало все силы.
Дория отдала приказ; кровь потекла. Исцеление продолжалось, пока жуткая смертная бледность не оставила лица больного и он не начал - медленно - приходить в себя.
- Отлично сделано, Дория, - сказала Эльмина. Она коснулась пальцем сухих, растресканных губ фермера, все еще покрытых коркой рвоты и спекшейся крови. - Спокойней, дружок. Ты в руке Длани, с тобой все будет в порядке.
Она повернулась к Дории.
- И с тобой тоже, сестра, - так или иначе.
Дория кивнула. То, что Матриарх называла «ощущением порядка вещей», росло в ней день ото дня - и указывало на противостояние. По крайней мере - одно.
И потом - она помнила, что сказала Матриарх Карлу. Никогда более не станет Длань помогать тебе, сказала она. Никогда более не станет.
- Я понимаю, - кивнула Эльмина. - Но сейчас мы должны… - она сглотнула и помолчала, но собралась с силами - ее восковая, почти прозрачная кожа на глазах обретала и плотность, и цвет, - сейчас мы должны восстановить силы. Мы обе. Мы продолжим наше дело, но, возможно, когда-нибудь станем делать его из разных побуждений. Не так ли?
Дория кивнула:
- Так.
Несколькими днями ранее, перед Старонорьем: Ахира и Уолтер Словотский
- Я тревожусь за Карла.
Ахира, щурясь на закатное солнце, откинулся в каменном кресле.
- Ты тревожишься слишком много. Больше действуй; меньше тревожься. - Словотский смотрел, как, Ахира перечитывает последнее письмо Карла. В который раз.
Не то чтобы волноваться было совсем не о чем.
Во-первых, не так давно Ахира сообразил, что дочери Словотского Джейни скоро замуж, а вокруг и выбрать-то не из кого.
Ахира крякнул про себя. Мне очень нравится быть гномом - но не хотелось бы, чтобы моя крестница за гнома вышла.
- Ты тревожишься слишком много, - повторил великан; сидя рядом с другом на скамье у входа в пещеры Энделла, он строгал свежую сосновую ветку. Близилась ночь. - Особенно для конца дня. Я считал тебя гномом, а не человеком. Тебе полагалось бы любить сумерки.
- Отчасти ты прав, - кивнул Ахира. - Вечер - лучшее время; суета дневных забот медленно уступает место покою грядущей ночи…
Во всяком случае, так должно быть. Беда Словотского в том, что, рассуждая, он не учитывает гномьего отношения к времени.
Беда, да… но не вина.
Кровь и кости - лишь плоть; мир обращает их в тлен,
Они осыпаются прахом - хрипя и стеная, вопя и скрипя,
Дрожа, трепеща и трясясь.
Так пусть мир уходит прочь - на закате, с исходом дня…
Так начинается древняя вечерняя песнь; простое напоминание, что ночь - время для сна и отдыха и что тревоги завтрашнего дня вполне могут подождать до завтра.
Простая мысль - но гномы вообще любят простоту. Такими уж они уродились.
Чувство времени - часть этой простоты.
Пока друзья не торопясь перебрасывались фразами, гномы, живущие в Старонорье - так звались эти, хоть и не самые древние в Энделле, пещеры, - готовились завершить дневные труды, вернуться в тепло и уют родных жилищ.
Кто верхом на пони, кто пешком, все они стекались к входу в пещеры, ожидая прихода ночи. Иных покрывали пот и пыль - они трудились на полях царя Маэреллена, иные - немногие - возвращались домой из южных походов, восседая на облучках груженных добром повозок; но все они умудрились прибыть к входу на закате - не раньше и не позже.
Чувство времени - особый дар гномов, что-то вроде способности людей к плаванию. Гномы не плавают; им и на воде-то не удержаться.
В конце концов, и люди ненамного легче воды, но плавать все же могут. У гномов куда более плотные мышцы, да и кости тяжелей - гномы камнем идут ко дну.
Это была потеря. Джеймс Майкл Финнеган всегда любил плавать - одетое в спасательный жилет, в бассейне непослушное тело не предавало его.
Плавание было, пожалуй, единственным, о чем Ахира жалел - из всей своей человеческой жизни. Обо всем остальном вспоминать не хотелось. Но плавание…
Люди плавают так же легко, как убивают и предают, подумал Ахира - и устыдился самого себя.
Как ни посмотри, лучшие его друзья - люди. Те, кого он любит больше всего, - люди: Уолтер Словотский, его жена Кира, Джейни - он выделял ее из всех - и крошка Дория Андреа Словотская. Если Дория Андреа и не была милейшим существом во вселенной, то лишь потому, что ее затмевала Джейни.
А был ведь еще Карл Куллинан, который - буквально - вырвал его у смерти - Карл тоже был человеком. Так же, как Чак и все остальные…
И сам он тоже был человеком - когда-то.
Он был калекой Джеймсом Майклом Финнеганом. И больше никогда - хвала богам! - им не будет.
Люди в общем-то не так уж и плохи. И все же гномы - совсем другое дело. Так же, как то, где они живут - и как живут.
К северу от Эрена ночь - опасная штука. Большие, неуклюжие люди наловчились убивать существ, которых почитают опасными; гномы предпочитают избегать опасности, в бой вступают, лишь когда вынуждены. Крестовые походы - будь то начинание Пап на Той Стороне или то, что ощущалось человеческой частью Ахиры как совершенно справедливый Поход Карла Куллинана на Этой - было нечто, совершенно чуждое гномам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35