Данте почувствовал, как тонкая струйка крови сбежала вниз и собралась лужицей между его бедер. Фридрих наклонился рядом с его ухом и заговорил вкрадчиво, почти шепотом:
– У каждого удовольствия есть своя цена, за каждый грех есть своя награда. Ритуалы инициации, древние и таинственные, непостижимы для нас подобно лику Бога. И все же мы продолжаем их исполнять, потому что именно так производится прием в наше братство. Ты крещен и вновь рожден в воде собственной крови и страха. Никаким другим образом ты не можешь стать полезным для нас; только так можешь ты стать более полезным, чем когда-либо себе представлял. Имей в виду, что отныне смерть всегда смотрит тебе в затылок, ибо братство не терпит неповиновения. Насилие может быть применено к тебе с быстротой мысли, а твои собственные мысли тебе уже не принадлежат. Твой разум и дух принадлежат высшей силе. Служение всегда было твоей целью и теперь стало твоей реальностью. Поверь, что твоя жизнь привела тебя сюда вовремя, и ты получишь именно то, чего желал всегда, тогда как от тебя требуется лишь признание этого факта и полная покорность.
Фридрих снова кольнул Данте ножом, вызвав более сильное кровотечение.
– Стань одним из нас и живи вечно.
Страшная боль пронзила Скруджсу левую руку, и когда он, наполовину ослепленный слезами, взглянул туда, то увидел дымок, еще поднимавшийся на том месте бицепса, куда был приложен раскаленный металл, и оставшееся клеймо – ожог в виде кружка, пронзенного тремя зигзагами.
Сознание покинуло его.
ГЛАВА 11
Каньон Черепа представлял собой не более чем скопище жалких лачуг, разбросанных вокруг истощившегося серебряного рудника. Некогда его население достигало аж трехсот пятидесяти человек, но потом жила иссякла, и железная дорога решила не тянуть ветку к этому бесперспективному поселению. В последнее время число постоянных жителей сократилось до двух человек, шестидесятипятилетних братьев-близнецов Барбоглио, старателей, живших тем, что им удавалось соскрести со стен в заброшенной шахте. Остальные обитатели городка были временными работниками, посменно приезжавшими для обслуживания станции дилижансов и здешней гостиницы, сущего клоповника, но единственного места, где могли заночевать путники.
Накануне вечером, с прибытием «Антрепризы», население городка выросло до тридцати одного человека. Гостиница всех вместить не смогла, так что рабочим сцены и молодым актерам пришлось заночевать в фургонах. Вообще же там собрались даже тридцать два человека, если считать Фрэнка Макквити, который объявился как раз перед рассветом и нашел себе местечко среди скал, откуда через прицел его ружья для охоты на бизонов хорошо просматривались городок и гостиница. Оставалось лишь дождаться появления китайца.
Пять фургонов, один из них грузовой, припарковались позади гостиницы, тягловых животных разместили в конюшнях. Едва первые солнечные лучи коснулись утесов, закопошились люди, над гостиничной трубой появился дымок. Оленья Кожа поплотнее закутал плечи в попону, очень жалея, что не находится внизу, перед огнем, с кружкой горячего кофе в руках. К тому же он так проголодался, что, когда порыв ветерка донес что-то похожее на запах бекона, у него свело желудок.
По ночам в пустыне стоял собачий холод. Фрэнк в пути промерз до костей, и если раньше, в молодости, переносил это легко и отогревался быстро, то сейчас дело обстояло иначе: чертов холод буквально угнездился в его косточках. Еще на полпути от Викенбурга он решил, что, пожалуй, слишком стар для всего этого дерьма и, может быть, зря не отправился в Сонору. И вообще, его грызла досада: это ведь сколько чудесных, ясных, безоблачных дней своей жизни он бездарно потратил таким образом, на какой-нибудь высотке, в ожидании того, что из дома, пещеры или вигвама появится какой-нибудь ничего не подозревающий придурок, чтобы Фрэнк мог пустить в него пулю. Такого рода ожидание приводило к нездоровому копанию в себе, каковым за пять лет в каталажке он наелся по горло. Нет, эта долбаная работенка не для него; единственное, чего ему хотелось в столь ранний час, – это хорошая, теплая койка и бабенка с крепкими сиськами под боком. Впрочем, мысль о том, что от подобной благодати его, возможно, отделяет всего один выстрел, помогала не заснуть.
Когда в гостинице зазвонили к завтраку, актеры и вспомогательный персонал стали выбираться из своих фургонов, причем молодые артисты, заспанные, с опухшими физиономиями и затекшими конечностями, все равно пытались держаться самоуверенно и с достоинством, что свойственно людям, привыкшим работать на публику. Впрочем, отливая в кустах, они и не подозревали, что зритель, в лице Фрэнка, у них и вправду имеется.
Народ в труппе был самый разнообразный. Но китайцев не наблюдалось.
Прошло полчаса, завтрак закончился; конюхи вывели и запрягли лошадей, а из гостиницы стали выходить женщины и актеры постарше. Макквити внимательно рассмотрел в окуляр каждое лицо; четыре женщины, двенадцать мужчин – все белые – забрались в три из четырех фургонов; один грузный, длинноволосый малый, который вел себя так, будто был тут начальником, сел на козлы фургона, в котором, по догадкам Фрэнка, везли реквизит. Караван, похоже, готов был тронуться; задержка произошла из-за того, что в пятый, самый маленький фургон так никто и не сел.
Наконец из гостиницы вышли еще три человека. Фрэнк едва заметно подался вперед, положил палец на спусковой крючок и приклеился глазом к окуляру. Темноволосая женщина – настоящая красавица, долговязый мужчина в темном официальном костюме, а между ними согбенная фигура с длинной белой бородой в весьма странном облачении: круглой шляпе, черном костюме и длинном черном плаще. Эти двое, поддерживая под руки, подвели чудака к последнему фургону и помогли ему взобраться.
Что-то в нем было не так; Фрэнк напряженно искал детали. Лица старца, между бородищей и шляпой, было не разглядеть, а когда он забирался сзади в фургон и плащ колыхнулся, сбоку на его белой рубашке открылось темное пятно. Уж не кровь ли? Стоит ли ему рискнуть?
Палец плотнее лег на спусковой крючок.
«Подумай хорошенько, приятель!»
– Молли, это ты?
«Ты все еще каторжник, и твоему делу ни на йоту не поможет, если ты проделаешь дырку не в том человеке на глазах у двадцати свидетелей».
Он подался назад.
Зазвучали громкие голоса, и Фрэнк перевел окуляр на звук. Длинноволосый хвастун соскочил с козел грузового фургона, размахивая руками, и принялся орать на темноволосую женщину, которая тоже в долгу не осталась. Слов с такого расстояния было, конечно, не разобрать, но то, что разговор шел на повышенных тонах, было очевидно. Наконец мистер Волосатик поджал хвост и убрался к себе на козлы, а чернявая красотка взобралась на задок того фургона, куда они засунули старика. Похоже, эта актерка – особа с характером.
Фургоны начали выкатываться из каньона и подниматься по склону к дороге, ведущей на запад. Владелец конюшни в Викенбурге, сдавший им в аренду фургоны, сказал Фрэнку, что актеры направляются в религиозное поселение в пустыне, место под названием Новый город, в двадцати пяти милях к северо-северо-западу от Каньона Черепа. Городок действительно новый, возник несколько лет назад и еще не нанесен на карту, но растет быстро. Тамошние святоши не мормоны и, по всей видимости, христиане, но ничего больше об их взглядах владелец конюшни сказать не мог. Клиентами они были добросовестными, платили всегда полностью и в срок, казались вполне безобидными, хотя и несколько эксцентричными, как и все фанатики. Вроде бы они там у себя в пустыне строят из добываемого в горах камня какой-то замок.
Фрэнк прикинул, что в лучшем случае, то есть если они точно последовали его инструкциям и не заплутали в пустыне, волонтеры доберутся до Каньона Черепа не раньше второй половины дня. Он не мог ждать так долго. Может быть, китайца с этой компанией и нет, но инстинкт подсказывал, что стоит пристальнее приглядеться к этому старику в последнем фургоне; в конце концов, это актеры, а актеры могут вытворять с гримом все, что угодно.
Имелась у него, хоть он и не хотел в этом признаваться, и еще одна причина следовать за ними – желание присмотреться поближе к еще одному пассажиру из последнего фургона. Та темноволосая красотка заставила его глупое сердце забиться, как барабан. И она была похожа на Молли, точно ее родная сестра!
Фрэнк вылез из укрытия, сел на лошадь, поехал к гостинице и задал несколько вопросов. Нет, старика никто толком не рассмотрел. Один малый, правда, сказал, что он похож на еврея: такие порой приезжают из Старого Света, и на востоке их видят довольно часто. Тут, конечно, возникал вопрос, какое отношение старый еврей может иметь к театральной труппе и как оказался с ней посреди пустыни, но об этом узнать было не у кого. Вроде бы старика лихорадило, служителей гостиницы предупредили, что болезнь может быть заразной, и они держались от него подальше. А он как завели его в комнату, так оттуда и носа не высовывал.
Черноволосая женщина? Красавица, не правда ли? Она заботится о больном еврее, она и тот тощий малый. Кто-то сказал, что ее зовут Эйлин.
Есть ли там, куда направляются актеры, телеграф? Да, сэр.
Фрэнк оставил в гостинице запечатанное послание с указанием передать волонтерам, когда они приедут, чтобы отряд ждал в Каньоне Черепа, пока не получит по телеграфу дальнейшие указания.
Да, и если кто-то из этой братии спросит, то он будет очень признателен, если им скажут, что Оленья Кожа уехал на северо-восток, в сторону Прескотта.
Фрэнк покормил свою лошадь, съел остывший завтрак и направился на запад, к Новому городу.
Когда в тот вечер в одиннадцать часов Дойл, Джек и компания прибыли в контору Фридриха Шварцкирка, они нашли дверь открытой, а две комнаты пустыми. Четверо, каждый из которых был в своем роде детективом, – Джек, Дойл, Престо с его цепким взглядом судебного юриста и Ходящая Одиноко с ее навыками следопыта – обшарили там каждый дюйм, в то время как Иннес и Лайонел Штерн несли караул в коридоре.
Осмотр показал, что контора была покинута не так уж давно, в тот же вечер. Следы сожженной бумаги в корзине для мусора, моток телеграфной ленты в выдвижном ящике, пыльные очертания предмета, вынутого из письменного стола, вырванные из гнезд провода. Джек пришел к выводу, что здесь работал телеграфный аппарат, незаконно подключенный к внешней линии.
Ровный слой пыли на полках во внутренней комнате подсказал, что книги, там хранившиеся, никогда не перемещали, пока не унесли вовсе. Престо высказал предположение, что они были выставлены исключительно напоказ.
От письменного стола поменьше, стоявшего в дальней комнате, как установила Мэри Уильямс, исходил запах человеческой мочи. Она также обнаружила следы свежей крови в древесине столешницы, и, хотя окна были оставлены открытыми, в воздухе витал неприятный смрад обугленной плоти. В течение последнего часа здесь происходило что-то отвратительное и странное.
Дойл пришел к выводу, что эта контора существовала в качестве прикрытия деятельности похитителей священных книг. А значит, к этому причастен Фридрих Шварцкирк, уцелевший член группы, которая напала на них на борту «Эльбы». Правда, оставалось непонятно, какое отношение это имело к общему сну, особенно в связи с тем, что Шварцкирк означает не что иное, как «черная церковь». В этом отношении, равно как и в том, куда скрылись преступники, оставалось лишь строить догадки.
– Давайте зададимся вопросом, – сказал Дойл, когда они снова вышли наружу. – Если они и прикрыли свою лавочку, следует ли из этого, что их здесь больше ничего не интересует?
Всем одновременно пришла в голову одна и та же мысль: их вполне можем интересовать мы, и совсем не исключено, что за нами наблюдают прямо сейчас.
Налетевший с озера холодный ветер заставил их поднять воротники.
– Ребе Брахман… – с тревогой начал Джек.
– Они хотели показать ему фальшивую книгу, – закончил его мысль Престо.
– Дойл, ты, мистер Штерн и мисс Уильямс не мешкая возвращайтесь в гостиницу, – распорядился Джек, как будто в нем пробудилась прежняя властная энергия. – Престо, Иннес и я нанесем повторный визит в синагогу Брахмана.
Джек запрыгнул в первый поджидавший экипаж; Престо и Иннес последовали за ним.
– Книгу заберите к себе в комнату, не открывайте дверь никому до нашего возвращения.
Когда необходимо действовать, Джек возвращается к жизни, тогда как в остальное время он инертен, как восковая фигура. Дойл бросил взгляд на севшую рядом с ним во второй экипаж Мэри Уильямс, и в голове его сформировалась идея.
В окне над колоннадой синагоги горела одна единственная лампа.
– Это жилые помещения Брахмана, – пояснил Джек. – Следующее окно – его библиотека, откуда была похищена Тикуней Зогар.
– Внушительная постройка, – заметил Иннес, осматривая фасад здания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65