Кто возмущался – получал опциональное валяние в пыли. Плотный ждал.
– Бодрей парни! – крикнул он по окончании экзекуции, – мы найдем его!!!
Весь следующий день они копали. Дно канавы кишело людьми. Лопаты вгрызались в неподатливую землю, на голову сыпалась пыль, на землю капал пот. Насколько Поляков мог понять – исполинское здание было целиком скрыто в земле. Канава огибала его сбоку – по всей длине раскопок тянулась однообразная серая бетонная стена, без каких либо окон или просто выемок. Качество изготовление говорило само за себя – это здание было из старых времен. Большое здание, но маленьких тогда и не делали. Народ копал, освобождая все новые и новые участки стены. Жара давила. Кое-кто из рабочих отрубался и его оттаскивали в тенек, где он приходил в себя, после чего его снова отправляли копать.
Мысли путались.
– Как насчет обеда? – спросил Константин у Ханурика, долбившего каменистую землю рядом.
– Обеда? Здесь не бывает обеда. Здесь вообще ничего не бывает, кроме этой земли да стены. Жди до вечера.
Мутный закат курьеры встретили в полубеспамятном состоянии. В таком же была почти вся бригада. Среди людей слышались проклятия в адрес ночной смены, которая, по мнению многих, имела чересчур много привилегий. Появившийся откуда-то Плотный снова толкнул бодрую зажигательную речугу и был обласкан двумя десятками невнятных матерных ругательств. Снова заработали кулаки Мусорщиков, после чего смену отправили на отдых и ужин.
Только когда на замусоренный небосвод взошла крошечная, яркая луна и свет ее пал на обитателей темницы Поляков кое-как пришел в себя. Рядом в бессознательном состоянии лежал Ганнслингер. Водила сидел в отдалении, привалившись к стене. Вроде спал.
Константин поводил взглядом по спящим вповалку телам и увидел блеснувшие в лунном свете глаза Ханурика.
– Намаялся? – спросил тот.
– Угу…
– Это ниче, – произнес Ханурик, – толи еще будет…
– Это Плотный. Он и вправду ненормальный.
– Совершенно безумный! – с улыбкой сказал работник, что вчера сидел у решетки, он тоже не спал, – но тут вообще забыли, что такое норма.
– И вы не пробовали сбежать.
– Вокруг Мертвые земли, мужик! – сказал Ханурик, – здесь, у Гробницы, можно выжить. В пустыне – нет!
– Ох, – сказал Поляков и пошевелил рукой цилиндры с письмами, что со вчерашнего дня лежали на полу, – он что, собирается откопать Гробницу целиком?
– Зачем целиком? Плотный ищет вход. Во всех древних зданиях был вход. Их строили прагматики.
Поляков кивнул. Он тоже привалился к стене так, чтобы была видна луна. Так он и смотрел на нее, невидяще перебирая тяжелые конверты писем. Потом веки его смежились, но за миг до этого, ему показалось, будто над луной пронеслась какая-то смутная тень.
«Корова» – подумал курьер, засыпая, – «Снова перепрыгнула луну». Старый, старый стишок. Еще с ТОГО времени.
Утром их поднял неизбежный, как крик муэдзина с минарета, утренний вопль охраны.
Ночная смена, подвывая, заползала в пещеры. Плотный был свеж, и хорошо выспавшийся.
Зажигательная его речуга плавно обтекла сознание курьеров, но смысл был понятен и так.
Сжимая лопаты, все побрели копать.
День минул в жарком, тягучем, мареве. Слева была стена. Справа край канавы. Сверху было солнце, а снизу земля безропотно принимала в себя лопату. Ганнслингер на этот раз не выдержал и его, бесчувственного, отволокли в местную реанимацию в тенек. Через полчаса он уже угрюмо копал. Кто-то из новичков плевался, но потом у них кончилась слюна. Вся смена злобно завидовала одному из диких, у которого шкура затвердела костяными пластинками, пока Ханурик не сказал, что у парня отсутствует испарения с кожи, а значит, он в своих пластинах жарится как дичь в скороварке. Завидовать перестали, а кое-кто даже стал сочувствовать.
Между делом откопали угол здания – абсолютно ровный, после чего повернувшая на девяносто градусов стена продолжилась.
– Так держать орлы! – напутствовал Плотный, – гордитесь, ибо вашими скромные силами добывается Великое Знание!! Ибо вошедший в Гробницу обретет всякие благости и желания его исполнятся! Так завещали нам древние!
– А потом сгинули! – крикнул Ханурик и трое Мусорщиков заставили его вдоволь нажраться пыли.
Если бы в телах копальщиков еще оставалось хоть капля лишней влаги, они бы давно закипели от ненависти.
– Скажи Ханурик, – сказал ночью Поляков, – а что будет, когда Плотный найдет вход? Он и вправду получит, все то, о чем говорил.
– Получит, – кивнул Ханурик, – а потом его нагонят и он еще получит.
– Как это?
– Ты что, не знаешь? – копальщик придвинулся ближе к Константину, заговорил полушепотом, – правда, не знаешь о Гробнице и ее Проклятьи?
– Я знаю, что Гробница нехорошее место, но более конкретно…
– Демоны, приятель, – произнес Ханурик, печально, – откуда они взялись? Ты не знаешь?
Никто не знает… Но замечено верно – там, откуда ушли древние, всегда появляются демоны. А там, где древние умерли, не успев закрыть за сбой двери там… в общем, здесь как раз такое место.
– Так, что же будет, когда он откопает?
– Наверное, Плотный умрет, – просто сказал Ханурик, – и все, кто будет рядом, тоже. А я, на твоем месте, постарался бы отсюда сбежать, воспользовавшись суматохой. Ты же видишь, Плотный, он не оставит нас в живых. Мусорщики жестоки. Но сила древних еще более жестокая. И она сильнее их.
Перед сном Поляков достал из-за пазухи то самое письмо. Задумчиво покрутил в руках, любуясь лунным отсветом на металле. На торце цилиндра был выдавлен непонятный знак – то ли волчья, то ли собачья голова. И частокол странных полосок разного размера.
Старый конверт, очень старый.
И адрес: Саров – 22, улица Куусинена, корпус 2, здание номер 13.
Где могло находиться такое здание, Поляков не знал. Чем-то его пугало письмо, пережившее хаос смутных времен, и упрямо ползущее к адресату. А где он может быть, адресат? Не Плотный же!
Так и заснул снедаемый недобрыми предчувствиями. Народ храпел, постанывал и делал во сне копательный движения.
Утром Ганнслингер не смог подняться. Ноги его не держали и мусорщики по обыкновению хотели отвезти стрелка за котлован и там шлепнуть, но Ганнслингер, обливаясь слезами, упросил их не делать этого, а дать до полудня полежать в пещере, и тогда он, мол, придет в себя. По непонятным причинам мусорщики сжалились и оставили курьера в живых – как оказалось в дальнейшем, ему в тот день повезло дважды.
Остальные преисполнились ненавистного воодушевления от утренней речевки Плотного и отправились копать. Стена тянулась. На место отсутствующего Ганнслингера поместили того самого работника, что сидел у решетки. Он и сделал открытие, перевернувшее весь характер раскопок.
Когда бешеное солнце Мертвых земель нехотя поднялось к зениту, он откопал на идеально гладкой стене квадратную металлическую платину и отверстие в ней. Возникла пластина так неожиданно, что работник еще некоторое время бездумно копал, и только потом остановился с тупым удивление на лице. Наверняка в глубине души он уже давно поверил, что в стене вообще нет никаких отверстий.
Зато среагировал Ханурик. Он обернулся к Полякову и обречено вымолвил:
– Ну все, теперь начнется… Эй там! – заорал он стражам, – зовите Плотного, мы что-то нашли!
Но Плотный до раскопок дойти не успел. Пока стражи бегали за шефом, а народ тупо отдыхал от тяжкой работы, откопавший пластину работник заинтересовался отверстием и ткнул в него черенком от лопаты.
Внутри здания что-то гулко вздохнуло. Испуганный люд попятился прочь от стен, кое-кто попытался выпрыгнуть из канавы, но песок осыпался под пальцами. Здание вздрогнуло, и из-под слоя пыли донесся утробный гул механизмов.
А потом под самой пластиной возникла воронка. Песок задвигался, зашевелился под самыми ногами сделавшего открытие работника. С чмокающим звуком в глубинах земных что-то отворилось, и песок ухнул вниз. Работник заорал, взмахнул руками, увлекаемый песком куда-то вглубь. Блеснула на солнце лопата и все исчезло.
Дверь закрылась. У присутствующих вырвался потрясенный вздох.
Но тут прибежал Плотный и утроил всем разнос, пополам с напутственной речью. Под конец глаза у мусорщика блестели, а в уголках рта скопилась пена. Он призывал положить все силы на ударный труд. Руки его дрожали.
Больше вдоль стены не копали, а сосредоточились на участке под пластиной. Копали вглубь, и под сосредоточенными усилиями всей смены возник обрамленный облицовкой участок стены, а потом монолитная стальная дверь. Копали дальше, и вот свет увидели мраморные ступеньки, чуть вытертые, блестящие хромированные перила, а также, чуть правее от двери еще одна стальная табличка, блестящая свежо и ново, сохранившаяся в первозданности под слоем горячено песка.
Когда Поляков увидел надпись на табличке, лопата выпала у него из рук.
Надпись подле двери извещала: «Научно Исследовательский Институт трансмутационных технологий. Корпус №2, дом №13».
Плотный громко прочитал надпись, отчего копальщики прониклись благоговением, а некоторые даже попадали на колени. Это было нечто древнее, давно позабытое.
– Мы у цели! – сказал Плотный.
Солнце неторопливо ковыляло к горизонту, ничуть не убавляя жара, и весь остаток дня потратили на то, чтобы открыть двери. Напрасно. Распахнувшись однажды на краткий миг, они больше не хотели открываться. Повторный тычок черенком от лопаты, а также рукояткой кирки, стальной ручкой от скребка, стволом автомата, ничего не дали. Вход не срабатывал. Сначала открыть пробовал сам Плотный, потом он устал и вспотел, после чего уступил свою миссию добровольцу. Копальщики радовались незапланированному отдыху. А Поляков стоял в отдалении и все смотрел и смотрел на табличку с указанным номером.
Где-то там, в глубине, скрывался почтовый ящик адресата.
Плотный устал и стал потихоньку злиться. Двери грелись под солнцем и безмолвствовали.
Мудреная техника древних упрямилась и не собиралась открывать Плотному дорогу в подземный рай. Заскрипев зубами, глава мусорщиков дал сигнал ломать. Двери били киркой и ломами, потом подогнали бульдозер и сломали ему ковш. Плотный посмотрел на осколки закаленной стали ковша, на ни капли не пострадавшую дверь и побагровел. Глаза у него вылезали из орбит, и это было смешно, но горе тому, кто засмеялся бы в этот миг.
С тем и пришла ночь. Ночная смена праздновала выпавший отпуск, а дневная, с шутками, прибаутками и говорком проследовала на ужин. Плотный долго стоял у двери – костлявый силуэт в лунном свете, иногда что-то орал и колотил в створки. Те, безмолвствовали.
У себя в пещере Константин Поляков, пытаясь заглушить дурные предчувствия, читал письма.
"Привет братишка! Вот, выпала возможность написать. Втайне от прапора, гада, потом как он с родными общаться не разрешает. Нельзя говорит, положение, говорит, шибко серьезное сейчас. Сволочь он! И всегда сволочью был.
Ну, короче, не об этом я. О том, что все со мной в порядке. Живой. Маме передай, сестре и Насте. Скажи, что б не забывала меня. Вернусь еще. У вас, там говорят, чрезвычайное положение ввели, да комендантский час. На улицах не стреляют еще? Не бойся, не будут. Прапор говорит, что сейчас армия самое безопасное место, мол, если все же случится, то только тут и выживут.
Ты не бойся, не случиться. У нас тут вся часть гудит как муравейник. Все бегут куда то, офицерский состав на ушах и бросил пить. Вчера поймали ханурика одного, боеприпасы пер и на сторону продавал – не поверишь, поставили к стенке и шлепнули! Прапор говорит, так со всеми будет! Так, что я тоже пока притих. А еще прапор говорит, что бы помнили – мы мол, часть самая элитная, на нас бремя защиты Родины лежит.
А вообще, боюсь, скоро начнется. Враг не дремлет, ставит ПВЫ свои у самых границ. В море армады. Бандиты и террористы у обоих сторон крадут бомбы и все время кого-то подрывают. Как упрут, что нить больше, так все и начнется. Боязно мне, братец. Чем-то, все кончится? Вы же там, на гражданке и не знаете ничего, живете, почитай как у Христа за пазухой, спите спокойно. Нам бы так. И к тому же… О, прапор идет!
Ушел, гад. Надо дописать письмо, не знаю дойдет ли? Брат, началось. Передали приказ о срочной мобилизации и вся наша ракетная часть приведена в состояние боевой готовности.
Меня зовут на расчет. Попытаюсь отправить письмо с почтальоном и тот отнесет, если его не расстреляют по дороге за дезертирство. Прощайте! Скажи матери, что я ее целую, и сестру тоже, от души!
И еще, братишка, пожалуйста, передай Настюхе – когда нажму кнопку, буду думать о ней!
Рядовой ракетно-стратегических войск Вадим Р."
Поляков поднял голову и увидел Ганнслингера. Выглядел тот плохо – с таким видом долго не живут. Ганнслингер смотрел жалостливо.
– Что? – спросил Константин.
– Костя… – вымолвил Ганнслингер, – не могу я больше так, Костя. Помираю. Если меня не вытащат отсюда, точно ласты склею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
– Бодрей парни! – крикнул он по окончании экзекуции, – мы найдем его!!!
Весь следующий день они копали. Дно канавы кишело людьми. Лопаты вгрызались в неподатливую землю, на голову сыпалась пыль, на землю капал пот. Насколько Поляков мог понять – исполинское здание было целиком скрыто в земле. Канава огибала его сбоку – по всей длине раскопок тянулась однообразная серая бетонная стена, без каких либо окон или просто выемок. Качество изготовление говорило само за себя – это здание было из старых времен. Большое здание, но маленьких тогда и не делали. Народ копал, освобождая все новые и новые участки стены. Жара давила. Кое-кто из рабочих отрубался и его оттаскивали в тенек, где он приходил в себя, после чего его снова отправляли копать.
Мысли путались.
– Как насчет обеда? – спросил Константин у Ханурика, долбившего каменистую землю рядом.
– Обеда? Здесь не бывает обеда. Здесь вообще ничего не бывает, кроме этой земли да стены. Жди до вечера.
Мутный закат курьеры встретили в полубеспамятном состоянии. В таком же была почти вся бригада. Среди людей слышались проклятия в адрес ночной смены, которая, по мнению многих, имела чересчур много привилегий. Появившийся откуда-то Плотный снова толкнул бодрую зажигательную речугу и был обласкан двумя десятками невнятных матерных ругательств. Снова заработали кулаки Мусорщиков, после чего смену отправили на отдых и ужин.
Только когда на замусоренный небосвод взошла крошечная, яркая луна и свет ее пал на обитателей темницы Поляков кое-как пришел в себя. Рядом в бессознательном состоянии лежал Ганнслингер. Водила сидел в отдалении, привалившись к стене. Вроде спал.
Константин поводил взглядом по спящим вповалку телам и увидел блеснувшие в лунном свете глаза Ханурика.
– Намаялся? – спросил тот.
– Угу…
– Это ниче, – произнес Ханурик, – толи еще будет…
– Это Плотный. Он и вправду ненормальный.
– Совершенно безумный! – с улыбкой сказал работник, что вчера сидел у решетки, он тоже не спал, – но тут вообще забыли, что такое норма.
– И вы не пробовали сбежать.
– Вокруг Мертвые земли, мужик! – сказал Ханурик, – здесь, у Гробницы, можно выжить. В пустыне – нет!
– Ох, – сказал Поляков и пошевелил рукой цилиндры с письмами, что со вчерашнего дня лежали на полу, – он что, собирается откопать Гробницу целиком?
– Зачем целиком? Плотный ищет вход. Во всех древних зданиях был вход. Их строили прагматики.
Поляков кивнул. Он тоже привалился к стене так, чтобы была видна луна. Так он и смотрел на нее, невидяще перебирая тяжелые конверты писем. Потом веки его смежились, но за миг до этого, ему показалось, будто над луной пронеслась какая-то смутная тень.
«Корова» – подумал курьер, засыпая, – «Снова перепрыгнула луну». Старый, старый стишок. Еще с ТОГО времени.
Утром их поднял неизбежный, как крик муэдзина с минарета, утренний вопль охраны.
Ночная смена, подвывая, заползала в пещеры. Плотный был свеж, и хорошо выспавшийся.
Зажигательная его речуга плавно обтекла сознание курьеров, но смысл был понятен и так.
Сжимая лопаты, все побрели копать.
День минул в жарком, тягучем, мареве. Слева была стена. Справа край канавы. Сверху было солнце, а снизу земля безропотно принимала в себя лопату. Ганнслингер на этот раз не выдержал и его, бесчувственного, отволокли в местную реанимацию в тенек. Через полчаса он уже угрюмо копал. Кто-то из новичков плевался, но потом у них кончилась слюна. Вся смена злобно завидовала одному из диких, у которого шкура затвердела костяными пластинками, пока Ханурик не сказал, что у парня отсутствует испарения с кожи, а значит, он в своих пластинах жарится как дичь в скороварке. Завидовать перестали, а кое-кто даже стал сочувствовать.
Между делом откопали угол здания – абсолютно ровный, после чего повернувшая на девяносто градусов стена продолжилась.
– Так держать орлы! – напутствовал Плотный, – гордитесь, ибо вашими скромные силами добывается Великое Знание!! Ибо вошедший в Гробницу обретет всякие благости и желания его исполнятся! Так завещали нам древние!
– А потом сгинули! – крикнул Ханурик и трое Мусорщиков заставили его вдоволь нажраться пыли.
Если бы в телах копальщиков еще оставалось хоть капля лишней влаги, они бы давно закипели от ненависти.
– Скажи Ханурик, – сказал ночью Поляков, – а что будет, когда Плотный найдет вход? Он и вправду получит, все то, о чем говорил.
– Получит, – кивнул Ханурик, – а потом его нагонят и он еще получит.
– Как это?
– Ты что, не знаешь? – копальщик придвинулся ближе к Константину, заговорил полушепотом, – правда, не знаешь о Гробнице и ее Проклятьи?
– Я знаю, что Гробница нехорошее место, но более конкретно…
– Демоны, приятель, – произнес Ханурик, печально, – откуда они взялись? Ты не знаешь?
Никто не знает… Но замечено верно – там, откуда ушли древние, всегда появляются демоны. А там, где древние умерли, не успев закрыть за сбой двери там… в общем, здесь как раз такое место.
– Так, что же будет, когда он откопает?
– Наверное, Плотный умрет, – просто сказал Ханурик, – и все, кто будет рядом, тоже. А я, на твоем месте, постарался бы отсюда сбежать, воспользовавшись суматохой. Ты же видишь, Плотный, он не оставит нас в живых. Мусорщики жестоки. Но сила древних еще более жестокая. И она сильнее их.
Перед сном Поляков достал из-за пазухи то самое письмо. Задумчиво покрутил в руках, любуясь лунным отсветом на металле. На торце цилиндра был выдавлен непонятный знак – то ли волчья, то ли собачья голова. И частокол странных полосок разного размера.
Старый конверт, очень старый.
И адрес: Саров – 22, улица Куусинена, корпус 2, здание номер 13.
Где могло находиться такое здание, Поляков не знал. Чем-то его пугало письмо, пережившее хаос смутных времен, и упрямо ползущее к адресату. А где он может быть, адресат? Не Плотный же!
Так и заснул снедаемый недобрыми предчувствиями. Народ храпел, постанывал и делал во сне копательный движения.
Утром Ганнслингер не смог подняться. Ноги его не держали и мусорщики по обыкновению хотели отвезти стрелка за котлован и там шлепнуть, но Ганнслингер, обливаясь слезами, упросил их не делать этого, а дать до полудня полежать в пещере, и тогда он, мол, придет в себя. По непонятным причинам мусорщики сжалились и оставили курьера в живых – как оказалось в дальнейшем, ему в тот день повезло дважды.
Остальные преисполнились ненавистного воодушевления от утренней речевки Плотного и отправились копать. Стена тянулась. На место отсутствующего Ганнслингера поместили того самого работника, что сидел у решетки. Он и сделал открытие, перевернувшее весь характер раскопок.
Когда бешеное солнце Мертвых земель нехотя поднялось к зениту, он откопал на идеально гладкой стене квадратную металлическую платину и отверстие в ней. Возникла пластина так неожиданно, что работник еще некоторое время бездумно копал, и только потом остановился с тупым удивление на лице. Наверняка в глубине души он уже давно поверил, что в стене вообще нет никаких отверстий.
Зато среагировал Ханурик. Он обернулся к Полякову и обречено вымолвил:
– Ну все, теперь начнется… Эй там! – заорал он стражам, – зовите Плотного, мы что-то нашли!
Но Плотный до раскопок дойти не успел. Пока стражи бегали за шефом, а народ тупо отдыхал от тяжкой работы, откопавший пластину работник заинтересовался отверстием и ткнул в него черенком от лопаты.
Внутри здания что-то гулко вздохнуло. Испуганный люд попятился прочь от стен, кое-кто попытался выпрыгнуть из канавы, но песок осыпался под пальцами. Здание вздрогнуло, и из-под слоя пыли донесся утробный гул механизмов.
А потом под самой пластиной возникла воронка. Песок задвигался, зашевелился под самыми ногами сделавшего открытие работника. С чмокающим звуком в глубинах земных что-то отворилось, и песок ухнул вниз. Работник заорал, взмахнул руками, увлекаемый песком куда-то вглубь. Блеснула на солнце лопата и все исчезло.
Дверь закрылась. У присутствующих вырвался потрясенный вздох.
Но тут прибежал Плотный и утроил всем разнос, пополам с напутственной речью. Под конец глаза у мусорщика блестели, а в уголках рта скопилась пена. Он призывал положить все силы на ударный труд. Руки его дрожали.
Больше вдоль стены не копали, а сосредоточились на участке под пластиной. Копали вглубь, и под сосредоточенными усилиями всей смены возник обрамленный облицовкой участок стены, а потом монолитная стальная дверь. Копали дальше, и вот свет увидели мраморные ступеньки, чуть вытертые, блестящие хромированные перила, а также, чуть правее от двери еще одна стальная табличка, блестящая свежо и ново, сохранившаяся в первозданности под слоем горячено песка.
Когда Поляков увидел надпись на табличке, лопата выпала у него из рук.
Надпись подле двери извещала: «Научно Исследовательский Институт трансмутационных технологий. Корпус №2, дом №13».
Плотный громко прочитал надпись, отчего копальщики прониклись благоговением, а некоторые даже попадали на колени. Это было нечто древнее, давно позабытое.
– Мы у цели! – сказал Плотный.
Солнце неторопливо ковыляло к горизонту, ничуть не убавляя жара, и весь остаток дня потратили на то, чтобы открыть двери. Напрасно. Распахнувшись однажды на краткий миг, они больше не хотели открываться. Повторный тычок черенком от лопаты, а также рукояткой кирки, стальной ручкой от скребка, стволом автомата, ничего не дали. Вход не срабатывал. Сначала открыть пробовал сам Плотный, потом он устал и вспотел, после чего уступил свою миссию добровольцу. Копальщики радовались незапланированному отдыху. А Поляков стоял в отдалении и все смотрел и смотрел на табличку с указанным номером.
Где-то там, в глубине, скрывался почтовый ящик адресата.
Плотный устал и стал потихоньку злиться. Двери грелись под солнцем и безмолвствовали.
Мудреная техника древних упрямилась и не собиралась открывать Плотному дорогу в подземный рай. Заскрипев зубами, глава мусорщиков дал сигнал ломать. Двери били киркой и ломами, потом подогнали бульдозер и сломали ему ковш. Плотный посмотрел на осколки закаленной стали ковша, на ни капли не пострадавшую дверь и побагровел. Глаза у него вылезали из орбит, и это было смешно, но горе тому, кто засмеялся бы в этот миг.
С тем и пришла ночь. Ночная смена праздновала выпавший отпуск, а дневная, с шутками, прибаутками и говорком проследовала на ужин. Плотный долго стоял у двери – костлявый силуэт в лунном свете, иногда что-то орал и колотил в створки. Те, безмолвствовали.
У себя в пещере Константин Поляков, пытаясь заглушить дурные предчувствия, читал письма.
"Привет братишка! Вот, выпала возможность написать. Втайне от прапора, гада, потом как он с родными общаться не разрешает. Нельзя говорит, положение, говорит, шибко серьезное сейчас. Сволочь он! И всегда сволочью был.
Ну, короче, не об этом я. О том, что все со мной в порядке. Живой. Маме передай, сестре и Насте. Скажи, что б не забывала меня. Вернусь еще. У вас, там говорят, чрезвычайное положение ввели, да комендантский час. На улицах не стреляют еще? Не бойся, не будут. Прапор говорит, что сейчас армия самое безопасное место, мол, если все же случится, то только тут и выживут.
Ты не бойся, не случиться. У нас тут вся часть гудит как муравейник. Все бегут куда то, офицерский состав на ушах и бросил пить. Вчера поймали ханурика одного, боеприпасы пер и на сторону продавал – не поверишь, поставили к стенке и шлепнули! Прапор говорит, так со всеми будет! Так, что я тоже пока притих. А еще прапор говорит, что бы помнили – мы мол, часть самая элитная, на нас бремя защиты Родины лежит.
А вообще, боюсь, скоро начнется. Враг не дремлет, ставит ПВЫ свои у самых границ. В море армады. Бандиты и террористы у обоих сторон крадут бомбы и все время кого-то подрывают. Как упрут, что нить больше, так все и начнется. Боязно мне, братец. Чем-то, все кончится? Вы же там, на гражданке и не знаете ничего, живете, почитай как у Христа за пазухой, спите спокойно. Нам бы так. И к тому же… О, прапор идет!
Ушел, гад. Надо дописать письмо, не знаю дойдет ли? Брат, началось. Передали приказ о срочной мобилизации и вся наша ракетная часть приведена в состояние боевой готовности.
Меня зовут на расчет. Попытаюсь отправить письмо с почтальоном и тот отнесет, если его не расстреляют по дороге за дезертирство. Прощайте! Скажи матери, что я ее целую, и сестру тоже, от души!
И еще, братишка, пожалуйста, передай Настюхе – когда нажму кнопку, буду думать о ней!
Рядовой ракетно-стратегических войск Вадим Р."
Поляков поднял голову и увидел Ганнслингера. Выглядел тот плохо – с таким видом долго не живут. Ганнслингер смотрел жалостливо.
– Что? – спросил Константин.
– Костя… – вымолвил Ганнслингер, – не могу я больше так, Костя. Помираю. Если меня не вытащат отсюда, точно ласты склею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86