Но, как
теперь оказалось, ему больше некуда было идти.
Сейчас он сам должен решиться на что-то. Конюший видел его здесь и
наблюдал за его встречей с Дмитрием. И если у Дмитрия из-за этого
возникнут какие-то неприятности, то его отец доберется до Петра, где бы
тот ни был, и ему не придется рассчитывать на пощаду.
С этими мыслями он вышел за ворота конюшни и нырнул в ближайший
переулок. В этот момент звон колокола прекратился. "Это хорошо", - подумал
Петр и затаил дыхание. У него даже закружилась голова при мысли о том, что
вся эта суматоха постепенно затихнет.
Или его преследователи временно разошлись по домам и погоня готова
вот-вот возобновиться с новой силой?
Он продолжал идти и чувствовал, как кровь все сильнее истекает сквозь
прижатые к ране пальцы, а в ушах все настойчивее раздаются глухие тяжелые
удары, которые заглушают все остальные звуки. Нарастающая боль в боку и
спине мешала ему осмысленно воспринимать окружающую обстановку.
Единственное, что еще не подводило его, были глаза, которые обшаривали
улицу в поисках подходящего убежища.
Так он шел, полагаясь на зрительную память, и наконец добрался до
колодца, за которым были знакомые ворота, украшенные петухами, миновав
которые он оказался на мощеной бревнами, покрытой грязью дорожке.
Спотыкаясь и скользя по жидкой грязи, он добрался до конюшенного двора,
куда через изрезанные полосками света ставни доносились смех и крики из
переполненного трактира. Он мог даже различить голос Федора Мисарова,
который велел принести очередной кувшин вина из погреба.
Ноги сами потащили Петра подальше от трактира. Федор Мисаров всегда
поддерживал сторону Юришева, который, в свою очередь, держал в кармане всю
местную власть. Петр подумал о том, не поискать ли ему темное местечко
где-нибудь в конюшне, где он смог бы немного отдохнуть. Он хотел лишь
присесть в темноте... собраться с мыслями, привести в порядок дыхание и
вновь обрести остроту восприятия окружающего, чтобы обдумать, что делать
дальше, куда идти, а может быть... может быть, вывести одну из лошадей,
стоящих сейчас в конюшне, и... на время вообще сбежать из Воджвода.
Он вырос на улицах этого города, родившись здесь, он провел тут всю
жизнь, а о других местах знал лишь по рассказам Василия да Дмитрия или их
приятелей. Но он был уверен, что обязательно найдет подходящее место, где
сможет укрыться. Его способности помогут ему отыскать тот единственный
счастливый путь, который приведет к удаче. А он очень верил в свою
судьбу...
...Если бы только утихла боль, если бы только он не потерял вместе с
вытекающей кровью остатки жизни...
Он прилег, уткнувшись лицом в солому, не обращая внимания на фырканье
лошадей, которых встревожило его присутствие, а может быть, и запах крови,
разносившийся в темноте конюшни. Но все звуки, возникавшие сейчас во
дворе, тонули в громком пении, по-прежнему доносившемуся из трактира. Так
он лежал, отдыхая от пережитого напряжения, и уговаривал себя, что кровь
не будет так сильно вытекать, если он будет лежать тихо, не делая лишних
движений.
Но смертельный страх не проходил. Ведь он, на самом деле, знал, что
обманывает сам себя: кровь по-прежнему вытекала из раны, и он был близок к
потере сознания. В этот момент лошадь неожиданно пришли в движение, и
послышался чей-то голос:
- Тппру-у, Хозяюшка, в чем дело?
Ему даже показалось, что недалеко от него появился свет, и даже
послышались звуки приглушенных шагов, будто кто-то шел по соломе. Если это
люди боярина, выследившие его, то они наверняка убьют его прямо здесь.
Но это был всего-навсего мальчик, который в поднятой руке держал
фонарь. Петр узнал в нем Сашу Мисарова, который теперь замер в нескольких
шагах, не сводя с него застывшего испуганного взгляда. Вопрос же о том,
что здесь делает Петр, прозвучал по меньшей мере, глупо.
- Я умираю, - огрызнулся тот, пытаясь приподняться. Но это была
неудачная попытка. Он тут же упал вниз лицом, на солому, и даже закричал,
когда Саша попытался его поднять.
- Я схожу за дядей, - сказал Саша.
- Нет! - Петр был еще в состоянии говорить, несмотря на то, что лицо
его полностью утонуло в соломе, сердце тяжело стучало, а дыхание было
затруднено. Его тело только что испытало новый приступ боли, и теперь
казалось, он всем своим существом пытался определить, насколько лучше или
хуже его новое положение. - Нет! Только позволь мне немного отдохнуть
здесь. Не зови своего дядю. Я попал в беду и не хочу, чтобы и он оказался
замешан в этом. Я только отдохну здесь и через час-другой отправлюсь своей
дорогой...
- Но ведь ты истекаешь кровью, - сказал мальчик.
- Я знаю об этом, - проговорил Петр сквозь зубы. - У тебя есть
что-нибудь для перевязки?
- Только то, что я использую для лошадей.
- Принеси!
Мальчик исчез. Петр по-прежнему лежал, уткнувшись лицом в солому, и
пытался собрать силы, чтобы еще раз попытаться встать: возможно, что его
не оставляло желание выбраться из конюшни на улицу, отыскать там укромное
место и присесть. Может быть, он смог бы послать мальчика в "Цветок",
чтобы тот попытался привести оттуда его лошадь...
Нет, он не мог позволить себе ничего подобного. Ведь они наверняка
обыскали все окрестности, поговорили почти с каждым встречным и непременно
будут следить за его комнатой на постоялом дворе...
Наконец мальчик вернулся и, шурша соломой, опустился рядом с ним на
колени.
- Я принес воду и немного бальзама для раны...
Петр, закусив губу и находясь все в той же неудобной позе, пытался
развязать узел на своем поясе. Наконец узел был развязан.
- Сделай все, что ты можешь, малый. Я буду в долгу перед тобой.
Мальчик очень осторожно ослабил пояс, поднял рубашку и застыл,
сдерживая дыхание.
- Ну, что ты таращишь глаза! - проговорил Петр. - Перевязывай!
Лошади завозились и зафыркали, когда с тяжелым стуком, разбрызгивая
грязь, во двор трактира въехали верховые. Послышался звон колокольчика.
- Эй, есть здесь кто-нибудь? - раздался грубый голос. - Сторож!
- Подожди! - быстро сказал Петр. Но мальчик уже вскочил на ноги и
бросился к дверям, а Петр так и остался стоять на коленях, упираясь
локтями в покрытый соломой пол. Он даже не мог дышать от боли, и теперь
отдыхал, опустив голову на руки, чтобы как-то справиться со слабостью и
сделать два-три глубоких вдоха.
Он слышал, как всадники обменялись приветствиями с мальчиком и как
один из них спросил:
- Ты не видел Петра Кочевикова?
Петр тут же впал в отчаяние, пока не услышал ответ мальчика, который
прозвучал очень слабо, будто говоривший находился от него на значительном
расстоянии.
- Нет, господин.
- А ты знаешь его?
- Да, господин, знаю. Он был здесь сегодня, еще засветло.
- Кто-нибудь появлялся около трактира?
- Нет, господин. Только лишь те, кто сейчас сидит внутри...
- Их следует проверить.
Петр сделал глубокий вдох, убеждая себя, что должен пересилить боль и
спрятаться в тени, потому что если Саша даже и будет стоять на своем,
преследующие должны будут обыскать конюшню. Он с трудом поднялся с пола,
помогая себе руками, качнулся в сторону и упал, повторяя про себя:
"Дурак!" Он сумел сдержать рвущийся наружу крик и попробовал дышать, чтобы
поскорее рассеялся туман, все еще стоявший в его голове после падения и
мешавший ему видеть окружающее. До него доносились приглушенные голоса,
среди которых он различал один, принадлежавший Федору Мисарову.
- А что он сделал?
- Убил, - последовал ответ.
- Кого?
- Самого боярина Юришева. Господин Юришев застал его в верхнем зале,
прямо у дверей комнаты своей жены, и преследовал негодяя до самой улицы,
пока сам не свалился - замертво...
"Да нет же, нет!" - подумал про себя Петр. "Они все врут!"
- Если вы увидите его, - продолжал все тот же голос, - то не
испытывайте судьбу. Потому что на жертве не было ни малейшей раны.
"Человек просто умер", продолжал рассуждать Петр, прислушиваясь к
разговору. "Какие же дураки! Ведь он был просто никудышный слабый старик!"
Теперь Петр ждал, со злобным предвкушением, когда Саша Мисаров
вступит в разговор и заявит, что ему известно, где следует искать злодея,
потому что Петр не видел никакой причины, которая хоть как-то могла бы
удержать мальчика от доноса. Ставки были очень высоки, чтобы незнакомый
человек мог, ни с того, ни с сего, принять на себя подобный риск. Но
прошло некоторое время, и всадники, развернувшись, ускакали.
"Боже мой", подумал Петр, "неужели мальчика все еще нет здесь?"
Ему казалось, что Саша мог быть или в помещении трактира, или,
услышав все подробности о происшедшем, рассказать все Федору, который
должен был тут же вернуть погоню...
Но вместо этого он услышал, как старший Мисаров давал тому
наставления:
- Не забудь запереть на ночь ворота.
Потом до Петра донесся и голос мальчика, который казалось, был совсем
рядом, где-то около стены конюшни.
- Хорошо, дядя. Я так и сделаю.
Петр почувствовал, что теряет последние силы, и даже пучки соломы,
которые он сжимал все это время, вывалились из его ослабевших рук, а из
глаз непрерывно текли слезы. Каждый вздох заканчивался резкой болью в боку
и спине.
Он увидел, как мальчик вошел в конюшню и бегом бросился в его
сторону. Он рассказал, что теперь уже и городская стража ищет Петра. Он
еще говорил что-то, просил, чтобы Петр держался, обещал, что еще раз
перевяжет его и позаботится о нем...
А Петр терялся в догадках, почему он так поступает.

2
Петр проснулся от резко ударившего в нос запаха лошадей и сена, и
только потом уже ощутил боль. Но все же ночь благополучно прошла, и
солнечные лучи, играя плавающей в воздухе пылью, уже пробивались сквозь
щели между бревнами. Пробуждение обрадовало его, и даже боль в боку
показалась ему вполне сносной. Он боялся двигаться, но, тем не менее, не
оставлял мысли об этом. Лежа и раздумывая над тем, с чего бы ему начать
свое движение, он прислушивался к окружающему: лошади занимались своими
обычными делами, лениво переступая в стойлах, трактир пробудился и
постепенно наполнялся звуками и голосами, среди которых он различал голос
Иленки, покрикивающей на мальчика:
- Сашка, а ну бери ведра, ленивая деревенщина! - А где-то в соседях,
совсем рядом, заливался петух.
Затем он попытался припомнить, почему он лежал на этом полу,
уткнувшись лицом в солому, и воспоминания постепенно вернули его к
произошедшему: слуги, исполняющие княжеский закон, до сих пор ищут его по
всему городу, смерть старого боярина Юришева неотвратимо свершилась, и
потому он, Петр Кочевиков, проживший в Воджводе всю свою жизнь, должен
покинуть этот город, а придурковатые боярские стражники, к тому же,
объявили его замешанным еще и в колдовстве...
Эти заявления были нелепы хотя бы потому, что он хорошо запомнил, как
выглядело лицо Юришева, когда они стояли, столкнувшись нос к носу, и оба
были смертельно напуганы. Скорее всего, испуг и свел старого боярина в
могилу, и произошло это тут же, на месте. А что касается колдовства, то в
Воджводе не найдется ни одной местной ведьмы, способной совершить такое
дьявольское чудо.
По крайней мере те из них, кто жил в городе или ближайших
окрестностях, промышляли тем, что собирали различные слухи, а потом
недорого сбывали их своим посетителям. Если где и были подлинные колдуны,
подумал Петр, то уж никак не в Воджводе.
Все случившееся объяснялось очень просто: старик умер от испуга, а
его стража всего-навсего лишь защищала теперь свою репутацию. Вероятно,
кто-то из них тайно внушил отговорку о колдовстве местным властям, а
остальные дружно ее подхватили. Вот такова была, на самом деле, правда о
случившемся прошедшей ночью. Петр Кочевиков гораздо больше верил в
человеческие слабости, чем в способности колдунов, потому что
доказательства человеческой слабости встречались на каждом шагу, а
колдовство всегда стояло под вопросом, как, например, в случае с
"маленьким старичком", который, считаясь самым распространенным домовым,
должен был бы оберегать конюшни, но которого никто никогда не видел.
Колдовство на самом деле всегда было предметом ничем не ограниченной веры
в возможности других людей.
Он наверное мог бы даже воспользоваться этим в другое время, но
именно сейчас эта самая человеческая слабость предлагала ему выбор: или
быть повешенным с соблюдением всех правил и законов, или же получить более
быструю расправу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72