Он обомлел — это старомодное слово подходит здесь больше всего. Стелла Готорн успела подхватить его прежде, чем он упал лицом на стол. Его увели наверх, и гости поспешили разойтись.
Только что заметил: Анна Мостин. Эти инициалы. Неужели это тоже «простое совпадение»? Она совсем не похожа на Альму Моубли, но…
Я понял, что у них общего: ощущение себя вне времени, вне возраста. Когда Альма проходила в 20-х мимо отеля «Пласа», Анна Мостин могла сидеть внутри, в платье с открытой спиной, беседуя о новых машинах и о рынке акций и мило улыбаясь.
Вечером я отнесу роман о докторе Заячья лапка к печи для мусора и сожгу.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ОХОТА НА ЕНОТА
Но цивилизованный человеческий дух, называть ли его буржуазным или просто цивилизованным, остается бессильным перед ощущением сверхъестественного.
Т.Манн, «Доктор Фаустус»
I
ЕВА ГАЛЛИ И МАНИТУ
Я здесь ночью октябрьской блуждал,
Я здесь с ношею мертвой блуждал.
Эта ночь была ночь без просвета,
Самый год в эту ночь умирал,
Что за демон сюда нас зазвал?
Э.А. По, «Улялюм»
Льюис Бенедикт
Глава 1
Погода переменилась всего на два дня. Снег прекратился и выглянуло солнце. Впервые за полтора месяца температура поднялась выше нуля; площадь превратилась в большую топкую лужу, а река, еще более серая и зябкая, чем в тот день, когда в нее шагнул с моста Джон Джеффри, была готова залить берега. Уолт Хардести и его помощники вместе с добровольцами загородили набережную мешками с песком, чтобы предотвратить потоп, причем в течение всей работы Хардести не снимал своего ковбойского наряда.
Омар Норрис теперь пил вволю, преспокойно ночуя в гараже, когда жена выставляла его из дома. Весь город в эти дни как будто расслабился. Уолтер Берне ходил в банк в веселенькой розовой рубашке и у него было совершенно не банкирское настроение. Рики и Сирс подшучивали над Элмером Скэйлсом за его неумение предсказывать погоду. Посещаемость кинотеатра Кларка Маллигена возросла вдвое. Спешащие по улицам пешеходы весело увертывались от брызг грязи, которой обдавали их машины. Пенни Дрэгер, бывшая подруга Джима Харди, нашла себе нового приятеля — таинственного незнакомца, бритого и в темных очках, который просил называть его Г и говорил, что он моряк. В лучах солнца и журчании воды Милберн казался совсем другим. Стелла Готорн, лежа в горячей ванне, решила отослать Гарольда Симса обратно к университетским библиотекаршам.
Не радовалась только Элинор Харди, мрачно начищающая перила в своем отеле. А Джон Джеффри и Эдвард Вандерли лежали в земле; а Нетти Дедэм в больнице упорно повторяла то же никому не понятное слово; а Элмер Скэйлс, еще сильнее отощавший, продолжал сидеть с ружьем у окна. Солнце садилось все раньше, и по вечерам улицы погружались в темноту, и на город опять наваливались старые страхи. Два дома стояли посреди него, как острова мрака: дом на Монтгомери-стрит, где из комнаты в комнату перемещались неведомые кошмары, и старый дом Эдварда Вандерли на Хэйвен-лэйн, хранящий свою тайну.
Льюис провел первый день оттепели, расчищая подъезд от снега. К полудню он весь вспотел, а руки и ноги болели сильнее, чем когда-либо. Он перекусил, принял душ и заставил себя закончить работу. Снег намок и стал гораздо тяжелее, и он убрал все только к вечеру. После этого он снова принял душ, отключил телефон и умял четыре бутылки пива и два гамбургера. Потом с трудом вскарабкался наверх, в свою спальню, и заснул.
Ночью он услышал дикий свист ветра, который снова засыпал снегом его с таким трудом расчищенный подъезд. Кроме этого, слышалось еще что-то — музыка? — и он подумал: «Мне это снится». Но боль в мускулах мешала в это поверить. Он встал, подошел к окну и увидел полную луну, нависшую над обнаженными деревьями. Потом он разглядел то, что заставило его подумать, что все-таки это сон. Как он и боялся, снег засыпал его двор, а на снегу стоял человек в одежде музыканта с блестящим саксофоном в руках. Льюис глядел на него, не в силах пошевелиться или хоть что-нибудь сообразить, и тогда музыкант поднес саксофон к губам и извлек из него трель. Его кожа была черной, как ночное небо, и он стоял на снегу, хотя должен был бы утонуть в нем по талию. Льюис знал, что он должен пойти и лечь в постель, но продолжал стоять и смотреть на музыканта, пока его фигура не преобразилась — теперь это был Джон Джеффри, улыбающийся ему черным лицом. Льюис рухнул на кровать.
После долгого сидения в теплой ванне он спустился вниз и с удивлением выглянул в окошко столовой. Большая часть выпавшего за ночь снега уже растаяла, оставив лужи черной воды. Небо было безоблачным. Льюис потряс головой. Конечно, это сон, просто племянник Эдварда заронил к нему в мозг эту картину — черного музыканта с дурацким именем. «Теперь нам будут сниться его сюжеты», — подумал он и усмехнулся.
Он вышел в холл и натянул ботинки. Пройдя на кухню, он поставил греться чайник и посмотрел в окно. Лес был таким же черными мокрым, как деревья у фасада, снег у опушки казался глубже и белее. Он может пройтись, пока вскипит вода, а потом вернуться и позавтракать.
На улице было удивительно тепло, и это окружало его каким-то уютным, безопасным коконом. Лес, наполненный весенним журчанием воды, совсем не напоминал картинку из страшной сказки.
Он шел по привычной тропе, глубоко дыша, вдыхая аромат таяния и прелых листьев. Теперь он жалел, что много выпил в доме у Сирса и наговорил лишнего. Глупо винить себя в смерти Фредди Робинсона. И в тот раз он ничего такого не слышал — просто снег упал с ветки.
Ему нужно женское общество. Теперь, когда с Кристиной Берне все кончено, можно пригласить на ужин Анни, официантку Хэмфри, и пусть она говорит о книгах и картинах. Это поможет ему изгнать страхи прошедшего месяца. Можно пригласить и Энни, пускай обе говорят о картинах.
Потом он подумал, что можно на часок-другой увести у Рики Стеллу и просто наслаждаться созерцанием ее, сидящей рядом.
Очнувшись от своих мыслей, Льюис обнаружил, что зашел уже довольно далеко. Он был один в лабиринте освещенных солнцем деревьев и журчащей воды. Иллюзию необитаемости нарушала только виднеющаяся с дороги желтая цистерна. Он вздохнул и повернул обратно.
Он проголодался и был рад, что купил в Милберне бекон и яйца. Он намелет кофе, пожарит яичницу и тосты, а после завтрака позвонит девушкам и пригласит их на ужин. Стелла подождет.
На полпути домой он почуял запах еды. Он удивленно принюхался — без сомнения, пахло завтраком, тем самым, что он только что вообразил. Кофе, бекон, яйца. Ага. Кристина. Решила помириться. У нее ведь был ключ.
Скоро он вышел на опушку, и вкусный запах усилился. Он шел, думая о том, что он ей скажет и в каком настроении она его встретит… только потом он заметил, что у дома нет ее машины.
Он остановился и посмотрел на дом. Тот казался еще больше, чем обычно, деревья рядом с ним выглядели тонкими прутиками. Льюис смотрел на эту уменьшенную копию шотландского замка, внезапно похолодев.
Это был замок не спящей, а мертвой принцессы.
Запах еды стал одуряюще сильным. Льюис осторожно открыл дверь кухни и вошел.
На кухне было пусто, но там кто-то побывал. На столе стояли две тарелки — его лучший фарфор. Рядом свечи в серебряных подсвечниках, незажженные. На холодильнике — банка апельсинового сока. Чайник свистел на плите, и Льюис снял его.
Возле тостера лежали два ломтика хлеба.
— Кристина? — позвал он, еще надеясь, что она спряталась. Ответа не было.
Он повернулся назад к плите и понюхал воздух. Бекон и яичница. Но плита была холодной.
В столовой все осталось, как было; то же и в гостиной. Он поднял с ручки кресла книгу и с любопытством посмотрел на нее, хотя сам положил ее туда накануне.
— Кристина! Кто тут?
Вверху хлопнула дверь.
Льюис быстро подошел к лестнице.
— Кто там?
После бесконечно долгого мгновения он начал подниматься. Холл наверху, освещенный солнцем, был пуст. Справа располагалась его спальня, слева две запертые комнаты.
Дверь в спальню закрывалась именно с тем лязгающим звуком, который услыхал Льюис.
Льюис стоял возле двери, не в силах заставить себя войти. Он уже видел привычную обстановку спальни — ковер, его тапочки, пижаму, окно, в которое он смотрел утром. Остановило его то, что на кровати лежало тело его жены, покончившей с собой четырнадцать лет назад. Медленно, дюйм за дюймом, его рука тянулась к ручке. Наконец он нащупал ее и повернул. Потом закрыл глаза и шагнул за порог.
Сразу же ему в ноздри ударило неописуемое зловоние гниющей плоти.
«Входи, Льюис».
Весь дрожа, он открыл глаза. Никого. И никакого запаха, кроме тяжелого аромата увядших цветов. Он подошел к кровати и потрогал простыню. Она была теплой.
Через минуту он уже набирал номер.
— Отто, ты не боишься лесничих?
— Ах, Льюис, они бегут, когда меня видят. Но в такую погоду собак не выведешь. Если хочешь, приезжай на шнапс.
— Обязательно приеду. Спасибо.
Глава 2
Питер остался в классе, когда все остальные убежали на перемену. Он сидел и читал книгу. Тут к нему подошел Тони Дрекслер.
— Слышал что-нибудь про Джима Харди?
— Нет, — Питер опустил голову еще ниже.
— Я думаю, он давно уже в Гринич-Вилледж.
— Может быть.
— Сейчас история. Учил что-нибудь?
— Нет.
— Врешь ведь. Ну ладно, пока.
Оставшись один, Питер швырнул книгу в сумку, пошел в туалет и сидел там, пока не прозвонил звонок. Подождав еще немного, он осторожно пробрался в холл и вышел. Никто его не заметил.
Выйдя со школьного двора, Питер направился к Андерхилл-роуд, которая вела к дороге №17. Он обходил площадь и деловые улицы. Скоро он вышел из города и теперь шел, вернее, бежал по дороге среди голых полей.
На шоссе он остановился и начал голосовать.
Ему нужно было поговорить с Льюисом. О своей матери.
В глубине сознания он видел, как набрасывается на Льюиса, как разбивает кулаками его красивое лицо… Но одновременно ему представлялся Льюис улыбающийся и говорящий, что он приехал из Испании совсем не затем, чтобы заводить шашни с чьими-то матерями.
Если Льюис так скажет, он расскажет ему про Джима Харди.
Питер голосовал минут пятнадцать, пока перед ним не остановился синий автомобиль. Водитель, плотный мужчина средних лет в помятом сером костюме и туго затянутом зеленом галстуке, открыл дверцу. На заднем сиденье громоздились какие-то рекламные буклеты.
— Тебе куда, сынок?
— Недалеко, миль шесть или семь отсюда. Скажу, где это.
— Это против моих принципов, — сказал мужчина.
— Что?
— Против моих принципов. Опасно садиться в машину к незнакомым людям. Советую тебе запомнить это.
Питер громко рассмеялся.
Водитель остановился перед домом Льюиса и на прощанье не преминул дать Питеру еще один совет:
— Слушай, не садись ни к кому в машину. На дорогах полно всяких извращенцев, — он схватил Питера за руку. — Обещай мне не делать этого.
— Ладно, обещаю.
— Господь слышит тебя. Подожди минутку, — он обернулся, взял один из буклетов и протянул его Питеру. — Вот, возьми. Это поможет тебе. Это ответ на все.
— Ответ?
— Именно. И покажи друзьям.
Питер посмотрел на неряшливо отпечатанную брошюрку.
Она называлась «Сторожевая башня». Машина уехала, и Питер, сунув буклет в карман, пошел к дому.
У подъезда снег растаял, отражая солнце в десятках зеркальных луж. Он никогда не был здесь и удивился величине дома. Там можно блуждать неделю и не найти выхода. Представив, как обособленно и странно Льюис живет здесь, Питер усомнился в своих планах.
Войти в этот дом ему было не легче, чем в зловещий дом на Монтгомери-стрит. Он обошел дом сзади. Там он был приветливее: кирпичный дворик, деревянные сараи, деревья. Он заметил тропу, уходящую в виднеющийся вдали лес, и тут в его голове возник голос:
«Представь, что Льюис лежит в постели с твоей матерью, Питер».
— Нет, — прошептал он.
«Представь, как она извивается под ним, голая. Представь…»
Питер затряс головой, и голос стих. Тут с дороги к дому повернул автомобиль. Льюис едет домой. Питер подумал было сразу предстать перед ним, но осторожность превозмогла, и он, спрятавшись за сараем, высунулся оттуда. Перед домом остановилась машина его матери.
Питер тихо застонал. Укрывшись за кустами, он следил, как мать выходит из машины. Ее лицо было бледным от сдерживаемых чувств — такой он ее никогда не видел. Она нагнулась к машине и дважды нажала гудок. Потом выпрямилась и медленно пошла к дому. Питер думал, что она позвонит, но она порылась в сумочке, достала ключ и открыла дверь. Он слышал, как она зовет Льюиса по имени.
Глава 3
Льюис на своем «моргане» с трудом объехал большую лужу на дороге, ведущей к сыроварне. Это было деревянное здание солидных размеров, выстроенное самим Отто в долине за Афтоном, у подножия лесистых холмов. В загонах заливались лаем собаки. Льюис вышел на машину, открыл железные двери и вошел внутрь, вдыхая густой запах свернувшегося молока.
— Льюис!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Только что заметил: Анна Мостин. Эти инициалы. Неужели это тоже «простое совпадение»? Она совсем не похожа на Альму Моубли, но…
Я понял, что у них общего: ощущение себя вне времени, вне возраста. Когда Альма проходила в 20-х мимо отеля «Пласа», Анна Мостин могла сидеть внутри, в платье с открытой спиной, беседуя о новых машинах и о рынке акций и мило улыбаясь.
Вечером я отнесу роман о докторе Заячья лапка к печи для мусора и сожгу.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ОХОТА НА ЕНОТА
Но цивилизованный человеческий дух, называть ли его буржуазным или просто цивилизованным, остается бессильным перед ощущением сверхъестественного.
Т.Манн, «Доктор Фаустус»
I
ЕВА ГАЛЛИ И МАНИТУ
Я здесь ночью октябрьской блуждал,
Я здесь с ношею мертвой блуждал.
Эта ночь была ночь без просвета,
Самый год в эту ночь умирал,
Что за демон сюда нас зазвал?
Э.А. По, «Улялюм»
Льюис Бенедикт
Глава 1
Погода переменилась всего на два дня. Снег прекратился и выглянуло солнце. Впервые за полтора месяца температура поднялась выше нуля; площадь превратилась в большую топкую лужу, а река, еще более серая и зябкая, чем в тот день, когда в нее шагнул с моста Джон Джеффри, была готова залить берега. Уолт Хардести и его помощники вместе с добровольцами загородили набережную мешками с песком, чтобы предотвратить потоп, причем в течение всей работы Хардести не снимал своего ковбойского наряда.
Омар Норрис теперь пил вволю, преспокойно ночуя в гараже, когда жена выставляла его из дома. Весь город в эти дни как будто расслабился. Уолтер Берне ходил в банк в веселенькой розовой рубашке и у него было совершенно не банкирское настроение. Рики и Сирс подшучивали над Элмером Скэйлсом за его неумение предсказывать погоду. Посещаемость кинотеатра Кларка Маллигена возросла вдвое. Спешащие по улицам пешеходы весело увертывались от брызг грязи, которой обдавали их машины. Пенни Дрэгер, бывшая подруга Джима Харди, нашла себе нового приятеля — таинственного незнакомца, бритого и в темных очках, который просил называть его Г и говорил, что он моряк. В лучах солнца и журчании воды Милберн казался совсем другим. Стелла Готорн, лежа в горячей ванне, решила отослать Гарольда Симса обратно к университетским библиотекаршам.
Не радовалась только Элинор Харди, мрачно начищающая перила в своем отеле. А Джон Джеффри и Эдвард Вандерли лежали в земле; а Нетти Дедэм в больнице упорно повторяла то же никому не понятное слово; а Элмер Скэйлс, еще сильнее отощавший, продолжал сидеть с ружьем у окна. Солнце садилось все раньше, и по вечерам улицы погружались в темноту, и на город опять наваливались старые страхи. Два дома стояли посреди него, как острова мрака: дом на Монтгомери-стрит, где из комнаты в комнату перемещались неведомые кошмары, и старый дом Эдварда Вандерли на Хэйвен-лэйн, хранящий свою тайну.
Льюис провел первый день оттепели, расчищая подъезд от снега. К полудню он весь вспотел, а руки и ноги болели сильнее, чем когда-либо. Он перекусил, принял душ и заставил себя закончить работу. Снег намок и стал гораздо тяжелее, и он убрал все только к вечеру. После этого он снова принял душ, отключил телефон и умял четыре бутылки пива и два гамбургера. Потом с трудом вскарабкался наверх, в свою спальню, и заснул.
Ночью он услышал дикий свист ветра, который снова засыпал снегом его с таким трудом расчищенный подъезд. Кроме этого, слышалось еще что-то — музыка? — и он подумал: «Мне это снится». Но боль в мускулах мешала в это поверить. Он встал, подошел к окну и увидел полную луну, нависшую над обнаженными деревьями. Потом он разглядел то, что заставило его подумать, что все-таки это сон. Как он и боялся, снег засыпал его двор, а на снегу стоял человек в одежде музыканта с блестящим саксофоном в руках. Льюис глядел на него, не в силах пошевелиться или хоть что-нибудь сообразить, и тогда музыкант поднес саксофон к губам и извлек из него трель. Его кожа была черной, как ночное небо, и он стоял на снегу, хотя должен был бы утонуть в нем по талию. Льюис знал, что он должен пойти и лечь в постель, но продолжал стоять и смотреть на музыканта, пока его фигура не преобразилась — теперь это был Джон Джеффри, улыбающийся ему черным лицом. Льюис рухнул на кровать.
После долгого сидения в теплой ванне он спустился вниз и с удивлением выглянул в окошко столовой. Большая часть выпавшего за ночь снега уже растаяла, оставив лужи черной воды. Небо было безоблачным. Льюис потряс головой. Конечно, это сон, просто племянник Эдварда заронил к нему в мозг эту картину — черного музыканта с дурацким именем. «Теперь нам будут сниться его сюжеты», — подумал он и усмехнулся.
Он вышел в холл и натянул ботинки. Пройдя на кухню, он поставил греться чайник и посмотрел в окно. Лес был таким же черными мокрым, как деревья у фасада, снег у опушки казался глубже и белее. Он может пройтись, пока вскипит вода, а потом вернуться и позавтракать.
На улице было удивительно тепло, и это окружало его каким-то уютным, безопасным коконом. Лес, наполненный весенним журчанием воды, совсем не напоминал картинку из страшной сказки.
Он шел по привычной тропе, глубоко дыша, вдыхая аромат таяния и прелых листьев. Теперь он жалел, что много выпил в доме у Сирса и наговорил лишнего. Глупо винить себя в смерти Фредди Робинсона. И в тот раз он ничего такого не слышал — просто снег упал с ветки.
Ему нужно женское общество. Теперь, когда с Кристиной Берне все кончено, можно пригласить на ужин Анни, официантку Хэмфри, и пусть она говорит о книгах и картинах. Это поможет ему изгнать страхи прошедшего месяца. Можно пригласить и Энни, пускай обе говорят о картинах.
Потом он подумал, что можно на часок-другой увести у Рики Стеллу и просто наслаждаться созерцанием ее, сидящей рядом.
Очнувшись от своих мыслей, Льюис обнаружил, что зашел уже довольно далеко. Он был один в лабиринте освещенных солнцем деревьев и журчащей воды. Иллюзию необитаемости нарушала только виднеющаяся с дороги желтая цистерна. Он вздохнул и повернул обратно.
Он проголодался и был рад, что купил в Милберне бекон и яйца. Он намелет кофе, пожарит яичницу и тосты, а после завтрака позвонит девушкам и пригласит их на ужин. Стелла подождет.
На полпути домой он почуял запах еды. Он удивленно принюхался — без сомнения, пахло завтраком, тем самым, что он только что вообразил. Кофе, бекон, яйца. Ага. Кристина. Решила помириться. У нее ведь был ключ.
Скоро он вышел на опушку, и вкусный запах усилился. Он шел, думая о том, что он ей скажет и в каком настроении она его встретит… только потом он заметил, что у дома нет ее машины.
Он остановился и посмотрел на дом. Тот казался еще больше, чем обычно, деревья рядом с ним выглядели тонкими прутиками. Льюис смотрел на эту уменьшенную копию шотландского замка, внезапно похолодев.
Это был замок не спящей, а мертвой принцессы.
Запах еды стал одуряюще сильным. Льюис осторожно открыл дверь кухни и вошел.
На кухне было пусто, но там кто-то побывал. На столе стояли две тарелки — его лучший фарфор. Рядом свечи в серебряных подсвечниках, незажженные. На холодильнике — банка апельсинового сока. Чайник свистел на плите, и Льюис снял его.
Возле тостера лежали два ломтика хлеба.
— Кристина? — позвал он, еще надеясь, что она спряталась. Ответа не было.
Он повернулся назад к плите и понюхал воздух. Бекон и яичница. Но плита была холодной.
В столовой все осталось, как было; то же и в гостиной. Он поднял с ручки кресла книгу и с любопытством посмотрел на нее, хотя сам положил ее туда накануне.
— Кристина! Кто тут?
Вверху хлопнула дверь.
Льюис быстро подошел к лестнице.
— Кто там?
После бесконечно долгого мгновения он начал подниматься. Холл наверху, освещенный солнцем, был пуст. Справа располагалась его спальня, слева две запертые комнаты.
Дверь в спальню закрывалась именно с тем лязгающим звуком, который услыхал Льюис.
Льюис стоял возле двери, не в силах заставить себя войти. Он уже видел привычную обстановку спальни — ковер, его тапочки, пижаму, окно, в которое он смотрел утром. Остановило его то, что на кровати лежало тело его жены, покончившей с собой четырнадцать лет назад. Медленно, дюйм за дюймом, его рука тянулась к ручке. Наконец он нащупал ее и повернул. Потом закрыл глаза и шагнул за порог.
Сразу же ему в ноздри ударило неописуемое зловоние гниющей плоти.
«Входи, Льюис».
Весь дрожа, он открыл глаза. Никого. И никакого запаха, кроме тяжелого аромата увядших цветов. Он подошел к кровати и потрогал простыню. Она была теплой.
Через минуту он уже набирал номер.
— Отто, ты не боишься лесничих?
— Ах, Льюис, они бегут, когда меня видят. Но в такую погоду собак не выведешь. Если хочешь, приезжай на шнапс.
— Обязательно приеду. Спасибо.
Глава 2
Питер остался в классе, когда все остальные убежали на перемену. Он сидел и читал книгу. Тут к нему подошел Тони Дрекслер.
— Слышал что-нибудь про Джима Харди?
— Нет, — Питер опустил голову еще ниже.
— Я думаю, он давно уже в Гринич-Вилледж.
— Может быть.
— Сейчас история. Учил что-нибудь?
— Нет.
— Врешь ведь. Ну ладно, пока.
Оставшись один, Питер швырнул книгу в сумку, пошел в туалет и сидел там, пока не прозвонил звонок. Подождав еще немного, он осторожно пробрался в холл и вышел. Никто его не заметил.
Выйдя со школьного двора, Питер направился к Андерхилл-роуд, которая вела к дороге №17. Он обходил площадь и деловые улицы. Скоро он вышел из города и теперь шел, вернее, бежал по дороге среди голых полей.
На шоссе он остановился и начал голосовать.
Ему нужно было поговорить с Льюисом. О своей матери.
В глубине сознания он видел, как набрасывается на Льюиса, как разбивает кулаками его красивое лицо… Но одновременно ему представлялся Льюис улыбающийся и говорящий, что он приехал из Испании совсем не затем, чтобы заводить шашни с чьими-то матерями.
Если Льюис так скажет, он расскажет ему про Джима Харди.
Питер голосовал минут пятнадцать, пока перед ним не остановился синий автомобиль. Водитель, плотный мужчина средних лет в помятом сером костюме и туго затянутом зеленом галстуке, открыл дверцу. На заднем сиденье громоздились какие-то рекламные буклеты.
— Тебе куда, сынок?
— Недалеко, миль шесть или семь отсюда. Скажу, где это.
— Это против моих принципов, — сказал мужчина.
— Что?
— Против моих принципов. Опасно садиться в машину к незнакомым людям. Советую тебе запомнить это.
Питер громко рассмеялся.
Водитель остановился перед домом Льюиса и на прощанье не преминул дать Питеру еще один совет:
— Слушай, не садись ни к кому в машину. На дорогах полно всяких извращенцев, — он схватил Питера за руку. — Обещай мне не делать этого.
— Ладно, обещаю.
— Господь слышит тебя. Подожди минутку, — он обернулся, взял один из буклетов и протянул его Питеру. — Вот, возьми. Это поможет тебе. Это ответ на все.
— Ответ?
— Именно. И покажи друзьям.
Питер посмотрел на неряшливо отпечатанную брошюрку.
Она называлась «Сторожевая башня». Машина уехала, и Питер, сунув буклет в карман, пошел к дому.
У подъезда снег растаял, отражая солнце в десятках зеркальных луж. Он никогда не был здесь и удивился величине дома. Там можно блуждать неделю и не найти выхода. Представив, как обособленно и странно Льюис живет здесь, Питер усомнился в своих планах.
Войти в этот дом ему было не легче, чем в зловещий дом на Монтгомери-стрит. Он обошел дом сзади. Там он был приветливее: кирпичный дворик, деревянные сараи, деревья. Он заметил тропу, уходящую в виднеющийся вдали лес, и тут в его голове возник голос:
«Представь, что Льюис лежит в постели с твоей матерью, Питер».
— Нет, — прошептал он.
«Представь, как она извивается под ним, голая. Представь…»
Питер затряс головой, и голос стих. Тут с дороги к дому повернул автомобиль. Льюис едет домой. Питер подумал было сразу предстать перед ним, но осторожность превозмогла, и он, спрятавшись за сараем, высунулся оттуда. Перед домом остановилась машина его матери.
Питер тихо застонал. Укрывшись за кустами, он следил, как мать выходит из машины. Ее лицо было бледным от сдерживаемых чувств — такой он ее никогда не видел. Она нагнулась к машине и дважды нажала гудок. Потом выпрямилась и медленно пошла к дому. Питер думал, что она позвонит, но она порылась в сумочке, достала ключ и открыла дверь. Он слышал, как она зовет Льюиса по имени.
Глава 3
Льюис на своем «моргане» с трудом объехал большую лужу на дороге, ведущей к сыроварне. Это было деревянное здание солидных размеров, выстроенное самим Отто в долине за Афтоном, у подножия лесистых холмов. В загонах заливались лаем собаки. Льюис вышел на машину, открыл железные двери и вошел внутрь, вдыхая густой запах свернувшегося молока.
— Льюис!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51