Но к просьбе собрать родню да отправиться в горы искать хористов был явно не готов.
– Да как же это, хан, – принялся возражать Дадага, – в горы идти, на зиму-то глядя?
– Надо, – просто и доступно объяснил Гессер. – Есть мнение, что на нас надвигается вражье войско. А нам нападающих и встретить нечем. Ни мечей у нас не осталось, ни лат. Нужны нам кузнецы настоящие, не вам чета. Тем более что дошли слухи, будто хористы раскопали там, в горах, какую-то руду волшебную. Из неё, говорят, получаются мечи столь замечательные, что обычные бронзовые рубят как лозу или камыш. Слыхал о такой руде?
– Слышать-то слышал, да не больно верю. Мало ли что досужие языки наболтают, – вроде бы и отказался старший рудознатец, но хан почувствовал, что новая руда сильно заинтересовала Дадагу. – Хотя, вообще-то, ты прав, нужно отыскать Хора и его братьев и проверить доподлинно, что за невидаль обнаружили. Если и впрямь нашли, а не просто так раззвонили на весь свет: отыскали, мол, чудо.
– Вот и договорились. Отправимся, значит, искать кузнецов. Зима на носу, а в горах она уже и настоящая, потому одеться нужно потеплей… Да что это я тебя учить взялся? – сам себя перебил Гессер. – Ты же сюда с гор спустился, лучше меня обстановку знаешь. Короче, соберёшь братьев и завтра с утра двинемся на поиски.
– А ты тоже пойдёшь?
– Да не пойду, а поеду. Огонька оседлаю да двинусь.
– В горах конь не везде пройдёт. Хотя до поселка, до Жемуса, дорога хорошая. Мы оттуда бронзу сюда отправляли. Поэтому до Жемуса мы и сами конными тронемся…
Назавтра отряд из восьми всадников в путь пустился, едва разъяснилось. Вначале Гессер попытался торить незнакомую дорогу, но Огоньку трудно было ехать вровень с прочими скакунами, всё время он норовил умчаться вперёд. Горная дорожка была неприметной, к тому же колею занесло снегом, и молодой хан опасался сбиться, свернуть не в то ущелье. Поэтому он пропустил братьев вперёд и тронулся замыкающим. Но сзади ползти было скучно, кони братьев, казалось, нарочно плетутся еле-еле, чтобы досадить всадникам. Пробовал Гессер по сторонам глядеть, крутил головой направо-налево – везде одно и то же. Заснеженные скалы, уступы, валуны, трещины… Влезть бы вон на ту скалу и украсить своим именем: «Здесь был Джору». Да как украсишь, когда и знаков для того не придумано? От нечего делать он стал сочинять эти самые знаки, но в голову лезли какие-то нелепые закорючки. Пришлось плюнуть на несостоявшееся изобретение, тем более что ничего хорошего оно не сулило. Эдак всякий полезет на скалы и станет украшать своим именем, места же нетронутого не останется, будут сплошные Ербаны, Дурижапы, Митыпы и Пунцаки.
Снег был неглубок, кони копытами пробивали его до камней, сыпалась пороша сдуваемых со скальных неровностей снежинок, да посвистывал ветер. Внезапно Гессеру почудилось, что откуда-то справа, где под углом к дороге на Жемус как раз показалась расщелина, послышалась музыка. Кто-то вроде бы играл, перебирая струны, бил в бубен и тряс колокольчики. Не долго думая, всадник свернул и погнал Огонька по нетронутому снегу. Так же когда-то он и коня себе приобрёл: услышал звон и пошёл смотреть – откуда.
Расщелина оказалась некрупной и заканчивалась небольшой долиной. С главной тропы увидеть её было невозможно, потому что каменный коридор изгибался вроде ущербного месяца. С первого взгляда юный хан ничего примечательного на горной площадке не заметил: припорошенные снегом валуны да нависающие со всех сторон скалы. Но тут как раз из-за гранитных зубцов выглянул краешек солнца, его лучи заискрились в снежинках, и в дюжине шагов от себя Гессер увидел разноцветное чудо – кольцевую радугу. Была она маленькой, совсем не похожей на тех летних красавиц, что раскидывались натянутым луком на полнеба, всего-то с косую сажень. Зато яркостью красок её колечко превосходило любую из когда-либо виденных молодым человеком радуг, да ещё ритмично переливалось, позвякивало и бренчало, медленно-медленно скользя по долине.
Поражённый прекрасным явлением, всадник спрыгнул на снег и, оставляя бурые следы, двинулся к многоцветному музыкальному чуду. Раскинув руки и невольно подпевая задорному ритму, он шагнул внутрь удивительного кольца и словно покатился с горы внутри огромной бочки. Небо, облака, камни, скалы, тени, конь Огонёк завертелись, закружились, дробясь и накладываясь друг на друга. Солнце прыгнуло в зенит, вокруг него разлилась ясная голубизна, заключённая в рамку зари, а дальше, в направлении периферии свода, небо всё густело и густело, плавно окрашиваясь от светлосерого, предрассветного, в тёмно-синий, затем фиолетовый и интенсивно чёрный цвета. И по этому бархату плыли звёзды и луна, тянущаяся за горизонт двенадцатью спицами из всех её фаз одновременно – от нарождающегося через серебряную монетку новолуния до ущербного серпа…
А потом Гессер почувствовал, что кто-то трясёт его за рукав и что-то бормочет, повторяя снова и снова:
– Лес, ну Лес же! Лес, Лес, Лес!
Какой лес, откуда взялся лес в пустой горной долинке? Он с трудом повернул голову, потому что шея почти не слушалась и двигалась толчками с-невыносимым для сознания запаздыванием. Но тут в глазах стало проясняться, исчезли искры звёзд и лунное крошево, и в сумеречном свете возникло лицо светловолосого парня. Был тот облачён в болотно-буро-жёлтые одежды, держал в левой руке непривычно маленький металлический лук, продетый через причудливую, удобно вырезанную для рук – так и хотелось погладить, убедиться! – пластину. Правой юноша хватался за рукав Гессера, который, непонятно почему, тоже оказался непривычно пёстрой, осенних красок, расцветки. Губы светловолосого вытягивались трубочкой, когда он, чуть подсвистывая, вытягивал «с-с-с» в слове «лес», при этом обнажались белые зубы, но два верхних передних были по-заячьи длинными и почему-то голубыми. Глаза были синими, и в них от берега до берега орбит плескался страх.
– Лес, Лес, Лес! Пропадем же, почему ты остановился?
Хан, раздражаясь от медлительности малопослушной шеи, поднял голову и увидел воздетую вверх ладонь, сложенную уточкой. Бездумно очертил ею над головой петлистый зигзагообразный значок, опуская руку вниз, и сразу что-то хлопнуло по ушам, словно лодочка одной ладони ударила о другую: у-упф! Оказалось, что без этого «у-упф» и он, Гессер, и парень в пёстром неминуемо бы оказались похожими на ветку боярышника: щетинились колючками стрел. А сейчас бронзовые наконечники только прочертили золотистые полоски металла, чиркнувшего о рогатину прозрачной стены, защитившей от этой неожиданной атаки.
– Назад их, Лес, назад! – закричал напарник. – Тем же концом да по тому же месту!
Не понимая, чего от него хотят и того, где находится и что происходит, он прежним петлеобразным зигзагом поднял левую руку вверх. За спиной громко чмокнуло, словно большеротый великан поцеловал свою дуршлагоголовую подружку, и тут светловолосый дёрнул за рукав, да так резко, что они оба ткнулись носами в побитую морозами траву, а над ними, просвистев над загривками, пронеслась та же самая стая стрел, только теперь не в «дальние страны», а назад – «на родину предков».
– Умница, – похвалил парень. – Вот чего я, Лес, никогда не умел, так это выполнять «зет оборотное», да чтобы не на излёте, а как раз в пике силы. Зато любой подтвердит, что Марту Тынову всегда отлично удавалось «жи ускоренное», половинка знака «все назад».
Левой ладонью он нарисовал в воздухе неярко пламенеющий зигзаг, нет, именно половинку, и в угасающем, свете хан успел разглядеть, что они с пёстрым, оказывается, лежат на холме в травянистой выемке, причём слева и справа от них в канавке укрылись такие же молодые ребята, одетые в одинаковые пятнистые штаны и рубахи.
Стрелы ушли вниз, в серую мглу у подножия холма. Оттуда послышались вопли, будто несколько дюжин человек разом болезненно ткнулись мордами в колючий шиповник.
– Так им и надо! – злорадно сказал Март. – За что боролись, на то и напоролись.
– Как это? – не понял Гессер.
– Очень просто: стрелы, выпущенные лучниками, вернулись назад и поразили стрелков. Ты, Лес, сумел зеркально развернуть их, а я ускорить полёт, когда стрелы шли на излёте. Теперь можно и нам начинать атаку.
– Снимай щиты! – закричали откуда-то слева. – Встать в цепь!
Пятнистые воины поднялись из канавы и сделали по паре шагов вниз по склону.
– Мечи наголо! – раздалась следующая команда.
В руку Джору словно сам собой впрыгнул меч.
– Рассредоточиться на длину меча! Цепь воинов расступилась, растягиваясь вдоль склона.
– Подготовить боевые дюжины!
И сейчас же количество пятнистых воинов многократно возросло. У вершины холма скопилось бойцов, наверное, не меньше полка.
– Дюжинники, дружину – в атаку! – выкрикнул уже знакомый голос невидимого в сумерках командира.
Боевые дюжины дружно двинулись вниз. Увлекаемый волнами настроенных на битву воинов, тронулся и Гессер. Наступление шло абсолютно бесшумно. Никто не хрипел, задыхаясь от напряжения и ярости, не подбадривал себя боевыми кличами, и даже сухая ломкая трава под подошвами сапог атакующих бойцов не хрустела. Эта странность больше всего удивила Джору. Сухие стебли не гремели и не ломались под подошвами сапог тех, кто наступал слева и справа, а под его сапогами как раз трещали, и очень громко. Другое, что удивляло, – слаженность движений бегущих рядом. Мечи их вздымались одинаковыми движениями и опускались все разом. Причём, как оказалось, несколько человек слева выглядели на одно лицо. Это был светловолосый Март, но размноженный. Четверо Мартов шли впереди, за ними ещё четыре, а в последнем ряду трое. Справа наступала такая же неполная дюжина неотличимо похожих друг на друга воинов, а вот перед Гессером двойников не было.
Пока он разглядывал да раздумывал, удивлялся и, размахивая мечом, бежал с холма, странный полк, в составе которого он непостижимым образом оказался, ворвался, ступая по телам павших лучников, в ряды противника. Увидев врагов воочию, хан от изумления раззявил рот. Были они низкорослы (даже макушки их высоких зубчатых шлемов конусом едва ли доходили ему до плеча), зато носы имели в локоть длиной, а кожа цвела ядовитой лягушачьей зеленью. Бр-р-р! Металлически поблескивающие колпаки не были просто так нахлобучены на зеленорожих противников, нет же, шапки крутились с неприятным визгом: ю-ю-ют! ю-ю-ют!
Эти вислобрюхие существа имели непропорционально короткие ноги колесом (Джору подумал, что с такими ножками на коне ни одному из них не удержаться). Зато передние лапы зеленокожих бугрились мышцами, даже на вид тяжёлые серпообразные мечи со свистом резали воздух.
И началась самая странная битва, какую только мог вообразить Гессер. Конечно, большим знатоком схваток он не был, потому что родился в мирное время. Зато много слышал о сражениях от отца и дяди, от соседей-старичков. В рассказах ветеранов противники сходились и начинали сражаться, каждый защищал себя и соседа, убивал и сам получал раны, выживал или умирал от них. На этом же поле брани дружина, частью которой он являлся, сражалась абсолютно бессмысленно. Похожие друг на друга неполные дюжины одновременно разили мечами пустоту, не обращая внимания на действия противников. Они если и отбивали удары, то лишь случайно, о собственной безопасности никто не заботился, поэтому чужие клинки рубили их беспрестанно. Правда, оказалось, что никакого вреда вражеские удары им не приносят. Зелёные могли бы с таким же успехом рубить воду, капли с острейших лезвий летели в траву, но тела разрезаемых вдоль и поперёк бойцов оставались прежними. Возможно, они и уменьшались в размерах, как подумал наблюдающий невероятную стычку Джору, но со стороны это было незаметно. Для длинноносых же мечи представляли реальную опасность, и это было весьма наглядно. И хотя враги рубились старательно, умело защищались, отбивая чужие удары, но время от времени кто-то всё-таки попадал под клинок своего противника либо его соседа, замаха которого не заметил.
Что за дурацкая битва? Если она будет длиться вечно, то люди, конечно, победят, потому что потерь не несут, а зеленорожие гибнут, пусть и случайно. Но сражение рано или поздно закончится хотя бы потому, что бойцы когда-нибудь устанут. И тут вдруг до Гессера дошло, что сам-то он почему-то не бьётся, никто не нападает на него, враги по неизвестной причине обтекают его справа и слева. Почему же они его не видят?
Да нет же! Конечно видят… Вон тот вислобрюхий явно заметил и, воинственно вопя, ринулся навстречу. Но что случилось? В паре шагов до Джору он со всего маху ткнулся мордой о прозрачную стену, расквасил длиннющий нос и окрасил преграду чёрной кровью. Второй враг бросился наперерез, ударился грудью о невидимую преграду и отлетел назад, нанизавшись на меч своего же соратника. А третий рубанул кривым клинком перед собой, чувствуя подвох, и лезвие сломалось, словно от нечаянного удара о гранитный валун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
– Да как же это, хан, – принялся возражать Дадага, – в горы идти, на зиму-то глядя?
– Надо, – просто и доступно объяснил Гессер. – Есть мнение, что на нас надвигается вражье войско. А нам нападающих и встретить нечем. Ни мечей у нас не осталось, ни лат. Нужны нам кузнецы настоящие, не вам чета. Тем более что дошли слухи, будто хористы раскопали там, в горах, какую-то руду волшебную. Из неё, говорят, получаются мечи столь замечательные, что обычные бронзовые рубят как лозу или камыш. Слыхал о такой руде?
– Слышать-то слышал, да не больно верю. Мало ли что досужие языки наболтают, – вроде бы и отказался старший рудознатец, но хан почувствовал, что новая руда сильно заинтересовала Дадагу. – Хотя, вообще-то, ты прав, нужно отыскать Хора и его братьев и проверить доподлинно, что за невидаль обнаружили. Если и впрямь нашли, а не просто так раззвонили на весь свет: отыскали, мол, чудо.
– Вот и договорились. Отправимся, значит, искать кузнецов. Зима на носу, а в горах она уже и настоящая, потому одеться нужно потеплей… Да что это я тебя учить взялся? – сам себя перебил Гессер. – Ты же сюда с гор спустился, лучше меня обстановку знаешь. Короче, соберёшь братьев и завтра с утра двинемся на поиски.
– А ты тоже пойдёшь?
– Да не пойду, а поеду. Огонька оседлаю да двинусь.
– В горах конь не везде пройдёт. Хотя до поселка, до Жемуса, дорога хорошая. Мы оттуда бронзу сюда отправляли. Поэтому до Жемуса мы и сами конными тронемся…
Назавтра отряд из восьми всадников в путь пустился, едва разъяснилось. Вначале Гессер попытался торить незнакомую дорогу, но Огоньку трудно было ехать вровень с прочими скакунами, всё время он норовил умчаться вперёд. Горная дорожка была неприметной, к тому же колею занесло снегом, и молодой хан опасался сбиться, свернуть не в то ущелье. Поэтому он пропустил братьев вперёд и тронулся замыкающим. Но сзади ползти было скучно, кони братьев, казалось, нарочно плетутся еле-еле, чтобы досадить всадникам. Пробовал Гессер по сторонам глядеть, крутил головой направо-налево – везде одно и то же. Заснеженные скалы, уступы, валуны, трещины… Влезть бы вон на ту скалу и украсить своим именем: «Здесь был Джору». Да как украсишь, когда и знаков для того не придумано? От нечего делать он стал сочинять эти самые знаки, но в голову лезли какие-то нелепые закорючки. Пришлось плюнуть на несостоявшееся изобретение, тем более что ничего хорошего оно не сулило. Эдак всякий полезет на скалы и станет украшать своим именем, места же нетронутого не останется, будут сплошные Ербаны, Дурижапы, Митыпы и Пунцаки.
Снег был неглубок, кони копытами пробивали его до камней, сыпалась пороша сдуваемых со скальных неровностей снежинок, да посвистывал ветер. Внезапно Гессеру почудилось, что откуда-то справа, где под углом к дороге на Жемус как раз показалась расщелина, послышалась музыка. Кто-то вроде бы играл, перебирая струны, бил в бубен и тряс колокольчики. Не долго думая, всадник свернул и погнал Огонька по нетронутому снегу. Так же когда-то он и коня себе приобрёл: услышал звон и пошёл смотреть – откуда.
Расщелина оказалась некрупной и заканчивалась небольшой долиной. С главной тропы увидеть её было невозможно, потому что каменный коридор изгибался вроде ущербного месяца. С первого взгляда юный хан ничего примечательного на горной площадке не заметил: припорошенные снегом валуны да нависающие со всех сторон скалы. Но тут как раз из-за гранитных зубцов выглянул краешек солнца, его лучи заискрились в снежинках, и в дюжине шагов от себя Гессер увидел разноцветное чудо – кольцевую радугу. Была она маленькой, совсем не похожей на тех летних красавиц, что раскидывались натянутым луком на полнеба, всего-то с косую сажень. Зато яркостью красок её колечко превосходило любую из когда-либо виденных молодым человеком радуг, да ещё ритмично переливалось, позвякивало и бренчало, медленно-медленно скользя по долине.
Поражённый прекрасным явлением, всадник спрыгнул на снег и, оставляя бурые следы, двинулся к многоцветному музыкальному чуду. Раскинув руки и невольно подпевая задорному ритму, он шагнул внутрь удивительного кольца и словно покатился с горы внутри огромной бочки. Небо, облака, камни, скалы, тени, конь Огонёк завертелись, закружились, дробясь и накладываясь друг на друга. Солнце прыгнуло в зенит, вокруг него разлилась ясная голубизна, заключённая в рамку зари, а дальше, в направлении периферии свода, небо всё густело и густело, плавно окрашиваясь от светлосерого, предрассветного, в тёмно-синий, затем фиолетовый и интенсивно чёрный цвета. И по этому бархату плыли звёзды и луна, тянущаяся за горизонт двенадцатью спицами из всех её фаз одновременно – от нарождающегося через серебряную монетку новолуния до ущербного серпа…
А потом Гессер почувствовал, что кто-то трясёт его за рукав и что-то бормочет, повторяя снова и снова:
– Лес, ну Лес же! Лес, Лес, Лес!
Какой лес, откуда взялся лес в пустой горной долинке? Он с трудом повернул голову, потому что шея почти не слушалась и двигалась толчками с-невыносимым для сознания запаздыванием. Но тут в глазах стало проясняться, исчезли искры звёзд и лунное крошево, и в сумеречном свете возникло лицо светловолосого парня. Был тот облачён в болотно-буро-жёлтые одежды, держал в левой руке непривычно маленький металлический лук, продетый через причудливую, удобно вырезанную для рук – так и хотелось погладить, убедиться! – пластину. Правой юноша хватался за рукав Гессера, который, непонятно почему, тоже оказался непривычно пёстрой, осенних красок, расцветки. Губы светловолосого вытягивались трубочкой, когда он, чуть подсвистывая, вытягивал «с-с-с» в слове «лес», при этом обнажались белые зубы, но два верхних передних были по-заячьи длинными и почему-то голубыми. Глаза были синими, и в них от берега до берега орбит плескался страх.
– Лес, Лес, Лес! Пропадем же, почему ты остановился?
Хан, раздражаясь от медлительности малопослушной шеи, поднял голову и увидел воздетую вверх ладонь, сложенную уточкой. Бездумно очертил ею над головой петлистый зигзагообразный значок, опуская руку вниз, и сразу что-то хлопнуло по ушам, словно лодочка одной ладони ударила о другую: у-упф! Оказалось, что без этого «у-упф» и он, Гессер, и парень в пёстром неминуемо бы оказались похожими на ветку боярышника: щетинились колючками стрел. А сейчас бронзовые наконечники только прочертили золотистые полоски металла, чиркнувшего о рогатину прозрачной стены, защитившей от этой неожиданной атаки.
– Назад их, Лес, назад! – закричал напарник. – Тем же концом да по тому же месту!
Не понимая, чего от него хотят и того, где находится и что происходит, он прежним петлеобразным зигзагом поднял левую руку вверх. За спиной громко чмокнуло, словно большеротый великан поцеловал свою дуршлагоголовую подружку, и тут светловолосый дёрнул за рукав, да так резко, что они оба ткнулись носами в побитую морозами траву, а над ними, просвистев над загривками, пронеслась та же самая стая стрел, только теперь не в «дальние страны», а назад – «на родину предков».
– Умница, – похвалил парень. – Вот чего я, Лес, никогда не умел, так это выполнять «зет оборотное», да чтобы не на излёте, а как раз в пике силы. Зато любой подтвердит, что Марту Тынову всегда отлично удавалось «жи ускоренное», половинка знака «все назад».
Левой ладонью он нарисовал в воздухе неярко пламенеющий зигзаг, нет, именно половинку, и в угасающем, свете хан успел разглядеть, что они с пёстрым, оказывается, лежат на холме в травянистой выемке, причём слева и справа от них в канавке укрылись такие же молодые ребята, одетые в одинаковые пятнистые штаны и рубахи.
Стрелы ушли вниз, в серую мглу у подножия холма. Оттуда послышались вопли, будто несколько дюжин человек разом болезненно ткнулись мордами в колючий шиповник.
– Так им и надо! – злорадно сказал Март. – За что боролись, на то и напоролись.
– Как это? – не понял Гессер.
– Очень просто: стрелы, выпущенные лучниками, вернулись назад и поразили стрелков. Ты, Лес, сумел зеркально развернуть их, а я ускорить полёт, когда стрелы шли на излёте. Теперь можно и нам начинать атаку.
– Снимай щиты! – закричали откуда-то слева. – Встать в цепь!
Пятнистые воины поднялись из канавы и сделали по паре шагов вниз по склону.
– Мечи наголо! – раздалась следующая команда.
В руку Джору словно сам собой впрыгнул меч.
– Рассредоточиться на длину меча! Цепь воинов расступилась, растягиваясь вдоль склона.
– Подготовить боевые дюжины!
И сейчас же количество пятнистых воинов многократно возросло. У вершины холма скопилось бойцов, наверное, не меньше полка.
– Дюжинники, дружину – в атаку! – выкрикнул уже знакомый голос невидимого в сумерках командира.
Боевые дюжины дружно двинулись вниз. Увлекаемый волнами настроенных на битву воинов, тронулся и Гессер. Наступление шло абсолютно бесшумно. Никто не хрипел, задыхаясь от напряжения и ярости, не подбадривал себя боевыми кличами, и даже сухая ломкая трава под подошвами сапог атакующих бойцов не хрустела. Эта странность больше всего удивила Джору. Сухие стебли не гремели и не ломались под подошвами сапог тех, кто наступал слева и справа, а под его сапогами как раз трещали, и очень громко. Другое, что удивляло, – слаженность движений бегущих рядом. Мечи их вздымались одинаковыми движениями и опускались все разом. Причём, как оказалось, несколько человек слева выглядели на одно лицо. Это был светловолосый Март, но размноженный. Четверо Мартов шли впереди, за ними ещё четыре, а в последнем ряду трое. Справа наступала такая же неполная дюжина неотличимо похожих друг на друга воинов, а вот перед Гессером двойников не было.
Пока он разглядывал да раздумывал, удивлялся и, размахивая мечом, бежал с холма, странный полк, в составе которого он непостижимым образом оказался, ворвался, ступая по телам павших лучников, в ряды противника. Увидев врагов воочию, хан от изумления раззявил рот. Были они низкорослы (даже макушки их высоких зубчатых шлемов конусом едва ли доходили ему до плеча), зато носы имели в локоть длиной, а кожа цвела ядовитой лягушачьей зеленью. Бр-р-р! Металлически поблескивающие колпаки не были просто так нахлобучены на зеленорожих противников, нет же, шапки крутились с неприятным визгом: ю-ю-ют! ю-ю-ют!
Эти вислобрюхие существа имели непропорционально короткие ноги колесом (Джору подумал, что с такими ножками на коне ни одному из них не удержаться). Зато передние лапы зеленокожих бугрились мышцами, даже на вид тяжёлые серпообразные мечи со свистом резали воздух.
И началась самая странная битва, какую только мог вообразить Гессер. Конечно, большим знатоком схваток он не был, потому что родился в мирное время. Зато много слышал о сражениях от отца и дяди, от соседей-старичков. В рассказах ветеранов противники сходились и начинали сражаться, каждый защищал себя и соседа, убивал и сам получал раны, выживал или умирал от них. На этом же поле брани дружина, частью которой он являлся, сражалась абсолютно бессмысленно. Похожие друг на друга неполные дюжины одновременно разили мечами пустоту, не обращая внимания на действия противников. Они если и отбивали удары, то лишь случайно, о собственной безопасности никто не заботился, поэтому чужие клинки рубили их беспрестанно. Правда, оказалось, что никакого вреда вражеские удары им не приносят. Зелёные могли бы с таким же успехом рубить воду, капли с острейших лезвий летели в траву, но тела разрезаемых вдоль и поперёк бойцов оставались прежними. Возможно, они и уменьшались в размерах, как подумал наблюдающий невероятную стычку Джору, но со стороны это было незаметно. Для длинноносых же мечи представляли реальную опасность, и это было весьма наглядно. И хотя враги рубились старательно, умело защищались, отбивая чужие удары, но время от времени кто-то всё-таки попадал под клинок своего противника либо его соседа, замаха которого не заметил.
Что за дурацкая битва? Если она будет длиться вечно, то люди, конечно, победят, потому что потерь не несут, а зеленорожие гибнут, пусть и случайно. Но сражение рано или поздно закончится хотя бы потому, что бойцы когда-нибудь устанут. И тут вдруг до Гессера дошло, что сам-то он почему-то не бьётся, никто не нападает на него, враги по неизвестной причине обтекают его справа и слева. Почему же они его не видят?
Да нет же! Конечно видят… Вон тот вислобрюхий явно заметил и, воинственно вопя, ринулся навстречу. Но что случилось? В паре шагов до Джору он со всего маху ткнулся мордой о прозрачную стену, расквасил длиннющий нос и окрасил преграду чёрной кровью. Второй враг бросился наперерез, ударился грудью о невидимую преграду и отлетел назад, нанизавшись на меч своего же соратника. А третий рубанул кривым клинком перед собой, чувствуя подвох, и лезвие сломалось, словно от нечаянного удара о гранитный валун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58