В двери же ведущие к собакам лезть тоже не решились – Красноцветов содрогался от одного воспоминания, а Ткачев решил, что у него хватает и собственных проблем.
Они оба хотели выбраться наружу. Стены давили, и пусть вдвоем эта тяжесть была легче – совсем она не исчезала. Тем более, что Александру все время казалось, что он слышит гудение бегущей по спрятанным в бетоне проводам информации. Воспоминания об этом у него остались чрезвычайно неприятными, и отбивающие всякое желание иметь дело с чем ни будь сложнее микрокалькулятора.
– Так что же нам делать то, Саня? – спрашивал Красноцветов, пытливо заглядывая в глаза, – мы что, так и останемся здесь? Так и сгнием на этой лестничной клетке?
– Не сгнием, – хмуро ответил Ткачев, – говорите, вам рекламный листок пришел?
– Да, – сказал Красноцветов и указал в провал, – а теперь он там. Вместе с кормом.
– А что придет мне? – вопросил сетевик, запуская руку в прорезь собственного ящика.
Глянцевый листок был и здесь. Едва развернув его, Александр тут же сморщился от отвращения. Фон листовки был стилизован под зеленоватую системную плату, на которой ярко синим шрифтом parsek было написано:
"Что есть счастье? Я спрашиваю еще раз – что для вас есть счастье, стадо человечье?
Что ответите вы? Я слышу? Что? Счастье – это сочетание любви, труда и созидания?
Счастье – это посаженный дом, выращенное дерево и построенный сын?
НЕТ! Я скажу вам, что такое счастье! Истинное цифровое счастье для свободной паствы!
Откройте свои уши, откройте свой разум, вдохните полной грудью электронный ветер!
Счастье – говорю я вам – это мощный компьютер седьмого поколения и стакан водки…"
Александр резким движением смял брошюру и отправил ее следом за посланием Красноцветова. Потом обернулся к соседу и произнес:
– Мой друг Кусака, которого никогда не существовало, не колеблясь прыгнул бы в этот провал. Только для того, чтобы проверить есть ли у него дно. Вы ведь не пробовали спуститься вниз?
– У меня нет крыльев, – сказал Красноцветов, – и я боюсь высоты –Мы можем попробовать менее экстремальные способы, – со вздохом произнес Ткачев.
– И я не скалолаз, – сказал Алексей Сергеевич.
Александр Ткачев повернулся и искоса глянул на помрачневшего соседа:
– Вы никогда не пробовали передавать человека по оптоволоконному кабелю? – спросил он.
Перед дверью в квартиру сетевика они приостановились. Дверца выглядела нехорошо – стальной каркас просвечивал сквозь порванную обивку, куда то бежали, сплетенные в разноцветные жгуты провода. Низко гудел ток, прокачивая сквозь кабели неизвестно откуда взявшиеся киловатты.
Александр качнул головой и отворив дверь вошел. Шедший позади него Красноцветов остановился на пороге комнаты.
– Слушай, – спросил он, – она у тебя всегда такая захламленная или после…
– После, – огрызнулся Ткачев, пробираясь через сплетение гофрированных шлангов, усеявших пол, как дюжина завершивших обильную трапезу питонов.
Стены были обшиты страницами с печатным текстом, в которых опознавались ошметки литературных творений Уильяма Гибсона, постеры модного кино в стиле киберпанк и однообразные фотографии электронных кошек Мяучи – безусловно, каждая со своей глубокой индивидуальностью. Ветвящиеся кабели с клеймами «нанотек», «хайтек», «эколайн» и «кибердайн системз» свешивались с потолка как не очень удачно притворяющиеся лианами ядовитые змеи. Над монолитной стальной дверью, воплотившей в себя все ночные кошмарны профессиональных взломщиков, висел поясной потрет Такеши Китано, наполовину обращенного в самообучаемую игрушку Фурби.
Элитный терминал с шестью различного калибра экранами и мейнфреймом в котором, после некоторого размышления, опознавался холодильник «минск – 217» заменил собой скромный домашний компьютер Александра Ткачева. Клавиатур было почти столько же сколько экранов и большая часть из них была виртуальными – то есть тщательно нарисованные на крышке письменного стола.
Разгоняя шустрых четвероногих роботов из стали и пластика, сетевик осторожно двинулся в самые дебри сплетенных кабелей. По пути он опасливо косился на терминал, по экранам которого задумчиво гулял одинокий скринсейвер выполненный в форме классического алого ока. Где-то тихо и задушевно играл электронный транс.
Схватив наиболее безобидно выглядящее оптоволокно, Александр резко дернул. Где-то в гуще кабелей коротко сверкнуло и стало слышно, как из оборвавшегося кабеля с булькающими звуками изливается информация.
Кабель был что надо – с пятислойной защитой и сверхпроводимостью, к тому достаточно длинный, чтобы попробовать использовать его как веревку. Сложный штекер на одном его конце навевал Александру тяжкие воспоминания и он поспешил свернуть находку в кольцо.
Ничего больше не трогая, они поспешно покинули квартиру, твердо уверенные, что возвращаться сюда не будут.
– Вы ж когда ко мне вломились, Алексей Сергеевич, – сказал Ткачев, пока они осторожно спускались по ступенькам к провалу, – я систему взламывать собирался… вряд ли это хорошо кончилось.
– Так и не стал бы, – буркнул Красноцветов, – сбежал бы как я…
– Да я тогда думал, у меня только один выход остался. Мне об этом сразу сказали.
– Кто сказал то? Эти что ли, табуретки электронные?
– Да нет, голос из терминала. Сказал, что меня избрали и иначе уже не получится.
– А ты бы и спросил, кто избрал…
– Нет, не спросил бы, – устало вздохнув, произнес Ткачев.
– Что ж, так?
– Боялся, что ответят… Вот мы и пришли.
– Кто полезет?
Александр посмотрел на Красноцветова – пожалуй, староват тот для подвигов. Но лезть то все равно придется. С очередным вздохом сетевик обвязал оптоволокно вокруг уцелевших перил. Хвост шланга, из которого веселой капелью вытекали последние байты, оказался где-то внизу, в районе недостижимого пола. Выглядел кабель надежно, хотя Ткачев сразу вспомнил, как прогуливал физкультуру в школе, чтобы лишний раз провести время с электронным идолом. Был у них тогда канат или нет? Все одно никогда не лазил.
– Ты давай, я подстрахую, – сказал Красноцветов.
Александр осторожно обхватил кабель ногами и стал сползать вниз, с казавшейся столь надежной кафельной площадки. Соты ящиков, которые медленно уползали вверх, казались зрелищем в высшей степени сюрреалистичным. Кабель заскользил и Александр, испытав моментальный приступ страха, вцепился в него обоими руками. Теперь опоры больше не было. Площадка осталась в полуметре наверху, а покрытый скользкой изоляцией кабель ни в коей мере не напомнил шероховатый канат.
– Ты как там, держишься? – вопросил сверху собачник, – все в порядке?
– Да нормально все! – выкрикнул Ткачев и недюжинным усилием воли заставил себя слегка ослабить хватку. Он тут же начал сползать вниз, и пока что эта скорость была не слишком пугающей. Но все равно – вися над провалом, Александр Ткачев чувствовал себя большим и полным пассажиров автобусом, который со слабыми тормозами несется по затяжному спуску. Ощущение для истинных фаталистов.
Отсюда, с каната провал почему-то казался гораздо глубже, чем на самом деле.
Украшенный дверями разной выделки он начал казаться Ткачеву неким подобие индейского колодца смерти, на дне которого, наверняка, накопилось много сокровищ, таких как их брошюры и упаковка собачьего корма. Последняя, кстати была не видна – хотя пол, вроде бы присутствовал. Вроде бы – потому, что освещение на первом этаже не работало и тьма там стояла могильная. Она впрочем, там всегда стояла, стоило хулиганам грохнуть очередную лампочку.
Скольжение так и не ускорилось и Александр немного успокоился. Он даже стал перебирать руками, контролируя спуск. Странно, перед глазами так и не появилось дверей, хотя по всем расчетам он должен уже был достигнуть площади третьего этажа.
Ткачев даже немного ускорился, потому как спуск явно затягивался. Серый бугристый бетон плыл перед глазами, мерно покачивался канат и это навевало легкую дрему, что в нынешнем положении сетевика было явным безумием. Но глаза начинали слипаться.
– «Что-то я не пойму», – подумал он, отвлеченно наблюдая, как скользят мимо крошечные кратеры выбоин и шероховатостей, похожий на затейливую лунную карту, – «То ли я слишком медленно спускаюсь, то ли этот тоннель слишком длинный».
Мысли о вечности уже успели посетить его голову, когда недовольный голос Алексея Сергеевича вернул Александра к реальности:
– Ну что? Ты так и будешь висеть?
Ткачев поднял голову и обнаружил, что по-прежнему находится в полуметре от последней площадки. Красноцветов смотрел снисходительно – думал, что Александр просто струсил и оцепенел?
– Давай лучше я, Сань… – сказал Красноцветов, но Ткачев смотрел уже не на него.
Позади, у самого узла изоляция начала сползать с редкоземельного металла кабеля как шкура начавшей линьку змеи.
Сетевик мигом оценил свое положение и его пробил холодный пот. Мрак под ногами мигом стал полным смутных угроз. Изоляция ползла, сухо потрескивая и оставляя на металле разноцветные праздничные лоскуты.
– Держи!!! – заорал Ткачев и рванулся вверх.
Красноцветов хватанул изоляцию и тут же отдернул руки, с проклятиями разглядывая стальные занозы в обоих ладонях. Александр утроил усилия, широко раскрытыми глазами глядя на одинокую лампу под потолком как сделавший свой последний вздох из опустевшего баллона ныряльщик смотрит на солнечный блик, проникший сквозь хмурую толщу соленой воды. Шкура сползала быстрее, чем он поднимался, пальцы сходило от усилия, во рту пересохло, в груди бился ужас. Судорожно поднимаясь, Александр неожиданно понял, что пришел его смертный час. Осознание это было таким ясным и всепроникающим, что он чуть было не отпустил руки и не рухнул в клубящийся мрак, отдаваясь на волю судьбы, но тут Красноцветов, не прекращая ругани, обрушился всем телом на дико извивающийся кабель и придавил его к кафелю.
В два рывка Ткачев достиг площадки и перевалился через ее край, задыхаясь и глотая открытым ртом воздух, волосы у него стояли дыбом. Сосед отпустил оптоволокно и шкура под собственной тяжестью соскользнула с металла и исчезла в чернильной мгле. Оттуда не донеслось ни звука.
Сетевик некоторое время сидел, привалившись к стене, и пытался отдышаться.
Красноцветов участливо ждал. Наконец Ткачев поднял на соседа безумные глаза и произнес:
– Здесь нельзя спустится…
Алексей Сергеевич лишь развел руками, соглашаясь. Блестящий металлом кабель так и остался свисать с края площадки, являя собой, пожалуй, самую идеальную вывеску для отеля «у погибшего альпиниста».
Отдышавшись, угрюмо поплелись назад. Двери подозрительно смотрели на них стеклянными зрачками глазков.
– Может ли такое быть, – сказала Ткачев, – что если бы я туда пригнул, то падал бы вечно? Может быть, туннель шел все дальше и дальше и я пролетел бы сквозь центр земли?
И так и болтался бы там всегда – как маятник.
– Саня, не забивай себе голову, – наставительно произнес Красноцветов, – не получилось так, получится эдак. Все равно мы тут не останемся.
– Что же с нами случилось, Алексей Сергеевич? – помолчав, спросил сетевик, – как же так вышло?
– Что вышло, Сань? – сказал Красноцветов, – то, что мы здесь, а все остальные по ту сторону? Кто знает, по каким качествам выделяет нас судьба – тебе вот жить, а тебе умереть, а тебе прославиться, а кому-то сойти с ума и проснуться во сне…
– Выделяет… – произнес Ткачев, – а ведь, наверное, кроме нас и еще кто ни будь есть?
– Соседка моя, Марья Ерофеевна – только она не настоящая, и бабулька еще, божий одуванчик – тоже фантом.
– А в других подъездах? – вопросил Ткачев.
– В других может и есть, – произнес Красноцветов, – только как ты Санька туда попадешь? Сквозь стену?
Александр задумался. В голову все время приходил терминал, охраняющий запертую дверь – начинало казаться, что это единственный выход. Или вот вообразить себя птицей и прыгнуть с балкона…
– Балкон! – сказал сетевик, – лоджии в доме соприкасаются!
– Что нам с того?
– Одну лоджию от другой отделяет тонкая стенка. В один кирпич. Лазают же люди, если, например, ключи от квартиры потеряли.
Красноцветов остановился и посмотрел на него:
– Так что же, ты лезть предлагаешь? Да это, знаешь ли…
– Соседняя лоджия – это лоджия квартиры из другого подъезда. Я хорошо помню планировку. И там, Алексей Сергеевич, лестница может быть не обрушена.
– А полезешь ты? – после паузы спросил Красноцветов.
Сетевик сокрушенно промолчал. Перед глазами стоял сползающий в бездну шланг цифрового века. Меньше всего на свете Александру Ткачеву хотелось сейчас покидать твердь земную.
Роботы айбо что-то деловито строили в углу. Трудно было сказать что, но судя по вырисовывающимися в сварочных вспышках стальных конструкциях, нечто глобальное и с уклоном в тотальный абстракционизм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Они оба хотели выбраться наружу. Стены давили, и пусть вдвоем эта тяжесть была легче – совсем она не исчезала. Тем более, что Александру все время казалось, что он слышит гудение бегущей по спрятанным в бетоне проводам информации. Воспоминания об этом у него остались чрезвычайно неприятными, и отбивающие всякое желание иметь дело с чем ни будь сложнее микрокалькулятора.
– Так что же нам делать то, Саня? – спрашивал Красноцветов, пытливо заглядывая в глаза, – мы что, так и останемся здесь? Так и сгнием на этой лестничной клетке?
– Не сгнием, – хмуро ответил Ткачев, – говорите, вам рекламный листок пришел?
– Да, – сказал Красноцветов и указал в провал, – а теперь он там. Вместе с кормом.
– А что придет мне? – вопросил сетевик, запуская руку в прорезь собственного ящика.
Глянцевый листок был и здесь. Едва развернув его, Александр тут же сморщился от отвращения. Фон листовки был стилизован под зеленоватую системную плату, на которой ярко синим шрифтом parsek было написано:
"Что есть счастье? Я спрашиваю еще раз – что для вас есть счастье, стадо человечье?
Что ответите вы? Я слышу? Что? Счастье – это сочетание любви, труда и созидания?
Счастье – это посаженный дом, выращенное дерево и построенный сын?
НЕТ! Я скажу вам, что такое счастье! Истинное цифровое счастье для свободной паствы!
Откройте свои уши, откройте свой разум, вдохните полной грудью электронный ветер!
Счастье – говорю я вам – это мощный компьютер седьмого поколения и стакан водки…"
Александр резким движением смял брошюру и отправил ее следом за посланием Красноцветова. Потом обернулся к соседу и произнес:
– Мой друг Кусака, которого никогда не существовало, не колеблясь прыгнул бы в этот провал. Только для того, чтобы проверить есть ли у него дно. Вы ведь не пробовали спуститься вниз?
– У меня нет крыльев, – сказал Красноцветов, – и я боюсь высоты –Мы можем попробовать менее экстремальные способы, – со вздохом произнес Ткачев.
– И я не скалолаз, – сказал Алексей Сергеевич.
Александр Ткачев повернулся и искоса глянул на помрачневшего соседа:
– Вы никогда не пробовали передавать человека по оптоволоконному кабелю? – спросил он.
Перед дверью в квартиру сетевика они приостановились. Дверца выглядела нехорошо – стальной каркас просвечивал сквозь порванную обивку, куда то бежали, сплетенные в разноцветные жгуты провода. Низко гудел ток, прокачивая сквозь кабели неизвестно откуда взявшиеся киловатты.
Александр качнул головой и отворив дверь вошел. Шедший позади него Красноцветов остановился на пороге комнаты.
– Слушай, – спросил он, – она у тебя всегда такая захламленная или после…
– После, – огрызнулся Ткачев, пробираясь через сплетение гофрированных шлангов, усеявших пол, как дюжина завершивших обильную трапезу питонов.
Стены были обшиты страницами с печатным текстом, в которых опознавались ошметки литературных творений Уильяма Гибсона, постеры модного кино в стиле киберпанк и однообразные фотографии электронных кошек Мяучи – безусловно, каждая со своей глубокой индивидуальностью. Ветвящиеся кабели с клеймами «нанотек», «хайтек», «эколайн» и «кибердайн системз» свешивались с потолка как не очень удачно притворяющиеся лианами ядовитые змеи. Над монолитной стальной дверью, воплотившей в себя все ночные кошмарны профессиональных взломщиков, висел поясной потрет Такеши Китано, наполовину обращенного в самообучаемую игрушку Фурби.
Элитный терминал с шестью различного калибра экранами и мейнфреймом в котором, после некоторого размышления, опознавался холодильник «минск – 217» заменил собой скромный домашний компьютер Александра Ткачева. Клавиатур было почти столько же сколько экранов и большая часть из них была виртуальными – то есть тщательно нарисованные на крышке письменного стола.
Разгоняя шустрых четвероногих роботов из стали и пластика, сетевик осторожно двинулся в самые дебри сплетенных кабелей. По пути он опасливо косился на терминал, по экранам которого задумчиво гулял одинокий скринсейвер выполненный в форме классического алого ока. Где-то тихо и задушевно играл электронный транс.
Схватив наиболее безобидно выглядящее оптоволокно, Александр резко дернул. Где-то в гуще кабелей коротко сверкнуло и стало слышно, как из оборвавшегося кабеля с булькающими звуками изливается информация.
Кабель был что надо – с пятислойной защитой и сверхпроводимостью, к тому достаточно длинный, чтобы попробовать использовать его как веревку. Сложный штекер на одном его конце навевал Александру тяжкие воспоминания и он поспешил свернуть находку в кольцо.
Ничего больше не трогая, они поспешно покинули квартиру, твердо уверенные, что возвращаться сюда не будут.
– Вы ж когда ко мне вломились, Алексей Сергеевич, – сказал Ткачев, пока они осторожно спускались по ступенькам к провалу, – я систему взламывать собирался… вряд ли это хорошо кончилось.
– Так и не стал бы, – буркнул Красноцветов, – сбежал бы как я…
– Да я тогда думал, у меня только один выход остался. Мне об этом сразу сказали.
– Кто сказал то? Эти что ли, табуретки электронные?
– Да нет, голос из терминала. Сказал, что меня избрали и иначе уже не получится.
– А ты бы и спросил, кто избрал…
– Нет, не спросил бы, – устало вздохнув, произнес Ткачев.
– Что ж, так?
– Боялся, что ответят… Вот мы и пришли.
– Кто полезет?
Александр посмотрел на Красноцветова – пожалуй, староват тот для подвигов. Но лезть то все равно придется. С очередным вздохом сетевик обвязал оптоволокно вокруг уцелевших перил. Хвост шланга, из которого веселой капелью вытекали последние байты, оказался где-то внизу, в районе недостижимого пола. Выглядел кабель надежно, хотя Ткачев сразу вспомнил, как прогуливал физкультуру в школе, чтобы лишний раз провести время с электронным идолом. Был у них тогда канат или нет? Все одно никогда не лазил.
– Ты давай, я подстрахую, – сказал Красноцветов.
Александр осторожно обхватил кабель ногами и стал сползать вниз, с казавшейся столь надежной кафельной площадки. Соты ящиков, которые медленно уползали вверх, казались зрелищем в высшей степени сюрреалистичным. Кабель заскользил и Александр, испытав моментальный приступ страха, вцепился в него обоими руками. Теперь опоры больше не было. Площадка осталась в полуметре наверху, а покрытый скользкой изоляцией кабель ни в коей мере не напомнил шероховатый канат.
– Ты как там, держишься? – вопросил сверху собачник, – все в порядке?
– Да нормально все! – выкрикнул Ткачев и недюжинным усилием воли заставил себя слегка ослабить хватку. Он тут же начал сползать вниз, и пока что эта скорость была не слишком пугающей. Но все равно – вися над провалом, Александр Ткачев чувствовал себя большим и полным пассажиров автобусом, который со слабыми тормозами несется по затяжному спуску. Ощущение для истинных фаталистов.
Отсюда, с каната провал почему-то казался гораздо глубже, чем на самом деле.
Украшенный дверями разной выделки он начал казаться Ткачеву неким подобие индейского колодца смерти, на дне которого, наверняка, накопилось много сокровищ, таких как их брошюры и упаковка собачьего корма. Последняя, кстати была не видна – хотя пол, вроде бы присутствовал. Вроде бы – потому, что освещение на первом этаже не работало и тьма там стояла могильная. Она впрочем, там всегда стояла, стоило хулиганам грохнуть очередную лампочку.
Скольжение так и не ускорилось и Александр немного успокоился. Он даже стал перебирать руками, контролируя спуск. Странно, перед глазами так и не появилось дверей, хотя по всем расчетам он должен уже был достигнуть площади третьего этажа.
Ткачев даже немного ускорился, потому как спуск явно затягивался. Серый бугристый бетон плыл перед глазами, мерно покачивался канат и это навевало легкую дрему, что в нынешнем положении сетевика было явным безумием. Но глаза начинали слипаться.
– «Что-то я не пойму», – подумал он, отвлеченно наблюдая, как скользят мимо крошечные кратеры выбоин и шероховатостей, похожий на затейливую лунную карту, – «То ли я слишком медленно спускаюсь, то ли этот тоннель слишком длинный».
Мысли о вечности уже успели посетить его голову, когда недовольный голос Алексея Сергеевича вернул Александра к реальности:
– Ну что? Ты так и будешь висеть?
Ткачев поднял голову и обнаружил, что по-прежнему находится в полуметре от последней площадки. Красноцветов смотрел снисходительно – думал, что Александр просто струсил и оцепенел?
– Давай лучше я, Сань… – сказал Красноцветов, но Ткачев смотрел уже не на него.
Позади, у самого узла изоляция начала сползать с редкоземельного металла кабеля как шкура начавшей линьку змеи.
Сетевик мигом оценил свое положение и его пробил холодный пот. Мрак под ногами мигом стал полным смутных угроз. Изоляция ползла, сухо потрескивая и оставляя на металле разноцветные праздничные лоскуты.
– Держи!!! – заорал Ткачев и рванулся вверх.
Красноцветов хватанул изоляцию и тут же отдернул руки, с проклятиями разглядывая стальные занозы в обоих ладонях. Александр утроил усилия, широко раскрытыми глазами глядя на одинокую лампу под потолком как сделавший свой последний вздох из опустевшего баллона ныряльщик смотрит на солнечный блик, проникший сквозь хмурую толщу соленой воды. Шкура сползала быстрее, чем он поднимался, пальцы сходило от усилия, во рту пересохло, в груди бился ужас. Судорожно поднимаясь, Александр неожиданно понял, что пришел его смертный час. Осознание это было таким ясным и всепроникающим, что он чуть было не отпустил руки и не рухнул в клубящийся мрак, отдаваясь на волю судьбы, но тут Красноцветов, не прекращая ругани, обрушился всем телом на дико извивающийся кабель и придавил его к кафелю.
В два рывка Ткачев достиг площадки и перевалился через ее край, задыхаясь и глотая открытым ртом воздух, волосы у него стояли дыбом. Сосед отпустил оптоволокно и шкура под собственной тяжестью соскользнула с металла и исчезла в чернильной мгле. Оттуда не донеслось ни звука.
Сетевик некоторое время сидел, привалившись к стене, и пытался отдышаться.
Красноцветов участливо ждал. Наконец Ткачев поднял на соседа безумные глаза и произнес:
– Здесь нельзя спустится…
Алексей Сергеевич лишь развел руками, соглашаясь. Блестящий металлом кабель так и остался свисать с края площадки, являя собой, пожалуй, самую идеальную вывеску для отеля «у погибшего альпиниста».
Отдышавшись, угрюмо поплелись назад. Двери подозрительно смотрели на них стеклянными зрачками глазков.
– Может ли такое быть, – сказала Ткачев, – что если бы я туда пригнул, то падал бы вечно? Может быть, туннель шел все дальше и дальше и я пролетел бы сквозь центр земли?
И так и болтался бы там всегда – как маятник.
– Саня, не забивай себе голову, – наставительно произнес Красноцветов, – не получилось так, получится эдак. Все равно мы тут не останемся.
– Что же с нами случилось, Алексей Сергеевич? – помолчав, спросил сетевик, – как же так вышло?
– Что вышло, Сань? – сказал Красноцветов, – то, что мы здесь, а все остальные по ту сторону? Кто знает, по каким качествам выделяет нас судьба – тебе вот жить, а тебе умереть, а тебе прославиться, а кому-то сойти с ума и проснуться во сне…
– Выделяет… – произнес Ткачев, – а ведь, наверное, кроме нас и еще кто ни будь есть?
– Соседка моя, Марья Ерофеевна – только она не настоящая, и бабулька еще, божий одуванчик – тоже фантом.
– А в других подъездах? – вопросил Ткачев.
– В других может и есть, – произнес Красноцветов, – только как ты Санька туда попадешь? Сквозь стену?
Александр задумался. В голову все время приходил терминал, охраняющий запертую дверь – начинало казаться, что это единственный выход. Или вот вообразить себя птицей и прыгнуть с балкона…
– Балкон! – сказал сетевик, – лоджии в доме соприкасаются!
– Что нам с того?
– Одну лоджию от другой отделяет тонкая стенка. В один кирпич. Лазают же люди, если, например, ключи от квартиры потеряли.
Красноцветов остановился и посмотрел на него:
– Так что же, ты лезть предлагаешь? Да это, знаешь ли…
– Соседняя лоджия – это лоджия квартиры из другого подъезда. Я хорошо помню планировку. И там, Алексей Сергеевич, лестница может быть не обрушена.
– А полезешь ты? – после паузы спросил Красноцветов.
Сетевик сокрушенно промолчал. Перед глазами стоял сползающий в бездну шланг цифрового века. Меньше всего на свете Александру Ткачеву хотелось сейчас покидать твердь земную.
Роботы айбо что-то деловито строили в углу. Трудно было сказать что, но судя по вырисовывающимися в сварочных вспышках стальных конструкциях, нечто глобальное и с уклоном в тотальный абстракционизм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86