Герцог щелкнул пальцами, и водонос торопливо вышел вперед, поддерживая бурдюк. Он протянул было мне его, но вдруг передумал и отдал хозяину. Пусть, дескать, тот рискует, если хочет.
— Восславим же того, кто выдержал Испытание! — возгласил герцог и вручил мне бурдюк с таким видом, словно это был боевой трофей.
Одному Богу известно, как я ухитрился не выхватить бурдюк из рук герцога — я взял его медленно и осторожно, вынул пробку и стал пить, думая о том, почему же простая вода имеет такой божественный вкус. Да, а я уже и не чаял увидеть хотя бы каплю воды, не то что попробовать. Впредь нужно поосторожнее быть с пожеланиями.
* * *
Двое вооруженных воинов изъявили редкостное рвение, дав понять, что для них нет в жизни высшего счастья, чем возможность столкнуть мою лодку в море. Не дай Бог я замочу ноги! Я бы и сам отлично справился, но раз уж они собрались оказать мне такую честь, зачем бы я стал им мешать? Я начинал понимать, что означают положение и престиж в таком мире. Ну и потом, воины, видимо, просто жаждали совершить какое-то действие, вследствие которого они как бы избавлялись от меня. Я отпустил весло, чтобы помахать мужичкам на прощание рукой, и тут же пожалел об этом — еще бы немного, и мое весло уволокла бы набежавшая волна. Да, придется здорово попотеть, чтобы привыкнуть к таким уключинам — с каждой стороны в борт лодки для закрепления весел было вбито по паре сучков. Между тем я сумел-таки увести лодку за линию прибоя, а потом за рифы. Мне все время казалось, будто я слышу, как воины потешаются над моими моряцкими талантами. Дело понятное. Живя на таком крошечном островке, всякий здоровый мужчина сначала становился рыбаком или моряком, а уж потом воином. Да, они, наверное, могли бы стать просто удивительными мореплавателями.
Выбравшись на тихую воду, я положил весла и развернул парус. Как-то летом я выучился ходить под парусом — исключительно от скуки. Вообще если детство твое проходит в районе Великих Озер, у тебя уйма возможностей для занятий водным спортом. В общем, парус я поставил по ветру без особого труда. Нос лодки вспенил воду.
Довольно скоро поднялся сильный ветер. Я нахмурился, задрожал. И почему я не попросил у герцога плащ? Я взглянул на солнце.
Солнца не было.
Я злобно смотрел на тучи, всей душой желая, чтобы они убрались куда подальше, и тут у меня гадко засосало под ложечкой. Рассвет был ясным, солнечным — то есть очень даже солнечным. Если так быстро сгустились тучи, значит, либо надвигался грозовой фронт, либо... опять резвится Сюэтэ. Если снова поднимется шторм, некому будет подсовывать мне спасательные стишки. Придется самолично усмирять стихию. А я терпеть не мог творить чудеса сам по себе. Почему-то это представлялось мне чем-то вроде капитуляции. Кроме того, еще неизвестно, получится ли у меня.
«Прекрати, — строго-настрого приказал я себе. — Пораженческое настроение тебе не поможет». И потом, на самом-то деле мне вовсе и не надо было усмирять шторм — мне бы только благополучно добраться до берега.
Благополучно?
В душу мою закралось ужасное подозрение. Да нет, какое там подозрение? Я твердо знал: это не я усмирил шторм. Возможно, Сюэтэ заметила: в этом раунде победа моя, но она таки продержалась. Она добилась того, что мы попали на остров, и решила, что герцог-ксенофоб сделает грязную работу за нее — то бишь кокнет нас всех, пока мы ей еще как-нибудь не навредили. Так что очень может быть, не так уж велика была моя победа. Наверное, все-все было просчитано злобной колдуньей.
Конечно, в чем-то она мне потакала... став призраком, я бы познал такие радости с Анжеликой, какие мне и не снились, пока я...
Эта мысль испугала меня, она вела к самоубийству, к потере всякой надежды когда-либо избавить Анжелику от притязаний Сюэтэ.
«Спокойно, парень. Еще чуть-чуть, и ты признаешь, что чудеса все-таки бывают».
Нет. Это невозможно. Это философский абсурд. Тут-то собака и зарыта — волшебство совершенно алогично.
Совершенно?
Я запутался в собственных мыслях и отчаялся. Ну когда же я наконец отучусь делать поспешные обобщения? Всегда бывают исключения из правил.
«Ну, хорошо. Тогда, может быть, этот мир и был исключением из правил?»
Эта мысль вызвала у меня такое же упрямство, как у миссурийского мула — перегруженный фургон. Вот так взять и согласиться, что чудеса возможны? Ну, нет — разве что только внутри галлюцинации, не более того. Ну не верю я в чудеса, не верю. И может быть, именно из-за этого мне и не хотелось принимать ничью сторону.
Или связывать себя с Анжеликой?
Ну, что сказать... Определенные преимущества от влюбленности в призрак были. Ведь в клятве, в конце концов, говорится: «Покуда смерть не разлучит нас обоих», — а ведь смерть нас уже разлучила — еще до того, как мы повстречались.
Не слишком надежная точка опоры, но все-таки я ухватился за эту мысль.
«Ладно. Ты еще что-нибудь попробуй. Да поторопись, балбес. Тучи-то сгустились не на шутку, нависли над самым морем, а в воздухе отчетливо запахло дождем».
Я решил предположить — только предположить, не более! — что в этом мире действительно происходят чудеса. Как мне тогда избавиться от надвигавшейся бури?
Ясно. Я мухлевал. Я отбросил эту мысль и решил, что вернусь к ней, когда у меня будет больше времени.
На самом-то деле я просто не знал, так ли уж мне хочется избежать шторма. Болтаться по морю в штиль — такой пикник мне тоже не больно-то нравился. Вот если бы только чуточку усмирить бурю, направить ветер, куда надо...
Или и то, и другое. И потом, нимфа Тимея находится где-то поблизости, на одном из средиземноморских островов. Я решил, что из этого и надо исходить.
Над седой равниной моря ветер тучи собирает.
Ну и пусть себе резвится, лишь бы дул, куда мне надо.
Лишь бы нес меня, любезный, прямо к острову Тимеи,
И еще чтоб этот ветер по дороге пел мне песни
Про героя, что в пустыне не усох и не растаял,
Чем поверг он в изумленье местных жителей-садистов.
Дуй же, ветер, дуй, родимый, но не так чтоб очень сильно!
В каждом деле, зная меру, можно многого добиться!
Ветер переменился — это я понял по тому, что мой парус развернулся почти на девяносто градусов. Мачта потрескивала — наверное, то был предел ее крепости. Ветер пел в вантах — все, как я просил, с музыкой! Тут на спину мне плеснула вода — бр-р-р! Холодно! Но это ладно, можно и не обращать внимания. В этот же миг у меня над головой ударил громадный барабан, а потом кто-то как бы вынул из него затычку, и хлынул такой ливень... Я тут же промок до нитки. Я стучал зубами, а мой парус стонал. Я бросился к мачте, чтобы снять парус, и черпанул ногой воду. В лодке вода! Не хватало еще и потонуть!
Нет — полумеры и еще раз полумеры! Например, небольшая гроза. Это даже приятно, когда можешь справиться с ветром. Но когда шторм нарочно издевается над тобой, именно над тобой, это нервирует. Нет, я вам еще раз повторяю: если бы шторм немножко притих, я бы его сразу возлюбил. Мне бы только зюйдвестку, и все...
Вреда-то ведь не будет. И я попробовал:
Ты, видать, меня не понял, или я сказал невнятно:
Дуй в полпорцию, не боле, у меня же нет зюйдвестки!
Если ты меня не понял, объясню для тугодумов:
Никаких таких чтоб штук, что зовут девятым валом,
Утихай, братишка-ветер, подобру и поздорову!
Мы ж с тобой договорились — пилим к острову Тимеи,
Значит, дуй, убавив силу, в этом самом направленьи
И при этом постарайся не разбить меня о рифы!
Гром грохотал, трещал, и... я готов поклясться — в его раскатах мне слышались проклятия. Но и проклиная меня, он звучал все тише и тише. Мало-помалу утих и ветер. Мой парус облегченно вздохнул. Дождь шел по-прежнему, но уже не так сильно, как раньше. Я дрожал и чихал ежеминутно. Что толку, если я попаду на остров Тимеи подохшим от пневмонии? Да даже и живым, но в горячечном бреду? Как же мне хотелось обзавестись зюйдвесткой... но я выругал себя за нежность. Ну, дождик, ну и что? Ведь только вчера чего бы я только ни отдал за этот дождик! Я стиснул зубы и решил терпеть.
Налетел шквал. Я обмотал линь вокруг банки и изо всех сил вцепился в румпель. Первый час я терпел, но потом начал уставать. Я ничего не видел — веки разбухли и закрывались. Далеко ли до острова Тимеи? Мне всегда казалось, что средиземноморские острова расположены архипелагами.
Наконец небо прояснилось. Далеко позади прозвучал последний раскат грома, дождь перешел в морось. Но я по-прежнему дрожал. Ветер, к счастью, не ослаб. Он толкал мою лодку вперед. Но, к несчастью, он был настолько силен, что зубы мои продолжали выстукивать дробь.
А потом я увидел на горизонте темную точку.
Я сразу несказанно обрадовался. Уцепился покрепче за румпель и подставил усмехающееся лицо ветру, который обдавал меня соленым душем. Я своими глазами видел свое спасение.
Мысль о спасении росла вместе с темной точкой. Скоро точка выросла настолько, что заняла большую часть горизонта. Все было замечательно — попутный ветер так и будет гнать меня до самого берега. А если там рифы? Впереди слышался зловещий рев волн. Мне удалось-таки отцепить онемевшие пальцы от румпеля, ухватиться правой рукой за его рукоятку и вовремя отвязать узел на лине. Потом я повис на веревке и, морщась от боли, опустил парус, чтобы его не порвало и не унесло ветром. Веревка жгла ладони — впервые за многие часы я ощутил тепло. Сначала чересчур жарко и сухо, потом слишком много воды и холода. Я жаждал попасть туда, где было бы всего понемножку.
Шлюпка сбавила скорость, и как раз вовремя — я увидел, что и по правую, и по левую руку из воды торчат скалы. Но я успел разглядеть и узкий пролив между ними.
Я с огромным трудом провел лодку между скалами, даже не зацепившись за них. И тут на дне лодки я заметил шест. Я схватил его и принялся отталкиваться от скал и, к своему удивлению, довольно быстро отплыл от них.
Обернувшись, я увидел, как на меня несется берег. То есть я догадывался, что на самом-то деле это моя лодка несется к берегу, и постарался взять себя в руки и испытать наслаждение. А почему бы и нет? Рифы остались позади, накат — не страшнее, чем в Малибу.
Лодка ткнулась в песок, а я додумался выскочить и подтянуть лодку за нос, пока ее отливом не уволокло в море. Накатила новая волна, и я отвоевал еще ярда два. Еще одна волна. Я закрыл глаза и потянул лодку изо всех сил. Она пошла вперед. Легко. Слишком легко.
Открыв глаза, я отскочил назад, чтобы она в меня не въехала, и... увидел две громадные ручищи, толкавшие посудину сзади. Я продолжал тянуть лодку на себя, и вот... показались глазища величиной с блюдца, широченная волосатая грудь, и гигант навис надо мной, улыбаясь во весь рот, полный острых зубов. Сердце ушло в пятки и отчаянно пыталось спрятаться в моих ботинках.
Но тут я узнал его и подпрыгнул от радости.
— Унылик!
Чудище улыбнулось еще шире и радостно закивало верхней половиной тела.
— Угу! Угу! Унылики! — Громадные ручищи обняли меня и прижали к твердокаменной груди, а басовичый голосина ласково приговаривал: — Унылики такие счастливые видеть Сава!
Пахло от него тошнотворно — надо не забыть и научить его элементарным азам гигиены.
Наконец мне удалось вымолвить:
— Я тоже очень рад видеть тебя, Унылик.
И, как ни странно, я действительно был этому рад.
После всех мук, пережитых в пустыне и в океане, так приятно было увидеть хоть кого-то знакомого. И потом, Унылик уже не раз спасал мне жизнь.
Вот только все равно меня не очень устраивала опасная близость к его острым зубам.
— Да, я очень рад видеть, тебя, Унылик, но... но не отпустишь ли ты меня, а?
Он не протестовал, но... и не торопился. Он не сводил с меня глаз, и могу поклясться: по его клыкам сбежали капли слюны.
Тролль сглотнул, а потом облизнулся.
— Отпусти меня, Унылик!
— Угу, угу! Отпустить.
Наконец ноги мои коснулись песка, и тролль отпустил меня. Я облегченно вздохнул. «Ну же, Савл, тебе нечего бояться!» Думаете помогло? Нет, не помогло!
— Ты просто не поверишь, до чего я рад тебя видеть. А что ты тут делаешь? Я-то думал, ты до сих пор на материке.
— Ма-те-ри-ке? — ошарашенно проговорил тролль.
— Ну... в Аллюстрии. Там, где мы с тобой познакомились, — уточнил я. — Там, где мы боролись с Сюэ... то есть со злобной королевой.
— Королевой! Ух-х-х-х! — Тролль попятился. — Королева найти нас. Люди в ракушки! Плохие!
«Нас?» Значит, Унылик каким-то образом разыскал остальных? Выходило, что все вернулись на материк, а их там уже поджидала королева, выставив с десяток рыцарей. Мне стало худо.
— А Фриссон не мог сделать так, чтобы они исчезли?
— Угу, угу, — кивнул тролль. — Два исчезнуть! Но у люди в ракушках бывать заклинательный люди!
— У боевого отряда был колдун?
— Угу, угу! Плохие, плохие! Портить заклинания Фиш-шоны! Люди в ракушках его как ударить — бух! — Для пущей выразительности Унылик стукнул кулаком по руке.
Совладав с собой, я спросил:
— Ты хочешь сказать, что двое рыцарей сбили его с ног?
— Угу, угу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69