тот свалился, как сломанная кукла.
Молния на миг ослепила Словотского; когда зрение вернулось, он увидел, что Ахира по-прежнему действует своей великанской дубинкой - причем так легко, как человек управлялся бы с прутиком. Гном быстро вышиб из седла еще пятерых. Остальные приютские воины тут же накидывались на оглушенных или раненых врагов и перерезали им глотки - да так ловко, что Уолтера мороз пробрал.
Всего-то полминуты прошло, как ловушка захлопнулась, а из работорговцев целым и невредимым остался всего один.
Рабство - безусловное зло, повсюду и во все времена. Но из этого вовсе не следует, что работорговцы - трусы. Последний оказался храбрецом: вместо того чтобы удрать или спрятаться и дожидаться своей участи, он спрыгнул с коня и, выкрикнув вызов, бросился на Ахиру.
Ахира выставил ему навстречу посох - но сандалии заскользили в грязи и гном упал навзничь, выпустив свою жердь.
Работорговец был уже близко; острие его меча вот-вот коснется кольчуги гнома.
Как был, на спине, Ахира попытался отползти прочь, но работорговец, на миг обернувшись парировать наскок одного из Уолтеровых бойцов, вновь обратился к гному; он охотился за Ахирой, как удав за кроликом.
Уолтер Словотский уже вырвал из ножен меч; на бегу он, не останавливаясь (в лучших регбистских традициях), отшвырнул с пути вражеский труп - и теперь мчался к гному и его противнику, умоляя про себя Ахиру продержаться еще хоть минутку.
- Не стрелять! - крикнул Уолтер. Ахира и работорговец были слишком близко друг к другу; чуть-чуть ошибившись, можно было запросто подстрелить гнома, а не его врага. А Ахира попал в ловушку: отталкиваясь, он спиной вперед дополз до дерева, уперся в него - и теперь ему некуда было деваться; и защитить себя ему тоже было нечем.
Уолтер отбросил меч и схватился за нож: работорговец занес клинок для последнего, смертельного, удара.
Два выстрела слились в один; шея работорговца исчезла в фонтане костей и крови. Тело рухнуло в грязь, а голова с до странности целым лицом откатилась в сторону и уставилась на Уолтера удивленно распахнутыми глазами.
Всплеск жидкой грязи закрыл эти глаза.
Уолтер обернулся - Эйя опускала второй пистолет. Густые волосы, намокнув, облепили щеки и шею. Она ровно смотрела на него, прижимая к боку свободную руку.
- Я не промахиваюсь по работорговцам, - процедила ока сквозь сжатые зубы. - И не стреляю наудачу.
Чепуха. Промахнуться может любой. Но она не промахнулась - а только это и имело значение. Да и не время сейчас спорить.
- Все по местам, - распорядился Словотский. - Пистолетчики - под парусину, займитесь перезарядкой. - Сам он тоже, нащупывая в поясной сумке рожок с порохом, направился туда, где бросил свои пистолеты. Они все еще могли пригодиться - если использовать просмоленную парусину, как навес, и перезаряжать оружие под ней.
Дождь лил как из ведра; Уолтер подобрал оружие, смахнул с глаз воду, надеясь, что под парусиной найдется достаточно сухих тряпок, чтобы обсушить пистолеты перед зарядкой.
- Джимми, эти деревья надо срубить. Данерель, займись ранеными животными: перевяжи или добей, чтоб не муч…
Он осекся на полуслове.
Эйя зажимала ладонью бок. Нет.
Уолтер бросился к ней. Она сидела на земле, прислонясь к стволу иссохшего клена, слепо смотрела в дождь и неловко пыталась что-то нашарить в сумке, не обращая внимания ни на ливень, ни на жуткую темную влагу, что расползалась по ее бедру, пятная тунику.
- Эйя, прошу тебя… позволь мне… - Брен Адахан опустился на колени подле нее, но Уолтер оттолкнул его, едва не сбив с ног.
Много позже Уолтеру пришло в голову, что он действовал в точности как Карл - этот маньяк Куллинан никогда не умел концентрироваться больше чем на одной мысли зараз.
- Лекаря, черт! - рявкнул он, падая на четвереньки рядом с Эйей. - Где он шляется, когда нужен здесь?! - Он выдрал пистолет и рожок из ее онемелых пальцев и - не обращая внимания на слабое сопротивление - взял обе ее ладошки в свою.
- Я решил, что самое главное - здесь, поняла? - Он попробовал разорвать на ней тунику - взглянуть на рану. Мокрая ткань не поддавалась: прилипла к коже.
Вцепившись в тунику обеими руками, Уолтер рванул - открылась рана в боку. Глубокая, почти до почки. Кровь сочилась непрерывной темной струйкой. Стремясь остановить кровотечение, он прижал ладонь к ране - и сразу отдернул: Эйя вскрикнула, тело ее свела судорога.
- Нет, - сказала она, пытаясь высвободиться из его рук - попытка была такой слабой, что он испугался. - Потом. Иди перезаряжай, не то… - Она зашлась кашлем, кровавая рвота брызнула изо рта на Уолтера.
Примчался гонец с бронзовой бутылью бальзама; уголком глаза Уолтер видел, как Брен Адахан, отобрав бутыль, вскрывает ее. Пролив немного на рану, Адахан просунул горлышко меж губ Эйи; Уолтер поддерживал девушку.
Но новый спазм и, напрасно потраченный, бальзам выплеснулся на Уолтера. Брен еще раз полил бальзамом рану - помогло, но не сильно.
- Попробуй еще разок, Эйя, ты должна это проглотить.
- Не могу…
В голосе Словотского звякнула сталь. В отличие от Брена он не просил - приказывал.
- Так надо, Эйя. Выпей.
«Боже, это же не я, это Карл Куллинан», - подумал он - но она, хоть и с трудом, глотнула, потом обмякла на его руках.
- Нет! - то ли вскрикнул, то всхлипнул Брен; Уолтер прижал холодное, мокрое, пугающе неподвижное тело к груди.
Нет. Только не это.
Но - Бог и все его ангелы! - билось не только его сердце. И ее тоже.
- Она жива, Брен. - Уолтер обнаружил, что улыбка только что не разорвала его лицо пополам. - Жива. - Он сжал ее запястье и нащупал пульс. Слабый, нитевидный - но он был. Словотскому показалось - он слышит удары ее сердца.
Где-то среди бури ревел, отдавая приказы, Ахира. С треском упало дерево.
- Уолтер! - позвал гном. - Пора трогаться.
Брен мрачно кивнул, принял на руки безвольное тело девушки - легко, осторожно, - бросил по сторонам острый взгляд, пригнулся и нырнул в дождь.
Умница, похвалил себя Словотский. Умница. Эту связь ты спрятал неплохо.
Уолтер всегда гордился собой за то, что не болтал о своих победах - тем более что было и не важно: заинтересованные стороны и так обо всем догадывались.
Нашел, о чем думать. Он отер с лица и груди рвоту и кровь и, увязая, пошел назад, к тропинке. Ноги по щиколотку уходили в грязь.
Оставь это на потом.
- Оставь все на потом, Уолтер. - Ахира словно прочел его мысли. Гном примеривался топором к стволу еще одного дерева. Ударил; из-под лезвия брызнули щепки размером с Уолтеров кулак. - Давай-ка займись перезарядкой.
Уолтер взглянул туда, где бросил пистолеты: они лежали в листве, сырые и грязные. Понадобится немало времени - и тряпок, - чтобы их можно было заряжать.
- Не выйдет. Придется их чем-нибудь заменить.
- Ну так замени.
Лучше всего было бы разжиться арбалетом - взять да и позаимствовать у какого-нибудь мертвеца-работорговца. У этих сволочей, кажется, весьма неплохое оружие.
Он двинулся туда, где на земле, придавленное лошадью, простерлось недвижное тело вражеского арбалетчика. С остекленевшим взглядом, едва дыша, животное скулило от боли. Правая нога его была сломана, окровавленные обломки костей прорвали кожу.
На мертвых работорговцев Словотскому было плевать - привык за столько-то лет. Но вот к мукам животных ему, наверное, не привыкнуть никогда.
- Данерель! - позвал он. - Был у них бальзам?
Толстяк кивнул, вытащил из поясной сумки керамический сосудик и подал его Словотскому.
Хотя целительные бальзамы были огромной ценностью, доверять лекарствам работорговцев было нельзя - не единожды они оказывались ядом; однажды у него на глазах один из бойцов его с Карлом отряда умер в ужасных муках. И четырежды Уолтер наблюдал, как точно так же умирали работорговцы, на которых они работорговые же бальзамы пробовали.
Но здесь подопытных животных не было.
- Впрочем, Доббин, вряд ли ты что-нибудь потеряешь, если я и попробую.
Уолтер откупорил бутылочку и полил ногу лошади густой жидкостью.
На сей раз бальзам был настоящим. Кожа и мышцы, нарастая, поставили на место кость, кожа стянулась, будто на «молнии». Но лошадь была все еще слаба, все еще стонала. Должно быть, внутренние повреждения.
Ну что ж, решил Уолтер, посмеиваясь про себя, яд может проявиться не сразу. Лучше извести этот бальзам на лошадь, чем отравиться самим.
Он выплеснул остатки бальзама в лошадиный рот и отшвырнул пустую бутыль.
Повторилось давно привычное чудо: не прошло и минуты, как лошадь была на ногах. Наклоняясь перевернуть труп, Уолтер похлопал ее по морде; войдет в мою долю добычи, решил он.
Прикрытый телом бывшего хозяина, арбалет остался невредим.
Уолтер взвел его, снял с седла колчан с болтами, достал один и загнал в ложбинку. Прицепил колчан к поясу и пошел к завалу, который сооружал Ахира.
Три дерева перегораживали тропу; их стволы и ветки сделали ее практически непроходимой. Но кустарник слева был редким.
- Данерель и ты - да-да, ты, - займите позицию во-он там. И перевяжите веревку с того дерева на это. На случай, если кто прорвется.
С начала атаки прошло всего несколько минут; отступающие работорговцы могут вот-вот появиться. Единственное, о чем спрашивал себя Словотский, это - долго ли смогут его бойцы удерживать их без помощи остальных сил Приюта.
После всей подготовки то, что к завалу вылетело лишь трое работорговцев, было огромным облегчением. Три пули и два арбалетных болта быстро успокоили их.
- Молодец Эйя, вовремя выстрелила - и удачно. Не то мне бы туго пришлось, - заметил Ахира. Подобрав сулицу одного из врагов, он на всякий случай ткнул ею труп. Копье прошло, не вытолкнув крови: мертвец мертвецом.
- Да дохлый он, дохлый, - сказал Словотский.
- Хуже не будет. Я принимаю командование? - Ахира помотал головой, стряхивая с глаз воду.
Уолтер кивнул:
- Давай.
Усталость валила Уолтера с ног, затягивала в мокрую темь. Он тряхнул головой: может, хоть слегка полегчает.
Его трясло. Проклятый дождь… С этим ничего не поделаешь, разве что попробовать чем-то согреться изнутри. Выудив из поясной сумки серебряную фляжку, Уолтер отвинтил крышку и сделал добрый глоток «Отменного Рикетти». Крепкий кукурузный напиток обжег горло и пролился в желудок, оставив по себе приятное тепло, что, пусть ненадолго, прогнало озноб.
Он протянул виски Ахире. Гном отпил чуть-чуть - просто омочил губы из вежливости - и вернул флягу.
- Доброе пойло. А теперь спрячь: мы еще не кончили. Данерель, прибери тут все. Аравен - ступай найди Брена Адахана и Эйю, скажи им, что все кончилось. Да поосторожней, мальчик: не забудь окликнуть их, прежде чем подходить. Ты - как тебя?… - Кееван, возьми Уолтера и лошадей: мы едем к остальным.
Ахира огляделся с мрачным удовлетворением. Повсюду валялись трупы - иные казались живыми, их широко раскрытые глаза уставились в никуда, другие - без рук и ног, с лицами, превращенными в кровавое месиво - едва походили на людей.
Побоище воняло. Как отстойник. В миг смерти работорговцы обделывались - почти все: древний, как жизнь, рефлекс, делающий мясо жертвы несъедобным для охотника.
Ахира хмыкнул.
- Тебя это трогает?
Уолтер сглотнул.
- Не-а. - Он вымученно улыбнулся - такой улыбке не поверил бы даже Ахира. - Когда-то, давным-давно… может быть.
Уборка всегда утомительна, но привычные занятия успокаивают. Главная атака - ею командовал Даэррин - прошла успешно, хотя и не без потерь; часовой, остановивший Ахиру и Уолтера, когда они возвращались, рассказал, что среди и бойцов Приюта, и бывших рабов много легко раненных и, что хуже, погибли двое бойцов - обоих Уолтер едва знал - и почти дюжина рабов пала под выстрелами.
Тут уж ничего не поделаешь. Одно из мерзких свойств жизни: невиновность - не доспех.
Даже долгий перерыв не лишил бойцов Даэррина прежней сноровки: после боя каждый из них уверенно занялся своим вторым делом.
Воины-кузнецы сбивали с рабов цепи, воины-повара рылись в работорговом обозе в поисках провианта, а воины-костровые разводили костры и ставили на них кипятиться воду. В паре больших котлов уже булькала похлебка, двое людей торопливо свежевали лошадь. Другие, ставшие теперь лекарями, осматривали раны, накладывали снадобья и повязки, отмеряли дозы целительных бальзамов. Кто-то рыл могилы, чтобы похоронить погибших, равно воинов и рабов, а похоронная команда обшаривала вражеские трупы и собирала трофеи.
Те, кому больше нечего было делать, выносили тела врагов из лагеря и оттаскивали подальше в лес. Обычно тела работорговцев оставляли на месте - в назидание другим, однако на сей раз было сделано исключение. Даэррин решил - мудро, по мнению Словотского - устроить лагерь здесь же: лило не переставая, а людям - и воинам, и бывшим рабам - надо было отдохнуть. Утром их ждет долгий путь в Приют.
Натянули, как навесы, просмоленную парусину. Кое-кто спрятался под ней, другие собрались вокруг шести кухонных костров - они горели, не обращая внимания на дождь. Впрочем, от дождя осталась лишь мелкая, противная морось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Молния на миг ослепила Словотского; когда зрение вернулось, он увидел, что Ахира по-прежнему действует своей великанской дубинкой - причем так легко, как человек управлялся бы с прутиком. Гном быстро вышиб из седла еще пятерых. Остальные приютские воины тут же накидывались на оглушенных или раненых врагов и перерезали им глотки - да так ловко, что Уолтера мороз пробрал.
Всего-то полминуты прошло, как ловушка захлопнулась, а из работорговцев целым и невредимым остался всего один.
Рабство - безусловное зло, повсюду и во все времена. Но из этого вовсе не следует, что работорговцы - трусы. Последний оказался храбрецом: вместо того чтобы удрать или спрятаться и дожидаться своей участи, он спрыгнул с коня и, выкрикнув вызов, бросился на Ахиру.
Ахира выставил ему навстречу посох - но сандалии заскользили в грязи и гном упал навзничь, выпустив свою жердь.
Работорговец был уже близко; острие его меча вот-вот коснется кольчуги гнома.
Как был, на спине, Ахира попытался отползти прочь, но работорговец, на миг обернувшись парировать наскок одного из Уолтеровых бойцов, вновь обратился к гному; он охотился за Ахирой, как удав за кроликом.
Уолтер Словотский уже вырвал из ножен меч; на бегу он, не останавливаясь (в лучших регбистских традициях), отшвырнул с пути вражеский труп - и теперь мчался к гному и его противнику, умоляя про себя Ахиру продержаться еще хоть минутку.
- Не стрелять! - крикнул Уолтер. Ахира и работорговец были слишком близко друг к другу; чуть-чуть ошибившись, можно было запросто подстрелить гнома, а не его врага. А Ахира попал в ловушку: отталкиваясь, он спиной вперед дополз до дерева, уперся в него - и теперь ему некуда было деваться; и защитить себя ему тоже было нечем.
Уолтер отбросил меч и схватился за нож: работорговец занес клинок для последнего, смертельного, удара.
Два выстрела слились в один; шея работорговца исчезла в фонтане костей и крови. Тело рухнуло в грязь, а голова с до странности целым лицом откатилась в сторону и уставилась на Уолтера удивленно распахнутыми глазами.
Всплеск жидкой грязи закрыл эти глаза.
Уолтер обернулся - Эйя опускала второй пистолет. Густые волосы, намокнув, облепили щеки и шею. Она ровно смотрела на него, прижимая к боку свободную руку.
- Я не промахиваюсь по работорговцам, - процедила ока сквозь сжатые зубы. - И не стреляю наудачу.
Чепуха. Промахнуться может любой. Но она не промахнулась - а только это и имело значение. Да и не время сейчас спорить.
- Все по местам, - распорядился Словотский. - Пистолетчики - под парусину, займитесь перезарядкой. - Сам он тоже, нащупывая в поясной сумке рожок с порохом, направился туда, где бросил свои пистолеты. Они все еще могли пригодиться - если использовать просмоленную парусину, как навес, и перезаряжать оружие под ней.
Дождь лил как из ведра; Уолтер подобрал оружие, смахнул с глаз воду, надеясь, что под парусиной найдется достаточно сухих тряпок, чтобы обсушить пистолеты перед зарядкой.
- Джимми, эти деревья надо срубить. Данерель, займись ранеными животными: перевяжи или добей, чтоб не муч…
Он осекся на полуслове.
Эйя зажимала ладонью бок. Нет.
Уолтер бросился к ней. Она сидела на земле, прислонясь к стволу иссохшего клена, слепо смотрела в дождь и неловко пыталась что-то нашарить в сумке, не обращая внимания ни на ливень, ни на жуткую темную влагу, что расползалась по ее бедру, пятная тунику.
- Эйя, прошу тебя… позволь мне… - Брен Адахан опустился на колени подле нее, но Уолтер оттолкнул его, едва не сбив с ног.
Много позже Уолтеру пришло в голову, что он действовал в точности как Карл - этот маньяк Куллинан никогда не умел концентрироваться больше чем на одной мысли зараз.
- Лекаря, черт! - рявкнул он, падая на четвереньки рядом с Эйей. - Где он шляется, когда нужен здесь?! - Он выдрал пистолет и рожок из ее онемелых пальцев и - не обращая внимания на слабое сопротивление - взял обе ее ладошки в свою.
- Я решил, что самое главное - здесь, поняла? - Он попробовал разорвать на ней тунику - взглянуть на рану. Мокрая ткань не поддавалась: прилипла к коже.
Вцепившись в тунику обеими руками, Уолтер рванул - открылась рана в боку. Глубокая, почти до почки. Кровь сочилась непрерывной темной струйкой. Стремясь остановить кровотечение, он прижал ладонь к ране - и сразу отдернул: Эйя вскрикнула, тело ее свела судорога.
- Нет, - сказала она, пытаясь высвободиться из его рук - попытка была такой слабой, что он испугался. - Потом. Иди перезаряжай, не то… - Она зашлась кашлем, кровавая рвота брызнула изо рта на Уолтера.
Примчался гонец с бронзовой бутылью бальзама; уголком глаза Уолтер видел, как Брен Адахан, отобрав бутыль, вскрывает ее. Пролив немного на рану, Адахан просунул горлышко меж губ Эйи; Уолтер поддерживал девушку.
Но новый спазм и, напрасно потраченный, бальзам выплеснулся на Уолтера. Брен еще раз полил бальзамом рану - помогло, но не сильно.
- Попробуй еще разок, Эйя, ты должна это проглотить.
- Не могу…
В голосе Словотского звякнула сталь. В отличие от Брена он не просил - приказывал.
- Так надо, Эйя. Выпей.
«Боже, это же не я, это Карл Куллинан», - подумал он - но она, хоть и с трудом, глотнула, потом обмякла на его руках.
- Нет! - то ли вскрикнул, то всхлипнул Брен; Уолтер прижал холодное, мокрое, пугающе неподвижное тело к груди.
Нет. Только не это.
Но - Бог и все его ангелы! - билось не только его сердце. И ее тоже.
- Она жива, Брен. - Уолтер обнаружил, что улыбка только что не разорвала его лицо пополам. - Жива. - Он сжал ее запястье и нащупал пульс. Слабый, нитевидный - но он был. Словотскому показалось - он слышит удары ее сердца.
Где-то среди бури ревел, отдавая приказы, Ахира. С треском упало дерево.
- Уолтер! - позвал гном. - Пора трогаться.
Брен мрачно кивнул, принял на руки безвольное тело девушки - легко, осторожно, - бросил по сторонам острый взгляд, пригнулся и нырнул в дождь.
Умница, похвалил себя Словотский. Умница. Эту связь ты спрятал неплохо.
Уолтер всегда гордился собой за то, что не болтал о своих победах - тем более что было и не важно: заинтересованные стороны и так обо всем догадывались.
Нашел, о чем думать. Он отер с лица и груди рвоту и кровь и, увязая, пошел назад, к тропинке. Ноги по щиколотку уходили в грязь.
Оставь это на потом.
- Оставь все на потом, Уолтер. - Ахира словно прочел его мысли. Гном примеривался топором к стволу еще одного дерева. Ударил; из-под лезвия брызнули щепки размером с Уолтеров кулак. - Давай-ка займись перезарядкой.
Уолтер взглянул туда, где бросил пистолеты: они лежали в листве, сырые и грязные. Понадобится немало времени - и тряпок, - чтобы их можно было заряжать.
- Не выйдет. Придется их чем-нибудь заменить.
- Ну так замени.
Лучше всего было бы разжиться арбалетом - взять да и позаимствовать у какого-нибудь мертвеца-работорговца. У этих сволочей, кажется, весьма неплохое оружие.
Он двинулся туда, где на земле, придавленное лошадью, простерлось недвижное тело вражеского арбалетчика. С остекленевшим взглядом, едва дыша, животное скулило от боли. Правая нога его была сломана, окровавленные обломки костей прорвали кожу.
На мертвых работорговцев Словотскому было плевать - привык за столько-то лет. Но вот к мукам животных ему, наверное, не привыкнуть никогда.
- Данерель! - позвал он. - Был у них бальзам?
Толстяк кивнул, вытащил из поясной сумки керамический сосудик и подал его Словотскому.
Хотя целительные бальзамы были огромной ценностью, доверять лекарствам работорговцев было нельзя - не единожды они оказывались ядом; однажды у него на глазах один из бойцов его с Карлом отряда умер в ужасных муках. И четырежды Уолтер наблюдал, как точно так же умирали работорговцы, на которых они работорговые же бальзамы пробовали.
Но здесь подопытных животных не было.
- Впрочем, Доббин, вряд ли ты что-нибудь потеряешь, если я и попробую.
Уолтер откупорил бутылочку и полил ногу лошади густой жидкостью.
На сей раз бальзам был настоящим. Кожа и мышцы, нарастая, поставили на место кость, кожа стянулась, будто на «молнии». Но лошадь была все еще слаба, все еще стонала. Должно быть, внутренние повреждения.
Ну что ж, решил Уолтер, посмеиваясь про себя, яд может проявиться не сразу. Лучше извести этот бальзам на лошадь, чем отравиться самим.
Он выплеснул остатки бальзама в лошадиный рот и отшвырнул пустую бутыль.
Повторилось давно привычное чудо: не прошло и минуты, как лошадь была на ногах. Наклоняясь перевернуть труп, Уолтер похлопал ее по морде; войдет в мою долю добычи, решил он.
Прикрытый телом бывшего хозяина, арбалет остался невредим.
Уолтер взвел его, снял с седла колчан с болтами, достал один и загнал в ложбинку. Прицепил колчан к поясу и пошел к завалу, который сооружал Ахира.
Три дерева перегораживали тропу; их стволы и ветки сделали ее практически непроходимой. Но кустарник слева был редким.
- Данерель и ты - да-да, ты, - займите позицию во-он там. И перевяжите веревку с того дерева на это. На случай, если кто прорвется.
С начала атаки прошло всего несколько минут; отступающие работорговцы могут вот-вот появиться. Единственное, о чем спрашивал себя Словотский, это - долго ли смогут его бойцы удерживать их без помощи остальных сил Приюта.
После всей подготовки то, что к завалу вылетело лишь трое работорговцев, было огромным облегчением. Три пули и два арбалетных болта быстро успокоили их.
- Молодец Эйя, вовремя выстрелила - и удачно. Не то мне бы туго пришлось, - заметил Ахира. Подобрав сулицу одного из врагов, он на всякий случай ткнул ею труп. Копье прошло, не вытолкнув крови: мертвец мертвецом.
- Да дохлый он, дохлый, - сказал Словотский.
- Хуже не будет. Я принимаю командование? - Ахира помотал головой, стряхивая с глаз воду.
Уолтер кивнул:
- Давай.
Усталость валила Уолтера с ног, затягивала в мокрую темь. Он тряхнул головой: может, хоть слегка полегчает.
Его трясло. Проклятый дождь… С этим ничего не поделаешь, разве что попробовать чем-то согреться изнутри. Выудив из поясной сумки серебряную фляжку, Уолтер отвинтил крышку и сделал добрый глоток «Отменного Рикетти». Крепкий кукурузный напиток обжег горло и пролился в желудок, оставив по себе приятное тепло, что, пусть ненадолго, прогнало озноб.
Он протянул виски Ахире. Гном отпил чуть-чуть - просто омочил губы из вежливости - и вернул флягу.
- Доброе пойло. А теперь спрячь: мы еще не кончили. Данерель, прибери тут все. Аравен - ступай найди Брена Адахана и Эйю, скажи им, что все кончилось. Да поосторожней, мальчик: не забудь окликнуть их, прежде чем подходить. Ты - как тебя?… - Кееван, возьми Уолтера и лошадей: мы едем к остальным.
Ахира огляделся с мрачным удовлетворением. Повсюду валялись трупы - иные казались живыми, их широко раскрытые глаза уставились в никуда, другие - без рук и ног, с лицами, превращенными в кровавое месиво - едва походили на людей.
Побоище воняло. Как отстойник. В миг смерти работорговцы обделывались - почти все: древний, как жизнь, рефлекс, делающий мясо жертвы несъедобным для охотника.
Ахира хмыкнул.
- Тебя это трогает?
Уолтер сглотнул.
- Не-а. - Он вымученно улыбнулся - такой улыбке не поверил бы даже Ахира. - Когда-то, давным-давно… может быть.
Уборка всегда утомительна, но привычные занятия успокаивают. Главная атака - ею командовал Даэррин - прошла успешно, хотя и не без потерь; часовой, остановивший Ахиру и Уолтера, когда они возвращались, рассказал, что среди и бойцов Приюта, и бывших рабов много легко раненных и, что хуже, погибли двое бойцов - обоих Уолтер едва знал - и почти дюжина рабов пала под выстрелами.
Тут уж ничего не поделаешь. Одно из мерзких свойств жизни: невиновность - не доспех.
Даже долгий перерыв не лишил бойцов Даэррина прежней сноровки: после боя каждый из них уверенно занялся своим вторым делом.
Воины-кузнецы сбивали с рабов цепи, воины-повара рылись в работорговом обозе в поисках провианта, а воины-костровые разводили костры и ставили на них кипятиться воду. В паре больших котлов уже булькала похлебка, двое людей торопливо свежевали лошадь. Другие, ставшие теперь лекарями, осматривали раны, накладывали снадобья и повязки, отмеряли дозы целительных бальзамов. Кто-то рыл могилы, чтобы похоронить погибших, равно воинов и рабов, а похоронная команда обшаривала вражеские трупы и собирала трофеи.
Те, кому больше нечего было делать, выносили тела врагов из лагеря и оттаскивали подальше в лес. Обычно тела работорговцев оставляли на месте - в назидание другим, однако на сей раз было сделано исключение. Даэррин решил - мудро, по мнению Словотского - устроить лагерь здесь же: лило не переставая, а людям - и воинам, и бывшим рабам - надо было отдохнуть. Утром их ждет долгий путь в Приют.
Натянули, как навесы, просмоленную парусину. Кое-кто спрятался под ней, другие собрались вокруг шести кухонных костров - они горели, не обращая внимания на дождь. Впрочем, от дождя осталась лишь мелкая, противная морось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35