Он не знает, кто я. - Она поразмыслила и закончила: - Надеюсь, ты не сошел с ума.
- Все в порядке, Зета. Тебе ничего не угрожает.
- Турция могла бы быть забавной, если бы не все эти страшные люди.
Старлиц отвернулся от окна.
- Забудь про Турцию, детка. Совсем скоро мы с тобой улетим в Мексику.
Гладкий лобик Зеты прорезали задумчивые складки.
- Они ведь тоже поддельные, правда, папа? Я про девушек из «Большой Семерки». Ты ведь сам их создал? Они ненастоящие. - Старлиц смолчал. - Обе мамы терпеть не могут «Большую Семерку». Я знаю, что это подделки. Ну и что, мне они все равно нравятся. Видеоигры мне тоже нравятся, а ведь они ненастоящие. Или игра «Месть Джона Уэбстера», тоже выдуманная.
Старлиц остановился как вкопанный.
- Тебе нравятся пьесы про месть у Джона Уэбстера?
- Да. Мои любимые - это «Герцогиня Амальфи» и «Белый дьявол».
- Я все время забываю, что ты училась в американской школе.
Вертя головой, Зета заметила в глубине пустого гулкого зала Гонку Уц.
- А она кто?
- Эта, как ни странно, настоящая.
- Настоящая! Откуда она тут взялась?
- Она звезда, - объяснил Старлиц. - Настоящая восходящая звезда, о которой миру еще суждено узнать.
- До чего красивая! - Зета вытаращила глаза, но дешевые пластмассовые очки это скрывали. - Что мне делать, папа? Звезда все-таки...
- Пойди попроси у нее автограф.
- Не пойду! - внезапно застеснялась Зета.
- Иди! В этом весь смысл звездной жизни.
В безопасном отдалении Старлиц наблюдал, как его дочь приближается к Гонке Уц. Она храбро проникла в периметр, охраняемый толстошеими телохранителями Озбея, и потребовала внимания артистки. Той пришлось опустить блокнот, вынуть наушники, снять дорогие солнечные очки. Она одарила Зету лучезарной улыбкой, от которой любой мужчина превратился бы в жаркий костер.
Зета прибежала и продемонстрировала свой трофей.
- Гляди, она расписалась у меня на руке! Она такая милая! Это какая-то тайная формула! - Зета недоуменно разглядывала длинную строку турецких слов. - Интересно, что это значит?
- Лучше смыть это перед отъездом, - сказал Старлиц.
Старлиц и Зета разбудили таксиста, дремавшего на солнышке перед терминалом, и велели отвезти их в «Меридиен». Очнувшийся от спячки отель успел расцвести.
Перед фасадом вырос частокол флагштоков, на которых затрепетали подхваченные ветром с моря флаги всех развитых стран Европы. Старый неоновый указатель был удален, и теперь в траве лежал, ожидая водружения, новый, в четыре раза крупнее. На крыше отеля появилась новая эмблема и поросль ультрасовременных антенн. Под козырьком как по волшебству выстроились лимузины с номерными знаками Стамбула, Анкары и Аданы. Внутри, перед стойкой регистрации, вытянулась очередь.
- Я проголодалась! - объявила Зета. - Мне жарко, я вспотела.
- Сними шляпу и пуловер, - сказал Старлиц. - Можешь переодеться в моем номере.
Они вошли в лифт. Даже музыка, звучащая в отеле, стала другой: ностальгические британские мелодии шестидесятых годов сменились голосами турецких поп-див Сибель Кан, Эбру Гюндеш, Гюлии Авсар. Зета отбивала такт пластмассовым пляжным шлепанцем в вездесущем стиле «Большой Семерки» и ухала себе под нос.
Старлиц попытался открыть дверь номера, но электронный ключ не подошел. Зато роль ключа сыграла карточка «Американ Экспресс». На кровати не оказалось постельного белья. Ваны след простыл.
- Черт! - выругался Старлиц. - Надо найти твою мамашу.
- Зачем?
- У нее вся твоя одежда и документы.
- Но у меня нет никакого багажа! Мамаша номер один продала в Будапеште все наши вещи.
- Я обратил внимание, что она не расстается с большой гватемальской сумкой.
Зета наморщила носик, подошла к телефону и сняла его с тумбочки. Аппарат был старомодный и громоздкий «Эриксон». К его днищу оказался прилеплен американский паспорт, складная зубная щетка, три пластыря, несколько заколок для волос.
- Она всегда так прячет разные штуки, - объяснила Зета. - Ключи, номера пейджера и так далее.
Старлиц изучил потрепанный паспорт дочери. На фотографии улыбающейся девчонки с косичками он задержался.
- Не очень-то похоже.
- Я никогда не похожа на свои фотографии.
Перелистав странички с печатями, Старлиц сказал:
- Кажется, тут неверно указаны твои имена. И отметки о пребывании на Кипре нет. И даже в Венгрии...
- Что это значит?
Старлиц молча пожал плечами. В дверь вежливо постучались. Гостем оказался Виктор Билибин.
- Привет, Вик! - пропела Зета. Виктор покосился на нее.
- Забавная одежка! - сказал он по-английски.
- Как ты сюда попал? - обратился к нему Старлиц по-английски.
- Наши агенты наблюдают за казино. Тут кипит жизнь. Они увидели, как приехали вы с девочкой.
- А ее матушку они случайно не заметили?
- Уродливая старуха - ее мать? - Виктор удивленно покачал головой. - Нет, ее я нигде не видел. Наверное, она уехала из Гирны.
- Хватит болтать по-русски! - прикрикнула на них Зета.
- Узнаю Вану, - пробормотал Старлиц. - Она не из тех женщин, которых где положишь, там и возьмешь.
- Ради тебя мы переходим на английский, - галантно обратился Виктор к Зете. - Ты готова к новому полету? Мой дядя ждет. Он готов увезти тебя с Кипра.
- Не хочу опять в этот дурацкий самолет! - закапризничала Зета. - Там тесно и воняет пластмассой. - Она упала на голый матрас и скрестила на груди руки.
- Здесь больше нечего делать, - сказал ей Виктор с сочувствием и, обращаясь к Старлицу, снова перешел на русский. - Озбей вас обставил. Теперь группа принадлежит ему.
- Нет, не обставил, - возразил Старлиц. - Просто у меня есть другие обязательства.
- Вы поступаете правильно. - Виктор ударил себя в худую грудь, где билось его нежное русское сердце. - Забудьте про «Большую Семерку»! Ваша плоть и кровь важнее этой шайки шлюх!
- Откуда такая суровость, Виктор? Раньше ты был поклонником «Большой Семерки».
- Сначала они мне нравились, - угрюмо сознался Виктор. - Но мне быстро стало скучно.
- Ты случайно с какой-нибудь не переспал?
- Только с одной.
- Это с которой же?
- Какая разница? - нахмурился Виктор.
- Действительно! К черту, это часть программы. - Старлиц покачал головой. - Эти сукины сыны попытались вышвырнуть меня из моего номера! Пора собирать документы и сматываться с острова.
- Поздно. В вашем кабинете побывали люди Озбея.
- Ты шутишь!
- Не шучу. Они забрали бухгалтерские книги и все компьютерные диски. При здешней неразберихе это было нетрудно.
- Это серьезный удар... - простонал Старлиц.
- Но не все новости так плохи, есть и хорошие. Пока они шуровали в вашем кабинете, я побывал с рюкзаком в кабинете самого Озбея. - Виктор похлопал раздутые карманы на своих грузовых штанах. - Глядите, какой чудесный итальянский револьвер я нашел в его столе!
- Хорош! - Старлиц уважительно принял заряженную золотую беретту и понюхал патронник. Оружие неоднократно пускали в ход.
- А вот турецкое разрешение на владение оружием. Судя по нему, владелец - эксперт по оружию из отдела тайных операций MIT. Печать и подпись на месте.
Старлиц изучил документ, не пропустив ни одной буковки. Золотые завитушки и разноцветные чернила давали некоторое представление о кафкианском мире турецкой бюрократии.
- Занятное удостоверение, дружок! Оно в десять раз ценнее самого револьвера. Хотя за пределами Турции от него не будет толку. Забирай!
- Конечно. - Виктор благоговейно спрятал документ. - Озбей - господин с безупречным вкусом. Один шейкер для коктейлей чего стоит! Кокаин, амилнитрат , виагра и прочее. Скромная фотография его подружки Гонки, благодарственная записка от премьера-женщины в рамке. И полное собрание Яна Флеминка на турецком языке.
- Это что, бельгийский теоретик?
- Нет, британский шпион, знаменитый империалистический поджигатель войны.
- Йен Флеминг! - догадался Старлиц.
- А я что говорю - Ян Флеминк! Я видел эти отвратительные пропагандистские фильмы. «Из России с любовью»... Очень старое глупое кино! Ни малейшего представления о моей культуре, зато масса дешевых спецэффектов.
Старлиц не выпускал из рук беретту. По причине, которую он сам еще не успел уловить, интуиция ему подсказывала, что самое правильное - немедленно всадить в Виктора пять или шесть пуль. Русский доверчиво отдал ему револьвер, Старлиц знал, что он заряжен, Виктор был у него на мушке, к тому же это была последняя возможность пристрелить Виктора. От гибели Виктора в мире добавилось бы счастья, усилилось бы слабое подобие связной реальности на планете. В следующее знакомство Старлица с Виктором стрелять в него было бы уже поздно - ведь Виктор был существом с уникальными и быстро прогрессирующими личными свойствами. Зрелый Виктор, преодолевший Y2K, превратится в серьезнейшую помеху.
Но Старлиц давно уже отбросил подобные соображения. Застрелить Виктора значило бы создать себе неприятности, по сравнению с которыми померкли бы все преимущества от этой смерти. К тому же убивать его, скорее всего, было уже слишком поздно. Не говоря о присутствии в номере ребенка.
Старлиц аккуратно заткнул револьвер себе сзади за ремень.
- Виктор, - проговорил он тепло, - я знаю, что твой дядя - ворчун, но в глубине души он наверняка тобой гордится. Ты еще останешься на Кипре?
- Конечно! Я обожаю этот остров! Девушки, солнце, музыка, кебабы... Как в раю!
- Тебя не тянет в Соединенные Штаты?
- Как будто мне дали бы грин-карту!
- В таком случае прощаемся, Вик. Напоследок вот что: постарайся отыскать мать этой девочки. Заглядывай в бары для геев и лесбиянок и в вегетарианские рестораны, наблюдай за демонстрациями защитников мира. Если столкнешься с ней, дай ей сотню баксов и транквилизаторы. Я все компенсирую.
Виктор почтительно кивнул.
- До свидания, мистер Старлиц. Приятно было с вами познакомиться. Спасибо, я многому от вас научился. Как вам дозвониться?
- Просто держи наготове свой мобильник. Я сам тебе позвоню. Где сейчас Хохлов?
Хохлов дожидался их у безлюдного пляжа в городе-призраке Фамагусте. Следуя его телефонным инструкциям, они достигли края мертвой греческой метрополии. У самой запретной зоны сохранилась дышащая на ладан, построенная, видимо, еще в начале семидесятых заправочная станция. Ржавая, цвета марсианского песка заросшая водорослями колючая проволока уходила в средиземноморский прибой.
У Хохлова оказался с собой персональный аэроплан - он помещался в багажнике большого «мерседеса». Заправочная станция предоставляла все необходимое для бегства воздушным путем: горючее, сжатый воздух, относительное безлюдье и плоскую площадку для взлета.
Вдоль Зеленой линии громоздились брошенные пляжные отели с выбитыми стеклами. Гражданская война принудила эвакуироваться греческих обитателей Фамагусты. Вернуться им не разрешали, туркам тоже запрещалось здесь селиться. Крохотная карманная Ривьера превратилась в заросший травой некрополь, полный зловещих потусторонних звуков.
Рана, нанесенная 1974 годом, проникла здесь до самых внутренностей: Фамагуста превратилась в кипрскую моль, засушенную в сигарной коробке, ненужную вещь, вырванную из тисков времени. О состоянии стен и крыш заботились огромные стаи городских голубей, в трещинах стен успели вырасти деревья. Мини-экосистему крыс и бродячих собак поддерживали заросли диких лимонов и апельсинов.
- Славная у тебя машина! - похвалил Старлиц.
- Албанская. - Хохлов открыл крышку багажника. - Албанцы - главные автомобильные воры Европы. Весь их режим стоит на угонах машин. Они могут угнать из Бонна «мерседес» и уже через двенадцать часов поставить его в гараж какого-нибудь из своих министров.
- Неплохо, - одобрил Старлиц. - Лучше контрабанды сигарет.
- Охранная сигнализация шикарных машин уже не орет на всю улицу. Теперь их выслеживают спутники, - сказал Хохлов. - Попроси дочь подать мне вон тот шланг.
Зета послушно подкатила ему черную бобину и возобновила болтовню с заправщиком, усатым турком-киприотом в шрамах, по виду разбойником, вышедшим на пенсию. Облик снайпера с огромным послужным списком не помешал ему ласково угостить Зету неаполитанским мороженым. Здесь, на краю брошенной баррикады, он не мог не испытывать недостаток в клиентах. Его станция была ширмой, скрывавшей какую-то другую деятельность.
- Страшноватый тип! - высказался о нем Старлиц, щурясь на солнце. - Он нас не заложит?
- Ему заплатили, - терпеливо ответил Хохлов. - Он коммунист.
- Тогда все понятно.
- Лучше помоги мне собрать президентский лайнер. Это не так просто, как кажется.
Сербская версия «борта № 1» оказалась тяжелой. Вместе с элеронами, кабелями и шасси он весил добрую тонну. То, что тевтонское четырехколесное изделие сумело доставить его в город-призрак, вызывало уважительное изумление. Он был сложен с маниакальной швейцарской аккуратностью и образовывал множество слоев, как какое-то невозможное сочетание альпийской палатки и герметической упаковки памперсов. Поднять его вдвоем оказалось невозможно, пришлось звать на помощь заправщика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38