Пистолет под мышкой, дотянуться - две секунды… Стоп, не будь кретином, еще не хватало со страху перестрелять работников больницы!
Лампа затрещала, мигнула, зажглась, потом снова погасла. Снова зажглась. В мигании света, будто на дискотеке, я рассмотрел, как кто-то, завернутый в белую простыню, неестественно передвигая ногами, прошаркал и исчез в темном проеме помещения, соседнего с секционным залом. Медленно, со скрипом затворилась дверь и щелкнула собачка английского замка. Послышался хлопок - это лопнула неоновая лампа.
- Ну, чудики! - вслух произнес я и на ощупь направился к выходу, с омерзением касаясь стен, будто боясь перепачкаться обо что-то. - Вашу мать! - для пущей убедительности выдохнул я, и родное ругательство вернуло меня на грешную землю.
Я со злостью толкнул дверь и едва не ударил ею медсестру, наверное, направлявшуюся в секционную.
- Лампочек не можете понавешать! - сказал я.
- А я при чем? Вам надо - вы и вешайте!
Поговорили… Дневной свет привел меня в себя. Черт возьми, что же я видел? Может, в словах психованного патологоанатома и была доля сермяжной правды? Ну да, рокеры-сатанисты, расколотый холодильник и руки Дракулы на шее припозднившегося врача. Бред собачий. Все, должно быть, проще. Может, меня разыграть решили? С них, трупорезов, станется, у них если половина шариков в голове есть - это уже полным комплектом считается. Ладно, плюнуть на все это, растереть и забыть… Если получится.
Володька стоял около моего бежевого служебного «жигуленка».
- Чего ты там застрял?
- С Сотником беседовал. Он вскоре для желтого дома созреет… Дай закурить, а?
* * *
Он вытащил из кармана пачку «Дымка», которую обычно таскал для допрашиваемых. Я прикурил и прислонился к багажнику. В кронах деревьев шелестел ветер, он был еще сильнее, чем вчера. Я завороженно уставился на смерч, крутивший невдалеке обрывок газеты.
- Что-то на тебе лица нет, - с непонятным осуждением произнес Пиль, выслушав мой доклад о продвижении дела по убиенному монаху.
- Плохо себя чувствую. Башка раскалывается.
- Насморк подхватил?
- Нет. Просто вымотался с этим тухлым делом.
- Да, это тебе не на озере Долгом на рыбалку холить. Хороший тебе подарок к выходу на работу.
- Лучше некуда.
- Чего ты нервничаешь? Все не так плохо. Убийство раскрыто. Ну взгреют меня министерские для порядка. Я, опять-таки для порядка, навешаю несколько выговоров за недостаточную работу по профилактике. И все… Бывало и хуже.
- Бывало.
- Что-то ты совсем кислый. Ночь не спал. Езжай-ка домой. Завтра ты мне нужен будешь свежий как огурец.
- Буду свежим как огурец.
- Рукопись посмотрел?
- Посмотрел.
- Ну и как?
- Любопытно. Жаль, не закончена.
- Как ты думаешь, это реальные дневники или какое-то литературное произведение?
- С одной стороны, очень похоже на авантюрный опус. Стиль как раз таких произведений девятнадцатого века. Чувствуется литературно набитая рука. Присутствуют общепринятые тогда литературные приемы. Эти вечные ссылки на какого-то нудного ученого Осиповского, который непонятно за какие заслуги является авторитетом для поручика и по замыслу автора должен означать стремление героя к философичному осмыслению бытия. Это пустое философствование Напыщенные описания. Сейчас такие книжки не пишут И не читают.
- Да уж, - усмехнулся Пиль.
- Но… Но мне кажется, что все это было на самом деле.
- Почему?
- Не знаю. Просто кажется.
Я действительно не мог сказать, откуда у меня такая уверенность. Видимо, мне это подсказывала моя оперативная интуиция… Эх, если сам себя не похвалишь, то ни от кого и не дождешься…
Придя в свою холостяцкую квартиру, через полчаса я понял, что мне здесь тесно. И совершенно нечем заняться. Я попробовал взяться за газеты, которые прихватил на работе. Вскоре я оставил нелегкий труд их прочтения. Любопытно, кому может быть все это интересно? По телевизору гнали какую-то чушь, которую мне смотреть не хотелось. Не было и желания усесться за какую-нибудь книгу. И завалиться на боковую не хотелось. И вообще ничего не хотелось. Иногда бывает такое состояние неопределенности, когда в душе пусто и гулко, как в театральном зале поздней ночью. Душа рвется наружу, хотя понимаешь, что рваться ей особо и некуда… Все, надо избавляться от минорных мыслей и хандры! А заодно и от головной боли.
С головной болью я справился одной таблеткой Цитрамона. С настроением оказалось сложнее. В голову лезли неприятные мысли. Первый рабочий день и первая рабочая ночь дались мне тяжело. Оказалось, месяца отпуска достаточно, чтобы поотвыкнуть от такой банальной милицейской обыденности, как трупы, убийцы, лужи свернувшейся крови. Я снова и снова вспоминал тело, распростертое на «бульнике». Вспоминал и маньяка, пообещавшего мне скорую смерть. Интересно, почему он из всех, кто с ним общался ночью, выбрал именно меня объектом для своих угроз? Почему, к примеру, не Володьку? Или не старшину-охранника? Или перепуганную молоденькую медсестру из «скорой», которая приезжала за ним? Сказал бы девчонке замогильным голосом: «Ждет тебя, несчастная, через три дня жестокая погибель». Уж в ее лице он нашел бы более благодарного слушателя. Напугать же такой дешевкой начальника уголовного розыска нелегко.
На моем веку мне немало угрожали. Когда мы начали прижимать местную воровскую братву, главный городской авторитет по кличке Чума пришел ко мне наводить «дипломатические мосты»: «Всю хиву переполошил, начальник. Ты нас, авторитетов, не трогай, а мы тебе обеспечим процент раскрываемое. Будем каждый месяц кого-нибудь из братишек посылать, он будет брать на себя все нераскрытые преступления. Орден, командир, получишь». Послал я его тогда по матушке. И принялись мы за братву с новой силой.
После очередной успешной операции Чума заявил:
- Ты, Аргунов, у нас первый в списках на уничтожение. Теперь тебе каюк.
Я ему набил морду и упек на пятнадцать суток. А вскоре взял его на вымогательстве и прописал «путевку на Север». Все эти угрозы - обычный бандитский понт. Желание выглядеть крутыми. Но все же в словах убийцы монаха было что-то, неприятно задевшее меня. Они оставили какой-то тяжелый осадок… А тут еще приключения в морге. Сейчас они казались совершенно нереальными. Будто и не со мной все было. Хотя если разобраться, что случилось? Лопнула лампочка и прошел полуголый мужик в простыне. Ну и что такого? Все остальное - только чувства, предчувствия, ощущения, - как говорится, к делу их не подошьешь. Призрачный свет, холодная игла в сердце - мало ли что почудится после бессонной ночи, созерцания истерзанного трупа, разговоров с чокнутым убийцей и чокнутым патологоанатомом.
Через некоторое время я понял, что мне не хватает. А не хватало мне приятного общества. Если точнее - общества женского. Ну а если быть совсем точным, мне не хватало общества Али.
Я потянулся к телефону, и мои пальцы забегали по кнопкам.
- Але…
- Мне, пожалуйста, Алю.
- Все Алю да Алю. Будет вам сейчас Аля, - закаркал в трубке старушечий голос.
- Слушаю. - А вот этот молодой напористый голос принадлежал Але.
- Здравствуйте.
- Привет. Кто говорит?
- Это Виктор.
- Виктор?
- Да, Виктор Аргунов. Вы что, забыли своего спасителя? Впрочем, стоит ли рассчитывать на долгую память красавицы.
- Склероз еще меня не доконал.
- Вас уже выпустили?
- Выпустили?.. Да, выпустили. Распахнулись двери темницы. На мне все заживает как на кошке.
- И как вам на воле?
- На воле? Честно?.. Не слишком хорошо. У вас, судя по голосу, тоже не все в полном порядке.
- У меня? Не в порядке? Да что вы! - Я попытался придать своему голосу побольше бодрости. Всегда боялся прослыть унылым типом, погрязшим в самокопании. Никогда не относился к тем, кто охмуряет девиц, давя на их жалость.
- Но я же чувствую, что вы не в своей тарелке.
- Немного устал. Бессонная ночь. У нас было серьезное убийство.
- Серьезное убийство? Бывают несерьезные?
- Не бывает… Аля, мне бы хотелось встретиться с вами, - взял я сразу быка за рога.
- Где?
- Ну, мы могли бы где-нибудь посидеть, - протянул я, прикидывая, в какое заведение в городе может начальник уголовного розыска пригласить даму без страха разориться в прах и заложить золотой зуб, установленный в прошлом году вместо выбитого мощным кулаком Анвара Файрутдинова - знатного городского разбойника.
- Бросьте, я ненавижу кабаки.
- Если вас это не смущает, мы можем посидеть и поговорить у меня дома, - сказал я, сам поражаясь своему нахальству.
- Хорошо, маркиз, ждите меня в полночь в вашем фамильном замке. Буду.
- Если хотите, я заеду за вами.
- Не надо. Где вы живете?
- Суворова, шестнадцать, квартира десяти.
- Мне до вас всего три остановки.
- Когда ждать?
- О маркиз, я уже лечу. Получив такое приглашение, женщина не может медлить ни секунды.
Она появилась через сорок минут. Очки у нее были еще больше прежних, разбитых в автокатастрофе. Легкий синий костюмчик из тонкой материи не подходил для сегодняшней прохладной погоды. Аля никак не походила на человека, недавно побывавшего в аварии и только сегодня вышедшего из больницы. Лишь бинт на руке напоминал об этих печальных обстоятельствах.
- Вы аккуратист, Виктор. Для дома, в котором отсутствует женщина, у вас удивительный порядок.
- Привычка. Не люблю беспорядка.
- Понятно. У следователя все бумаги должны быть разложены по папкам. Так?
- Почти так.
- Для меня уборка квартиры всегда в тягость.
- Кстати, могу накормить вас обедом.
- Нет, спасибо. Если только чашечку кофе.
- А не испить ли нам кофею? - спросил граф. Помните этот анекдот?
- В детстве слышала.
Я отправился на кухню, покопался в своих скромных запасах, выудил из ящиков банку шпрот, гусиного паштета, коробку конфет «Вечерний звон», немецкий ананасовый кекс в вакуумной упаковке, два апельсина - хватило, чтобы вполне пристойно сервировать низкий столик на колесах. Потом я принялся за приготовление кофе. Я люблю этот процесс. Растворимый кофе - это уродец технической цивилизации. Кофе следует варить в турке, лучше всего на углях, что в городской квартире весьма затруднительно. Зерна нельзя молоть в электрической кофемолке, ингредиенты должны быть выверены как в аптеке. Я с закрытыми глазами мог приготовить кофе по-румынски с сахарной пудрой и ложкой какао, по-ирландски - с виски, по-венски - с шапкой из сбитых сливок, по-варшавски - с горячим молоком, знал еще несколько десятков рецептов. Остановился на «Экспансии» - этот рецепт я узнал из одноименного романа Юлиана Семенова. Секрет его состоял в добавлении ложечки меда и ползубчика чеснока.
- Просто изумительно, - заявила Аля, попробовав кофе.
- Это я умею.
- А я плохо готовлю, - продолжила Аля перечисление своих недостатков.
Мы сидели, неторопливо болтая обо всем и ни о чем. Я про себя поражался своей легкомысленности. Специфика работы накладывает определенный отпечаток на весь образ жизни. Сотрудникам МВД, особенно оперативных служб, рекомендуется избегать лишних знакомств, ограничить круг общения. А я пригласил домой женщину, которую видел всего два раза и о которой почти ничего не знал. Но я почему-то испытывал к Але доверие, хотя в жизни привык мало кому доверять.
- Мне было пятнадцать лет, когда родители переехали сюда, - вдруг погрустнела Аля. - Отца назначили директором строительного управления. Помню, как мне не хотелось жить здесь. Я плакала. Пару месяцев ходила как в воду опущенная. Мне здесь сразу не понравилось.
- Тмутаракань, конечно. Тут с вами трудно не согласиться.
- Дело не в этом. Мы жили раньше в еще худшей дыре. У меня не было друзей и подруг, разлука с которыми сильно меня огорчила. Просто… просто я сразу почувствовала: тут что-то не в порядке.
- Что вы имеете в виду?
- Вам никогда не приходило в голову, что здесь живет мутная ЗЛОБА.
- Вы читаете мои мысли. Живет. Злоба. Мутная. Кому как не мне знать это. Столько самой различной сволочи, сколько здесь, мало где встретишь. Чего греха таить, мне здесь не нравится. Не прикипел я душой к местным просторам.
- Да нет, я не о том. Мне иногда кажется, что под боком существует какая-то черная, возможно, осмысленная СИЛА. Именно она наполняет людей ненавистью, собирает обильную кровавую жатву.
- Какой слог, Аля. Он вызывает невольное уважение.
- Напрасно смеетесь, - поджала губки Аля.
- Да не смеюсь я. По-моему, вы все усложняете. «Тень сатаны лежит на этом краю»… Все гораздо проще. Я не знаю, что такое вселенское зло. Зато я знаю, что такое зло в конкретном человеке. Я знаю, что это такое - тупые, опухшие от пьянства, позабывавшие все на свете подонки, для которых что кровь, что водица… Знаю, что такое дети алкашей-родителей, не видящие белого света, с младых лет готовые порвать горло кому угодно. Я знаю, что такое наркоши, способные на все, ради частички своего больного, ублюдочного счастья. Знаю, что такое бес жадности, вынуждающий людей забывать все Христовы заповеди.
- Частности. Все действительно сложнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Лампа затрещала, мигнула, зажглась, потом снова погасла. Снова зажглась. В мигании света, будто на дискотеке, я рассмотрел, как кто-то, завернутый в белую простыню, неестественно передвигая ногами, прошаркал и исчез в темном проеме помещения, соседнего с секционным залом. Медленно, со скрипом затворилась дверь и щелкнула собачка английского замка. Послышался хлопок - это лопнула неоновая лампа.
- Ну, чудики! - вслух произнес я и на ощупь направился к выходу, с омерзением касаясь стен, будто боясь перепачкаться обо что-то. - Вашу мать! - для пущей убедительности выдохнул я, и родное ругательство вернуло меня на грешную землю.
Я со злостью толкнул дверь и едва не ударил ею медсестру, наверное, направлявшуюся в секционную.
- Лампочек не можете понавешать! - сказал я.
- А я при чем? Вам надо - вы и вешайте!
Поговорили… Дневной свет привел меня в себя. Черт возьми, что же я видел? Может, в словах психованного патологоанатома и была доля сермяжной правды? Ну да, рокеры-сатанисты, расколотый холодильник и руки Дракулы на шее припозднившегося врача. Бред собачий. Все, должно быть, проще. Может, меня разыграть решили? С них, трупорезов, станется, у них если половина шариков в голове есть - это уже полным комплектом считается. Ладно, плюнуть на все это, растереть и забыть… Если получится.
Володька стоял около моего бежевого служебного «жигуленка».
- Чего ты там застрял?
- С Сотником беседовал. Он вскоре для желтого дома созреет… Дай закурить, а?
* * *
Он вытащил из кармана пачку «Дымка», которую обычно таскал для допрашиваемых. Я прикурил и прислонился к багажнику. В кронах деревьев шелестел ветер, он был еще сильнее, чем вчера. Я завороженно уставился на смерч, крутивший невдалеке обрывок газеты.
- Что-то на тебе лица нет, - с непонятным осуждением произнес Пиль, выслушав мой доклад о продвижении дела по убиенному монаху.
- Плохо себя чувствую. Башка раскалывается.
- Насморк подхватил?
- Нет. Просто вымотался с этим тухлым делом.
- Да, это тебе не на озере Долгом на рыбалку холить. Хороший тебе подарок к выходу на работу.
- Лучше некуда.
- Чего ты нервничаешь? Все не так плохо. Убийство раскрыто. Ну взгреют меня министерские для порядка. Я, опять-таки для порядка, навешаю несколько выговоров за недостаточную работу по профилактике. И все… Бывало и хуже.
- Бывало.
- Что-то ты совсем кислый. Ночь не спал. Езжай-ка домой. Завтра ты мне нужен будешь свежий как огурец.
- Буду свежим как огурец.
- Рукопись посмотрел?
- Посмотрел.
- Ну и как?
- Любопытно. Жаль, не закончена.
- Как ты думаешь, это реальные дневники или какое-то литературное произведение?
- С одной стороны, очень похоже на авантюрный опус. Стиль как раз таких произведений девятнадцатого века. Чувствуется литературно набитая рука. Присутствуют общепринятые тогда литературные приемы. Эти вечные ссылки на какого-то нудного ученого Осиповского, который непонятно за какие заслуги является авторитетом для поручика и по замыслу автора должен означать стремление героя к философичному осмыслению бытия. Это пустое философствование Напыщенные описания. Сейчас такие книжки не пишут И не читают.
- Да уж, - усмехнулся Пиль.
- Но… Но мне кажется, что все это было на самом деле.
- Почему?
- Не знаю. Просто кажется.
Я действительно не мог сказать, откуда у меня такая уверенность. Видимо, мне это подсказывала моя оперативная интуиция… Эх, если сам себя не похвалишь, то ни от кого и не дождешься…
Придя в свою холостяцкую квартиру, через полчаса я понял, что мне здесь тесно. И совершенно нечем заняться. Я попробовал взяться за газеты, которые прихватил на работе. Вскоре я оставил нелегкий труд их прочтения. Любопытно, кому может быть все это интересно? По телевизору гнали какую-то чушь, которую мне смотреть не хотелось. Не было и желания усесться за какую-нибудь книгу. И завалиться на боковую не хотелось. И вообще ничего не хотелось. Иногда бывает такое состояние неопределенности, когда в душе пусто и гулко, как в театральном зале поздней ночью. Душа рвется наружу, хотя понимаешь, что рваться ей особо и некуда… Все, надо избавляться от минорных мыслей и хандры! А заодно и от головной боли.
С головной болью я справился одной таблеткой Цитрамона. С настроением оказалось сложнее. В голову лезли неприятные мысли. Первый рабочий день и первая рабочая ночь дались мне тяжело. Оказалось, месяца отпуска достаточно, чтобы поотвыкнуть от такой банальной милицейской обыденности, как трупы, убийцы, лужи свернувшейся крови. Я снова и снова вспоминал тело, распростертое на «бульнике». Вспоминал и маньяка, пообещавшего мне скорую смерть. Интересно, почему он из всех, кто с ним общался ночью, выбрал именно меня объектом для своих угроз? Почему, к примеру, не Володьку? Или не старшину-охранника? Или перепуганную молоденькую медсестру из «скорой», которая приезжала за ним? Сказал бы девчонке замогильным голосом: «Ждет тебя, несчастная, через три дня жестокая погибель». Уж в ее лице он нашел бы более благодарного слушателя. Напугать же такой дешевкой начальника уголовного розыска нелегко.
На моем веку мне немало угрожали. Когда мы начали прижимать местную воровскую братву, главный городской авторитет по кличке Чума пришел ко мне наводить «дипломатические мосты»: «Всю хиву переполошил, начальник. Ты нас, авторитетов, не трогай, а мы тебе обеспечим процент раскрываемое. Будем каждый месяц кого-нибудь из братишек посылать, он будет брать на себя все нераскрытые преступления. Орден, командир, получишь». Послал я его тогда по матушке. И принялись мы за братву с новой силой.
После очередной успешной операции Чума заявил:
- Ты, Аргунов, у нас первый в списках на уничтожение. Теперь тебе каюк.
Я ему набил морду и упек на пятнадцать суток. А вскоре взял его на вымогательстве и прописал «путевку на Север». Все эти угрозы - обычный бандитский понт. Желание выглядеть крутыми. Но все же в словах убийцы монаха было что-то, неприятно задевшее меня. Они оставили какой-то тяжелый осадок… А тут еще приключения в морге. Сейчас они казались совершенно нереальными. Будто и не со мной все было. Хотя если разобраться, что случилось? Лопнула лампочка и прошел полуголый мужик в простыне. Ну и что такого? Все остальное - только чувства, предчувствия, ощущения, - как говорится, к делу их не подошьешь. Призрачный свет, холодная игла в сердце - мало ли что почудится после бессонной ночи, созерцания истерзанного трупа, разговоров с чокнутым убийцей и чокнутым патологоанатомом.
Через некоторое время я понял, что мне не хватает. А не хватало мне приятного общества. Если точнее - общества женского. Ну а если быть совсем точным, мне не хватало общества Али.
Я потянулся к телефону, и мои пальцы забегали по кнопкам.
- Але…
- Мне, пожалуйста, Алю.
- Все Алю да Алю. Будет вам сейчас Аля, - закаркал в трубке старушечий голос.
- Слушаю. - А вот этот молодой напористый голос принадлежал Але.
- Здравствуйте.
- Привет. Кто говорит?
- Это Виктор.
- Виктор?
- Да, Виктор Аргунов. Вы что, забыли своего спасителя? Впрочем, стоит ли рассчитывать на долгую память красавицы.
- Склероз еще меня не доконал.
- Вас уже выпустили?
- Выпустили?.. Да, выпустили. Распахнулись двери темницы. На мне все заживает как на кошке.
- И как вам на воле?
- На воле? Честно?.. Не слишком хорошо. У вас, судя по голосу, тоже не все в полном порядке.
- У меня? Не в порядке? Да что вы! - Я попытался придать своему голосу побольше бодрости. Всегда боялся прослыть унылым типом, погрязшим в самокопании. Никогда не относился к тем, кто охмуряет девиц, давя на их жалость.
- Но я же чувствую, что вы не в своей тарелке.
- Немного устал. Бессонная ночь. У нас было серьезное убийство.
- Серьезное убийство? Бывают несерьезные?
- Не бывает… Аля, мне бы хотелось встретиться с вами, - взял я сразу быка за рога.
- Где?
- Ну, мы могли бы где-нибудь посидеть, - протянул я, прикидывая, в какое заведение в городе может начальник уголовного розыска пригласить даму без страха разориться в прах и заложить золотой зуб, установленный в прошлом году вместо выбитого мощным кулаком Анвара Файрутдинова - знатного городского разбойника.
- Бросьте, я ненавижу кабаки.
- Если вас это не смущает, мы можем посидеть и поговорить у меня дома, - сказал я, сам поражаясь своему нахальству.
- Хорошо, маркиз, ждите меня в полночь в вашем фамильном замке. Буду.
- Если хотите, я заеду за вами.
- Не надо. Где вы живете?
- Суворова, шестнадцать, квартира десяти.
- Мне до вас всего три остановки.
- Когда ждать?
- О маркиз, я уже лечу. Получив такое приглашение, женщина не может медлить ни секунды.
Она появилась через сорок минут. Очки у нее были еще больше прежних, разбитых в автокатастрофе. Легкий синий костюмчик из тонкой материи не подходил для сегодняшней прохладной погоды. Аля никак не походила на человека, недавно побывавшего в аварии и только сегодня вышедшего из больницы. Лишь бинт на руке напоминал об этих печальных обстоятельствах.
- Вы аккуратист, Виктор. Для дома, в котором отсутствует женщина, у вас удивительный порядок.
- Привычка. Не люблю беспорядка.
- Понятно. У следователя все бумаги должны быть разложены по папкам. Так?
- Почти так.
- Для меня уборка квартиры всегда в тягость.
- Кстати, могу накормить вас обедом.
- Нет, спасибо. Если только чашечку кофе.
- А не испить ли нам кофею? - спросил граф. Помните этот анекдот?
- В детстве слышала.
Я отправился на кухню, покопался в своих скромных запасах, выудил из ящиков банку шпрот, гусиного паштета, коробку конфет «Вечерний звон», немецкий ананасовый кекс в вакуумной упаковке, два апельсина - хватило, чтобы вполне пристойно сервировать низкий столик на колесах. Потом я принялся за приготовление кофе. Я люблю этот процесс. Растворимый кофе - это уродец технической цивилизации. Кофе следует варить в турке, лучше всего на углях, что в городской квартире весьма затруднительно. Зерна нельзя молоть в электрической кофемолке, ингредиенты должны быть выверены как в аптеке. Я с закрытыми глазами мог приготовить кофе по-румынски с сахарной пудрой и ложкой какао, по-ирландски - с виски, по-венски - с шапкой из сбитых сливок, по-варшавски - с горячим молоком, знал еще несколько десятков рецептов. Остановился на «Экспансии» - этот рецепт я узнал из одноименного романа Юлиана Семенова. Секрет его состоял в добавлении ложечки меда и ползубчика чеснока.
- Просто изумительно, - заявила Аля, попробовав кофе.
- Это я умею.
- А я плохо готовлю, - продолжила Аля перечисление своих недостатков.
Мы сидели, неторопливо болтая обо всем и ни о чем. Я про себя поражался своей легкомысленности. Специфика работы накладывает определенный отпечаток на весь образ жизни. Сотрудникам МВД, особенно оперативных служб, рекомендуется избегать лишних знакомств, ограничить круг общения. А я пригласил домой женщину, которую видел всего два раза и о которой почти ничего не знал. Но я почему-то испытывал к Але доверие, хотя в жизни привык мало кому доверять.
- Мне было пятнадцать лет, когда родители переехали сюда, - вдруг погрустнела Аля. - Отца назначили директором строительного управления. Помню, как мне не хотелось жить здесь. Я плакала. Пару месяцев ходила как в воду опущенная. Мне здесь сразу не понравилось.
- Тмутаракань, конечно. Тут с вами трудно не согласиться.
- Дело не в этом. Мы жили раньше в еще худшей дыре. У меня не было друзей и подруг, разлука с которыми сильно меня огорчила. Просто… просто я сразу почувствовала: тут что-то не в порядке.
- Что вы имеете в виду?
- Вам никогда не приходило в голову, что здесь живет мутная ЗЛОБА.
- Вы читаете мои мысли. Живет. Злоба. Мутная. Кому как не мне знать это. Столько самой различной сволочи, сколько здесь, мало где встретишь. Чего греха таить, мне здесь не нравится. Не прикипел я душой к местным просторам.
- Да нет, я не о том. Мне иногда кажется, что под боком существует какая-то черная, возможно, осмысленная СИЛА. Именно она наполняет людей ненавистью, собирает обильную кровавую жатву.
- Какой слог, Аля. Он вызывает невольное уважение.
- Напрасно смеетесь, - поджала губки Аля.
- Да не смеюсь я. По-моему, вы все усложняете. «Тень сатаны лежит на этом краю»… Все гораздо проще. Я не знаю, что такое вселенское зло. Зато я знаю, что такое зло в конкретном человеке. Я знаю, что это такое - тупые, опухшие от пьянства, позабывавшие все на свете подонки, для которых что кровь, что водица… Знаю, что такое дети алкашей-родителей, не видящие белого света, с младых лет готовые порвать горло кому угодно. Я знаю, что такое наркоши, способные на все, ради частички своего больного, ублюдочного счастья. Знаю, что такое бес жадности, вынуждающий людей забывать все Христовы заповеди.
- Частности. Все действительно сложнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48