Дело не только в том, что профессия моряка сама по себе тяжкая физическая работа, которая состояла в прямой опасности столкновения с врагом, кораблекрушениями и неизлечимыми болезнями. Жестокая дисциплина, наказания за малейшее непослушание, презрение офицеров… Через десятилетие все это выплеснулось в массовые восстания на флоте Его Величества.
Но даже в таких неравных условиях простые матросы находили различные способы ответного давления па официальную власть. Например, после обеда половина вахты делала вид, что мается животом, вынуждая капитана отменить свое распоряжение о замене галет на тыкву.
Блай видел насквозь все эти хитрости. Доверенное лицо капитана, писарь и эконом Сэмюэль, оказался превосходным шпионом. Он выяснил и доложил Блаю, что воду мутят четверо матросов – Хиллбрант, Кинтал, Томпсон и МакКой. Наряду с моряками, которых Блай знал по прежним плаваниям, в экипаж корабля попали и матросы со стороны, через вербовочное бюро. Очень часто это были люди, находившиеся в неладах с законом. В матросском кубрике на палубе между лафетами пушек ковалось негласное право командовать, которое достигается сильным характером и физически крепкими матросами в постоянном и тесном общении, завоевывается не сразу, не требует никаких чинов, эполет и плети.
По уставу каждую новую бочку с провиантом вскрывали при всей команде, чтобы каждый видел недостачу. При массовом воровстве и жульничестве, процветающих в английском флоте, это давно уже стало традицией. Однажды эконом Сэмюэль, сбив крышку с бочки с сыром, обнаружил, что не хватает двух головок. Блай заявил, что сыр кто-то украл. Тогда матрос Хиллбрант бесстрашно напомнил капитану, что бочку уже открывали однажды, еще в Англии, когда «Баунти» дожидался хорошей погоды, и две недостающие головки сыра по приказу эконома отправили на квартиру Блая. Кинтал и МакКой подтвердили слова моряка, осмелившегося кинуть обвинение в лицо капитану.
Блай побледнел, его холодные голубые глаза потемнели, предвещая грозу.
– Вы хотите сказать, что это я украл сыр?
– Нет, сэр. Я только сказал то, что видел. Откуда мне знать, куда потом девался сыр?
Выпад Хиллбранта и поддерживающих его матросов против капитана, который был на судне вторым после Господа, – поступок неординарный. Так иногда нижние чины прощупывают своих командиров, выясняя, из какого они сделаны теста. В бешенстве Блай изрыгал самые отборные ругательства, на какие только был способен, а способен он был на многое. Богатый портовый лексикон подействовал на матросов, с уважением относившихся к крепкому слову. Напоследок Блай обвинил собравшихся в неблагодарности – питание в плавании, благодаря стараниям и предусмотрительности капитана, было хорошим.
Конечно, этот случай с двумя головками сыра не украшает Блая. В его оправдание можно только сказать, что очень многие многодетные капитаны королевского флота кормились за счет казны, прожить на жалованье было невозможно. Блай получал всего три шиллинга в день, а семья все увеличивалась, жена ждала пятого ребенка.
В южной Атлантике погода стала меняться. Небо часто заволакивало тучами, ветер сделался переменчивым и порывистым, заметно похолодало. По утрам туман скрывал горизонт, вечерами накрапывал дождь. Стали попадаться киты и огромные черные птицы альбатросы – спутники бурь.
Готовясь в штурму мыса Горн, капитан позаботился об усиленном питании экипажа. Завтрак состоял из традиционной овсянки. На обед в течение нескольких дней съели купленных на Канарах свиней и двух бычков, которых содержали в специальных загонах на носу судна. Животные все равно бы не выдержали низких температур высоких широт. На офицерский стол кок подавал жареных кур. Вечером, перед восьмичасовой вахтой, наступала самая приятная минута для матросов: сигнал боцманской дудочки «Все к вину» проливался бальзамом на многие души. Помощник кока Лемб приготавливал грог из рома, теплой воды, лимонной кислоты и сахара. Матросы строго следили за соблюдением установленных пропорций. На корабле этот напиток ценился выше денег, грогом платили друг другу долги, и ничто другое так не согревало зачерствелую от суровой жизни душу моряка. Непьющих гардемаринов Хеллерта и Томаса Хейворда морские волки жалели, как убогих.
2 марта Блай распоряжением по кораблю произвел на время плавания помощника штурмана Кристиана Флетчера в лейтенанты и сделал его своим первым помощником. Штурман Фрайер, который по должности вправе был рассчитывать стать вторым человеком на судне, счел себя несправедливо обойденным, затаил обиду. Но Блай не обращал внимания на желания и амбиции штурмана, считая, что дело превыше всего, а Флетчер оказался знающим и способным моряком, офицером, на которого капитан мог положиться. Приказы Кристиана охотно выполнялись, матросы относились к нему с симпатией и уважением.
Экипажу «Баунти» выдали теплые вещи. Ледяное дыхание Южного полюса становилось все ощутимее, в море плавали айсберги, похожие на острова. Там, далеко на юге, в стране вечного холода, лежал еще никому неизвестный континент Антарктида.
На широте Огненной земли встретили сильный шторм. Огромные серые волны надвигались на корабль со всех сторон. Ветер непрерывно менял направление, и через каждый час по свистку боцмана матросы с ловкостью обезьян взлетали на мачты, прыгали по вантам и реям, ставя и убирая паруса. Казалось, разбушевавшийся океан неминуемо поглотит небольшой кораблик, но «Баунти» бесстрашно отбивал все атаки стихии.
Вторую неделю не выглядывало солнце. Дождь и снег беспрерывно сменяли друг друга. Блай не мог точно определить местоположение корабля, но чувствовал, что мыс Горн близко. Наконец после десяти дней борьбы со штормом небо посветлело, выглянуло бледное негреющее солнце. Ветер внезапно прекратился, но море продолжало клокотать. Далеко на севере просматривалась черная цепь базальтовых утесов, ощетинившихся остроконечными вершинами, покрытых вечными льдами и окруженных пропастями. Это и была южная оконечность Америки.
– Чего рты пораззявили?! – загремел на матросов простуженным басом боцман Коул. – Нас несет прямо па эту вершину дьявола. Она будет последним клочком земли, который вы видите, если будете стоять, как в очереди за вечерней порцией грога. Поворот оверштаг! Иначе всем нам понадобится последний лоцман – на тот свет.
Как только «Баунти» отошел от мыса на безопасное расстояние, налетел ураган со снегом и заставил признать даже самых опытных моряков, что все виденные ими раньше бури не могут идти ни в какое сравнение с этим шабашем ведьм. Маленький кораблик мужественно сражался с противным секущим ветром. Ледяная вода заливала палубу и лестницы, врывалась потоками в кубрик, растекаясь кругом, а затем выплескивалась фонтаном между рундуками и оловянными жбанами, в которых матросы хранили паек. Паруса отяжелели, набухли от снега и льда. Судно ежеминутно зарывалось носом в пятнадцатиметровые волны.
С трудом преодолев несколько десятков миль на север, «Баунти» снова сносило на юг, и все повторялось снова. Целый месяц Блай, следуя инструкциям Адмиралтейства, пытался прорваться в теплые Южные моря через мыс Горн. Вконец измученным матросам приходилось сутками работать в лютую стужу, со стертыми в кровь о парусные канаты руками. Блай, не щадивший ни себя, ни экипаж, уступил свободным от вахты свою каюту – единственное сухое место на корабле, – чтобы изнуренные люди могли поспать хоть несколько часов перед новой битвой.
Сумрак окутывал одинокое судно на краю земли даже днем. Слабые лучи далекого солнца только изредка заглядывали в разрывы несущихся по серому небу черных косматых туч.
За четыре недели Блай, не покидавший капитанский мостик по 18-20 часов в сутки, выжал из команды все, на что она была способна. Моряки походили на призраков. И только в конце апреля, убедившись, что дальнейшие попытки бесполезны, капитан смирился и выбрал запасной, более далекий путь – на восток, мимо мыса Доброй Надежды, через Индийский океан. Когда Кристиан Флетчер передал приказ рулевому поворачивать назад, команда вздохнула с облегчением.
К концу мая английский корабль пересек Атлантику. Сделал остановку в голландском Кейптауне. Блай докупил в богатой колонии первосортное продовольствие, включая виноград и апельсины. «Баунти» отправился дальше на восток по пути, проложенному голландцами в середине семнадцатого века. Устойчивый пассат, знаменитые ревущие сороковые позволяли кораблю развивать крейсерскую скорость – до 180 миль в сутки. «Баунти» установил своеобразное достижение: первым пересек южную часть Индийского океана в зимнее время.
Говоря о последующих трагических событиях на корабле, многие историки и литераторы опирались па свидетельские показания процесса военного суда на борту линейного судна «Дюк». Штурман Фрайер, плотник Перселл, гардемарины Томас Хейворд и Хеллерт, некоторые активные участники бунта рассказали суду, что капитан Блай морил команду голодом. Достаточно быть беспристрастным и вспомнить, что во время плавания до Таити заболел и умер только один матрос Валлентайн, и то лишь потому что судовой врач был в запое, как это и обвинения в садизме рассыпаются. Невозможно при плохом питании пройти свыше двадцати семи тысяч морских миль и потерять при этом только одного человека во времена, когда в подобных путешествиях гибель трети экипажа было нормой. Многие свидетели на суде, такие, как Хейворд и Хеллерт, говорили не всю правду; ложными показаниями оправдывая свое жалкое поведение во время мятежа. Фрайер и Перселл мстили капитану за прошлые обиды и унижения. Достаточно сравнить по судовым журналам количество наказаний на кораблях Кука, известного своим гуманным обращением с матросами, и на «Баунти» за один промежуток времени, чтобы убедиться: Блай не был садистом, которому доставляло наслаждение измываться над командой. Двадцать ударов «девятихвостной кошкой» матрос Кинтал получил за неповиновение лейтенанту Флетчеру. По морскому уставу такое наказание соответствовало проступку. Придирки капитана к младшим офицерам, плохо исполняющим свои обязанности, понятны: подчиненные, плохо знающие свою работу, не вызывают симпатий. Блай не стеснялся в выражениях, когда приходил в раздражение, а это случалось довольно часто. Но даже такого выдержанного и уравновешенного командира, каким был великий Кук, в длительных путешествиях, особенно во время третьего кругосветного плавания, охватывали приступы безудержной ярости по самым незначительным поводам. Это объясняется длительным совместным сосуществованием людей на небольшом пространстве, связанных жесткими рамками правил, продиктованных Британской Империей любимому сыну – флоту, где каждый нес свою нелегкую ношу физических и психологических нагрузок. Тяжелее всех она была у простых матросов. Характер внешнего принуждения неизбежно приводит к глухому раздражению каждого члена экипажа. Чтобы, в конце концов, она не выплеснулась наружу фонтаном ненависти, на флоте имелись силы для подавления подобных вспышек очагов занявшегося мятежа. На каждом корабле Кука, например, во время плаваний находился взвод морской пехоты, который нес чисто полицейские функции. На «Баунти» же эти обязанности выполнял один капрал Черчилль. Блай не мог взять с собой даже десяток морских пехотинцев из-за тесноты на «Баунти»: треть площади судна была занята под оранжерею.
Напряжение на корабле росло.
В начале сентября запасной гардемарин Тинклер, молодой джентльмен, зять штурмана Фрайера, увидел из «вороньего гнезда» горы Вандименовой Земли, открытой знаменитым Абелем Тасманом в 1642 году. Остров Тасмания в те времена ложно считался полуостровом Австралии. Блаю удалось побывать здесь раньше с Куком. Капитан привел корабль в бухту Эдвенчер, чтобы запастись свежей водой и дровами.
На берегу произошла стычка Блая со старшим плотником. Уильям Перселл по лености отпиливал слишком длинные поленья. На замечание капитана, что они не влезут в печку камбуза, плотник выбросил пилу.
– Я не могу работать, сэр, когда вмешиваются в мою работу.
– Тогда отправляйтесь на корабль и помогите матросам поднять на борт бочки с водой. А здесь справятся без вас.
– Я плотник, сэр, а не простой матрос.
Старший корабельный плотник по рангу приравнивался к младшим офицерам, и Блай не имел права просто его выпороть за отказ выполнить приказ, как поступил с Кинталом. А взять под арест и возить с собой узника до суда в Англии тоже не улыбалось – Перселл был лучшим плотником-специалистом на корабле. Но у Блая имелось много других способов воздействия. Он лишил плотника рациона и запретил команде что-либо подавать ему. Перселл, незаконный сын эсквайра, считал себя несправедливо обойденным судьбой, что не добавляло мягкости и человеческого расположения его колючему характеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Но даже в таких неравных условиях простые матросы находили различные способы ответного давления па официальную власть. Например, после обеда половина вахты делала вид, что мается животом, вынуждая капитана отменить свое распоряжение о замене галет на тыкву.
Блай видел насквозь все эти хитрости. Доверенное лицо капитана, писарь и эконом Сэмюэль, оказался превосходным шпионом. Он выяснил и доложил Блаю, что воду мутят четверо матросов – Хиллбрант, Кинтал, Томпсон и МакКой. Наряду с моряками, которых Блай знал по прежним плаваниям, в экипаж корабля попали и матросы со стороны, через вербовочное бюро. Очень часто это были люди, находившиеся в неладах с законом. В матросском кубрике на палубе между лафетами пушек ковалось негласное право командовать, которое достигается сильным характером и физически крепкими матросами в постоянном и тесном общении, завоевывается не сразу, не требует никаких чинов, эполет и плети.
По уставу каждую новую бочку с провиантом вскрывали при всей команде, чтобы каждый видел недостачу. При массовом воровстве и жульничестве, процветающих в английском флоте, это давно уже стало традицией. Однажды эконом Сэмюэль, сбив крышку с бочки с сыром, обнаружил, что не хватает двух головок. Блай заявил, что сыр кто-то украл. Тогда матрос Хиллбрант бесстрашно напомнил капитану, что бочку уже открывали однажды, еще в Англии, когда «Баунти» дожидался хорошей погоды, и две недостающие головки сыра по приказу эконома отправили на квартиру Блая. Кинтал и МакКой подтвердили слова моряка, осмелившегося кинуть обвинение в лицо капитану.
Блай побледнел, его холодные голубые глаза потемнели, предвещая грозу.
– Вы хотите сказать, что это я украл сыр?
– Нет, сэр. Я только сказал то, что видел. Откуда мне знать, куда потом девался сыр?
Выпад Хиллбранта и поддерживающих его матросов против капитана, который был на судне вторым после Господа, – поступок неординарный. Так иногда нижние чины прощупывают своих командиров, выясняя, из какого они сделаны теста. В бешенстве Блай изрыгал самые отборные ругательства, на какие только был способен, а способен он был на многое. Богатый портовый лексикон подействовал на матросов, с уважением относившихся к крепкому слову. Напоследок Блай обвинил собравшихся в неблагодарности – питание в плавании, благодаря стараниям и предусмотрительности капитана, было хорошим.
Конечно, этот случай с двумя головками сыра не украшает Блая. В его оправдание можно только сказать, что очень многие многодетные капитаны королевского флота кормились за счет казны, прожить на жалованье было невозможно. Блай получал всего три шиллинга в день, а семья все увеличивалась, жена ждала пятого ребенка.
В южной Атлантике погода стала меняться. Небо часто заволакивало тучами, ветер сделался переменчивым и порывистым, заметно похолодало. По утрам туман скрывал горизонт, вечерами накрапывал дождь. Стали попадаться киты и огромные черные птицы альбатросы – спутники бурь.
Готовясь в штурму мыса Горн, капитан позаботился об усиленном питании экипажа. Завтрак состоял из традиционной овсянки. На обед в течение нескольких дней съели купленных на Канарах свиней и двух бычков, которых содержали в специальных загонах на носу судна. Животные все равно бы не выдержали низких температур высоких широт. На офицерский стол кок подавал жареных кур. Вечером, перед восьмичасовой вахтой, наступала самая приятная минута для матросов: сигнал боцманской дудочки «Все к вину» проливался бальзамом на многие души. Помощник кока Лемб приготавливал грог из рома, теплой воды, лимонной кислоты и сахара. Матросы строго следили за соблюдением установленных пропорций. На корабле этот напиток ценился выше денег, грогом платили друг другу долги, и ничто другое так не согревало зачерствелую от суровой жизни душу моряка. Непьющих гардемаринов Хеллерта и Томаса Хейворда морские волки жалели, как убогих.
2 марта Блай распоряжением по кораблю произвел на время плавания помощника штурмана Кристиана Флетчера в лейтенанты и сделал его своим первым помощником. Штурман Фрайер, который по должности вправе был рассчитывать стать вторым человеком на судне, счел себя несправедливо обойденным, затаил обиду. Но Блай не обращал внимания на желания и амбиции штурмана, считая, что дело превыше всего, а Флетчер оказался знающим и способным моряком, офицером, на которого капитан мог положиться. Приказы Кристиана охотно выполнялись, матросы относились к нему с симпатией и уважением.
Экипажу «Баунти» выдали теплые вещи. Ледяное дыхание Южного полюса становилось все ощутимее, в море плавали айсберги, похожие на острова. Там, далеко на юге, в стране вечного холода, лежал еще никому неизвестный континент Антарктида.
На широте Огненной земли встретили сильный шторм. Огромные серые волны надвигались на корабль со всех сторон. Ветер непрерывно менял направление, и через каждый час по свистку боцмана матросы с ловкостью обезьян взлетали на мачты, прыгали по вантам и реям, ставя и убирая паруса. Казалось, разбушевавшийся океан неминуемо поглотит небольшой кораблик, но «Баунти» бесстрашно отбивал все атаки стихии.
Вторую неделю не выглядывало солнце. Дождь и снег беспрерывно сменяли друг друга. Блай не мог точно определить местоположение корабля, но чувствовал, что мыс Горн близко. Наконец после десяти дней борьбы со штормом небо посветлело, выглянуло бледное негреющее солнце. Ветер внезапно прекратился, но море продолжало клокотать. Далеко на севере просматривалась черная цепь базальтовых утесов, ощетинившихся остроконечными вершинами, покрытых вечными льдами и окруженных пропастями. Это и была южная оконечность Америки.
– Чего рты пораззявили?! – загремел на матросов простуженным басом боцман Коул. – Нас несет прямо па эту вершину дьявола. Она будет последним клочком земли, который вы видите, если будете стоять, как в очереди за вечерней порцией грога. Поворот оверштаг! Иначе всем нам понадобится последний лоцман – на тот свет.
Как только «Баунти» отошел от мыса на безопасное расстояние, налетел ураган со снегом и заставил признать даже самых опытных моряков, что все виденные ими раньше бури не могут идти ни в какое сравнение с этим шабашем ведьм. Маленький кораблик мужественно сражался с противным секущим ветром. Ледяная вода заливала палубу и лестницы, врывалась потоками в кубрик, растекаясь кругом, а затем выплескивалась фонтаном между рундуками и оловянными жбанами, в которых матросы хранили паек. Паруса отяжелели, набухли от снега и льда. Судно ежеминутно зарывалось носом в пятнадцатиметровые волны.
С трудом преодолев несколько десятков миль на север, «Баунти» снова сносило на юг, и все повторялось снова. Целый месяц Блай, следуя инструкциям Адмиралтейства, пытался прорваться в теплые Южные моря через мыс Горн. Вконец измученным матросам приходилось сутками работать в лютую стужу, со стертыми в кровь о парусные канаты руками. Блай, не щадивший ни себя, ни экипаж, уступил свободным от вахты свою каюту – единственное сухое место на корабле, – чтобы изнуренные люди могли поспать хоть несколько часов перед новой битвой.
Сумрак окутывал одинокое судно на краю земли даже днем. Слабые лучи далекого солнца только изредка заглядывали в разрывы несущихся по серому небу черных косматых туч.
За четыре недели Блай, не покидавший капитанский мостик по 18-20 часов в сутки, выжал из команды все, на что она была способна. Моряки походили на призраков. И только в конце апреля, убедившись, что дальнейшие попытки бесполезны, капитан смирился и выбрал запасной, более далекий путь – на восток, мимо мыса Доброй Надежды, через Индийский океан. Когда Кристиан Флетчер передал приказ рулевому поворачивать назад, команда вздохнула с облегчением.
К концу мая английский корабль пересек Атлантику. Сделал остановку в голландском Кейптауне. Блай докупил в богатой колонии первосортное продовольствие, включая виноград и апельсины. «Баунти» отправился дальше на восток по пути, проложенному голландцами в середине семнадцатого века. Устойчивый пассат, знаменитые ревущие сороковые позволяли кораблю развивать крейсерскую скорость – до 180 миль в сутки. «Баунти» установил своеобразное достижение: первым пересек южную часть Индийского океана в зимнее время.
Говоря о последующих трагических событиях на корабле, многие историки и литераторы опирались па свидетельские показания процесса военного суда на борту линейного судна «Дюк». Штурман Фрайер, плотник Перселл, гардемарины Томас Хейворд и Хеллерт, некоторые активные участники бунта рассказали суду, что капитан Блай морил команду голодом. Достаточно быть беспристрастным и вспомнить, что во время плавания до Таити заболел и умер только один матрос Валлентайн, и то лишь потому что судовой врач был в запое, как это и обвинения в садизме рассыпаются. Невозможно при плохом питании пройти свыше двадцати семи тысяч морских миль и потерять при этом только одного человека во времена, когда в подобных путешествиях гибель трети экипажа было нормой. Многие свидетели на суде, такие, как Хейворд и Хеллерт, говорили не всю правду; ложными показаниями оправдывая свое жалкое поведение во время мятежа. Фрайер и Перселл мстили капитану за прошлые обиды и унижения. Достаточно сравнить по судовым журналам количество наказаний на кораблях Кука, известного своим гуманным обращением с матросами, и на «Баунти» за один промежуток времени, чтобы убедиться: Блай не был садистом, которому доставляло наслаждение измываться над командой. Двадцать ударов «девятихвостной кошкой» матрос Кинтал получил за неповиновение лейтенанту Флетчеру. По морскому уставу такое наказание соответствовало проступку. Придирки капитана к младшим офицерам, плохо исполняющим свои обязанности, понятны: подчиненные, плохо знающие свою работу, не вызывают симпатий. Блай не стеснялся в выражениях, когда приходил в раздражение, а это случалось довольно часто. Но даже такого выдержанного и уравновешенного командира, каким был великий Кук, в длительных путешествиях, особенно во время третьего кругосветного плавания, охватывали приступы безудержной ярости по самым незначительным поводам. Это объясняется длительным совместным сосуществованием людей на небольшом пространстве, связанных жесткими рамками правил, продиктованных Британской Империей любимому сыну – флоту, где каждый нес свою нелегкую ношу физических и психологических нагрузок. Тяжелее всех она была у простых матросов. Характер внешнего принуждения неизбежно приводит к глухому раздражению каждого члена экипажа. Чтобы, в конце концов, она не выплеснулась наружу фонтаном ненависти, на флоте имелись силы для подавления подобных вспышек очагов занявшегося мятежа. На каждом корабле Кука, например, во время плаваний находился взвод морской пехоты, который нес чисто полицейские функции. На «Баунти» же эти обязанности выполнял один капрал Черчилль. Блай не мог взять с собой даже десяток морских пехотинцев из-за тесноты на «Баунти»: треть площади судна была занята под оранжерею.
Напряжение на корабле росло.
В начале сентября запасной гардемарин Тинклер, молодой джентльмен, зять штурмана Фрайера, увидел из «вороньего гнезда» горы Вандименовой Земли, открытой знаменитым Абелем Тасманом в 1642 году. Остров Тасмания в те времена ложно считался полуостровом Австралии. Блаю удалось побывать здесь раньше с Куком. Капитан привел корабль в бухту Эдвенчер, чтобы запастись свежей водой и дровами.
На берегу произошла стычка Блая со старшим плотником. Уильям Перселл по лености отпиливал слишком длинные поленья. На замечание капитана, что они не влезут в печку камбуза, плотник выбросил пилу.
– Я не могу работать, сэр, когда вмешиваются в мою работу.
– Тогда отправляйтесь на корабль и помогите матросам поднять на борт бочки с водой. А здесь справятся без вас.
– Я плотник, сэр, а не простой матрос.
Старший корабельный плотник по рангу приравнивался к младшим офицерам, и Блай не имел права просто его выпороть за отказ выполнить приказ, как поступил с Кинталом. А взять под арест и возить с собой узника до суда в Англии тоже не улыбалось – Перселл был лучшим плотником-специалистом на корабле. Но у Блая имелось много других способов воздействия. Он лишил плотника рациона и запретил команде что-либо подавать ему. Перселл, незаконный сын эсквайра, считал себя несправедливо обойденным судьбой, что не добавляло мягкости и человеческого расположения его колючему характеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61