Но она придет…
- За кем?
- Может быть, за вами. Потому что она не может достать нас.
- По-моему, вы шутите, - с напускным равнодушием произнес Марио, но я видел, что слова Адепта пробрали его.
- Не шучу. Вы должны быть очень осторожны. С та-, кой опасностью вы не сталкивались никогда в жизни.
- Не знаю, как вам и верить.
- А разве те, кто приходил к вам со знаком Ордена, хоть раз солгали?.. Может, вам повезет больше других. Я буду молиться за вас. Горячо молиться…
* * *
За кормой нашего корабля осталась Картахена, бухта с высокими белыми стенами фортов Санта-Крус и Сан-Ласар, которые казались непреодолимыми, но которые удальцы барона де Пуэнти взяли без особого труда, поскольку мало кто из солдат-испанцев готов был до смерти биться за этот опостылевший, влажный кусок земли и за золото, пролетавшее мимо их карманов, чтобы осесть в сокровищницах важных сеньоров.
Наш путь сейчас лежал не через океан, а вдоль побережья. Вскоре судно достигло необъятного, изрезанного островами устья великой реки Амазонки, проходящей через весь континент и берущей начало где-то в Кордильерах, в тех местах, где не был никто из белых людей и не будет еще много лет.
Команда из обычной портовой братвы, одинаково хорошо управляющейся и с ножом, и с фалом, считала, что мы идем за золотом. Время от времени я ловил на собственной персоне косые взгляды, и тогда мне становилось не по себе, С этими добрыми молодцами надо держать ухо востро.
- Куда же мы все-таки держим путь? Интересно, в каких краях мне предстоит навеки успокоиться, - не выдержав неизвестности, в лоб спросил меня Генри, теребя ворот новой рубахи.
- Это ведомо только Винеру, - ответил я.
- Почему бы ему не поделиться с нами своими планами?
- Потому что и он точно не знает, куда нас ведет
- Как это?
Я объяснил ему все, что знал насчет бабочки, компаса и внутреннего чувства направления.
- За время общения со мной вы напустили туману во сто крат больше, чем я видел за два года из окна лондонской тюрьмы.
Амазонка была грандиозна. В некоторых местах вообще не было видно берегов, иногда же река сужалась. В ее мутных водах водились такие твари, которых просто невозможно себе вообразить: крошечные рыбы пираньи за две минуты способны обглодать дикую свинью или человека до скелета; кайманы, лежащие часами в полной неподвижности, словно коряги, но, когда необходимо, способные двигаться стремительно и резво, как арабские скакуны; плоские рыбы, прикосновение к которым создает ощущение, будто тебя ударили кувалдой по голове, и способные вызвать потерю сознания. Несколько раз мы встречали гигантских змей, причем над водой возвышалась только их треугольная голова. В сплошной зеленой массе берегов, казалось, не может быть места людям, там могут жить лишь монстры и чудовища из свиты самого Вельзевула, но это далеко не так. В сельве живут примитивные племена, большинство из которых не знает железа и письменности, а некоторые питаются людьми. Раза два мы видели длинные каноэ, а однажды, когда подошли поближе к берегу, в борт воткнулось несколько стрел с костяными наконечниками.
- Это отравленные наконечники из кости обезьяны, - сказал Мако - сухощавый, невысокий, лет тридцати раб-индеец, которого мы взяли с собой в качестве проводника. Он отлично знал сельву, провел в ней долгие годы, пока не попался в лапы испанцев. Он пойдет с нами до конца.
Мне становилось жутко, когда я думал о том, что все же настанет миг и Адепт скажет: «Мы пришли на место, надо сходить на берег». Я просто не представлял, как можно выжить в этом мире. Нет такой силы, которая сумеет хоть когда-нибудь покорить эти края, привнести в них упорядоченность и цивилизацию. Это гиблые места.
Только один раз мы увидели двухмачтовый шлюп и Дважды нам попались на глаза жалкие европейские поселения, жавшиеся к воде. Мне было искренне жаль тех, кто живет в них.
Наше путешествие было странным. День мы шли под парусом, потом ложились в дрейф, потом опять поднимали все паруса и неслись куда-то вперед. Иногда Адепт приказывал возвратиться назад. Отдав необходимые распоряжения, он закрывался в каюте, где лежал на койке или сидел неподвижно, словно пытаясь не упустить невидимую нить.
Когда мы, наконец, поднялись довольно высоко по реке, Адепт приказал ложиться на обратный курс, Снова дрейф. И снова паруса ловят ветер. Так продолжалось уже три недели. Провизии у нас было более чем достаточно, и мы могли еще долго слоняться подобным образом. Но на судне с каждым днем все больше проявлялась какая-то нервозность.
Адепт стоял на палубе, выпрямившись, и вглядывался куда-то в зеленую чащу по правому борту. От него исходила энергия, которую почувствовали и матросы. Он негромко произнес три фразы на языке атлантов, и это тоже не укрылось от ушей матросов. Они завороженно взирали на него.
- Опять вверх по реке. И быстрее! - резко крикнул Адепт перед тем, как удалиться с палубы.
На следующий день ко мне подошел капитан Леон-сио, худой как щепка, бородатый валлиец со злыми глазами.
- Команда волнуется, сеньор.
- Почему?
- Они не понимают, что происходит.
- Им платят не за понимание, а за службу.
- Они считают, что сеньор Винер немного не в себе… И даже хуже.
- Что это значит - хуже?
- Они не верят, что он порядочный католик. Никто не слышал, чтобы он, да и вы тоже когда-нибудь молились. Наоборот, из уст сеньора Винера вырывались
Такие слова, которые приличествуют лишь людям, одержимым бесовскими чарами. Матросы считают, что вы принесете беду, что вами владеет какое-то зло. Но не это главное.
- Что еще? - спросил я, думая про себя о том, что дело плохо, люди все четче начинают ощущать потусторонние флюиды, порождаемые нашим присутствием.
- В Картахене ходили слухи о пропавшем «Санта-Крусе». Будто там был черный колдун, наславший на флот шторм.
- Ну и что?
- Команда полагает, что этим колдуном мог быть сеньор Винер.
- Напрасно вы повторяете эту чушь!
- Возможно, но команда думает иначе. И с каждым днем она укрепляется в худших своих опасениях. Матросы на грани бунта.
- Я сам выброшу за борт первого же бунтовщика, который разинет свой гнусный рот!
- Вы не знаете, что такое бунт на корабле…
- Я знаю и не такое. И вы будете делать то, что скажет Винер. Нам плевать на то, что думает это отребье, и на то, что оно собирается бунтовать. Это у них не пройдет!
Капитан бросил на меня быстрый взгляд, пронзивший меня подобно кинжалу. Затем он поклонился и вышел из каюты. Я разбирался в людях и знал, что этот просоленный морской волк в любом случае будет на нашей стороне.
Интересно, откуда дошли слухи о том, что произошло на «Санта-Крусе»? Наверное, кто-нибудь из мерзавцев Клейменого Джека попал в Картахену, решив попытать счастья на берегу, и теперь потешает таверны рассказами о каком-то черте, пустившем на дно сразу три корабля атлантического флота своими чарами.
Следующие дни подтвердили правдивость слов капитана. Команда медленно закипала. Они действительно были способны поднять бучу, и тогда, который раз за последнее время, нас попытаются выкинуть за борт. Но теперь уже в кишащие гадами и не менее страшные, чем океанские пучины, воды Амазонки. Ох, этот чертов святоша Игнасио, с его нелегкой руки неприятности преследуют нас!
В тот день корабль в очередной раз лег в дрейф, Я спустился в матросский кубрик. Опасности лучше идти навстречу, а не ожидать ее с трясущимися поджилками.
- Наше путешествие затягивается, - объявил я, - поэтому мы повышаем плату в полтора раза. Часть денег вы получите сейчас, другую часть - по расписке у дона Марио.
Послышался одобрительный ропот.
- Он заговаривает нам зубы! - крикнул из угла одноухий, долговязый, с обожженной половиной лица матрос. - Пусть скажет, какую рыбу мы ловим в этом жалком ручье!
- Это вам знать не обязательно.
- Ну, я же говорю! Выпустить им кишки! Точно, один из них, этот страшилище Винер, молится сатане, а не Господу нашему Иисусу Христу! Он пустит нас на дно, как пустил целый флот!
Я вытащил из-за пояса пистолет. Выстрел оглушительно прогремел в небольшом помещении. Пуля впилась в доску над головой одноухого.
- Боюсь, твоя доля достанется кому-то другому. Мертвецам не нужны деньги, - усмехнулся я и обратился к матросам:
- Что вам милее - звон монет или! пустопорожние причитания этого болтуна?
На несколько дней огонь был притушен. Через двое суток Адепт указал рукой на правый приток Амазонки, достаточно широкий для нашего судна и немногим уступающий самой реке.
- Нам нужно туда.
Еще через три дня, когда приток сузился настолько, что мы стали опасаться, как бы не посадить корабль на мель, Адепт неожиданно заявил:
- Все! Здесь! - Он обернулся к капитану:
- Спускайте шлюпку на воду. Мы высаживаемся. Капитан удивленно посмотрел на нас:
- Вы убеждены, что что-то забыли в здешних местах?
- Это уже наше дело. Вы высаживаете нас и возвращаетесь домой немедленно.
- Как?! - воскликнул капитан.
- Почему?! - одновременно воскликнул и я.
- Нам больше не понадобится корабль.
У меня закралась шальная мысль: а может быть, Адепт действительно сошел с ума? Остаться здесь без судна означало остаться здесь навеки.
- Ты в этом уверен?
- Наверняка.
- Хорошо, - кивнул я.
- Даже мой приятель Билли Кувалда, которому чудилось, будто он является церковной чашей для причастия, решил бы, что я сошел с ума, - произнес Генри, - но я все равно иду с вами, черт бы меня побрал!
Когда моя нога ступила на усыпанный камнями берег, я вдруг почувствовал, что, как бы все не повернулось, я теперь окончательно отрезан от своей прошлой жизни, от мира, в котором прожил больше сорока лет. Возврата в него мне не будет.
Матросы, счастливые, что отделались от нас так легко, старательно гребли к кораблю. Они, похоже, боялись, что мы передумаем и вернемся назад. Адепт махнул им рукой, и один из них в ответ только перекрестился.
* * *
Провести ночь в сельве - испытание не для слабых духом. Равно как и изо дня в день идти по этой проклятой Богом земле. Но постепенно человек привыкает ко всему. К оглушительной ночной какофонии; скрипам, треску, продирающим до костей крикам загадочных животных, и стрекотанию насекомых, раз в десять более громкому, чем стрекотание наших милых сердцу кузнечиков где-нибудь в Англии, карканью, шелесту, свисту и многому другому, чему и названия нет.
Затрещали ветки - это пробирается в зарослях хищный зверь. Он бы показал, кто истинный хозяин в сельве - уж конечно, не эти пришельцы, жалкие и неуклюжие. Но у них есть пламя, они владеют огнем, а что может быть страшнее огня, впивающегося в нос, пожирающего шерсть? Никакая сила, никакие самые острые клыки и когти не могут противостоять ему. Поэтому лучше поискать другую добычу. Ее не так трудно найти в кишащей жизнью ночной сельве, особенно когда твоя поступь мягка и еле слышна, а движения быстры как ветер…
Я подбрасывал в огонь всякий древесный мусор, который загорался с явной неохотой, что при такой сырости неудивительно. Хотелось спать даже при сильном шуме, но нельзя, погаснет костер - и мы останемся один на один с сельвой.
На свет слетались тучи насекомых: мелкие мушки, чьи укусы очень болезненны, но еще хуже было то, что они забивались в одежду, уши, нос. Немного отгоняло их вонючее масло, которым мы натерли кожу еще вечером, но все равно эти кровопийцы очень нас донимали.
На траве вокруг нашего небольшого лагеря была проложена веревка, пропитанная особым составом, чтобы через нее не могли проползти змеи, которых в этих местах водилось невероятное количество. Говорят, что такая защита помогает и против омерзительных пауков, иные из которых ядовиты, а другие достигают таких размеров, что питаются мелкими птицами. Разным премудростям, необходимыми тому, кто решил подольше остаться живым в сельве, нас обучал проводник индеец Мако. Он отлично прижился в этом зеленом котле, в котором кипела жизнь, в основном враждебная человеку. Мако чувствовал себя тут уютно и свободно, как ощущали бы себя мы, находясь на улицах Лондона или Парижа. Индеец был неразговорчив и, хотя в совершенстве владел испанским языком, большую часть времени предпочитал хранить молчание. Мы выкупили его из рабства, пообещали деньги и свободу. Обращались мы с ним как с равным, ничем не подчеркивая разницу в положении. Мако никак не выражал своей признательности, но я знал, что он благодарен нам за это и будет верен до конца.
Мы шли уже почти две недели, неся за плечами тяжелый груз провизии, боеприпасов и прочих, необходимых для выживания предметов. В руках мы сжимали мачете, которыми прорубали себе дорогу через переплетения лиан, побегов, корней.
Мы продвигались довольно медленно, однако быстрее чем я поначалу мог себе представить. Сколько миль отделяло нас от места, где мы покинули корабль? Не знаю. Да это и не так уж важно. Пути назад нам не будет.
Адепт так и не объяснил, зачем он отослал обратно корабль, даже не уговорившись о новой встрече.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
- За кем?
- Может быть, за вами. Потому что она не может достать нас.
- По-моему, вы шутите, - с напускным равнодушием произнес Марио, но я видел, что слова Адепта пробрали его.
- Не шучу. Вы должны быть очень осторожны. С та-, кой опасностью вы не сталкивались никогда в жизни.
- Не знаю, как вам и верить.
- А разве те, кто приходил к вам со знаком Ордена, хоть раз солгали?.. Может, вам повезет больше других. Я буду молиться за вас. Горячо молиться…
* * *
За кормой нашего корабля осталась Картахена, бухта с высокими белыми стенами фортов Санта-Крус и Сан-Ласар, которые казались непреодолимыми, но которые удальцы барона де Пуэнти взяли без особого труда, поскольку мало кто из солдат-испанцев готов был до смерти биться за этот опостылевший, влажный кусок земли и за золото, пролетавшее мимо их карманов, чтобы осесть в сокровищницах важных сеньоров.
Наш путь сейчас лежал не через океан, а вдоль побережья. Вскоре судно достигло необъятного, изрезанного островами устья великой реки Амазонки, проходящей через весь континент и берущей начало где-то в Кордильерах, в тех местах, где не был никто из белых людей и не будет еще много лет.
Команда из обычной портовой братвы, одинаково хорошо управляющейся и с ножом, и с фалом, считала, что мы идем за золотом. Время от времени я ловил на собственной персоне косые взгляды, и тогда мне становилось не по себе, С этими добрыми молодцами надо держать ухо востро.
- Куда же мы все-таки держим путь? Интересно, в каких краях мне предстоит навеки успокоиться, - не выдержав неизвестности, в лоб спросил меня Генри, теребя ворот новой рубахи.
- Это ведомо только Винеру, - ответил я.
- Почему бы ему не поделиться с нами своими планами?
- Потому что и он точно не знает, куда нас ведет
- Как это?
Я объяснил ему все, что знал насчет бабочки, компаса и внутреннего чувства направления.
- За время общения со мной вы напустили туману во сто крат больше, чем я видел за два года из окна лондонской тюрьмы.
Амазонка была грандиозна. В некоторых местах вообще не было видно берегов, иногда же река сужалась. В ее мутных водах водились такие твари, которых просто невозможно себе вообразить: крошечные рыбы пираньи за две минуты способны обглодать дикую свинью или человека до скелета; кайманы, лежащие часами в полной неподвижности, словно коряги, но, когда необходимо, способные двигаться стремительно и резво, как арабские скакуны; плоские рыбы, прикосновение к которым создает ощущение, будто тебя ударили кувалдой по голове, и способные вызвать потерю сознания. Несколько раз мы встречали гигантских змей, причем над водой возвышалась только их треугольная голова. В сплошной зеленой массе берегов, казалось, не может быть места людям, там могут жить лишь монстры и чудовища из свиты самого Вельзевула, но это далеко не так. В сельве живут примитивные племена, большинство из которых не знает железа и письменности, а некоторые питаются людьми. Раза два мы видели длинные каноэ, а однажды, когда подошли поближе к берегу, в борт воткнулось несколько стрел с костяными наконечниками.
- Это отравленные наконечники из кости обезьяны, - сказал Мако - сухощавый, невысокий, лет тридцати раб-индеец, которого мы взяли с собой в качестве проводника. Он отлично знал сельву, провел в ней долгие годы, пока не попался в лапы испанцев. Он пойдет с нами до конца.
Мне становилось жутко, когда я думал о том, что все же настанет миг и Адепт скажет: «Мы пришли на место, надо сходить на берег». Я просто не представлял, как можно выжить в этом мире. Нет такой силы, которая сумеет хоть когда-нибудь покорить эти края, привнести в них упорядоченность и цивилизацию. Это гиблые места.
Только один раз мы увидели двухмачтовый шлюп и Дважды нам попались на глаза жалкие европейские поселения, жавшиеся к воде. Мне было искренне жаль тех, кто живет в них.
Наше путешествие было странным. День мы шли под парусом, потом ложились в дрейф, потом опять поднимали все паруса и неслись куда-то вперед. Иногда Адепт приказывал возвратиться назад. Отдав необходимые распоряжения, он закрывался в каюте, где лежал на койке или сидел неподвижно, словно пытаясь не упустить невидимую нить.
Когда мы, наконец, поднялись довольно высоко по реке, Адепт приказал ложиться на обратный курс, Снова дрейф. И снова паруса ловят ветер. Так продолжалось уже три недели. Провизии у нас было более чем достаточно, и мы могли еще долго слоняться подобным образом. Но на судне с каждым днем все больше проявлялась какая-то нервозность.
Адепт стоял на палубе, выпрямившись, и вглядывался куда-то в зеленую чащу по правому борту. От него исходила энергия, которую почувствовали и матросы. Он негромко произнес три фразы на языке атлантов, и это тоже не укрылось от ушей матросов. Они завороженно взирали на него.
- Опять вверх по реке. И быстрее! - резко крикнул Адепт перед тем, как удалиться с палубы.
На следующий день ко мне подошел капитан Леон-сио, худой как щепка, бородатый валлиец со злыми глазами.
- Команда волнуется, сеньор.
- Почему?
- Они не понимают, что происходит.
- Им платят не за понимание, а за службу.
- Они считают, что сеньор Винер немного не в себе… И даже хуже.
- Что это значит - хуже?
- Они не верят, что он порядочный католик. Никто не слышал, чтобы он, да и вы тоже когда-нибудь молились. Наоборот, из уст сеньора Винера вырывались
Такие слова, которые приличествуют лишь людям, одержимым бесовскими чарами. Матросы считают, что вы принесете беду, что вами владеет какое-то зло. Но не это главное.
- Что еще? - спросил я, думая про себя о том, что дело плохо, люди все четче начинают ощущать потусторонние флюиды, порождаемые нашим присутствием.
- В Картахене ходили слухи о пропавшем «Санта-Крусе». Будто там был черный колдун, наславший на флот шторм.
- Ну и что?
- Команда полагает, что этим колдуном мог быть сеньор Винер.
- Напрасно вы повторяете эту чушь!
- Возможно, но команда думает иначе. И с каждым днем она укрепляется в худших своих опасениях. Матросы на грани бунта.
- Я сам выброшу за борт первого же бунтовщика, который разинет свой гнусный рот!
- Вы не знаете, что такое бунт на корабле…
- Я знаю и не такое. И вы будете делать то, что скажет Винер. Нам плевать на то, что думает это отребье, и на то, что оно собирается бунтовать. Это у них не пройдет!
Капитан бросил на меня быстрый взгляд, пронзивший меня подобно кинжалу. Затем он поклонился и вышел из каюты. Я разбирался в людях и знал, что этот просоленный морской волк в любом случае будет на нашей стороне.
Интересно, откуда дошли слухи о том, что произошло на «Санта-Крусе»? Наверное, кто-нибудь из мерзавцев Клейменого Джека попал в Картахену, решив попытать счастья на берегу, и теперь потешает таверны рассказами о каком-то черте, пустившем на дно сразу три корабля атлантического флота своими чарами.
Следующие дни подтвердили правдивость слов капитана. Команда медленно закипала. Они действительно были способны поднять бучу, и тогда, который раз за последнее время, нас попытаются выкинуть за борт. Но теперь уже в кишащие гадами и не менее страшные, чем океанские пучины, воды Амазонки. Ох, этот чертов святоша Игнасио, с его нелегкой руки неприятности преследуют нас!
В тот день корабль в очередной раз лег в дрейф, Я спустился в матросский кубрик. Опасности лучше идти навстречу, а не ожидать ее с трясущимися поджилками.
- Наше путешествие затягивается, - объявил я, - поэтому мы повышаем плату в полтора раза. Часть денег вы получите сейчас, другую часть - по расписке у дона Марио.
Послышался одобрительный ропот.
- Он заговаривает нам зубы! - крикнул из угла одноухий, долговязый, с обожженной половиной лица матрос. - Пусть скажет, какую рыбу мы ловим в этом жалком ручье!
- Это вам знать не обязательно.
- Ну, я же говорю! Выпустить им кишки! Точно, один из них, этот страшилище Винер, молится сатане, а не Господу нашему Иисусу Христу! Он пустит нас на дно, как пустил целый флот!
Я вытащил из-за пояса пистолет. Выстрел оглушительно прогремел в небольшом помещении. Пуля впилась в доску над головой одноухого.
- Боюсь, твоя доля достанется кому-то другому. Мертвецам не нужны деньги, - усмехнулся я и обратился к матросам:
- Что вам милее - звон монет или! пустопорожние причитания этого болтуна?
На несколько дней огонь был притушен. Через двое суток Адепт указал рукой на правый приток Амазонки, достаточно широкий для нашего судна и немногим уступающий самой реке.
- Нам нужно туда.
Еще через три дня, когда приток сузился настолько, что мы стали опасаться, как бы не посадить корабль на мель, Адепт неожиданно заявил:
- Все! Здесь! - Он обернулся к капитану:
- Спускайте шлюпку на воду. Мы высаживаемся. Капитан удивленно посмотрел на нас:
- Вы убеждены, что что-то забыли в здешних местах?
- Это уже наше дело. Вы высаживаете нас и возвращаетесь домой немедленно.
- Как?! - воскликнул капитан.
- Почему?! - одновременно воскликнул и я.
- Нам больше не понадобится корабль.
У меня закралась шальная мысль: а может быть, Адепт действительно сошел с ума? Остаться здесь без судна означало остаться здесь навеки.
- Ты в этом уверен?
- Наверняка.
- Хорошо, - кивнул я.
- Даже мой приятель Билли Кувалда, которому чудилось, будто он является церковной чашей для причастия, решил бы, что я сошел с ума, - произнес Генри, - но я все равно иду с вами, черт бы меня побрал!
Когда моя нога ступила на усыпанный камнями берег, я вдруг почувствовал, что, как бы все не повернулось, я теперь окончательно отрезан от своей прошлой жизни, от мира, в котором прожил больше сорока лет. Возврата в него мне не будет.
Матросы, счастливые, что отделались от нас так легко, старательно гребли к кораблю. Они, похоже, боялись, что мы передумаем и вернемся назад. Адепт махнул им рукой, и один из них в ответ только перекрестился.
* * *
Провести ночь в сельве - испытание не для слабых духом. Равно как и изо дня в день идти по этой проклятой Богом земле. Но постепенно человек привыкает ко всему. К оглушительной ночной какофонии; скрипам, треску, продирающим до костей крикам загадочных животных, и стрекотанию насекомых, раз в десять более громкому, чем стрекотание наших милых сердцу кузнечиков где-нибудь в Англии, карканью, шелесту, свисту и многому другому, чему и названия нет.
Затрещали ветки - это пробирается в зарослях хищный зверь. Он бы показал, кто истинный хозяин в сельве - уж конечно, не эти пришельцы, жалкие и неуклюжие. Но у них есть пламя, они владеют огнем, а что может быть страшнее огня, впивающегося в нос, пожирающего шерсть? Никакая сила, никакие самые острые клыки и когти не могут противостоять ему. Поэтому лучше поискать другую добычу. Ее не так трудно найти в кишащей жизнью ночной сельве, особенно когда твоя поступь мягка и еле слышна, а движения быстры как ветер…
Я подбрасывал в огонь всякий древесный мусор, который загорался с явной неохотой, что при такой сырости неудивительно. Хотелось спать даже при сильном шуме, но нельзя, погаснет костер - и мы останемся один на один с сельвой.
На свет слетались тучи насекомых: мелкие мушки, чьи укусы очень болезненны, но еще хуже было то, что они забивались в одежду, уши, нос. Немного отгоняло их вонючее масло, которым мы натерли кожу еще вечером, но все равно эти кровопийцы очень нас донимали.
На траве вокруг нашего небольшого лагеря была проложена веревка, пропитанная особым составом, чтобы через нее не могли проползти змеи, которых в этих местах водилось невероятное количество. Говорят, что такая защита помогает и против омерзительных пауков, иные из которых ядовиты, а другие достигают таких размеров, что питаются мелкими птицами. Разным премудростям, необходимыми тому, кто решил подольше остаться живым в сельве, нас обучал проводник индеец Мако. Он отлично прижился в этом зеленом котле, в котором кипела жизнь, в основном враждебная человеку. Мако чувствовал себя тут уютно и свободно, как ощущали бы себя мы, находясь на улицах Лондона или Парижа. Индеец был неразговорчив и, хотя в совершенстве владел испанским языком, большую часть времени предпочитал хранить молчание. Мы выкупили его из рабства, пообещали деньги и свободу. Обращались мы с ним как с равным, ничем не подчеркивая разницу в положении. Мако никак не выражал своей признательности, но я знал, что он благодарен нам за это и будет верен до конца.
Мы шли уже почти две недели, неся за плечами тяжелый груз провизии, боеприпасов и прочих, необходимых для выживания предметов. В руках мы сжимали мачете, которыми прорубали себе дорогу через переплетения лиан, побегов, корней.
Мы продвигались довольно медленно, однако быстрее чем я поначалу мог себе представить. Сколько миль отделяло нас от места, где мы покинули корабль? Не знаю. Да это и не так уж важно. Пути назад нам не будет.
Адепт так и не объяснил, зачем он отослал обратно корабль, даже не уговорившись о новой встрече.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48