– Меняем курс, Кеннеди, – приказал он. – Цель – темная сторона шадрахской луны. Сделайте необходимые расчеты как можно быстрее и выполняйте, после чего прикиньте разные варианты ускорения и соответствующее время в пути. Марлоу, произведите оценку яркости Б за пределами расширяющей оболочки и пошлите данные Столту – я хочу знать, как долго выстоит корпус. Потом проверьте рассчитанное Кеннеди время полета и посмотрите, выдержим ли мы столько.
Он почувствовал легкий боковой крен, когда «Дружба» слегка изменила курс. Мостик затрещал, поворачиваясь, чтобы приспособиться к этому изменению; потом «Дружба» снова полетела по прямой, и возник крен в противоположную сторону – это мостик осуществлял обратную коррекцию.
– Изменение курса произведено, – доложила Кеннеди. – При полете с ускорением восемь g мы достигнем луны через двадцать семь минут.
– Марлоу?
– Это будет чертовски тяжелое испытание для корабля, капитан, – проворчал тот. – Сопла двигателя примут на себя главный удар, они гораздо более устойчивы к нагреванию, чем сам корпус. Однако мы летим не прямо к звезде; и если корабль будет медленно поворачиваться, подставляя воздействию ее лучей все части корпуса попеременно, теоретически угрожающий момент наступит через пятнадцать-двадцать минут.
– Есть какие-нибудь соображения, Кеннеди?
– Так, кое-что, сэр. – Она покачала головой. – Мы можем сократить время подлета до двадцати минут, если отключим двигатель и пролетим по инерции девять минут, но тогда оставшиеся одиннадцать придется пройти на двенадцати g.
Одиннадцать минут на двенадцати g. Одиннадцать минут кромешного ада для корабля, его человеческой части экипажа… и, возможно, даже еще худшей ситуации для темпи. А могут темпи вообще выжить при ускорении двенадцать g?
Роман включил интерком.
– Рин-саа?
На дисплее возникло лицо чужеземца.
– Слушаю, Ро-маа.
– Рин-саа, мы находимся в кризисной ситуации, – сказал Роман. – Нам нужно в течение одиннадцати минут идти на двенадцати g, или «Дружба» не выдержит. Вы способны перенести это?
Непривычная для темпи тень непонятной эмоции скользнула по лицу Рин-саа.
– Не знаю, – ответил он. – Знаю лишь, что темпи в состоянии в течение короткого времени выдержать восемь g. Это все. – Он помолчал. – Твои желания совпадают с нашими, Ро-маа. Делай, что считаешь нужным.
Роман стиснул зубы.
– Кеннеди, действуйте согласно вашему предложению. Дайте сигнал о переходе в фазу тяжелого ускорения. Рин-саа… удачи.
Двигатель смолк; завыла сигнальная сирена. Кресло Романа разложилось, приняв форму антиперегрузочного ложа. Он устроился на нем поудобнее, насколько позволяло нулевое тяготение, почувствовал, как подушки принимают форму тела, и не сводил взгляда с дисплеев. Он сделал все, что мог, и теперь оставалось лишь ждать, как проявят себя законы физики.
Спустя минуту, точно как и предполагалось, расширяющаяся во все стороны плазменная оболочка прорвалась.
Показатели температуры корпуса поползли вверх, выше, чем когда-либо доводилось видеть Роману, а потом внезапно упали – датчики на солнечной стороне либо отключились, либо просто сгорели. По мере медленного вращения «Дружбы» то же самое происходило и с остальными датчиками. В течение минуты внешний отражающий слой корпуса начал покрываться пузырями, и температура внутри корабля поднималась быстрее, чем охлаждающая система была в состоянии снижать ее.
А потом вновь ожил фузионный двигатель… и Роман тяжело задышал, когда гигантская невидимая рука вмяла его в ложе. Она давила на него, расплющивала его, делала все, чтобы выжать из него жизнь…
Прежде чем сознание затопила тьма, мелькнула мысль, как чертовски не похожа эта адская мясорубка, через которую приходится протаскивать корабль, на то, что обычно понимается под словами «спасательная экспедиция».
* * *
Медленно, будто не веря, что уцелел, корабль приходил в себя.
– Ремонтная служба докладывает, что выгнулись более двадцати пластин обшивки корпуса. Наиболее серьезные повреждения устраняются…
– Имеются случаи разрушения недостаточно хорошо закрепленного оборудования, капитан, но ничего жизненно важного не пострадало. Сейчас мы все приведем в порядок…
– Приземление получилось грубоватое, однако сопла двигателя уцелели. Мы находимся в нескольких километрах к югу от центра темной стороны луны. Период ее вращения около девяти дней. Значит, мы можем оставаться тут столько, сколько понадобится…
– Есть пострадавшие, капитан. Темпи докладывают о восьми погибших. С нашей стороны уцелели все, но у некоторых переломы костей, и есть внутренние повреждения. Медики отправились на половину темпи для оказания помощи.
Восемь погибших. Роман выругался себе под нос. Восемь погибших… и то, что все они темпи, в каком-то смысле еще хуже. Нужно, конечно, связаться с Рин-саа и выразить официальные соболезнования…
– Капитан? – окликнул его Марлоу. – Мне удалось наладить лазерную связь, хотя статика вокруг просто взбесилась, и найти людей доктора Ловри.
Роман ткнул в клавишу интеркома.
– Это капитан Хэмл Роман с борта «Дружбы», исследовательского судна Кордонейла. Доктор Ловри?
– Да, капитан. – Дисплей слегка очистился от «снега» статических разрядов, и Роман увидел седоволосого мужчину в скафандре. Насколько позволял разглядеть шлем, лицо у него было измученное. – Вы даже представить себе не можете, как мы счастливы, что вы здесь!
– Я и сам рад этому. Где вы?
– На темной стороне планеты. Я могу сообщить вам наши текущие координаты, но вряд ли это имеет смысл. Сутки Шадраха длятся сорок два часа, и мы вынуждены постоянно перемещаться, чтобы оставаться на теневой стороне.
– Понятно. – Роман бросил взгляд на обзорный экран. Планета на нем имела форму полумесяца, висела близко к горизонту и сияла отраженным светом, который тем не менее ослеплял. – Надо полагать, у вас есть какой-нибудь шаттл?
– Да… «Синор-ГрейбекТЛ-один». Маловат, конечно, учитывая, что нас тут пятьдесят человек, но мы втиснемся.
– Кеннеди? – негромко спросил Роман.
– Это довольно крупное судно, сэр, – быстро ответила она, – но поскольку нашего шаттла сейчас нет, в ангаре хватит места.
– Спасибо… Да, доктор, мы можем его принять. Как у вас дела с топливом?
– Большую часть его мы были вынуждены оставить на базе, и некоторое количество взятого с собой уже использовали, перемещаясь вслед за тенью, но его все еще хватит, чтобы встретиться с вами на орбите. Если, конечно, эта орбита будет не слишком высока.
– Думаю, мы сумеем к вам приноровиться. Теперь еще вопрос. Насколько мне известно, там, внизу, есть и группа темпи. Они с вами?
Ловри покачал головой.
– Боюсь, им помощь уже не потребуется, капитан, – бесконечно усталым голосом ответил он. – Когда на карлике произошел первый выброс, их лагерь находился на солнечной стороне. Все они мертвы.
Роман почувствовал, как внутри у него все сжалось в тугой узел.
– Вы уверены?
Сквозь треск статических разрядов вздох Ловри был едва слышен.
– Уверен. Едва их лагерь оказался на темной стороне, мы тут же отправились туда. Все произошло так неожиданно, что у них не было ни малейшего шанса спастись. Если бы почва не среагировала на вспышку легкими сотрясениями, нас ждала бы та же судьба. – Ловри вскинул руку, как бы желая провести пальцами по волосам, но тут же со смущенным видом уронил ее. – Мы понятия не имеем, почему карлик пробудился так быстро; он должен был еще не меньше месяца находиться в стабильном состоянии.
– Детали обсудим позднее, доктор. С вашими людьми все в порядке?
– У нас все прекрасно… или будет, как только мы выберемся отсюда. Просто скажите, когда нам нужно взлететь.
– Боюсь, сразу это не получится. – Роман бросил взгляд на дублирующий дисплей сканера. – Нам необходимо дождаться, пока интенсивность света спадет настолько, что мы сможем добраться до вас. В данный момент мы на темной стороне вашей большей луны.
Ловри испуганно вытаращил глаза.
– Так вы не на Шадрахе? Капитан… – Он с трудом сглотнул и сделал судорожный вдох. – Капитан, мы не можем ждать столько. Наши расчеты показывают, что следующий выброс будет последним.
Внезапно во рту у Романа пересохло.
– Произойдет вспышка новой?
Ловри кивнул.
– И раз так, никакого существенного снижения интенсивности ждать не приходится.
На мостике внезапно стало очень тихо.
– Сколько у нас времени? – спросил Роман.
– Самое большее, где-то между шестьюдесятью и семьюдесятью часами.
Шестьдесят часов. И минимум двадцать пять из них уйдут на обратный полет к Пегасу…
– Ладно, доктор, мы обдумаем, что можно сделать. Конец связи.
Он отключился, и шум статических разрядов резко оборвался. Тишина на мостике стала почти осязаема. Роман осторожно повернулся – от полета на двенадцати g болела каждая мышца – и посмотрел на Марлоу.
– Вы все слышали. Теперь давайте прикиньте вместе со Столтом, сколько еще способен выстоять корпус.
– Уже сделано, капитан, – ответил Марлоу. Кривая световой интенсивности на дублирующем дисплее Романа сменилась другой кривой и колонкой чисел. – Капитан Столт считает, что сопла двигателя в состоянии выдержать без вреда для себя еще пятнадцать часов полета или около того. – Курсор Марлоу уткнулся в соответствующую часть кривой. – К несчастью, оттуда до Шадраха на маневровых двигателях не долететь. Их мощность слишком мала.
– А что будет с остальным корпусом?
У Марлоу дернулась щека.
– Через двадцать минут на солнце швы начнут расходиться.
Роман прикусил губу.
– Что скажете, Кеннеди?
– Ничего хорошего, сэр. – Она покачала головой. – Если ускорение будет меньше восьми g, на полет уйдет как минимум час. А более высокое ускорение просто убьет остальных темпи.
Эти слова напомнили Роману, что он должен сообщить чужеземцам дополнительную порцию неприятных новостей. Да, это нужно сделать как можно скорее.
– А нельзя каким-то образом усилить защиту корпуса? – спросил он. – Я знаю, у нас есть запасные пластины.
Марлоу поджал губы.
– Сомневаюсь, что имеющихся у нас запасных пластин хватит, сэр, но я проверю.
Он заколебался и быстро взглянул на Кеннеди с таким видом, будто хотел что-то добавить, но не решился.
– Что вас беспокоит, лейтенант Марлоу? – спросил Роман.
Тот, казалось, окаменел; мышцы лица подергивались и, похоже, не только от нервного тика. Взгляд снова метнулся к Кеннеди, в нем появилось умоляющее выражение.
– Полагаю, сэр, – заговорила Кеннеди, – лейтенант хочет обратить ваше внимание на то обстоятельство, что высокая жароустойчивость сопел двигателя и достаточные запасы топлива позволяют нам в любой момент покинуть область звезды Б и благополучно вернуться к Пегасу. При условии, что никаких отклонений от прямого пути мы делать не будем.
Роман ошеломленно встретился с ней взглядом.
– И бросить пятьдесят человек на Шадрахе, надо понимать. Вы что, рекомендуете мне поставить крест на нашей миссии? Вы все так думаете?
Краем глаза Роман заметил смущенное выражение лица Марлоу. Кеннеди же, глядя прямо капитану в глаза, не дрогнула.
– Пока нет, – ответила она. – Но если мы не сможем добраться до них на протяжении ближайших тридцати часов, то да, я буду рекомендовать именно это.
На капитанском мостике воцарилась тишина.
– Я понял вашу позицию, лейтенант, – сказал Роман. – Давайте просто надеяться, что до этого не дойдет.
– Да, сэр.
Она и Марлоу, как по команде, отвернулись к своим пультам, вокруг снова послышалось негромкое журчание голосов… а Роман сидел, тупо глядя в затылок Кеннеди. Он сожалел о том, что в ее досье мало подробностей того, как в прошлом протекала ее военная служба. Она определенно служила на крупных военных кораблях. Скорее всего, видела реальные сражения. Кордонейл с угнетающей регулярностью впутывался в постоянно вспыхивающие межзвездные конфликты – до того, как проблема темпи поднялась во весь рост, заслонив собой другие, сравнительно более мелкие разногласия.
Не исключено, что ей уже приходилось бросать людей, обрекая их на гибель.
Роман вздрогнул.
«Да, будем надеяться, что до этого не дойдет», – подумал он, страстно желая, чтобы именно так и произошло.
До сих пор ему никогда не приходилось обрекать людей на гибель, и он не горел желанием сейчас начать приобретать подобный опыт.
А потом воспоминание обрушилось на него, словно ушат ледяной воды, и щеки вспыхнули от смущения и стыда.
Да, людей он на гибель не обрекал – только темпи.
Чувствуя, как внутри все болезненно сжимается, он сидел, глядя на свой интерком. Он и так запоздал с этим вызовом, и откладывать дальше… нет, от этого будет еще хуже.
Как обычно, ему ответил Рин-саа.
– Да, Ро-маа?
– Прими мои соболезнования в связи с гибелью восьми ваших людей.
– Одиннадцати. Еще трое умерли от внутренних повреждений. Сейчас мы прощаемся с ними.
«Одиннадцать».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47