- Виктор, тут что-то другое. Я знаю, здесь нечто гораздо более серьезное.
- С чего вы взяли?
- Да есть кое-какие основания так думать… Виктор, хотите расскажу жуткую и интересную историю. Из моей жизни. Свидетельство очевидца - любая газета напечатала бы.
- С удовольствием послушаю жуткую историю.,
- Семейка у нас была еще та. Нет, папа и мама вполне приличные люди, я их люблю. Чего не скажешь о моей бабке. Она с самого начала была против брака моих родителей. Не знаю почему, но она с первого взгляда возненавидела маму. Потом ненависть перешла на меня. Впрочем, эта старая карга ненавидела весь свет. За что меня было ненавидеть? Я росла тихим, унылым, скучным ребенком. В семь лет на меня набросилась дикая хворь и начала методично поедать. Я слабела изо дня в день, чахла, таяла на глазах, как снегурочка под лучами солнца… Неплохое сравнение, да? Родители утомились водить меня по врачам, добывать направления к ведущим специалистам, кандидатам, докторам наук. Дошли до академика Мокрецкого. С таким же успехом можно было дойти до папы римского или председателя Всемирной лиги охраны насекомых. Никто не мог ничего мне сказать, ничем помочь. Это жутко утомительно и противно для шестилетнего ребенка - диагностические машины, провода, кровь из вены. Бр-р…
- Все знакомо. Был в таком же положении. И тоже никто ничего не мог поделать.
- Значит, мы с вами два сапога пара. Потом, после академика, настала очередь шарлатанов. О практикующих экстрасенсах тогда в газетах не писали, но кое-кто уже начинал зашибать деньги. Толку от них было как и от академика Мокрецкого. Но однажды добрались мы до северной глуши, где жила знахарка. Жила она не в избе, а во вполне приличном кирпичном доме, денег за лечение не брала, внешне ничем не напоминала колдунью. Высокая, белокурая, полная женщина лет пятидесяти. Ребенком я была спокойным, но когда меня тащили в этот дом, ревела как оглашенная - собаки окрестные даже подвывать стали. А потом как поглядела ей в глаза - сразу замолчала. Страха как не бывало. Поняла, что женщина эта хочет мне добра. Если бы академики с кандидатами слышали, что она наговорила, сразу бы от кондратия загнулись. А говорила она, что во всех бедах виновата моя бабка и что покоя ни мне, ни семье теперь не видать. Понадавала каких-то трав, оберегов, сказала, что будет молиться и бороться за меня. И я сразу поверила в нее. Она посоветовала тщательно обыскать дом и сжечь все не принадлежащие нам предметы, предварительно побрызгав их настоем (какая-то мутная жижа в бутылке). Под матрасом детской кроватки мама нашла маленькую тряпичную куклу, одетую в платьице, сшитое из лоскутков моей старой одежды. Тесемочками были перевязаны лоб и живот - как раз в тех местах у меня были самые сильные боли. Мама сделала все по инструкции. Я выздоровела… В общем, бабка моя колдуньей оказалась. Как куклу сожгли, через две недели ее ногами вперед из квартиры вынесли… Страшно она умирала. Не принимал Бог ее душу. Соседи ее по коммуналке рассказывали, что у них в квартире все лампочки полопались и по входной двери трещина прошла, будто кувалдой по ней жахнули.
- Колдуны не могут умереть, не передав дар. Знаем. Читали.
- Мне она, во всяком случае, ничего не передала. Ох, как вспомню, до сих пор дурно делается… Не верите? - воскликнула Аля, увидев, что мое лицо вовсе не выражает доверия к ее словам.
- Да как сказать, - протянул я.
- Было все это. Почти восемнадцать лет прошло, а для меня как один день. Переживания эти со мной. И главное, что осталось в памяти, - ощущение какой-то чуждой, злой мощи. Тебя окутывают кольца змеи, удава, с каждым днем они стягиваются все крепче…
- М-да, бывает…
- Никогда я больше не ощущала ничего подобного… Никогда до той минуты, когда началась та чертовщина в «икарусе».
- Вы слишком впечатлительны, Аля.
- Хуже всего, что после катастрофы кольца удава не отпустили меня. Они стягиваются все сильнее. Что-то случится. И ждать недолго…
- Поищите дома еще одну тряпичную куклу, - улыбнулся я.
- Ох, заморочила вам голову, Виктор. Вы подумаете, что у девчонки совсем чердак снесло.
- Не подумаю.
- Не подумаете? Тогда ладно… Кстати, водитель автобуса сегодня умер. Врачи думали, что выживет, но с утра ему стало хуже. Умер.
- Жаль.
Я не знал этого человека, но известие о смерти неприятно задело меня.
- Посещение давно закончено, - заворчала санитарка, появившаяся со шваброй в руке и начавшая с какой-то остервенелостью тереть полы. - И сидять, и сидять. И целуются. Ох, молодежь…
Мы засмеялись.
- Ладно, пойду, - сказал я, поднимаясь с кресла.
- Приятно было повидаться.
- Можно подумать, что вы не против увидеть меня еще раз.
- Можно подумать, вы не против прийти еще раз.
- Приду.
- Если вдруг меня выпишут, вот мой телефон…
Дома я просидел с полчаса в полной тьме, не включая света. Потом зажег лампу, представляющую собой наполненный глицерином стеклянный цилиндр, в нем плавали кусочки фольги, освещаемые разноцветными лампочками, казалось, что в банке пляшут синие, желтые, красные светлячки. Обожаю вот так сидеть перед этой лампой в разноцветной полутьме и предаваться «медитации», отдаваться во власть неторопливо текущих мыслей о том и о сем. Сейчас предметом моих размышлений была Аля. То, что она мне нравится и пробуждает во мне грешные мысли и чувства, я уже принял как должное. Теперь я обдумывал наш с ней разговор. Из него получалось, что она человек открытый и слегка чокнутый на всякой «потусторонщине».
Собственно, ничего плохого я в этом не видел. Насмотрелся на своем веку немало и на экзальтированных уфологов, рыскающих по городам и селам в поисках мест посадок НЛО, и на «контактеров», и на «рерихнутых» интеллигентов, занятых освоением трудов Рерихов, раскрытием тайн Шамбалы и Великих Учителей, и на экстрасенсов всех мастей, которые отираются у порога УВД и предлагают свои услуги при раскрытии громких преступлений. Несколько раз по требованию потерпевших я привлекал экстрасенсов к сотрудничеству и получал результаты с точностью до наоборот. «Вижу, исчезнувший находится где-то в Киргизии, он болен, его не отпускают какие-то злые люди». А человек тем временем лежит в заснеженном лесу с финкой в сердце, а когда теплеет и тают снега, мы находим этот «подснежник».
Вся эта «завернутая на астрале», как я ее называю, публика бескорыстна, безвредна, на девяносто процентов состоит из женщин, многим из которых просто нечем заняться. Встречаются среди них и ученые мужи, как мой сосед Димка Селезнев, который в своем НИИ занимается исследованиями разных феноменов. Он утверждает, что у него там что-то получается. Может, и получается, хотя мне верится в это с трудом… Как бы то ни было, общаться с этими людьми иногда интересно - все равно что слушать по радио фантастические рассказы. Аж кровь струится быстрее по жилам, когда услышишь байку вроде истории о тряпичной кукле. Наверное, Аля вполне искренна. Была и кукла. Была и болезнь. Была и бабка, ненавидевшая мать. Единственно, чего не было, - связи между этими фактами. Но у «завернутых на астрале» своя логика, они привыкли все усложнять и из двух возможных объяснений выбирать самое запутанное. А уж кольца змеи - это вовсе из области психоанализа… Впрочем, увлечение потусторонщиной делало Алю только приятнее, придавало ей этакую пикантность и вовсе не убавляло желания прижать ее к моему горячему сердцу…
Я поднялся, щелкнул выключателем. Свет ударил по глазам, разрушил очарование разноцветной полутьмы, резко очертил предметы. Я поставил чайник, разогрел в духовке купленную в магазине пиццу, открыл банку. Посмотрел задумчиво на несколько банок немецкого пива, ждущих своего часа в закутке холодильника, и пришел к выводу, что этот час еще не настал.
Поужинав, я почувствовал сытую сонливость и устроился на диване, как крокодил после обильной трапезы… Ну надо же так облениться за время отпуска! Как начальник уголовного розыска может быть такой сытой и ленивой животиной? А «если завтра война, если завтра в поход», как поется в старой доброй песне… Война не война, а в работу мне предстоит завтра окунуться с головой, а потому надо мобилизоваться, не размякать, вести активный образ жизни. В полдесятого заваливаться на боковую и дрыхнуть до восьми никуда не годится…
Я встал, умылся, заставил себя выползти на улицу и выгулять свое обленившееся тело до реки. Вернувшись, почувствовал себя бодрым и свежим. Вот теперь совсем другое дело. Остается только стакан чая с лимоном и хорошая книжка. Мне нравится коротать одинокие вечера за хорошей книгой. Это гораздо лучше, чем я проводил их с моей бывшей женой, в последние месяцы нашей жизни блестяще овладевшей навыками, которые именуются так: «пиление мужа, вытягивание ему нервов». Когда-то я любил книги меньше, чем Светку. Теперь я люблю их больше. Детективы, классика, фантастика, авангард - все, что угодно, лишь бы хорошо и увлекательно написано. На чем остановиться сегодня? «Тропик рака» Генри Миллера? «Парфюмер» Зюскинда? «Охота на полицейских» Эда Макбейна? Честно говоря, Макбейн мне нравится больше, хотя по богемному рейтингу стоит куда ниже предыдущих двух авторов… Подумав, остановился я на папке с рукописью, которую мне дал мой начальник Пиль.
Обожаю старые рукописи. В отличие от исторических романов и занудных монографий, в них чувствуется связь времен. Я раскрыл папку и взял пожелтевшую от старости ломкую страницу В этот момент что-то кольнуло меня внутри, я ощутил непонятное волнение. На миг мне показалось, что я не в первый раз держу в руках эти листы… О Боже, чушь какая-то в голову лезет. С кем поведешься… Я начал читать. «Если вам когда-нибудь доводилось в холодный осенний вечер…»
* * *
"Если вам когда-нибудь доводилось в холодный осенний вечер путешествовать на тройке по разбитым копытами лошадей и колесами телег проселочным дорогам Тульской губернии, вы поймете чувство неустроенности и тоски, которые обуревали меня в тот вечерний час. Еще будучи в деревне Пушкарево - родовой усадьбе нашей семьи, куда завернул я в надежде повидать отца с матерью и проведать об их стариковском житье-бытье, я понял, что крюк сделал напрасно, ибо родители мои неделю назад как снялись с места и отбыли в первопрестольную, дабы провести зиму в городе. Вот и выходило кругом тринадцать - полное и фатальное невезение.
Находиться в большом деревенском доме, где кроме управляющего глухого Матвея да его собаки, одноглазого кобеля Митрошки, больше никого не было, мне вовсе не приглянулось, и я, подхватив свои дорожные вещи, состоявшие из черного объемистого саквояжа да плетенной из ивовых прутьев корзины со съестными припасами, свистнул рябому здоровяку кучеру, уселся в экипаж и был таков.
Может, и есть в этом нечто запредельное или, на худой конец, таинственное, но так уж складывалось у меня всегда: если я, движимый холодным рассудком, просчитывал загодя, как и что надлежит мне сделать, то все выходило по задуманному. Но стоило лишь поддаться минутному душевному порыву, как получался результат прямо противоположный, подчас просто плачевный. Вот и теперь, когда служебные дела заставили меня покинуть привычную заводскую контору и пуститься в вояж по просторам губернии, я подумал заранее, что управлюсь с делами дня за три, вместо пяти отведенных, а остальные проведу в приятном обществе друзей детства, коих немало в нашем маленьком уездном городишке. И всенепременно ударюсь в загул с ними. Так бы оно и вышло, если бы вдруг не вспомнил о сыноввем долге и не решил, что не по-Божески будет проехать мимо родного гнезда. И вот пожалуйста - и дома вроде побывал, а толку никакого. Так что надлежит, друзья мои, жизнь свою строить расчетливо - так думал я тогда. Такова уж моя судьба…
Глупец, если бы только я знал, что за судьба у меня. И какой неожиданный поворот совершит она в тот ненастный и скучный день.
По молодости лет я, конечно, порой обольщался наивными мыслями о своей исключительности, о том, какие блестящие перспективы откроются предо мной. Но, будучи человеком не по годам рассудочным и здравомыслящим, в глубине души я осознавал, что являюсь личностью вполне заурядной и вряд ли меня ждет нечто исключительное. Печать будущего, оттенок этой самой исключительности предначертанной мне судьбы, сумел разглядеть только мой уважаемый товарищ Осиповский. С первой встречи он узрел во мне, по-моему, не совсем обоснованно, философский склад ума, в чем часто пытался убедить меня. Также неоднократно высказывал он мысль, что жизнь моя будет далеко не гладкой и совершит она не один лихой и опасный зигзаг. Я считал эти слова за очередное чудачество, но не мог не признать, что Осиповский обладает каким-то сверхъестественным чутьем и действительно порой способен угадать, что человеку предначертано и как у него все сложится.
Немного о себе. Выходец из семьи военного, по идее, я должен был продолжить дело своего отца - отставного полковника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48