Предатели и террористы его ненавидят. Курды-предатели тратят почти все свое время и энергию на убийство добропорядочных курдов. За дело нашего национального единства полегло много кузенов Северик-бея. Но этому бронированному «мерседесу» не страшен даже иракский танк.
- Старик умеет водить?
- Какая разница? Он раздавит любого, кто встанет у него на пути.
- Следует отдать тебе должное, Мехметкик: у тебя все получается отлично. И ты чрезвычайно щедр.
- Спасибо. Твой босс-японец с Гавайев на меня не жалуется?
- Его беспокоят мертвые девушки, а в остальном он от тебя в восторге.
- Я ценю его доброе отношение, - сказал Озбей. - И твое тоже, конечно. Почему бы тебе не переночевать во дворце? У нас намечена небольшая видеовечеринка с членами парламента от Партии верного пути и МНР, банкирами и их любовницами... Когда мы схватили Оджалана, по всему миру начались курдские бунты. Курдские предатели совершали самосожжение! - Озбей со сконфуженным видом развел руками. - Как ни странно это звучит, но когда охваченные огнем курды-террористы атаковали и захватили греческое посольство, то это, признаюсь, был один из самых великолепных моментов в моей жизни. Да что там, это один из величайших моментов всего двадцатого века! У меня записаны на видеопленке сообщения об этом всех каналов: Си-эн-эн, «Немецкой волны», бразильского «Глобо Ньюс». Нам никогда не надоедает их пересматривать. Мы показываем их дипломатам, политикам, тайной полиции, всему турецкому высшему обществу. Они всегда и у всех вызывают улыбку.
Старлиц обдумал предложение. Оставить Зету ему было не с кем.
- Боюсь, не смогу. У меня другие планы.
- Потом мы поедем на свалку, стрелять по крысам из револьверов с жемчужными рукоятками.
- Увы, дружище, никак не могу. Мне очень жаль.
- Ты не хочешь приспосабливаться, - веско заключил Озбей. - Я не могу приспособить тебя к грядущему миру. Извини, Старлиц, но я больше не хочу тебя видеть. Это не нужно нам обоим. Пока я не понимал свою собственную реальность, то мог терпеть соседство с тобой. А теперь не могу. От тебя пахнет обреченностью.
- А как же группа?
- Я нарушаю твое первое правило. Они полезны мне, они важны. После Y2K их важность только возрастет. Я превращаю их в свое оружие.
- Если ты нарушишь первое правило, дружище, то в Y2K тебе не жить.
- Нет, Старлиц. Твои западные умозаключения не сработают. Это ты встретишь Y2K трупом.
- Помяни мое слово: либо ты оставишь группу, либо двухтысячный год начнется уже без тебя.
- Я не умру, Y2K будет для меня только началом. А ты подохнешь!
- Очнись, Озбей! У тебя уже два с половиной трупа. Сколько можно? По-твоему, героин - это кока-кола? Они обе наркоманки, но все решают наркотики и их количество.
- Я турок! Мне ли бояться героина? Это наше оружие! Афганцы завоевали с его помощью свободу! Албанцы ведут смертельную борьбу, применяя героин! И хватит спорить! - Озбей вздохнул. - Довольно! Сиди тихо. Я тебя покупаю, и дело с концом. Для денег нет языковых преград. В моем кабинете стоит чемодан, набитый болгарскими деньгами... как они называются?
- Форинты? - предположил Старлиц.
- Нет, по-другому...
- Кроны?
- Тоже нет.
- Болгарские левы!
- Точно. Такие новенькие, хрустящие. Еще не побывали в руках, ведь Болгария только вступает в капитализм. Забирай чемодан, отправляйся с ним на Кипр, отмывай денежки. Скройся с глаз! Ты не можешь меня спасти. Ты даже самого себя не спасешь.
- Ты надеешься, что я способен отказаться от своего обязательства перед этими девочками, польстившись всего на один кожаный чемоданчик дешевых болгарских бумажек? После всего, что я для них сделал? После всех моих планов?
- Да, надеюсь. Забирай или так проваливай.
Старлиц почесал в затылке.
- Разве что за два чемоданчика... Я путешествую не один.
9
Старлицу осточертели авиаперелеты. Самолет представлялся ему теперь слишком чистым, нечеловеческим, отупляющим транспортным средством. Он взял в Стамбуле напрокат дешевый автомобиль и радостно покатил через всю Турцию в плотном потоке местных приверженцев скоростной езды по плохим дорогам. Он нашел Зету в номере Немки. Девочка крепко заснула, не вынеся голода, расстройства биоритма из-за дальнего перелета и нервотрепки, неизменно сопровождающей фанатичное поклонение поп-звездам. Сон пошел ей на пользу. Теперь она радостно барабанила пальцами по своему персональному чемоданчику из телячьей кожи.
- Правда, папа, иметь много денег - это здорово?
- Еще бы!
- Когда Немка заработает свой миллион?
Старлиц откашлялся.
- У Немки талант. У нее лимузины, ее встречают орущие толпы. Но таланта сохранить денежки она лишена.
- Знаешь, что она мне сказала? Что люди думают, будто быть звездой здорово, ведь она носит красивые шмотки и не вылезает с вечеринок. А она вкалывает не разгибаясь, папа. Все время в гимнастическом зале, никогда не наедается досыта. Она говорит, что дождется Y2K, заберет свой глупый миллион, вернется домой, в Бремен, и завалится спать лет на пять. Якобы такой у вас договор.
- Возможно, так и будет, но это уже не наша проблема. Помочь «Большой Семерке» теперь невозможно. Она застряла в Турции и преображается на глазах. Скоро от нее вообще ничего не останется. Если кто-то и вырвется из повествования и унесет с собой заработанное, то это будем мы.
Зета погрузилась в задумчивое молчание, сменившееся через некоторое число километров укачанной угрюмостью, близкой к рвоте.
Переночевав в Анталии в приморском отеле, они погрузились с утра на автомобильный паром, отправлявшийся на турецкий Кипр. На берег они сошли зеленые от качки и дизельного выхлопа и снова покатили по суше, через остров, к Лефкосе с ее тесными средневековыми улочками.
Виктора они отыскали в рабочем квартале столицы турецкого Кипра. Виктор облюбовал обшарпанный ресторанчик на первом этаже иссеченного пулями многоквартирного жилого дома шестидесятых годов. Там было уютно, как в бункере: толстые бетонные стены, маленькие, затянутые занавесками окошки на северную сторону, единственная дверь. Когда-то в доме был выход на юг и соответствующий приличный вид из окон - на Зеленую линию и греческий Кипр. Немудрено, что южную стену наглухо заложили кирпичом.
На Викторе была цветастая рубаха, темные очки, модные брючки цвета хаки и псевдоитальянские турецкие ботиночки. Он поглощал густое темно-красное харчо. За соседним столиком утоляли голод четверо солдат ООН - усатые аргентинцы в сапогах, камуфляже и небесно-синих беретах. За острым кебабом они болтали по-испански о местных шлюхах. У них были внимательные глаза снайперов, однако служба в войсках ООН не слишком их тяготила. На свете наперечет уголки, где ветеранов Фолклендской кампании согласны считать миротворцами.
Владелец заведения сновал между столиками в грязном фартуке. Один глаз у него был затянут бельмом, и он смахивал на жулика настолько, насколько скромный повар имеет возможности для жульничества. Старлиц полистал малограмотное многоязыкое меню. В скитаниях он успел соскучиться по превосходной кипрской кухне и теперь отважно заказал тушеные мозги, острую жареную печень и почки. Зета ограничилась супом из белого риса.
- Мне нравится ООН, а вам? - сказал Виктор по-русски, косясь на военных. - Она гораздо добрее НАТО.
Старлиц оторвал кусок лепешки и окунул его в нутовый соус. Виктор наигранно вздохнул.
- Почему я люблю ООН? Потому что они не демократы. Несовременные, не рыночники, ничего не смыслят в высоких технологиях. А какие пройдохи! Что это за мировое правительство - организация ни к черту, неуклюжее, продажное, убогое! И все же сейчас, на закате века, они тут как тут - курят цигарку за цигаркой и лопают от пуза. - Виктор бросил потертую ложку и глубокомысленно сложил ладони домиком. - Само понятие «мировое правительство» как будто подразумевает чистоту, абстракцию, утопичность. Но это не голая концепция мирового правительства - вот оно, настоящее, рядом, обедает рядом с нами! Правительство, чьи скучающие солдаты из Украины и Шри-Ланки тянут лямку в гнилых захолустьях, среди племенных вождей и пиратства. Объединенные Нации - мировая империя, только слабая, продажная, лживая, вся в очагах бунтов. Прямо как империя турецких султанов. Или русских царей.
Зета не сводила с Виктора расширенных, сияющих глаз. Она не понимала ни слова по-русски, но сразу улавливала главный смысл и понимающе дрожала.
- Как указал Пелевин в своем романе «Жизнь насекомых», - разглагольствовал Виктор, - мы живем как паразиты. Почему? Потому что нас это устраивает. Закон, порядок, правосудие - абстракции, они слишком обтекаемы, для людей с сохранившейся душой это модернизм. Большинство людей на этом свете живут как крысы в щелях. В жульнических империях таких щелей больше. Больше убийств, но и больше местечек, где можно спрятаться.
- Полностью согласен, - проурчал Старлиц. - Обожаю русские теории. Но после того, как погорел бухгалтер «Большой Семерки» Ник, все мои любимые здешние банки кишат крысоловками. Я столкнулся с конкретной проблемой, Виктор: при мне два чемодана. С ними надо что-то делать.
Виктор ухмыльнулся, облизывая ложку.
- Новая миссия с вашими вещичками через Зеленую линию, мистер Старлиц?
- Мне надо отмыть деньги на греческом Кипре, Виктор. С турецким Кипром покончено, это вчерашний день. Мне нужно, чтобы ты перебросил мои денежки в прачечную на той стороне. Если банки греческого Кипра годятся для семейки Милошевичей, то мне они тем более подходят.
Старлиц и Виктор перешли к прямым переговорам. Юный Виктор прожил полный событий год. В отсутствие Старлица и Хохлова он не терял времени. Наоборот, без присмотра взрослых предпринимательские инстинкты Виктора расцвели буйным цветом. Тайком переходя взад-вперед Зеленую линию, Виктор сделал блестящую коммерческую карьеру.
Этнический апартеид создал колоссальное осмотическое давление между двумя экономиками маленького острова. Табу национальной ненависти не пропускало товар на рынки, поэтому Виктор стал специализироваться на поставках женщин. В процветающей греческой половине Кипра проститутка славянской национальности и православного вероисповедания стоила впятеро-вшестеро дороже, чем на турецкой стороне. Посещение турецкого Кипра требовало минимума формальностей, тогда как официальный въезд в греческую часть по воде или по воздуху был немыслим без визовой бюрократии. Поэтому Виктор накапливал опыт в противозаконной переправке женской плоти прямиком по мусору, под лучами прожекторов, через колючую проволоку. Это занятие всегда было прибыльным, но редко приносило столько денег, как в 1999 году. Политические катаклизмы неизменно приводят к повышению качества уличных женщин.
Виктор попросил его извинить, закурил и стал звонить по мобильному телефону.
- Что он говорил, папа?
- Мы обсуждали причитающийся ему процент, надежность сделки и ликвидность средств.
- Папа, Виктор хороший?
- Нет.
- Так я и знала! - торжествующе провозгласила Зета. - Знала, и все. Теперь я разобралась в Викторе. Мамашам Номер Один и Номер Два не хотелось бы, чтобы я с таким познакомилась, правильно?
- Правильно.
- Как и с тобой, папа. Они не хотели, чтобы я знакомилась с тобой и тем более - с Виктором.
- Я рад, что ты разобралась с Виктором. Взгляни на него! Это же кошмар любой мамаши!
Зета поставила локти на стол, сцепила пальцы.
- Хочешь, я кое-что тебе скажу, папа? Виктор - крутейший парень. Раньше я думала, что ребята из рок-групп самые крутые, но теперь вижу, что самый крутой - Виктор Билибин. Он - настоящий гангстер из моей мечты. У него потрясающие глаза, совсем как у моей домашней змеи.
Старлиц обдумал это бесхитростное признание. На первый взгляд, это был повод для тревоги, но, с другой стороны, она недаром была его дочерью.
- Виктор тебе ни к чему, - сказал он, аккуратно подбирая слова. - У тебя теперь собственный, совершенно законный американский паспорт. К твоим услугам весь мир, за исключением Кубы, Ливии, Северной Кореи, Ирака, Сербии и Черногории.
Виктор вернулся, сел и заказал турецкий кофе.
- Думаю, наше дельце выгорит, - сказал он по-русски. - Главное, чтобы деньги не оказались поддельными.
- Купюры настоящие. Не думаю, чтобы Озбей-эффенди подсунул мне фальшивые левы.
- Мехмет Озбей? - Виктор испуганно встрепенулся.
- Он самый. Или ты знаешь других владельцев чемоданчиков из белой телячьей кожи, набитых наличными?
- Но Мехмет Озбей мертв!
- Заблуждаешься, мой мальчик! - сказал Старлиц со смешком. - Я виделся с ним вчера вечером. Он устраивал вечеринку и просмотр видеофильмов с неистовыми курдами и моделями, демонстрирующими нижнее белье.
Виктор побелел.
- Я знаю, что он мертв! Я сам его заказал. Никто не мог выжить.
Старлиц огляделся. Температура в ресторанчике упала градусов на десять, но этого никто не замечал. Разговоры с участием одиннадцатилетних девчонок редко подслушивают.
- Папа, - задумчиво произнесла Зета, - Виктор кого-то убил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38