— Позволь, я угадаю, — вмешался Винсент. — Ты имеешь в виду увлечение Фредерика какой-то религией?
— Не какой-то, а именно Церковью Единого Творца. Идя к тебе, буквально час назад, я заглянул в Архив и еще раз переговорил с Бергеном. Стоило мне произнести это название, как он тут же подтвердил мою догадку. Косвенным доказательством может служить и то, что в Архиве я не нашел ни одной бумаги с упоминанием этой Церкви. Подозреваю, что они входят в число пропавших документов.
— Пожалуй, здесь я соглашусь с тобой. Чему-чему, а памяти Бергена можно доверять.
— И о последней встрече с человеком в серой сутане в порту я тебе уже рассказывал.
— Угу. У меня тоже есть кое-что.
— Рассказывай.
— Тебе известно, кто купил дом покойного Туура?
— Минарды.
— Верно. Так вот, вчера вечером этот дом был безвозмездно передан… угадай кому?
Ответ пришел к Лансу сразу же, но это было настолько невероятно, что он просто отказывался в него поверить, и лишь в замешательстве разглядывал старшего брата, словно желая, чтоб тот опроверг его догадку. Но увидел только легкий подтверждающий кивок.
— Не может быть, — прошептал он.
— Может. Новый хозяин дома — открывающаяся в столице Миссия Церкви Единого Творца.
— И ты так спокойно об этом говоришь! — вскричал Ланс.
— Я уже успел отпереживать свое.
— Проклятье! — выругался Ланс. — И ты позволил им!
— А что я мог сделать? — рассудительно поинтересовался старший брат. — Ведь у нас, кроме подозрений, ничего нет. Мой запрет все посчитали бы обыкновенным самодурством. А это чревато конфликтом с Домами… и не только с Домами.
— У них много сторонников в городе?
— Пока, как мне доложили, они собирают не более двухсот человек за раз.
— Кого именно? — тут же спросил Ланс.
— Их паства охватывает все слои общества.
— Ты веришь этим сведениям?
— Вера сторонников этой церкви не позволяет им лгать. К тому же, в данном случае, я не посчитал достаточным основываться только на показаниях агентов, и лично посетил несколько богослужений.
— Тебя могли опознать, — нахмурился Ланс.
— Не могли. Поверь, я тщательно следил за этим.
— Это ни о чем не говорит. У них какая-то своя особая магия.
— Как я понял, их отношение к жизни значительно отличается от нашего.
Ланс подозрительно посмотрел на брата:
— Ты их защищаешь?
Винсент отвел взгляд.
— Я не знаю, как мы можем остановить их экспансию. В последнее время они распространяются особенно быстро, и твое сообщения о Сарахе — лишнее подтверждение тому.
— О Сарахе, — задумчиво пробормотал Ланс и внезапно вскинул голову:
— Знаешь, это не такая уж и пустая информация. В иерархической лестнице Империи есть место только для одного Идола — Императора, и известие о появлении конкурента вряд ли придется последнему по вкусу.
Винсент поморщился:
— Не думаю, что их позиции в Порте настолько сильны. Он просто не обратит внимания на это.
— Как сказать. Если люди вроде Сараха позволяют себе возить вместо императорских образов личных душеспасителей, это о чем-то, да говорит.
— Но, это неплохо, Ланс. Эта религия отрицает войны и потому играет нам на руку.
— Да плевать мне на их религию! — вскричал Ланс и ударил кулаком по столу. — Неужели ты не видишь, что это отличная возможность расколоть Империю. Узнав о тайном культе, да еще в близких к себе кругах, Император почти наверняка предпримет какие-то действия по его искоренению, что обязательно, рано или поздно, приведет к смуте. А это значит, не будет войны. Мы победим, Винс, победим без кровопролития!
— Ну-у, об этом я как-то не подумал, — признался старший брат.
— Ты не подумал об этом, потому что поверил им, — зло сказал Ланс. — Они купили тебя со всеми потрохами!
— Оставь, — отмахнулся брат, но сделал это как-то нерешительно.
Глядя на него, Ланс только горько покачал головой:
— Пойми, сейчас мы не можем дать увлечь себя чему-то постороннему. Мы слабы, мы защищаемся, и потому любое наше несиловое решение будет воспринято как слабость. Проигрывающий не должен говорить о мире, это равносильно капитуляции! Это и есть капитуляция, будь я проклят! Только когда наши враги будут поставлены на колени, мы сможем заняться филантропией, уже на наших условиях. Но не раньше!
Брат молча повертел в пальцах столовый нож.
— Наверное, ты прав, — наконец, признал он.
Ланс смягчился:
— Я понимаю тебя, мне и самому они симпатичны. И я понимаю людей, тянущихся к ним, но во всем этом есть и обратная сторона.
— О чем ты?
— К ним идут, как люди потерявшиеся, слабые, желающие покоя, так и люди, вряд ли способные стать частью бессловесной паствы. Что там ищут Минарды, Фредерик и, вероятно, множество других, великих мира сего? Действительно ли всем заправляют отцы моры, или они только ширма, за которой прячутся лорды сарахи?
— Ты предлагаешь мне попробовать донести до Императора информацию об этом культе?
Ланс нехорошо улыбнулся:
— Не просто о культе, мальчик мой. О тайном культе среди его ближайших соратников. О культе, отрицающем его божественное предназначение. О культе, ставящем под сомнение его право безраздельно властвовать над себе подобными. О культе, как чума расползающемся по Империи.
— Но, что делать с нашими собственными сторонниками этой Церкви?
— Пока мы ничего не можем тут поделать. Сначала мы должны разобраться с Портой.
— Ладно, — невесело произнес Винсент, — я сделаю это.
— И пусть тебе поможет Леонард, — посоветовал Ланс.
— Почему только он? Я сообщу всем.
— Нет, думаю, не стоит. Будет подозрительно, если мы в одночасье обрушим все это на голову Императора. Ты просто сообщи им, если считаешь нужным, но реально действуйте только вы двое.
— Если считаешь нужным, — повторил его слова Винсент, неприязненно глядя. — Желаешь остаться в стороне?
Ланс опешил.
— Я не хотел навязывать тебе свое мнение. Ты что, Винс?
Долгие секунды они молча разглядывали друг друга. Первым напряжения не выдержал Ланс.
— Хорошо, я сам все сделаю. Забудь обо всем.
— Нет, я не прав. Прости, брат. Просто, мне очень не хочется делать этого.
— Я понимаю, — тихо ответил Ланс. — Поэтому давай я сам…
— Нет, я сказал, — резко оборвал его старший брат. — Это моя работа.
Они оба чувствовали неловкость, но как развеять ее, никто из братьев не знал. Ланс винил себя за то, что склонил брата к поступку, совершить который тот не был готов. Он жалел, что не взял все на себя, что, вообще, завел этот разговор и больше всего хотел только одного — избавить Винсента от тяжелой для того обязанности. Но и отговаривать старшего брата он опасался, поскольку считал, что тот воспримет это как проявление недоверия, или, что хуже, жалости. Винсент же корил себя за чистоплюйство и эгоизм, выказанные им перед младшим братом. Он был на несколько лет старше, знал, что всю жизнь тот бессознательно старается подражать ему, а главное, он любил Ланса, в чем не стеснялся себе признаваться. Впрочем, сейчас он ни о чем подобном не задумывался и хотел только прервать затянувшуюся тяжелую паузу.
— Ладно, Ланс, не вешай нос, — улыбнулся он. — Все не так уж и плохо.
Ланс не смог удержать ответной улыбки и, как-то по-детски, наивно спросил:
— Правда?
— Правда-правда, — подтвердил Винсент, как когда-то давным-давно.
— Винс, а как идет расследование убийств Лоуна и герцога?
— Ты толкуешь об официальном расследовании? Что ж, при всем том, что известно дознавателям, было бы глупо ожидать результатов.
— Но ты следишь за этим?
— Первое время следил, потом бросил. Когда появятся новые детали, мне тут же доложат.
— А что им известно?
— Очень мало, у них нет ничего, что выводило бы на наши внутрисемейные дела.
— В таком случае, им никогда не раскрыть этих убийств.
— Ты что, брат? Ведь мы не можем предать гласности все, что у нас тут творилось. Это изначально наше внутреннее дело, и решать его только нам. Неужели ты серьезно надеялся на работу полиции?
— Нет, конечно, просто хотелось знать, что им известно.
— Им ничего не известно. И не будет известно. Повторяю, это наше дело, и только нам его решать. Кстати, о делах. Что ты-то собрался… гм… делать?
— Я уезжаю.
— Далеко?
— На восток.
— Могу я спросить, зачем?
— Помнишь, я рассказывал тебе о переписке отца Мора? По-моему, пришло время и мне почитать ее.
ЧАСТЬ 4
…Осень выдалась продолжительной и холодной. Она захватила весь последний летний месяц и добрую треть декабря. Королевство утонуло в грязи, мутных речных разливах и прелой листве, которой в этом году оказалось особенно много. И все же многие деревья так и не сбросили листья и сейчас, зимой, оставались в убогом гнилом убранстве. По городам и весям ходили осенние люди, а над ними витало ожидание войны. Война занимала умы, становилась источником безумств, ее ждали и ее боялись. Фактически же, она давно началась, хотя на ней еще не погиб ни один солдат. Она велась в головах подданных. Это было время тревожного ожидания. Тревога окутала Королевство Фиан; она слышалась в приглушенно-доверительных сплетнях домохозяек, читалась в глазах влюбленных, угадывалась за резкими жестами военных. Била по нервам гвалтом вороньих стай, черными кляксами пятнающих грязное небо.
Всю ночь над городком хозяйничала пурга, но к утру потеплело, снег растаял и теперь лишь кое-где лежал грязно-белыми шапками. Он стоял, прислонившись к кованой ограде, и неотрывно смотрел на два невысоких надгробья перед собой. Было очень тихо и очень уныло, и только Серый, привязанный неподалеку, переступая, хлюпал грязью, да хрипло перекаркивались, расхаживающие по соседнему захоронению толстые кладбищенские вороны. Осыпанное листвой, надгробье над могилой Иль было старше, глубже сидело в земле, и уже успело слегка покоситься, в отличие от надгробья ее отца, умершего несколько месяцев спустя, не перенеся потерю единственной дочери. Эта кривобокость щемящей болью терзала сердце и, притупившееся со временем, острое чувство утраты с новой силой резануло принца. Он ожидал этого, ожидал и боялся. По пути в Миссию, он даже малодушно подумывал объехать этот городишко, и только стыд и отвращение к себе, вызванные этим приступом трусости, не позволили ему так поступить. А быть может, его гнал сюда безошибочный инстинкт, подсказывающий, что нельзя спастись бегством от самого себя. Ему было плохо, когда он въезжал в родной городок Иль, и он знал, что будет еще хуже, но он и не подозревал, что будет настолько тяжело. Проезжая по кривым грязноватым улочкам, он представлял девушку, и никак не мог отделаться от горького чувства сопричастности всего окружающего к ней. Быть может, поэтому все первые сутки он безвылазно просидел в номере небольшой гостиницы, прежде чем заставил себя выйти.
Сопровождающие его Рон и Фолк чувствовали мрачный настрой своего господина. Немалый опыт совместных странствий подсказал им единственно правильную манеру поведения, и они прекратили свои вольные, часто даже нагловатые реплики в разговорах с Лансом, стали предусмотрительными и заботливыми. Ланс был благодарен им за это. Впрочем, настроение господина солдат не тяготило. Быстро поняв, что именно от них требуется, они отгородили принца от мира, взяв на себя обязанности и охраны и прислуги, а все оставшееся время посвящали азартным играм и тихим попойкам с подозрительными типами в таверне на первом этаже гостиницы. У солдат было невероятно развито какое-то шестое чувство, позволяющее им в любом месте быстро заводить знакомства с бандитами и всячески сбродом. Это же чувство помогало им всегда выходить невредимыми из многочисленных потасовок, являвшихся непременными следствиями таких контактов.
Роскошный букет цветов, принесенный принцем, выглядел жалко и сиротливо посреди окружающей запущенности.
…Вдали, на дороге, ведущей из города и проходящей мимо кладбища, показались четверо верховых. Бессознательно он отметил, как группа проехала краем кладбища и, двигаясь по дороге, скрылась за деревьями небольшой рощицы. Ни один из них даже не взглянул в его сторону.
…Куда-то ушла его ненависть к Леонарду, а ее место заняла отчужденность. И это также угнетало принца. После того, что сотворил брат, эта отчужденность казалась слишком мизерным чувством, ни в коем случае не соответствующим содеянному. У Ланса частенько подспудно возникала мысль, что она есть всего лишь следствие его боязни открыто выступить против близнеца. Их взаимоотношения казались ему неестественными, более того, он боялся, что и остальным они видятся такими же. Мысль, что его считают трусом, была невыносимой.
…Он вздрогнул от неосознанного предчувствия, отвлекшего его от невеселых мыслей. Оглянулся, пытаясь разобраться в нем. Над рощей с громким карканьем носилась стая ворон, но, главное, четверка всадников уже должна была пересечь рощу и показаться на дороге с другой стороны. Но дорога была пуста.
Он быстро обшарил взглядом крайние деревья, наиболее сильно вдававшиеся на территорию кладбища, как раз напротив него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56