А Джилл огласил запыхавшимся шепотом свежее мнение:
— Думаю, что эти поезда сделаны с расчетом на самоуничтожение. Я теперь видел это уже дважды: в тот первый раз, когда был здесь с Анжелой и Джеком, а также то зрелищное самоубийство в машинном городе.
Мне кажется, что когда они... ну, когда они подъезжают к концу линии, то кончают с собой. А это означает, что нам и правда следует убираться отсюда куда подальше.
Он показал в сторону гнезд ржавчервей, через пустыню со множеством дюн, по одну сторону крутыми, а по другую — пологими, словно набегающие на берег волны. Но только он опустил указующую руку, как по другую сторону насыпи грянул страшный взрыв.
Все пригнулись и прикрыли головы. Это было естественной реакцией, и разумной. Когда стена насыпи затряслась и вызвала обвал мягкой ржавчины, в небо взметнулись металлические обломки всех форм и размеров и туча ржавчины, извергающая из себя огонь и клубы черного дыма.
Градом посыпались куски двигателя, поршни, колесо и разные придатки, о назначении которых спутники могли лишь строить догадки и которые продолжали дергаться и биться в конвульсиях. Но самоубийство поезда оказалось не совсем напрасным; отнюдь не напрасным, так как механизм прихватил с собой на тот свет нескольких ржавчервей. Плавно изогнутые, серо-металлического цвета сегменты футов пяти шириной и восьми длиной осыпались, трепеща в воздухе, словно листья, подскакивая и отлетая при ударе оземь. Наружные панцири, или кожа, ржавчервей.
Одна деталь упала неподалеку от Джилла; тот дождался, пока перестанет сыпаться остальной утиль, побрел, с трудом волоча ноги, по ржавчине к этому изогнутому сегменту и потянул его на себя. Легкий, как алюминий, тот скользил по ржавчине, словно лыжа по льду! Идеальный материал для кожи прокладывающей ходы в ржавчине твари-машины. А также — идеальный для целей Джилла.
— Все целы? — спросил он, а за насыпью возобновилось движение, и гейзеры, как и раньше, стали взвиваться в небо. — Тогда двинулись. И Фред, Джордж — хватайте себе по одной из таких кож.
Они с Анжелой втащили свою серо-металлическую пластину на гребень первой дюны и съехали на ней, как на салазках, вместе с Барни и Кину Суном по длинному пологому склону. А Миранда, Джордж и Фред съехали сразу же за ними.
Когда они втащили свои сегменты кожи по крутому склону второй дюны, Миранда сказала:
— Ладно, Спенсер, я знаю, что мне следовало читать твой доклад повнимательнее, но все равно объясни мне: сколько еще пройдет времени, прежде чем те ржавчерви покончат с поездом?
— О, металла там уйма, — ответил Джилл. — Так что незачем тревожиться из-за происходящего по ту сторону насыпи.
— Но по эту сторону? — она просто не могла уловить намек.
Он вытер со лба пот и ржавчину и кивнул:
— Те твари выводятся в этих гнездах. То есть именно там-то они и создают новых червей, как раз к гнездам-то мы и направляемся. К тому, которое не гнездо, а дом, Дом Дверей.
Они добрались до гребня ржавдюны; и Джилл показал на три огромных строения, ближайшее стояло, может быть, в полумиле от них.
— Вон тот, — сказал он.
Сцена перед ними предстала причудливая и потусторонняя. Шарикоподшипниковое солнце наполовину пропало за дальним горизонтом, но его меркнущий свет все еще озарял фантастические термитники ржавчервей. За Домом Дверей высились, словно горы, гнезда высотой в две тысячи футов, а то и гораздо больше. Ржавчерви сновали взад-вперед вокруг своих баз, окутанных пылевыми бурями, извержениями ржавчины. Термитники пронзали туннели и вертикальные ходы, словно сыр голландский, до самых шпилей. Черви проявляли активность не только снаружи, но и внутри своих гнезд. Они ползали между мириадами входов, словно осы вокруг кучи гнилых яблок.
Но, что касается третьего, ближайшего к ним «гнезда»... размерами и формой оно, в общем-то, мало отличалось от других, но имело совершенно иное назначение.
Из его основания, словно спицы, расходились веером ржаво-красные пандусы, и на верхней площадке каждого, в глубине сводчатых, похожих на пещеры ниш...
— Двери! — воскликнули чуть ли не в один голос Миранда Марш, Джордж Уэйт и Фред Стэннерсли.
— Да, и притом — очень много, — ответил Джилл, а затем испытал на миг ощущение... чего? Дежа вю? Но нет, он действительно уже говорил или думал однажды то же самое. В прошлый раз все вышло, как надо. Он надеялся, что они и снова преуспеют...
Глава тридцать седьмая
Сит-ггуддн смеялся, трясясь от инопланетного эквивалента смеха, при виде созданных компьютером визуальных эффектов: Сит-Баннермен, занимающийся брутальным сексом с охотно предающейся этому акту вымышленной Мирандой Марш. И смеялся, глядя на Джека Тарнболла, который, по мнению Сита, был совершенно бессилен что-либо предпринять.
Картинка на обзорных экранах представлялась ему отталкивающей, но компьютерное секс-шоу приковало большую часть его внимания. Мысль о том, что обернись дело по-иному, возможно, он сам бы управлял конструкцией, как этот наделенный фантастическим оборудованием Баннермен на экранах, и при иных обстоятельствах он устраивал бы подобное представление с настоящей самкой, делая себя самого инструментом грядущего помешательства Тарнболла... Такая мысль завораживала Сита. До такой степени, что он почти не обращал внимания на происходящее в синтезированном «Альт Дойчехаузе» тысяча девятьсот семидесятого года. А мог бы и обратить! Хотя бы на то, что события развивались не совсем так, как предусматривалось.
— А Тарнболл...
Вплоть до порно-шоу с участием Сита-Баннермена и Миранды Марш программа разворачивалась примерно так, как и предвидел рослый спецагент. Прямо со слова «поехали» он более или менее понимал, почему оказался здесь, в берлинском районе Шарлоттенберг, который хорошо изучил ранее, когда был совсем молодым солдатом: он попал сюда «только выпить пива». В его личном кошмаре представилась «возможность» вернуться к пагубному пристрастию и снова изменить своей столь часто провозглашаемой решимости покончить с пьянством.
А какое место подходит лучше? Если бы требовались доказательства, подтверждающие подозрения спецагента, то вполне достаточно барменши, завалившей его бесплатным пивом. Уж такого-то определенно не могло случиться в том Берлине, который он когда-то знал.
Легкость, с какой ему удалось выдать себя за офицера (или, скорее, доверчивость и участие в этом обмане капрала ВПСШ) выглядела попросту сомнительной. Тарнболл в свое время свел тесное знакомство с несколькими чинами военной полиции, но ни один из них не оказал ему никаких услуг, не говоря уж о том, чтобы предложить деньги. Наоборот — они все без исключения причинили ему уйму неприятностей! Хотя и следует признаться, по веской причине.
И, в-третьих, существовал еще и ключ, которым он воспользовался, чтобы отрыть двери в раковом мозгу Уэйта. Ключ из хитиновой брони — фрагмент клешни скорпиона. Ключ-то повернул именно он. Он, Джек Тарнболл, «постучал» в ту чудовищную дверь, совершая, как ему думалось, акт милосердия. Отчего и ухнул, как в омут головой, в этот синтезированный Берлин со всеми его искушениями и пока еще неизвестными опасностями. В борьбе с ними он должен устоять в одиночку. Или пасть.
Таким образом, он угадал правду о происходящем: это был его личный, самый страшный кошмар — место, где он мог с легкостью снова превратиться в насквозь проспиртованную развалину. Именно таким его нашли люди Джорджа. Следовательно, здесь его успехи и честные намерения по отношению к Миранде Марш могли понести непоправимый урон, он мог здесь даже погибнуть. Зачем бы еще Сит выделил Тарнболла и разлучил со спутниками? А главное — с Мирандой Марш.
Противостоять придется не только крепким напиткам. Тарнболл это понимал. Спиртному предназначалось ослабить его, лишить человеческого достоинства и снизить способность драться в ходе настоящего противостояния. Поэтому он решил сопротивлялся, как мог...
Сначала было трудно. Пиво выглядело таким хорошим, а Тарнболл пережил столько испытаний... Но ведь и его коллеги пережили ничуть не меньше, и все показали себя более значительными, более сильными, чем их наихудшие страхи.
Поэтому воля вооруженного этим знанием спецагента укрепилась. Несмотря на то, что он сидел, развалясь с затуманенным взором, а пенящееся пиво постоянно поступало к нему на столик, и уносились пустые кружки, спиртное все же не попадало к нему в желудок. И чего бы там ни придумал для него Сит (а это непременно случится, если он достаточно долго будет сидеть здесь, ничего не делая), Тарнболл с каждым мгновением накручивал себя, готовясь к неизбежному.
Вот потому-то секс-шоу при всей чудовищности выдумки и вполне очевидном скрытом смысле оказалось более слабым ходом, чем ожидал Джек. Спецагент ожидал действия, но совсем не такого рода. Его отвращение, остолбенение, продлившиеся несколько секунд, хотя секунды эти показались ему часами, мигом испарилось при стуке солдатских ботинок по половицам «Альт Дойчехаузе» и при виде появившихся из-под арки в перегородке трех субъектов в форме ВПСШ. И когда черный капрал заорал: «Взять его, ребята», — Тарнболл уже очутился на ногах.
Поникшие комнатные кустики в терракотовых горшках опрокинулись, вывалив на пол грязь, состоящую из земли, сигаретных окурков и останков пауков... но, главным образом, из галлона пива! Эта смесь поразила подручных капрала, когда те добрались до предпоследней ступеньки, и Тарнболл врезался в них, пока они не успели оправиться. Один из них полетел назад, каблуки его ударились о нижнюю ступеньку. Потеряв равновесие, он наткнулся на столик, за которым сидел увлеченно смотревший секс-шоу рослый толстый немец. А поскольку это был Берлин Тарнболла, то немец нанес военполу второй удар, швырнувший его прямо сквозь разнесенный в щепы столик. Другой младший военный полицай столкнулся с капралом, и оба бухнулись на пол.
Спецагент перепрыгнул через них, его камуфляжная куртка распахнулась, и пистолет-пулемет со сложенным прикладом вскинулся на всеобщее обозрение. Один длинный шаг перенес Тарнболла к стойке. Спецагент оперся рукой о стойку и прыгнул ногами вперед прямо на экран.
Диктовалось это не доблестью, а здравым смыслом. Догадываясь, чем именно являлся экран на самом деле, он стрелял, прошивая его выстрелами в упор. И ноги его прошли насквозь, когда экран (или дверь) распался на осколки и зазвенел кристаллическим градом по стене...
По тому, чему полагалось быть стеной.
Что же касалось Сита...
У него имелось целых три секунды на усвоение урока, и срок этот оказался недостаточно большим. По-прежнему прикованный к состряпанной компьютером порнотени, Сит с большим опозданием понял, что же идет не так. И понял это, лишь почувствовав боль. Боль!
В него попали! В верхнюю часть одного из трех его стабилизаторов! Он ранен! Не смертельно, нет, но рана привела в бешенство! И Тарнболл, этот «неандерталец» или ггудднский эквивалент данного понятия, летел к нему через экран! Он уже находился прямо здесь, в центре управления!
— Гребаная тварь! — прорычал рослый спецагент, отскакивая вверх от странно упругого пола. — Ты — уродливая гребаная тварь! — От бешенства Тарнболл не сумел толком сориентироваться. Хуже того, у него заклинило автомат. Или же, что еще хуже, попросту закончились патроны. Черт, а ведь он мог бы поклясться, что оставалось еще на пару выстрелов! Нужно вспомнить, что там говорил Джилл об этой проклятой медузе? Создание, привыкшее к низкой гравитации? Значит, то устройство-пояс, стягивавшее Сита примерно посередине, какой-то компенсатор?
Спецагент бросился вперед, а Сит, вроде как плавая в воздухе, отлетел назад к панели управления, пытаясь сфокусировать охваченные паникой мысли на выборе нужных «кнопок». Тарнболл теперь находился от него в пределах досягаемости, переложив автомат в левую руку, в то время, как в правой у него...
Фрагмент клешни скорпиона! Фонский металл! И Тарнболл замахнулся им на гравитационный пояс Сита!
— Это тебе за всех! — крикнул рослый спецагент. — Особенно за Миранду. Считай себя грязным пятном, Сит!
Клешня описала стремительную дугу, но недостаточно стремительную. Сит нашел нужные кнопки и нажал их, возвращая себе управление компьютером синтезатора. Клешня просвистела в воздухе, а Тарнболл потерял равновесие, бесполезно закружившись во внезапно «изменившемся» центре управления.
Сит все еще плавал там, в воздухе рядом со странным пультом — панелью из «бесформенного» материала, который выглядел скорее цветом, чем материей. Сам центр, и Сит вместе с ним, и весь радужного оттенка пульт управления, казалось, удлинились, оставляя спецагента на одном конце помещения, а пришельца — на другом...
Точь-в-точь тот же эффект, которого Сит добился, когда Тарнболл и его коллеги оказались здесь в первый раз: сбивающее с толку искривление или растяжение пространства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71