да, ей повезло.
– Извините, что спрашиваю, но в данных обстоятельствах это может иметь значение: что вы делали там сегодня ночью одна? – спросил Дойл.
– Кое-кого ждала. Они не пришли. Разочарование ослабило мою бдительность. Тогда-то он и застал меня врасплох.
– Кого вы ждали? – уточнил Дойл.
– Думаю, этих двух джентльменов, – ответила она, переводя взгляд с Джека на Престо и обратно.
Эти слова, похоже, произвели эффект разорвавшейся бомбы; Дойл, Штерн и Иннес выглядели потрясенными.
– Вы так думаете? – удивился Дойл. – На каком основании?
– Пусть она скажет, – кивнул Джек. Поразмыслив, Ходящая Одиноко решила, что может признаться.
– Я видела тебя во сне. – Она пристально смотрела на Джека. – Вы оба, – она указала на Джека и Престо, – знаете, я говорю правду. Потому что сами видели этот сон.
Джек и Престо опасливо переглянулись.
– Что за сон? – спросил Престо, желая ее испытать.
– Темная башня в пустыне. Туннели под землей, алтарь или храм. Собираются шесть фигур, я среди них. И там присутствуете вы оба.
– Да, – подтвердил Джек.
– Черный демон поднимается над землей. В облике человека, чем-то похожего на него, – сказала она, указав кивком на Джека.
– Верно… Скотч. – Дойл направился к бару.
– Я присоединюсь, – заявил Лайонел Штерн.
– Мне двойной, – сказал Иннес Дойлу, когда тот налил.
– Вам снился этот сон, – утвердительно произнесла она. – Вы оба видели эту башню.
И Престо, и Джек молча, почти одновременно кивнули.
– Это началось три месяца тому назад, – продолжала женщина. – Сначала видения были редкими, но теперь приходят каждую ночь.
Джек опять кивнул. Дойл наблюдал за ним через комнату и, заметив, что в его глазах снова вспыхнул огонь, пусть лихорадочный и тревожный, подумал, что это какой-никакой, а все-таки признак жизни.
– Два или три раза в неделю, – отозвался Престо. – Просыпаюсь в холодном поту.
А вам понятно, что это значит? – спросил Джек.
– Нет, – нерешительно ответила она, решив, что вряд ли стоит пугать их своими толкованиями.
Подкрепившись выпивкой, Дойл снова вернулся к ним, вынул из кармана рисунок Иакова и показал женщине. Башня в вашем сне похожа на эту?
– Это та самая башня.
Дойл снова посмотрел на Лайонела Штерна, который залпом осушил бокал и дрожащими руками налил себе еще.
А еще она похожа на башню, которую строят в этом городе, – сказала она.
– Башня здесь? В Чикаго? – уточнил Дойл.
– Нет, башня из сна похожа на эту, но она больше и построена из черного камня.
– О какой башне речь? – запутался Дойл.
– Ее называют водонапорной или водяной башней. Там я и ждала вас. Ждала по указанию сна.
– То есть ждать нас там было велено вам во сне? – переспросил Престо.
Она медленно кивнула.
– А вы можете отвести нас туда? – подался вперед Джек.
– Да, это недалеко от того места, где вы нашли меня.
– Идем, – сказал Джек и направился к двери.
– Мисс Уильямс, вы прошли через большое испытание, я настоятельно рекомендую вам отдохнуть, прежде чем… – начал Дойл.
– Нет, – произнесла она с непреклонной решимостью в голосе и встала с кушетки.
Майор Пепперман сидел за столиком рядом с дверью; он пудрил мозги двум репортерам из Милуоки, распространяясь о мужественной притягательности и обаянии доктора Артура Конан Дойла.
– Послушайте, а не он ли это? – спросил один из репортеров, увидев мельком человека, выходившего из отеля.
– Не может быть! – торопливо заверил его Пепперман. – Дойл давно спит.
– Я все же думаю, что это был он, – стоял на своем репортер.
– Невозможно, – возразил Пепперман, улыбаясь сквозь стиснутые зубы.
Когда два такси остановились перед башней, Дойл попросил водителей подождать. Ярко и эффектно освещенная газовыми фонарями, башня была похожа на сказочный замок, вздымающийся из темноты. И Джек, и Престо сошлись на том, что она, безусловно, очень напоминает строение из их снов; Дойл достал рисунок Иакова Штерна, и они нашли множество черт несомненного сходства.
– Это объясняет рисунок, – сказал Дойл Лайонелу Штерну. – Ваш отец, должно быть, видел ее, когда участвовал в работе парламента религий.
Тем не менее Джек, Престо и Мэри Уильямсы чувствовали: что-то не так. Водонапорная башня казалась моделью или шаблоном для башни из сна: та была выше, мрачнее, более зловещая и угрожающая. И уж никак нельзя было принять центр Чикаго за пустыню. Их надежды не оправдались, тайна осталась нераскрытой.
Как вообще следовало трактовать подобное пересечение их снов? Как-то Дойл расследовал случай с тремя медиумами в разных частях мира, одновременно принимавшими одни и те же духовные послания, но каждый из них получал информацию, пребывая в состоянии транса, и то было лишь простое письменное сообщение, а не сложный, но бесспорно единый комплекс таинственных образов.
Из того, что они узнали, казалось вероятным, что этот общий сон видел и Иаков Штерн. Почему для получения этого конкретного послания были избраны эти четверо? Если насчет Мэри Уильямс, с ее даром и шаманским опытом, все было более-менее понятно, то Джек никогда не проявлял задатков медиума, хотя его брат обладал оккультными способностями и, возможно, они пробудились у Джека под влиянием наркотиков. Но уж Престо, с его рационализмом и до крайности приземленной профессией юриста, совсем не укладывался в классический образ медиума.
Другая общая нить: у каждого из этих людей есть некая связь со священной книгой, имеющей центральное значение для их религии или культуры. Правда, Мэри Уильямс ни к какой книге отношения не имела, но она принадлежала к народу, не обладавшему письменностью, а лишь устной религиозной традицией.
Ничто из перечисленного не давало ответа на самые существенные вопросы. Каков смысл и цель этого сна? Какое отношение имеет он к пропавшим книгам?
Для себя Артур решил, что, хотя ему лично, по какой-то причине, сон ниспослан не был, он может и должен найти ответы. И тем самым помочь им исполнить то, к чему призывало видение…
Дойл повернулся, посмотрел на Спаркса, стоявшего в стороне и молча глядевшего на башню, и вдруг понял, что, пока не найдет способа вернуть Джека в его прежнее состояние, у них ничего не получится.
В нескольких кварталах к западу от водонапорной башни, в то самое время, когда Дойл и остальные внимательно осматривали сооружение, Фридрих Шварцкирк сопроводил Данте Скруджса в свою контору на пятом этаже. На дверной табличке рядом с его именем значилось только одно слово: «коллекционер». В столь поздний час во всем здании признаки жизни обнаруживались лишь в конторе Фридриха. Здесь кипела бурная деятельность: с полдюжины людей в черном раскладывали книги и бумаги в коробки, которые выносили в коридор. Переднюю комнату уже расчистили: остался только массивный дубовый письменный стол в центре. На нем стоял телеграфный аппарат, от которого тянулась полоска бумаги с точками и тире принятого сообщения.
– Я только что вернулся из зарубежной деловой поездки, – сообщил Фридрих. – И, как можно увидеть, мистер Скруджс, нахожусь в процессе передислокации своего штаба.
Данте кивнул, улыбнулся и промолчал. Еще в экипаже он для себя решил, что чем меньше задавать Фридриху вопросов, тем лучше; от этого человека исходила аура уверенности и силы, отчего Данте чувствовал себя тупым как пень, но в то же самое время ощущал заботу – как о любимой собаке. И голоса продолжали твердить, что ему не о чем тревожиться: можно расслабиться и ввериться этому человеку, который позаботится о его безопасности. В компании Фридриха Данте чувствовал себя тепло и уютно, как змея в спальном мешке.
Даже не подумав представить Данте остальным сотрудникам, Фридрих оставил его одного, а сам направился руководить работой во внутреннем помещении, отрывисто выкрикивая указания на немецком языке.
Когда один из этих людей с коробкой в руках проходил мимо него по коридору, Данте приметил на внутренней стороне сгиба его левой руки, как раз под линией закатанного рукава, странную татуировку: разорванный круг, пронзенный тремя зигзагами.
Чтобы пропустить еще двух человек, толкавших нагруженную коробками тележку, Данте пришлось посторониться, и он, ненамеренно оказавшись рядом со столом и полоской телеграфной бумаги, не устоял перед искушением взглянуть на символы: как-никак ему довелось послужить в армии телеграфистом. Он успел разобрать фразу: «ДОСТАВИТЬ КНИГУ НЕМЕДЛЕННО», – когда услышал скрип половицы. Вошел Фридрих.
Данте отпрянул от стола, опустил голову и с видом полнейшей невинности уставился на носки своих башмаков. Немец прошел мимо него и уселся за стол.
– Шалунишка, – промолвил Фридрих, шутливо погрозив ему пальцем.
Данте хихикнул и смущенно улыбнулся, признавая свою провинность.
– Ты шалун, мистер Скруджс, непослушный мальчик.
– Да, сэр.
– Непослушных мальчиков порой наказывают, – заметил Фридрих, взяв телеграфную ленту и быстро просматривая ее между изящными пальцами.
Данте чувствовал себя растерянным и туповатым, но при этом не испытывал ни малейшего страха. Немец закончил читать ленту, поднес к ней спичку, затем бросил горящую полоску на пол, после чего взялся за ключ и начал отстукивать на телеграфе послание.
Глаза Данте сузились, дрожь возбуждения пробежала по его телу, когда до него, пусть при неполном понимании некоторых слов, дошел смысл сказанного.
– Да, сэр. Весьма заманчивое.
– Мы набираем рекрутов по всему миру, – пояснил Фридрих, – но лишь немногие соответствуют нашим высоким требованиям. Однако после долгих наблюдений я могу сказать с уверенностью: Данте Скруджс подходит нам по всем статьям.
– А как вы меня вообще нашли?
– У нас повсюду глаза и уши, и люди, обладающие интересующими нас качествами, непременно попадают в наше поле зрения. Некоторое время за ними наблюдают, присматриваются, изучают и, если находят кандидата достойным, переходят к той стадии, на которой мы находимся сейчас.
Данте сглотнул: он чувствовал себя маленьким и исполненным изумления, словно ему явился и коснулся его спустившийся с небес ангел.
Закончив выстукивать сообщение, Фридрих наклонился, вырвал телеграфные провода из стены и вручил аппарат Данте.
– Могу я, если тебя не затруднит, попросить положить это в коробку?
– Конечно.
Данте огляделся по сторонам: коробок в комнате не осталось.
– Э-э…
– Там, – сказал Фридрих, указав на внутренний кабинет. Он выгребал бумаги из ящиков стола и на Скруджса не глядел.
Данте кивнул, прошел с телеграфным аппаратом за дверь и тут же оказался схвачен дюжиной рук; его подхватили и положили навзничь на письменном столе. Сначала Данте показалось, что он не может разглядеть лиц нападавших из-за того, что сквозь жалюзи просачивается лишь смутный свет, но потом понял, что они в масках. Черных масках, с прорезями для глаз. Руки в перчатках закрыли ему рот, заглушив рвущийся крик. Побуждаемый выбросом адреналина, он отчаянно забился, но оказался бессилен сдвинуться хотя бы на дюйм.
Коровы на скотобойне – вот что пришло ему на ум: головы, просовывавшиеся сквозь решетку, ожидающие, когда кувалда обрушится на их черепа. Что это за запах? Что-то едкое, горячее, с примесью серы.
Лицо Фридриха появилось над ним: теперь он не улыбался, но выглядел суровым и целеустремленным. Наклонившись, немец вытащил из кармана брюк Данте его собственный нож, в то время как сильные руки его приспешников закатали пленнику рукава. С закрытым ртом он замычал от ужаса, его мочевой пузырь непроизвольно опорожнился.
Фридрих осмотрел нож и прочел надпись на клейме производителя: «Зеленая река. Вайоминг». Как приятно. Эти ножи – одни из лучших в мире. Если уж играть на скрипке, то пусть это будет Страдивари.
О чем, черт возьми, он толкует? Что ему нужно? Что они собираются с ним делать? Взгляд Данте дико метался по комнате. Где голоса? Почему ему никто не помогает?
Фридрих расстегнул пуговицы на штанах Данте и слегка пробежал острием ножа по его промежности.
– Ты когда-нибудь задумывался о том, что испытывали женщины, которых ты убивал, мистер Скруджс? Что они должны были чувствовать, когда ты проделывал свою работу? Низменный ужас? Страх смерти? Боль, когда ты наносишь первые разрезы? Я видел памятные кусочки, которые ты держишь в своей квартире; ты весьма придирчиво отбираешь сувениры. Меня это заинтересовало. Скажи, как коллекционер коллекционеру, каким образом ты производишь отбор? Что побуждает тебя сохранить одно и выбросить другое? Внешний вид, тактильные ощущения? Форма или текстура? Функция? Может быть, ты не знаешь или не задумывался над этим, – да, пожалуй, что так. Это просто магия. Плоть говорит с тобой, и ты просто вынужден внимать ее зову. Да, подозреваю, что так всегда и было. Когда звучит этот голос, ты обязан слушать и повиноваться. Данте скулил и стонал.
– Расслабься, – разве не это ты говорил всегда своим девушкам вначале?
Он легонько потыкал лезвием;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Извините, что спрашиваю, но в данных обстоятельствах это может иметь значение: что вы делали там сегодня ночью одна? – спросил Дойл.
– Кое-кого ждала. Они не пришли. Разочарование ослабило мою бдительность. Тогда-то он и застал меня врасплох.
– Кого вы ждали? – уточнил Дойл.
– Думаю, этих двух джентльменов, – ответила она, переводя взгляд с Джека на Престо и обратно.
Эти слова, похоже, произвели эффект разорвавшейся бомбы; Дойл, Штерн и Иннес выглядели потрясенными.
– Вы так думаете? – удивился Дойл. – На каком основании?
– Пусть она скажет, – кивнул Джек. Поразмыслив, Ходящая Одиноко решила, что может признаться.
– Я видела тебя во сне. – Она пристально смотрела на Джека. – Вы оба, – она указала на Джека и Престо, – знаете, я говорю правду. Потому что сами видели этот сон.
Джек и Престо опасливо переглянулись.
– Что за сон? – спросил Престо, желая ее испытать.
– Темная башня в пустыне. Туннели под землей, алтарь или храм. Собираются шесть фигур, я среди них. И там присутствуете вы оба.
– Да, – подтвердил Джек.
– Черный демон поднимается над землей. В облике человека, чем-то похожего на него, – сказала она, указав кивком на Джека.
– Верно… Скотч. – Дойл направился к бару.
– Я присоединюсь, – заявил Лайонел Штерн.
– Мне двойной, – сказал Иннес Дойлу, когда тот налил.
– Вам снился этот сон, – утвердительно произнесла она. – Вы оба видели эту башню.
И Престо, и Джек молча, почти одновременно кивнули.
– Это началось три месяца тому назад, – продолжала женщина. – Сначала видения были редкими, но теперь приходят каждую ночь.
Джек опять кивнул. Дойл наблюдал за ним через комнату и, заметив, что в его глазах снова вспыхнул огонь, пусть лихорадочный и тревожный, подумал, что это какой-никакой, а все-таки признак жизни.
– Два или три раза в неделю, – отозвался Престо. – Просыпаюсь в холодном поту.
А вам понятно, что это значит? – спросил Джек.
– Нет, – нерешительно ответила она, решив, что вряд ли стоит пугать их своими толкованиями.
Подкрепившись выпивкой, Дойл снова вернулся к ним, вынул из кармана рисунок Иакова и показал женщине. Башня в вашем сне похожа на эту?
– Это та самая башня.
Дойл снова посмотрел на Лайонела Штерна, который залпом осушил бокал и дрожащими руками налил себе еще.
А еще она похожа на башню, которую строят в этом городе, – сказала она.
– Башня здесь? В Чикаго? – уточнил Дойл.
– Нет, башня из сна похожа на эту, но она больше и построена из черного камня.
– О какой башне речь? – запутался Дойл.
– Ее называют водонапорной или водяной башней. Там я и ждала вас. Ждала по указанию сна.
– То есть ждать нас там было велено вам во сне? – переспросил Престо.
Она медленно кивнула.
– А вы можете отвести нас туда? – подался вперед Джек.
– Да, это недалеко от того места, где вы нашли меня.
– Идем, – сказал Джек и направился к двери.
– Мисс Уильямс, вы прошли через большое испытание, я настоятельно рекомендую вам отдохнуть, прежде чем… – начал Дойл.
– Нет, – произнесла она с непреклонной решимостью в голосе и встала с кушетки.
Майор Пепперман сидел за столиком рядом с дверью; он пудрил мозги двум репортерам из Милуоки, распространяясь о мужественной притягательности и обаянии доктора Артура Конан Дойла.
– Послушайте, а не он ли это? – спросил один из репортеров, увидев мельком человека, выходившего из отеля.
– Не может быть! – торопливо заверил его Пепперман. – Дойл давно спит.
– Я все же думаю, что это был он, – стоял на своем репортер.
– Невозможно, – возразил Пепперман, улыбаясь сквозь стиснутые зубы.
Когда два такси остановились перед башней, Дойл попросил водителей подождать. Ярко и эффектно освещенная газовыми фонарями, башня была похожа на сказочный замок, вздымающийся из темноты. И Джек, и Престо сошлись на том, что она, безусловно, очень напоминает строение из их снов; Дойл достал рисунок Иакова Штерна, и они нашли множество черт несомненного сходства.
– Это объясняет рисунок, – сказал Дойл Лайонелу Штерну. – Ваш отец, должно быть, видел ее, когда участвовал в работе парламента религий.
Тем не менее Джек, Престо и Мэри Уильямсы чувствовали: что-то не так. Водонапорная башня казалась моделью или шаблоном для башни из сна: та была выше, мрачнее, более зловещая и угрожающая. И уж никак нельзя было принять центр Чикаго за пустыню. Их надежды не оправдались, тайна осталась нераскрытой.
Как вообще следовало трактовать подобное пересечение их снов? Как-то Дойл расследовал случай с тремя медиумами в разных частях мира, одновременно принимавшими одни и те же духовные послания, но каждый из них получал информацию, пребывая в состоянии транса, и то было лишь простое письменное сообщение, а не сложный, но бесспорно единый комплекс таинственных образов.
Из того, что они узнали, казалось вероятным, что этот общий сон видел и Иаков Штерн. Почему для получения этого конкретного послания были избраны эти четверо? Если насчет Мэри Уильямс, с ее даром и шаманским опытом, все было более-менее понятно, то Джек никогда не проявлял задатков медиума, хотя его брат обладал оккультными способностями и, возможно, они пробудились у Джека под влиянием наркотиков. Но уж Престо, с его рационализмом и до крайности приземленной профессией юриста, совсем не укладывался в классический образ медиума.
Другая общая нить: у каждого из этих людей есть некая связь со священной книгой, имеющей центральное значение для их религии или культуры. Правда, Мэри Уильямс ни к какой книге отношения не имела, но она принадлежала к народу, не обладавшему письменностью, а лишь устной религиозной традицией.
Ничто из перечисленного не давало ответа на самые существенные вопросы. Каков смысл и цель этого сна? Какое отношение имеет он к пропавшим книгам?
Для себя Артур решил, что, хотя ему лично, по какой-то причине, сон ниспослан не был, он может и должен найти ответы. И тем самым помочь им исполнить то, к чему призывало видение…
Дойл повернулся, посмотрел на Спаркса, стоявшего в стороне и молча глядевшего на башню, и вдруг понял, что, пока не найдет способа вернуть Джека в его прежнее состояние, у них ничего не получится.
В нескольких кварталах к западу от водонапорной башни, в то самое время, когда Дойл и остальные внимательно осматривали сооружение, Фридрих Шварцкирк сопроводил Данте Скруджса в свою контору на пятом этаже. На дверной табличке рядом с его именем значилось только одно слово: «коллекционер». В столь поздний час во всем здании признаки жизни обнаруживались лишь в конторе Фридриха. Здесь кипела бурная деятельность: с полдюжины людей в черном раскладывали книги и бумаги в коробки, которые выносили в коридор. Переднюю комнату уже расчистили: остался только массивный дубовый письменный стол в центре. На нем стоял телеграфный аппарат, от которого тянулась полоска бумаги с точками и тире принятого сообщения.
– Я только что вернулся из зарубежной деловой поездки, – сообщил Фридрих. – И, как можно увидеть, мистер Скруджс, нахожусь в процессе передислокации своего штаба.
Данте кивнул, улыбнулся и промолчал. Еще в экипаже он для себя решил, что чем меньше задавать Фридриху вопросов, тем лучше; от этого человека исходила аура уверенности и силы, отчего Данте чувствовал себя тупым как пень, но в то же самое время ощущал заботу – как о любимой собаке. И голоса продолжали твердить, что ему не о чем тревожиться: можно расслабиться и ввериться этому человеку, который позаботится о его безопасности. В компании Фридриха Данте чувствовал себя тепло и уютно, как змея в спальном мешке.
Даже не подумав представить Данте остальным сотрудникам, Фридрих оставил его одного, а сам направился руководить работой во внутреннем помещении, отрывисто выкрикивая указания на немецком языке.
Когда один из этих людей с коробкой в руках проходил мимо него по коридору, Данте приметил на внутренней стороне сгиба его левой руки, как раз под линией закатанного рукава, странную татуировку: разорванный круг, пронзенный тремя зигзагами.
Чтобы пропустить еще двух человек, толкавших нагруженную коробками тележку, Данте пришлось посторониться, и он, ненамеренно оказавшись рядом со столом и полоской телеграфной бумаги, не устоял перед искушением взглянуть на символы: как-никак ему довелось послужить в армии телеграфистом. Он успел разобрать фразу: «ДОСТАВИТЬ КНИГУ НЕМЕДЛЕННО», – когда услышал скрип половицы. Вошел Фридрих.
Данте отпрянул от стола, опустил голову и с видом полнейшей невинности уставился на носки своих башмаков. Немец прошел мимо него и уселся за стол.
– Шалунишка, – промолвил Фридрих, шутливо погрозив ему пальцем.
Данте хихикнул и смущенно улыбнулся, признавая свою провинность.
– Ты шалун, мистер Скруджс, непослушный мальчик.
– Да, сэр.
– Непослушных мальчиков порой наказывают, – заметил Фридрих, взяв телеграфную ленту и быстро просматривая ее между изящными пальцами.
Данте чувствовал себя растерянным и туповатым, но при этом не испытывал ни малейшего страха. Немец закончил читать ленту, поднес к ней спичку, затем бросил горящую полоску на пол, после чего взялся за ключ и начал отстукивать на телеграфе послание.
Глаза Данте сузились, дрожь возбуждения пробежала по его телу, когда до него, пусть при неполном понимании некоторых слов, дошел смысл сказанного.
– Да, сэр. Весьма заманчивое.
– Мы набираем рекрутов по всему миру, – пояснил Фридрих, – но лишь немногие соответствуют нашим высоким требованиям. Однако после долгих наблюдений я могу сказать с уверенностью: Данте Скруджс подходит нам по всем статьям.
– А как вы меня вообще нашли?
– У нас повсюду глаза и уши, и люди, обладающие интересующими нас качествами, непременно попадают в наше поле зрения. Некоторое время за ними наблюдают, присматриваются, изучают и, если находят кандидата достойным, переходят к той стадии, на которой мы находимся сейчас.
Данте сглотнул: он чувствовал себя маленьким и исполненным изумления, словно ему явился и коснулся его спустившийся с небес ангел.
Закончив выстукивать сообщение, Фридрих наклонился, вырвал телеграфные провода из стены и вручил аппарат Данте.
– Могу я, если тебя не затруднит, попросить положить это в коробку?
– Конечно.
Данте огляделся по сторонам: коробок в комнате не осталось.
– Э-э…
– Там, – сказал Фридрих, указав на внутренний кабинет. Он выгребал бумаги из ящиков стола и на Скруджса не глядел.
Данте кивнул, прошел с телеграфным аппаратом за дверь и тут же оказался схвачен дюжиной рук; его подхватили и положили навзничь на письменном столе. Сначала Данте показалось, что он не может разглядеть лиц нападавших из-за того, что сквозь жалюзи просачивается лишь смутный свет, но потом понял, что они в масках. Черных масках, с прорезями для глаз. Руки в перчатках закрыли ему рот, заглушив рвущийся крик. Побуждаемый выбросом адреналина, он отчаянно забился, но оказался бессилен сдвинуться хотя бы на дюйм.
Коровы на скотобойне – вот что пришло ему на ум: головы, просовывавшиеся сквозь решетку, ожидающие, когда кувалда обрушится на их черепа. Что это за запах? Что-то едкое, горячее, с примесью серы.
Лицо Фридриха появилось над ним: теперь он не улыбался, но выглядел суровым и целеустремленным. Наклонившись, немец вытащил из кармана брюк Данте его собственный нож, в то время как сильные руки его приспешников закатали пленнику рукава. С закрытым ртом он замычал от ужаса, его мочевой пузырь непроизвольно опорожнился.
Фридрих осмотрел нож и прочел надпись на клейме производителя: «Зеленая река. Вайоминг». Как приятно. Эти ножи – одни из лучших в мире. Если уж играть на скрипке, то пусть это будет Страдивари.
О чем, черт возьми, он толкует? Что ему нужно? Что они собираются с ним делать? Взгляд Данте дико метался по комнате. Где голоса? Почему ему никто не помогает?
Фридрих расстегнул пуговицы на штанах Данте и слегка пробежал острием ножа по его промежности.
– Ты когда-нибудь задумывался о том, что испытывали женщины, которых ты убивал, мистер Скруджс? Что они должны были чувствовать, когда ты проделывал свою работу? Низменный ужас? Страх смерти? Боль, когда ты наносишь первые разрезы? Я видел памятные кусочки, которые ты держишь в своей квартире; ты весьма придирчиво отбираешь сувениры. Меня это заинтересовало. Скажи, как коллекционер коллекционеру, каким образом ты производишь отбор? Что побуждает тебя сохранить одно и выбросить другое? Внешний вид, тактильные ощущения? Форма или текстура? Функция? Может быть, ты не знаешь или не задумывался над этим, – да, пожалуй, что так. Это просто магия. Плоть говорит с тобой, и ты просто вынужден внимать ее зову. Да, подозреваю, что так всегда и было. Когда звучит этот голос, ты обязан слушать и повиноваться. Данте скулил и стонал.
– Расслабься, – разве не это ты говорил всегда своим девушкам вначале?
Он легонько потыкал лезвием;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65