И страшнее…
- Я не философ, я - сыщик. Я привык к частностям. И привык бороться с ними… Виктор Козлов, старший зоотехник совхоза, имел привычку отлавливать в лесу детей, насиловать, а потом еще живых палить в костре. Можно что угодно говорить о высоких материях борьбы добра со злом. Но все элементарно. Просто он был генетический отброс, ошибка природы, человек с мутным сознанием, извращенной сексуальностью. Зверь… Ключник - четыре судимости за злостное хулиганство и причинение тяжких телесных повреждений. Наконец, зарубил топором пятерых собутыльников - обиделся, что недолили ему «красненького». Тоже мразь и выродок. Он таким родился, и никакие космические силы тут ни при чем. А Сулейман - боевик, один из главных наемных убийц московских чеченских бригад. Не слышала о таком?
- Нет.
- На нем было около пятидесяти убийств. Эдакий «терминатор», человек необычайной физической силы, когда его взяли под Москвой, умудрился выбить дверь в СИЗО, «отключить» конвоиров и сбежать. Один из корешей пригласил его на свадьбу. Сулейману приглянулась невеста, недолго думая, изнасиловал ее почти на глазах у супруга, а потом убил его, выколов ножом глаза, чуть ли не отрезав голову. В прошлом году прошла информация, что он скрывается в одном из домов в поселке Пречистый. Ему было от кого скрываться. Он числился в федеральном розыске. Кроме того, минимум пять московских бандгруппировок искали его, чтобы выпустить кишки. Нас он встретил огнем из автомата. А когда наш командир спецназа Семеныч поднимал пистолет, чтобы всадить ему пулю в лоб, эта скотина ползала на брюхе и целовала землю, прося пощады. Не дождался… Сулейман был просто животным. Подлой гиеной…, Все очень просто, Аля. В мире есть подонки, не имеющие права называться людьми, а есть обычные люди, которым эти твари мешают жить. Все остальное - пустые фантазии.
- Есть абсолютное добро и зло.
- Ну да. «Черное и белое, Свет и Тьма». Вот читаю старинную рукопись. Она полна этими рассуждениями. Нет, Аля, добро и зло всего лишь противоречия внутри каждого из нас. Или человек способен жить среди себе подобных и относиться к ним как к себе самому, хотя бы стремиться к этому и жить по установленным правилам, или не способен, и ему нравится нарушать эти правила. Чем более серьезные правила он нарушает, чем более разрушительным страстям предается, тем больше в нем зла. Все очень просто.
- «Все очень просто, сказка - обман», как пел Макаревич.
- Согласен.
- А я не согласна. Вам не кажется, что добро и зло существуют вне зависимости от каждого индивидуума, вне его? Что они являются отдельными могущественными, может, и разумными силами и стремятся увлечь не только человека, но и целые народы, может, все человечество? Иногда зло прорывает все преграды и плотины. Оно увлекает за собой людей, как увлекает цунами песчинки. Гитлер, Пол Пот. Две мировые войны. Это только, заметьте, двадцатый век. В движении человеческих масс, сплоченных единой черной силой, всегда было что-то мистическое. Вторжение мирового хаоса.
- Понятно. Черти воду мутят.
- А что, и мутят.
- И черти… Бог с ними, со всеми.
- Послушайте, а что за рукопись, о которой вы мне говорили?
- По случаю досталась.
- Дадите посмотреть?
- Пожалуйста. - Я протянул ей папку.
Аля углубилась в чтение. Читала она быстро, перелистывала одну страницу за другой. Я задал ей несколько вопросов по поводу прочитанного и убедился, что она ничего не упускает и все запоминает. Наконец, она пододвинула ко мне папку, чем очень меня порадовала. Мне уже начинала надоедать эта изба-читальня.
- Ну как?
- Очень интересно… И очень важно.
- Для кого важно?
- Возможно, что для вас… и для меня… Виктор, неужели вы ничего не чувствуете?
- Почему же ничего? Я чувствую, что у вас ладный и модный костюм, новая прическа, приятные духи. И что вообще вы мне нравитесь.
- Расскажите, пожалуйста, что с вами произошло после автокатастрофы? - произнесла она строгим и требовательным тоном. - Если, конечно, это не военная тайна.
- Да вроде нет.
Что-то меня озадачило в ее голосе. И я выложил ей все. И об убийстве, и об убийце, и о происшествии в Морге. Естественно, по возможности окрасив все в легкие цинично-ироничные тона, - иначе получилось бы трагическое повествование в стиле Хичкока.
- Что вы, Аля, скажете по поводу этой печальной истории? - улыбнулся я.
- Тот патологоанатом сказал вам, что в нашу жизнь ворвался потусторонний мир. Он всегда рядом с нами, но обычно его присутствие ненавязчиво и незаметно, так что многие люди до самой смерти не верят в его существование.
- Один из этих недоумков перед вами.
- Вскоре вы убедитесь, что к нам этот мир вломится с мощью курьерского поезда, сметающего все на своем пути.
- А, понятно.
- Все, что происходит с вами, - происходит не просто так. Надвигается буря.
- «Скоро, скоро грянет буря». Горький. «Песня о Буревестнике».
- Я чувствую, что мы с вами оказались в центре урагана. Наши судьбы как-то связаны. Мы избраны для какой-то роли. И мы находимся под ударом какой-то силы.
- Аля, и откуда ты такая умная? Где ты все это прочитала? - спросил я, переходя на «ты».
- Этого не объяснишь. Это ЗНАНИЕ приходит откуда-то со стороны.
- Когда бабка колдунья, и не такое бывает.
- У меня иногда подобное случалось - вещие сны, предсказания… Но сейчас… Сейчас будто приоткрывается дверь в иной мир, за которой мертвенный, жуткий свет, - прошептала она.
Я вздрогнул и поежился. Получалось у нее настолько убедительно, что на миг мне пришла в голову мысль: а может, она права? Может, я полный дурак, который предпочитает не видеть очевидного, потому что больше десятка лет назад его обучали марксистско-ленинской философии и диамату, а кроме этого, он больше знать ничего не желает?.. Нет, все-таки это бред…
- Знаешь, Аля, как говорится, без стакана водки здесь не разобраться. В крайнем случае - без фужера шампанского.
- У вас есть шампанское?
- Есть. Немецкое. «Шлоссер» называется. Это, кажется, по-русски будет «замок»?
- Точно.
- Ну так как?
- Все мужчины одинаковы. Сначала умный разговор. Потом шампанское…
- Вы против?
- Пожалуй, нет.
После второго фужера я поцеловал ее. А потом… У нее было прекрасное гибкое тело, высокая, мягкая грудь. Чувствительностью и страстностью Аля могла дать сто очков всем женщинам, которые у меня были раньше. Но дело даже не в этом. Те мгновения были просто неповторимыми, в них присутствовало нечто гораздо большее, чем просто секс. Такое, что в какой-то миг я даже готов был поверить Алиным бредням. Мне показалось, что я живу ее чувствами и мыслями, а она - моими, мы будто проникли в какие-то иные пространства…
- Мне нужно домой, - сказала Аля.
- Еще рано.
- Уже одиннадцать.
- Без двадцати. Я довезу тебя.
- Доберусь сама.
- Троллейбусы ходят редко.
- Я доберусь.
- Когда ты появишься?
- Не знаю. Как получится.
- Но ты придешь?
- Приду.
- По-моему, я люблю тебя. - Эти слова я еще не говорил ни одной женщине.
- Я тоже, - деловито произнесла она. - До свидания.
Она ушла. А я остался один. Если не считать того тепла, которое она оставила.
… Мне снился прекрасный город. Такие города бывают только во снах и в сказках. Невесомые хрустальные мосты соединяли ажурные изумрудные башни. В видимом беспорядке, за которым скрывались гармония и высшая правда, громоздились здания из всех эпох. Этот город не раз возникал в моих детских снах. Теперь он снился мне снова, и казалось, что я вернулся домой. Мой взор двигался по нему, взбирался ввысь, и обрушивался в глубины, наполненные полутьмой и тишиной. Наконец, я очутился перед огромной, уходящей к горизонту шахматной доской… Я стоял перед ней, и мне было одиноко и грустно. В этом городе не было никого. Он был прекрасен… И мертв…
* * *
Передо мной лежит старая рукопись с пожелтевшими страницами. На чем же я тогда остановился? А, вот где!…
"Петр Васильевич Терехин нравился мне все больше и больше. Он теперь не задавал лишних вопросов и беспрекословно исполнял все, о чем я его просил. Вот и теперь, когда мне понадобилось узнать о расположении старой заброшенной мельницы, он сразу же вышел из нашей общей палатки и вернулся, разузнав то, что меня интересовало.
- Ветряных мельниц в окрестностях с добрый десяток, - задумчиво произнес он. Но вас, как понял, интересует скорее всего водяная мельница на Чертовой речке… Местные жители не любят это место. Считают, что там по ночам собирается нечистая сила, не так давно сгубившая мельника. По-моему, это пустая болтовня.
- Спасибо, друг мой, - поблагодарил я. - Этой ночью сопровождать меня не потребуется. Спите спокойно. Считайте, что я получил увольнение из лагеря на ночь для улаживания амурных дел.
- Но ведь… - попытался что-то возразить мой добрый капитан.
- Провожатый мне не понадобится! - отчеканил я каждое слово, и Терехин оставил меня в покое.
Я понимал, что все глубже увязаю в какой-то авантюре и что мне вовсе не следовало отказываться от помощи и сломя голову бросаться в пасть тигру. Но что мог значить все более слабеющий голос разума перед лицом тайны. Полночь, Чертова мельница - красиво и изысканно, чем-то напоминает французские романы. А мне еще ко всему и везет. Как ловко прознал я о месте встречи. Это вселяло в меня уверенность в собственных силах и веру в удачу. Поэтому я самонадеянно устремился навстречу неизвестности, никому ничего не сказав и оставив озабоченного Терехина, опасающегося за меня.
Часам к одиннадцати лагерь угомонился, и окрестностями овладела тишина, изредка нарушаемая перекличками постов, фырканьем лошадей и лаем собак, которые обычно прибиваются к полкам и сопровождают их во всех сражениях. Я поднялся, укутался в темный плащ, который не только спасал от холода, но и скрывал в темноте меня самого.
Несмотря на долгое бездействие, прерываемое одной забавой - артиллерийскими дуэлями с турками из Измаила, службу в лагере несли исправно. Через каждые тридцать метров меня останавливали, чтобы удостовериться в личности. Железная рука командующего чувствовалась во всем.
Мне помогало то, что я с детства хорошо ориентируюсь на местности и чувствую направление. Кроме того, еще днем я запомнил дорогу, ведущую к мельнице. Без труда я выбрался за линию передового охранения.
Дальше мне следовало углубиться в рощу деревьев с узловатыми, разлапистыми ветвями и, дойдя до берега одной из речушек, впадавших в Дунай, отыскать развалины старой мельницы. Луна изредка выглядывала из-за туч, и тогда идти становилось легче. Я несколько раз утопал в каких-то лужах, покрытых тонким слоем льда, который утром растопит солнце, падал, и могу представить, какой неприглядный вид теперь имел. Мельницу я все-таки нашел, но подойти к ней оказалось не просто, поскольку дряхлая постройка находилась на небольшом островке, затерянном в зарослях камыша и осоки. От мостика, соединявшего некогда берега, остались одни быки. Пришлось раздеться и, прихватив с собой узелок с одеждой, пуститься вплавь.
Бр-р-р, до сих пор мороз по коже, едва припомню! Как я решился на это, сам не пойму. Видно, слишком силен был гнавший меня вперед азарт. Помогло еще то, что отец, воспитавший меня в военных традициях, уделял немало внимания закаливанию, хотя и те процедуры я вспоминаю, мягко сказать, без особого удовольствия. Как бы там ни было, я все-таки вошел в воду. Речушка оказалась неглубокой, хотя течение валило с ног. Не раз оступившись, я наконец выбрался на островок, оделся. Ничего, чувствовал я себя лучше, чем можно было бы предположить.
Я коснулся ладонью скользкого, противного на ощупь колеса, надавил на поручни перил, которые неожиданно легко, с треском поддались. Да, тут все обветшало, готово рассыпаться в прах. Прислушался: в тишине слышался лишь плеск воды. Нагнулся, заглянул в окошко - кажется, внутри пока никого… Ну что ж, рискнем.
Я толкнул ногой дверь и вошел в большое, с низкими потолками, о которые немудрено стукнуться головой, помещение. Оно было изрядно захламлено. Полуразвалившаяся грубая мебель, мельничные жернова в углу, мешки, мусор. Мне повезло, что здесь пока не было ни единой живой души.
В этот момент до моего слуха донесся скрип весельных уключин, а затем послышались голоса негромко переговаривающихся людей. Шум постепенно приближался, и вскоре при свете луны я различил темный силуэт лодки и двух человек в ней. Лодка уткнулась в берег. Я поспешил спрятаться среди груды мешков с заплесневелым зерном в одном из укромных уголков.
Только я устроился поудобнее, как крыльцо заскрипело, кто-то вошел внутрь.
- Пожалуйте, господин Никитин, - проговорил первый вошедший.
Из своего убежища я сумел хорошо рассмотреть его. Это был кривоногий драгунский офицер невысокого роста, плотного телосложения, какой-то неспокойный, дерганый. Этим он мне напоминал Никитина «номер один», убитого на постоялом дворе, И так же как у того, вертлявость эта не вызывала усмешки, так как в этом человеке ощущалась внутренняя энергия и сила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48