Лишь нескрываемое тусклое сожаление.
– Есть причина, по которой я не предпринял попытки подойти к тебе на корабле, – произнес Спаркс, и его невыразительный голос дрогнул.
– Ты знал, что я там, с того дня, когда мы отплыли, почему же ты не…
– Не хотел впутывать тебя.
– Меня бы это не затруднило.
– Это дело тебя не касается. Я не знал, что ты будешь там, для меня это явилось неожиданностью. Да и Штерн с его книгой тоже. Ничего не мог поделать.
– Поверю тебе на слово.
Почему он так холоден?
– Эти четверо на корабле… полагаю, они замешаны в другом деле.
– В краже Вульгаты из Оксфорда.
Спаркс держал руки сложенными за спиной, не кивнув, не пожав плечами, не снисходя до того, чтобы успокоить собеседника хоть каким-нибудь жестом.
– Сожалею, что ты оказался там, – сказал он.
– Это не основание для того, чтобы…
– Не хотел причинять тебе беспокойство.
– Глупости. Я был бы счастлив узнать, что ты жив…
Джек выразительно покачал головой. Сердце Дойла упало. Спаркс не хотел встречаться с ним взглядом.
– Не в том смысле, какой ты предполагаешь, когда говоришь это. Не в том смысле, какой ты допускаешь.
– Конечно, у меня не было возможности узнать это, – сказал Дойл.
– Та женщина. На корабле.
– Медиум? Софи Хиллз?
– Ты спрашивал ее обо мне?
– Она сказала, что ты не мертв.
– Она ошиблась. Я действительно умер. Я остался в этом теле, но умер.
– Но, Джек, ты жив, факт остается фактом, сейчас ты стоишь передо мной…
– Жизнь… не значит… то же самое… что значит для тебя. Это невозможно… описать… так, чтобы ты понял. Никак… чтобы это тебя… обрадовало.
Джек говорил как автомат, с опустошенным, лишенным выражения, непроницаемым лицом. Последнее слово было выплюнуто, как горькое семя, и при всей странности речи этого человека казалось, что он прав: в нем осталось мало человеческого. Применив навыки, почерпнутые от Джека, чтобы теперь анализировать его самого, Дойл смутно ощутил себя предателем.
Молчание затягивалось. Джек, отвернувшись, смотрел в окно. У Дойла мурашки побежали по коже, ладони стали влажными. Но он хотел, чтобы старый приятель говорил дальше.
– Не хотел, чтобы ты увидел меня таким, – наконец сказал Джек.
Прозвучала ли в его голосе нотка стыда? Руки Джека, сложенные за спиной, были испещрены страшными красными и белыми шрамами, пальцы искривлены, покалечены. Четвертый и пятый пальцы левой руки отсутствовали. Что же с ним случилось?
– Ларри рассказал мне об этом, – сказал Дойл. – Нашел меня в Лондоне. Уже почти десять лет тому назад. Как вы вдвоем отправились по следам твоего брата в Австрию. Как нашли Александра у водопада. Вашу схватку. Как ты упал.
– Да. Я читал твой рассказ, – сухо отозвался Джек, глядя вниз на город.
– И я не стану извиняться за то, что написал о человеке, которого считал давно мертвым, – ощетинился Дойл, но тут же сбавил тон: – Я поехал туда, несколько лет спустя. С женой: теперь я женат. К Райхенбахскому водопаду. Мне непонятно, как можно упасть в него и выжить, но кто-то говорил, что раньше такое случалось. Такая возможность существовала. Однако никаких вестей от тебя так и не получил. – Дойл умолк, так и не дождавшись ответа, затем продолжил: – Королева послала за мной несколько месяцев спустя после дела «Семерки». Аудиенция с самой Викторией. Так это было: в двадцать пять лет я удостоился беседы с самой королевой. Она подтвердила, что ты говорил мне правду, что все это время ты работал на нее. Но не проронила ни слова, которое могло бы навести на мысль о твоем возможном спасении…
Зачем он рассказывает ему то, что он наверняка знает и сам? Дойл понял, что главное для него – заполнить словами эту пропасть молчания между ними и каким-то образом навести мостик, способный заново их соединить.
– Время от времени она призывает меня. Спрашивает мое мнение по тому или иному вопросу, и по ее просьбе я никогда никому не рассказывал о нашем соглашении. И всегда остаюсь доступным: это самое малое, что я могу сделать.
Спаркс продолжал стоять спиной к Дойлу, никак не реагируя на его рассказ.
– И Ларри работает на меня вот уже пять лет. Как только я освоился, тут же послал за ним. Он великолепный секретарь. Незаменимый для меня, ты можешь гордиться им, Джек. Ведь это тебе он обязан тем, что порвал с преступной жизнью. Я знаю, как сильно хотел бы он увидеть тебя.
Джек покачал головой, отбрасывая эту возможность, и Дойлу снова пришлось усмирять свое раздражение.
– Но ты, очевидно, работаешь на корону…
Наконец Спаркс заговорил, медленно, как автомат:
– Три года тому назад… оказался возле британского посольства в Вашингтоне. Находился в Амстердаме… некоторое время. Попросил их послать телеграмму, зашифрованное послание, которое мог отправить только я. Она дошла до адресата… на самом высоком уровне. Пришел ответ: «Предоставьте этому человеку все, что ему требуется». Уставились на меня, как на чудо морское.
Почему он так холоден и замкнут? При всей своей проницательности Дойл не мог проникнуть сквозь завесу отчужденности этого человека. Может быть, попробовать более эмоциональный, прямой подход?
– Ты всегда оставался в моих мыслях, Джек. После того, что рассказал мне Ларри, я решил, что ты потерян для нас. Ты так и не узнал, как много ты значишь для меня, как благодаря тебе изменилась к лучшему моя жизнь. Я ведь искренне считал, что в случае твоего спасения, как бы ни мала была его вероятность, ты непременно нашел бы способ дать о себе знать…
– Ты бы никогда и не узнал, – резко произнес Спаркс. – И тем более от меня.
– Почему?
– Таковы были обстоятельства. К сожалению, неизбежные. Лучше тебе больше никогда со мной не встречаться.
– Почему, Джек?
Спаркс обернулся в раздражении, на фоне бледной кожи его лица выделялись зарубцевавшиеся шрамы.
– Я не тот человек, которого ты знал. Выкинь его из головы. Не говори мне о нем больше.
– Я должен узнать, что случилось с тобой…
– Поставь крест на этих воспоминаниях. Двигайся дальше. Если не можешь, ну что ж… другого пути нет. Я уйду, и ты больше никогда меня не увидишь.
Дойл изо всех сил сдерживал раздражение.
– Ну, если другого пути нет…
Спаркс снова кивнул, удовлетворенный хотя бы этим.
– Я увидел тебя на корабле, но надеялся, что ты не ввяжешься: у тебя была возможность избежать…
– С какой стати ты обо мне так подумал? В то время, когда ты меня знал, я вроде бы имел обыкновение во все ввязываться и ничего не избегать.
– Теперь ты человек с положением и репутацией. У тебя есть место в этом мире. Семья. Тебе есть что терять.
– Во что именно я ввязался? И каким образом кто-то может узнать о той роли, которую я сыграл в этом?
– Четвертый человек сбежал с корабля, когда мы добрались до порта…
– По-моему, это маловероятно…
– Его не нашли.
– Может быть, он бросился за борт, как и другой.
– Он был последним оставшимся в живых, его главной задачей было спастись…
– И отчитаться перед теми, кто его нанял.
Джек кивнул.
– Этот четвертый человек сообщит им и о твоем участии.
В сердце Дойла вновь всколыхнулся гнев.
– Ты хочешь сказать, что теперь мне угрожает опасность.
– Большая, чем ты можешь себе представить…
– Тогда, бога ради, перестань говорить загадками и выкладывай все как есть. Десять лет назад мы были вместе, я многое пережил, в дюжине случаев был на волосок от гибели, и, полагаю, мне нет надобности доказывать тебе, что я заслуживаю доверия. Ты появляешься невесть откуда, как призрак Марли, со своими секретами и таинственными связями, после того как десять лет не давал о себе знать, и начинаешь напускать туман. Я тебе так скажу, Джек, в одном ты прав: за прошедшие годы я в этом мире кое-чем обзавелся, а вот терпения насчет всякого рода отговорок, недомолвок и намеков у меня поубавилось, особенно если на кону стоит моя личная безопасность. Поэтому, старина, или выкладывай все начистоту, или, если не считаешь это возможным, проваливай ко всем чертям!
Между ними повисло тяжелое молчание. Ни тот ни другой не шевелился.
– Итак, – не выдержал Дойл, – кого именно ты имеешь в виду, когда говоришь «они»?
Спаркс уставил на него бесстрастный, немигающий взгляд, но, приняв, по-видимому, решение, вынул из кармана и вручил Дойлу листок бумаги. Это была литография с изображением герба или эмблемы – на белом поле прерванный черный круг, пронзенный, как молниями, тремя красными зигзагами.
– Я видел этот рисунок раньше. – Дойл достал набросок, который носил в кармане, и передал его Спарксу. – На стене каюты Зейлига. Думаю, он увидел его, клеймо или татуировку, на одном из убийц и успел воспроизвести, прежде чем умер.
– Ты знаешь, что это означает?
– Не имею ни малейшего представления. А ты?
– Веками нечто подобное служило официальной печатью Ганзейского союза.
Дойл порылся в воспоминаниях школьных времен. Ганзейский союз представлял собой объединение германских купцов, возникшее в Средние века для защиты торговых городов и их имущественных прав в отсутствие централизованной власти.
– В конечном счете влияние Ганзы распространилось на всю Европу, купцы обзавелись наемной армией и вели войны для расширения и упрочения своего влияния. Центром союза был город Любек – это на территории нынешней Германии. Вершины своего могущества Ганза достигла в четырнадцатом веке, когда могла соперничать с любой из монархий.
– Но в конце концов союз сошел с исторической сцены.
– Да, к началу восемнадцатого века практически прекратил существование, хотя Любек, Гамбург и Бремен даже сегодня по-прежнему называют ганзейскими городами.
– Но какое отношение печать средневековой лиги городов имеет к современному преступлению?
– Последние двести лет ходили упорные слухи, что с консолидацией Германии союз не умер, как считалось первоначально, но превратился из открытого государственного образования в тайное общество с серьезными ресурсами и самостоятельными целями.
– Кто же там заправляет?
– На первых порах его организовали сами купцы. Прежний союз распался, но им по-прежнему нужно было защищать свои корабли и караваны. Не слишком надеясь на власти, они сформировали собственные военизированные отряды и частные полицейские силы. При нехватке квалифицированных людей, необходимых для такой работы, начали вербовать преступников и воров из портовых городов по всему миру, которых обучали владению всеми видами оружия, методам диверсий и убийств. Но с годами эти преступники стали оттеснять прежних хозяев, и в конце концов власть над организацией перешла к ним. Эта извращенная форма союза существует и по сей день, ее штаб-квартира находится в Восточной Европе.
– Международная гильдия воров, – резюмировал Дойл.
– Контрабанда. Пиратство. Грабеж для себя или на заказ.
– И ты заподозрил их в похищении Вульгаты из Оксфорда до нашего отплытия.
– Да.
– Ты думаешь, что те же самые люди или их сообщники охотятся и за книгой Зогар?
– Да.
– Что же касается вопроса о том, на кого они работают или почему?..
Джек отрицательно покачал головой.
– На кого-то в Америке, – подсказал Дойл.
– Да.
– Вульгата тоже была бы переправлена сюда. Этим или более ранним рейсом.
– Верно.
– Но мы не знаем куда именно.
Джек повторил свой жест. У Дойла возникло знакомое ощущение того, что шестеренки их мыслей работают как единый механизм. Это было так похоже на прежнего Спаркса, с которым они имели обыкновение разгадывать тайны наперегонки, поддерживая друг друга.
– Значит, мы должны проследить за похитителями, чтобы они привели нас к заказчику похищения, – заявил Дойл.
Спаркс поднял бровь.
– И как ты это сделаешь?
– Пусть они похитят Зогар – или считают, что похитили, – и тогда вопрос решен.
Губы Спаркса тронула едва заметная улыбка.
– Да.
– Тебе потребуется полное содействие Лайонела Штерна.
– За этим дело не станет.
– Можешь рассчитывать и на меня.
– Нет. Ты здесь по делу. Я не вправе впутывать тебя…
– Джек, уж ты-то меня знаешь.
Они посмотрели друг на друга.
«И я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, мой друг, – подумал Дойл. – А потому займусь этим хотя бы затем, Чтобы докопаться до сути случившейся с тобой беды».
– Тогда приступим сегодня же вечером. – Спаркс направился к двери.
– У меня есть одно обязательство.
– Отложи на потом.
– Где встретимся?
– Я тебя найду.
С этими словами Джек Спаркс бесшумно, как кот, вышел из номера.
Между Денвером и Фениксом
– На иврите «каббала» означает «получение», это толкуют как обретение мудрости. Но мне не хотелось бы обременять тебя скучными материями. Ты действительно хочешь обо всем этом послушать? – спросил Иаков Штерн.
– Еще как! – вскликнула Эйлин. – Какие еще «скучные материи», я давно не слышала ничего столь интересного.
– Что ж, путь на поезде долгий. В каббале говорится, что Бог сотворил мир тридцатью двумя способами тайного знания: они представлены числами от единицы до десяти и двадцатью двумя буквами древнееврейского алфавита.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65